Ты сделал все правильно

Леня. Непринужденно бегущий навстречу. Задумчиво склонившийся над своей курсовой. Тихо сидящий в дружной компании, слушая веселые рассказы. Воспоминания выныривали из темных глубин, больно мелькали перед глазами, как только Диана их закрывала в попытках добраться к царству Морфея. Они вырывали куски души, нещадно ударяли по струнах, обрывая одну за другой. Намного легче мучить себя физически, недосыпая лишний раз, чем с головой окунаться в прорубь с мыслями, которые обволакивают твои легкие холодом, не давая возможности вдохнуть. Позади — отчаянно беззаботные, наивные годы, заполненные глупыми ожиданиями будущего. Впереди — пустота, заполненная болью. Шум колес последней череды автобусов стих, и город, овеянный смертоносной пеленой, слегка неспокойно заснул, наивно мечтая про день, когда его люди вернутся домой. Припять, четыре километра от станции мирного атома, несущего свет и уют в дома. Несущего с собой смерть. — Борис… Неспешным, но беспокойным тоном осмеливается прервать тишину Валерий Легасов, перед этим наполнив свои легкие зловонным дымом сигарет. — Неужели эвакуации подлежит только Припять? — Я не знаю, Легасов, не знаю, ясно? Вновь повисла тишина, пропитанная раздражением Щербины. В конце концов, он не чародей, по взмаху палочки которого будут исполняться все желания и прихоти ученого. Он и так уже сделал очень много. И он это знал. Хотя, где-то в глубине души, где было что-то иное, он понимал, что это много — малейшая часть того, что им предстоит дальше. Вокруг окутанного черным дымом реактора кружились, будто трупные мухи возле тела, вертолеты. Замирали почти над ним на секунду, даже на долю секунды, и в спешке отлетали как можно дальше. — Честно говоря, Валерий, я не думаю, что это была хорошая идея. Стоящий возле Дианы Валерий, бдительно наблюдая за происходящим, на мгновение оторвался от бинокля, кинув на собеседницу заинтересованный взгляд. Он хотел было что-то спросить, но его опередил Борис, с привычным ему недоверием прожигая девушку взором. — Почему же это? — Все-таки, шанс попадания смеси в АЗР с такой дистанции крайне мизерный. Да и, скорее всего, бор и песок из-за высоких температур в результате горения графита образуют раскаленную массу на подобии лавы. Академик вздохнул и коротко кивнул, подтверждая верность слов Дианы. — Я предусмотрел это. Думаю, у нас будет достаточно времени, дабы укрепить нижнюю бетонную плиту. Да и это — единственное, что мы можем сделать на данный момент. И правда, единственное. Только сейчас Диана по истине осознала всю их беспомощность перед бушующим атомом, вышедшим из-под контроля. Никакая техника, никакая защита не спасет их от медленной смерти, подобной пламени, что неспешно пожирало хрупкую свечу. Теперь уже нет. Вся эта рутина, весь этот бесконечный поток работы волной котились на Диану будто в замедленной съемке, давая понять, что запустился необратимый процесс, который убьет ее, убьет Легасова, убьет Щербину и еще тысячи и тысячи человек, медленно настигая если не их самих, то их детей. Человек использует то, что ему не под силу укротить, и от этого же гибнет. Он делает вид, что имеет власть над всем. И тогда природа напоминает уже тысячный раз свой урок, забрав огромное количество возможно невинных жизней. И так снова и снова. По кругу. Стук. Диана недоуменно хлопает глазами, отчаянно пытаясь осознать где находится. Перед ней стояла кружка, чуть дальше — ученый, лицо которого обрело гримасу беспокойства. — Вы меня слышите? Должно быть, вы не выспались. Сколько вы спали? Едкий дым от сигарет, словно спирт, постепенно приводил в чувство. Диана благодарственно кивнула, склоняясь над кружкой. От нее пошел столь приятный запах свежего кофе, который еще одной иголкой впился в сердце, напоминая о родном доме. — Не очень много, спасибо. По телу медленно разливалось тепло, приободряющее каждую клеточку, настраивая на работу. — Боюсь, я понимаю, почему. Валерий Легасов задумчиво отводит взгляд на выход, от которого в палатку просачивались бледные лучи света. Все эти молодые, еще не окрепшие должным образом души, попавшие сюда благодаря несчастливому случаю, должны будут покинуть мир столь рано, даже не узнав, что же такое жизнь. Еще хуже, когда они это знают. — Нам нужно идти. Скоро начнется сброс свинца. — Свинца? Легасов коротко кивает, оставив дымящий окурок в и так переполненной пепельнице. — Да. Его уже привезли. — Надо же, как быстро… Взгляд девушки скользит по полупустой кружке и наконец останавливается на лице сидящего напротив академика. Столь спокойный на вид, что же у него внутри? — А доломит? — Скоро должен быть, если верить Борису. Немного замешкавшись, Легасов поднимается на ноги, призывая Диану сделать то же самое. Шум снаружи рос, начиная постепенно давить на разум. Он, пребывая в постоянном страхе, мечется по воображаемой клетке, ударяется об решетки, желая высвободиться, убежать от неизбежной гибели, от конца того, что так прекрасно начиналось. Диана идет. Окутанная мыслями, наивно пытающаяся себя успокоить, она идет, медленно теряя вечный страх. Она знает, что не должна бояться. — Наша задача — введение средств, которые стабилизовали бы температуру, заставляя энергию, выделяющуюся при распаде мощной топливной массы затрачиваться на фазовые переходы. Спустя некоторое время обсуждений в качестве стабилизаторов температуры были выбраны два компонента: свинец и доломит. Первый — легкоплавкий металл, обладающий некоторой способностью экстрагировать радиоактивные элементы и создавать защитный экран от гамма-излучения. Он имел бы воздействие на низкотемпературные зоны реактора, в то время как доломит — на зоны с температурой от 1500 градусов Цельсия. Поэтому 2400 тонн свинца и 1000 тонн доломита были заказаны и, на данный момент, уже доставлены и в скором времени будут сброшены. Легасов стоял под взглядами членов комиссии, будто под дулами десятков автоматов. Пристально изучающие его поведение в поисках выступившего волнения, они ловили каждое его слово, не смея прерывать его напряженную, слегка торопливую речь. Нет, Валерий не боялся. Он знает, что не должен бояться.