Фея с душой ливня

Здесь всегда было пасмурно, дождь лил как из ведра, и кругом были камни. Хоггар — планета, где я родилась, известная лишь потому, что здесь находится Волшебная школа сэра Хагена. Кем я была? Конечно же я была будущим кузнецом. Никогда не хотела им быть, хотя меня и привлекал блеск стали. Честно говоря, мне больше нравилось то, что к кузнечному делу не имеет отношения. В общем, только мама хотела, чтоб я стала кузнецом и непременно таким же великим как Сёстры Блестящего Клинка. Всё детство, каждый день я трудилась в кузницах. Всю жизнь я ковала и ковала, и ковала… Час за часом. Год за годом. Я думала, что это моё предназначение, потому что мама говорила, что нет иного пути, что только так можно стать счастливой. Я даже не знаю, как так получилось, что счастливой я не была. У меня совсем не было друзей. Когда я впервые обожглась, когда впервые уронила молот себе на ногу, когда поранилась, каждый раз — я выходила на улицу. Всегда шел дождь. Он воодушевлял меня, исцелял раны. Это было так странно: с природным явлением у меня было больше связи, чем со всем миром людей. Однажды я рассказала о своем «новом друге» матери. На эту радостную новость она отреагировала не так, как я ожидала. «Не выдумывай», — сказала мама, не отвлекаясь от готовки, и отправила в комнату читать книги. В тот день буквы на страницах расплывались, слова разбивались, строчки убегали. Я не понимала, что упускаю, почему я так несчастна оттого, что должно принести мне пользу. Безоблачное будущее оставалось далеко впереди, а безрадостное настоящее было всегда рядом, но тогда проще было думать, что приложенных усилий недостаточно, стоит ещё немного потрудиться. Казалось, что стоит только исполнить мамину мечту: быть настолько великолепной и потрясающей, что меня бы взяли в школу, несмотря на пол и возраст — всё сразу изменится. Я жила этой надежной, а мимо проходили дни, месяцы, года. В душе я даже благодарна, что так сложилось. Если бы я тогда вела личный дневник, он был бы похож на переписанный календарь. В таком блокноте я бы не записала даже расписание: настолько был убог и печален распорядок дня. Единственное, ради чего стоило бы вести дневник: поступление. В этот день всё будоражило: пересоленный омлет на завтрак, чистка зубов, кривая дорога в школу, холодный ветер в спину. Ради этого дня стоило «не-жить». Много лет прошло, а я всё ещё так считаю. Эйфория закончилась слишком быстро. Я поступила в Школу кузнецов, но мама всё ещё была мной недовольна: она считала, что всегда можно прыгнуть выше головы. Каждый раз, когда я взлетала над собственной же макушкой, я оказывалась недостаточно высоко. Тогда я думала, что предел существует, просто я от него слишком далеко и нужно просто идти, находя радость в пути. Однако даже маленькое счастье — попробуй еще найди, но мама мне в этом очень помогала. «У кого-то ног нет или крыши над головой, где-то люди с голоду умирают, а ты…» — мама всегда подставляла в эту фразу разные конструкции из слов. Список «У кого-то где-то что-то (не) случилось, а ты…» был велик и разнообразен, поэтому утешение всегда находилось. Вскоре я уловила принцип, и маме уже не приходилось тратить время. Когда первый год обучения в школе подходил к концу, я решила, что быть кузнецом не так плохо. Мне были по душе тёплые кузни, и нравилось превращать слитки в изящное оружие и дорогие украшения. Моё отношение к дружбе уже изменилось. Не по моей воле: спасибо мальчишкам. Постарались. Дружба оказалась делом нелогичным и загадочным. Тогда мне казалось, что все захотят со мной дружить: я была безотказной, но справедливой; «лучшей из лучших, особенно в своем возрасте». Однако, вопреки здравому смыслу, меня стали избегать. У меня не было никаких «привилегий», как у мальчишек, потому что я была недостаточно мужественной, но и девочкой меня не считали, оттого что я была некрасивой и совсем кривой. «Правильная» я