как бабочка к цветку

      Некоторое время спустя, Ставрогин начал замечать, что ему становится немного легче. Поняв, что он давно уже не выходил в свет, Николай решил выйти прогуляться по улицам города.       На улице стоял теплый майский день, так и веяло ожиданием лета. Но Ставрогину было совсем не до этого.       Дойдя до центральной площади, он решил идти обратно. Никаких происшествий, и слава богу. До тех пор, пока Ставрогин не услышал знакомый голос.       – Николай Всеволодович!       Ставрогин узнает этот голос из тысячи. Высокий, певучий, будто бы у совсем юного мальчишки. Николай обернулся, увидев Верховенского, бегущего к нему.       – Николай Всеволодович, давно вас было не видать! – подходя к Ставрогину и широко улыбаясь, лепетал Верховенский, – Чего же вы так? Да вы бледнее обычного, али заболели?       – Вам-то какое дело, – отрезал Ставрогин. Он почувствовал, как резко начало першить в горле.       – Ну-ну, я лишь поинтересовался! Знаете мне тут пришло известие... – прервалась речь Верховенского. Ставрогин начал задыхаться, рвано кашляя, – Николай Всеволодович? Что с вами, Николай Всеволодович!       Ставрогин отвернулся, почувствовав, что в горле что-то есть, достал платок и все же откашлял пару лепестков. Он быстро зажал платок в кулак, боясь, что Верховенский что-то увидит.       – В-все, в порядке, идите, п-прошу вас, и без вас тяжко, – прохрипел Ставрогин.       – У меня знакомый лекарь есть, хотите, познакомлю вас?       – Н-нет, Пётр Степанович, не надо.       Ставрогин ускорил шаг, удаляясь от Верховенского. Скорее дойти до дома, только бы скорее. Он разжал кулак, рассматривая то, что было в платке. Скомканные лепестки белой сирени, слипшиеся слизью и каплями крови.

"Началось."

      Ставрогин, дойдя до дома, сразу же сказал Варваре Петровне, что не желает, чтобы его беспокоили, ибо "чуть приболел и желает отлежаться в одиночестве". Захлопнув дверь и задвинув шпингалет в свою комнату, Николай сполз по двери на пол от бессилия.

"Видимо, это конец. Однако это лучше, чем не чувствовать ничего вовсе. Да, это безумно больно, однако это вся боль, которую чувствовали люди, сердца которых я разбивал. Это вся боль за мои деяния. Мне суждено было умереть таким образом."

      Ставрогин нашел силы подняться с пола и лечь на кровать. Он начал рассматривать бабочек за стеклами ящиков на шкафах. Он и сам был как бабочка, которую так тянуло к цветку. Только этот цветок каким-то образом делал бабочке хуже.

"Такая парадоксальная болезнь. Меня тянет к объекту любви, но чем ближе я к нему, тем мне хуже."

      С такими мыслями Ставрогин немного успокоился и все же смог заснуть.