Весеннее

Опять за окном метель — легкая, кружевная. Чертовски оригинальной выдалась весна в этом году, думает Люциус, опуская портьеру. Кажется, тепла не дождаться. Только и остается, что поддерживать жар в каминах, избавляя комнаты от промозглой сырости. Но никакому очагу не извести унылой серости неба. В замке тихо, тепло и покойно, как в старой шкатулке с искусственными цветами, переложенными ватой. Закрыв двери и зашторив окна, мэнор ждет опаздывающей весны. Еще одна бездумно перевернутая страница, еще одна чашка чая, еще одна минута, оброненная в вечность. Люциус раздраженно захлопывает книгу, требует теплую мантию, выходит, забыв о перчатках. Руки стынут на колючем ветру, он сует их в карманы и упрямо меряет шагами аллею. Липы вздрагивают под жесткой лаской метели, поземка чертит белым по едва оттаявшей земле. В такую погоду и собак держат в тепле, но, может, волки выходят на прогулку? Особенно те, у которых есть мэнорские порт-ключи? В конце аллеи — никого, кроме метели и Малфоя. Ветер свистит злее, холод заметнее, и небо опускается ниже, прихлопывая и без того слабую надежду на весеннее солнце. Издалека мэнор кажется еще более уютным, и от этого досадно. И прогулка в метели представляется куда большей глупостью, чем пребывание в библиотеке, бессмысленное, как этот ледяной март. Люциус возвращается и размеренно напивается, пока тепло разлившегося по венам коньяка не уравновешивает заоконную вьюгу, а заодно и вопрос, где бродят волки в метель. Он читает о роли Малфоев в Войне Роз день, и другой, и третий, а метель все ткет ажурное покрывало, и за окнами серо даже в полдень. И Люциус не выдерживает скуки ожидания, вновь выходя на аллею в поисках заблудившейся весны. На пару с ветром он отсчитывает шаги, выискивая в метели приметы воды и солнца, но воздух пахнет снегом и холодной пустотой. Не бывать весне, шелестит ветер, снеговым языком вылизывая стылую землю, не бывать, не бывать… Но едва видимый за снежной кутерьмой ствол дуба разделяется надвое, и Люциус вскидывает голову, понимая, что сегодня он в метели не один. От ледяных рук становится жарко, у знакомых губ вкус подтаявшего снега. Липа, подвернувшаяся под спину, дрожит теперь не от ветра, и иней испуганно сыплется с веток прямо за шиворот. …Мантия расстегнута, липовые чешуйки застряли в спутавшихся волосах. Люциус тяжело дышит, редкие снежинки плавятся на щеках, на раскрытой шее. Холод приятен, как стакан лимонада в жаркий день. На липе не осталось и обрывка зимнего наряда, снег под ней истоптан дочерна, а наверху, в клочках ваты, проглядывает долгожданная и внезапная синева. Метель улеглась незаметно, и выглянувшее солнце жадно лижет снег. Он подтаивает на глазах, особенно там, где остались глубокие следы. Наконец-то весна, думает Люциус, поправляя мантию.