не вписывалась в группу бунтарей, не была достаточно спортивной, даже в «ботаны» меня не взяли, потому что я была и занудой, и девчонкой одновременно. Я долго пыталась установить причинно-следственные связи, наладить отношения, при этом ощущая себя кубиком, который пытается втиснуться в круглую лунку. Никому это пользы не приносило. Я бы могла принять за аксиому: выхода нет, я — кузнец, и у меня никогда не будет друзей, — но у меня был Дождь, который не давал мне смириться. Однажды он спросил, не хотела бы я быть кем-то другим, например, феей. Стыдно признаться, я понятия не имела, что они действительно существуют. Я хотела знать всё о них, и Дождь любезно прошуршал мне истории о добрых волшебницах, которые оберегают Волшебное измерение. Каждая из них обладала особым умением или даже уникальным даром, и у каждой был свой путь: науки, искусства, путешествия, торговля, сражения… Рассказы о чужой жизни были во много раз интересней собственной. На секунду я подумала: как было бы хорошо быть кем-то другим. Было бы замечательно стать феей, ведьмой или обычной девушкой, которая может выбирать и живет в таком захватывающем мире… Не знаю, почему я решила, что мама позволит стать феей, если я исполню её мечту. Даже её имя — Дайхарт — говорило о непреклонности, жесткости и твёрдости. После разговора о феях, мама была переполнена раздражением. Это было настолько «сверх-чувство», что оно смогло проявиться на лице, пробившись через все посты внутреннего контроля. Такое поведение было маме до такой степени не свойственно, что я заволновалась, однако все быстро пришло в норму, когда она сказала, что не верит ни одному моему слову. Мамины доводы всегда были крайне логичны: ни она, ни я фей никогда не встречали, а значит, их не бывает. «Ей просто не хватает доказательств», — рассуждала я. Наивно. Сейчас понимаю, что маме аргументы никогда не были нужны, однако в тот вечер я подготовилась: приготовила ужин, сделала уборку, придумала речь, схемы, аргументы — даже грехи так тщательно не замаливают. Никогда не забуду, как мы сидели за столом и мама спросила: — Что ты натворила? — Ничего, просто я хотела узнать, ну, это… — Спроси быстрее и не морочь мне голову. — Ну, эм, мамочка, я просто хотела узнать: может, ты разрешишь мне учиться на фею? — Нет. — Ты, наверное, не поняла: сначала я стану лучшим кузнецом, а потом заработаю на учёбу и… — Нет. — Я смогу совмещать. Я всё сама сделаю: я уже прочитала, где можно записаться на курсы, что нужно выучить… — Нет, значит, нет. — Но почему? — Потому что. — Пожалуйста, объясни, что мне нужно сделать. Не вижу никаких проблем: я обещаю быть кузнецом, но у меня же есть магические способности, можно попробовать. Выучусь, и, может, смогу как папа путешествовать, торговать, помогать семье… — Не неси чепухи. Твое призвание — кузнец, и у тебя нет волшебных способностей… Или ты хочешь всё бросить? Ради чего? Своих глупых фантазий? — Но я, правда, могу говорить с Дождём… Просто хочу побывать в разных мирах, завести друзей. Может, когда получу диплом, мне можно будет отдохнуть? — Я столько горбатилась, столько в тебя вложила, чтобы обеспечить тебе счастливое будущее, а ты ради развлечений, хочешь укатить из дому, вместо работы? — Многие же уезжают на каникулы или в отпуск. — Что ты такого сделала, чтобы отдыхать?  — Ничего… Тогда, может быть, как подарок на совершеннолетие? Ведь ты всегда говорила, что я смогу делать что хочу, когда мне будет восемнадцать. — Пока ты живешь в моем доме, будешь делать, как я скажу. — Могу съехать. — Не можешь. У тебя нет денег, нет работы. Ничего у тебя нет. — Буду помощником подмастерий Сестёр. Сэр Хаген говорит, что если я закончу на отлично, то они возьмут — он договорился. Если подработать уборщицей, то можно жить в кузнях, меня будут кормить в школе, как персонал. — …С чего ты вообще взяла что ты фея? — Дождь мне сказал… — Ах, «Дождь сказал»… — она поставила передо мной чашку чая, — слышала феи могут управлять стихией, хоть сахар без ложки размешать сможешь, нет? В моих снах волшебницы разрушали горы, меняли направления рек, управляли ветрами, малютки-феи выращивали растения, разговаривали с животными, и такое простое задание могли бы выполнить глазом не моргнув. Феи могли, только вот я сидела над чашкой и не могла даже представить, что нужно делать. Как же я буду феей?.. — Так я и думала. Не переживай мы отведем тебя к врачу и никакие голоса тебя больше не побеспокоят. Разговор окончен. Весь вечер я сверлила взглядом кружку, но ни одна чаинка не шелохнулась. Все мечты разбились о чашку чая: о белую кружку со сколом и дурацкими жёлтыми цветочками. Нелепо. Я поднялась в темную спальню, легла на неудобную холодную кровать. Подушка, сегодня особенно сильно, пахла сыростью. Дождь за окном больше не убаюкивал, а пугал: в его шуме теперь слышался бессвязный шепот. «Я не фея? Я просто сошла с ума?» — всё сходилось к одному очень простому и короткому ответу. Ночь прошла так быстро и одновременно так мучительно, что под утро плакать было уже невозможно: слезы кончились, соль разъела кожу, и щеки щипало. Поход в кузни уже давно стал почти рефлексом. В школе уже давно не было ничего, что могло бы заинтересовать, особенно если я не хотела впечетляться. На улице как обычно шёл дождь, а какой он был, не имело значения: слишком много разных пасмурных дней было на Хоггаре. Чёрные тучи сгущались с каждым часом все сильнее. Вскоре стало темно как ночью. Грянул гром. Молнии разрезали небо, ослепляли, били в одно и то же место не единожды. Вода затекала в кузни. Капли, вопреки законам физики, не касаясь земли, залетали в окна школы. Ветер хлопал ставнями, выл в коридорах. В другой день я была бы в ужасе от происходящего: люди кричали, убегали, закрывали окна, двери. Все стремились на крышу: не самое безопасное место во время грозы, но подвалы и нижние этажи уже затопило. Люди не замечали меня, толпой пробегали мимо. Торопились. Вдруг один из них, молодой парень, поскользнулся и упал в воду. Никто не заметил, но я заметила. Красная струйка поднималась со дна, окрашивая воду. Тяжелый засов опустился по ту сторону двери. Я испугалась, стала ломиться Ржавые засовы заклинило: никто и никогда бы не подумал, что их кто-то будет закрывать, а тем более открывать снова. Вода до верхних этажей никогда не добиралась, а в обычные дождливые дни ставни просто закрывали. Я схватила ведро, стала черпать воду. Просто на панике, особо не понимая, что делаю. Шло время, и ливень по иронии судьбы тоже шел. Вода из ведра не выливалась, не выплёскивалась наружу! «Да к чёрту всё», — подумала я и бросила таз. «Не такая уж и ужасная смерть — утонуть, — когда ты, честно говоря, ни дня и не жил». На секунду я подумала о том парне: представила, как ждут его дома мама и папа, а, может, ещё и брат, сестрёнка, собака. Может, завтра у него день рождения, может, сегодня он ждал гостей. Сколько он всего не успел, не сказал, не сделал? Разве он должен погибнуть из-за того, что я не хочу бороться? Сдаться сейчас — то же самое, что убить этого парня собственными руками. Если есть хоть крохотный шанс, что голос в моей голове не выдумка… Снова схватила кочергу и продолжила ломать ставни. Хотя я и вцепилась в доски, от падения со скользкого каменного карниза спасло лишь чудо. Лески воды хлестали по лицу, рукам, телу, ветер рвал и метал, чтобы перебить этот гул, я закричала что есть силы: «Перестань! Они могут умереть!». — Я знаю, что ты обижен, обижен на меня, но эти люди ни в чём, абсолютно ни в чём, не виноваты. — Они не отпускают тебя. Ты должна стать феей. — «Должна-должна» … Ты как моя мама! Ещё и обманщик! — Ты должна стать феей. — Ты сам знаешь, что у меня нет способностей, только ты можешь остановить это… безумие. — Ты должна… — Да кто-нибудь, хоть раз, спросил чего Я хочу?!

| А чего я хочу? | Быть феей.

Всё так просто и так понятно: я чувствовала сердцем. Никто не держал меня здесь так сильно, как я сама. Двигаться стало просто. Совершенно безумное решение, — обнять Дождь, — казалось мне единственно верным. С этими мыслями, я уверенно прыгнула в окно, в объятия ливня. Крыльев не было, и я непременно бы разбилась, если бы ветер не подхватил и не поднял обратно. У меня в ладони светилась крошечная капелька. Ёе подарил мне Дождь. Он подарил свою душу. — Поможешь спасти того парня, пожалуйста? Кажется, он, эм, головой ударился. Интуиция подсказала подставить ладони под капли. Раны на пальцах затягивались. С небес полилась целебная вода. Не знаю: спасла ли его магия в тот день, но он выжил. Я навсегда запомню его счастливое лицо и самые крепкие в жизни объятия. Искренние. Теплые. — Спасибо! Спасибо! Я почти умер! Ты спас меня! — Я ничего… Это… Лекарство помогло… — Меня, кстати, Сильвервэар зовут, можешь звать просто Сильвер, а тебя как? Ответить я не успела: в комнату ворвались ученики, учителя, сэр Хаген, который, конечно, сразу заметил дырку в ставнях. — Вода прибывала… Мне… Мне пришлось сломать. П…простите. — Каэр, идите за мной. — Да, сэр. — Стойте! Сэр Хаген он меня спас. — Учту. Я никогда не была в кабинете директора. В голове была лишь одна мысль: только бы мама не узнала, только бы не исключили. — Каэр, скажи честно: у тебя есть волшебные способности? — Ну… — Не волнуйся, мама не узнает. — Дождь говорит со мной. — Говорит? Как человек? — Да, мы дружим. Он даже подарил кристаллик… — Волшебный. Лучше оставить в сейфе. — Не хочу с ним расставаться. — Будет плохо, если Дайхарт найдет. — Да, она точно выбросит что-то чудесное… — сказала я, неожиданно, вслух. — Понятно. Ты хочешь поступить в школу для фей? — Хочу! Очень хочу! но мама… — Совсем скоро ты станешь совершеннолетней. — Даже если и так, то как туда поступить?.. — Директор Алфеи — моя хорошая знакомая. Однажды она уже принимала фею, которая совсем ничего не умела, но обладала потенциалом, потому проблемы в этом не будет, однако за обучение придётся платить. — Я готова работать! Согласна на любые условия! — Хорошо. Я не могу дать деньги просто так — придётся выполнить очень много заказов. — Да! — Буквально жить здесь, но ты и так всегда тут. — Ну да… — У тебя будет комната наверху и питание. С Дайхарт я поговорю. — Спасибо большое. — Но. — Но? — Ты должна обязательно, слышишь, обязательно закончить колледж и вернуться на Хоггар, как фея. — То есть жить здесь?.. — И работать. — Эм, но можно же будет, хотя бы иногда, путешествовать?.. — Думаю, да. — Согласна. Отправляйтесь домой, обдумайте все, соберите вещи… — Нет! Готова работать прямо сейчас! И вещей никаких мне не надо! Сердце билось как бешенное. Я выкрикивала слова очень громко, чтобы ничего не могло их перебить, чтобы взять их назад было невозможно. — Тогда берите бумаги. Поднимайтесь в вашу комнату, на чердак. Я вылетела из кабинета и, не оглядываясь, помчалась по лестнице вовсе не на чердак, а в новую жизнь.