Я просто хочу быть счастливым...

      Одинокая высокая башня встретила парня лёгкой ночной прохладой и чувством одиночества. От этого чувства прямо сейчас хотелось напиться с кем-нибудь до того момента, пока он не начнёт жаловаться этому самому «кому-то» о том, что он пережил за последнее время. О том, как быстро разбились в пух и прах все его надежды на светлое будущее. О людях, что любили его и о людях, что игрались с ним, будто он был тряпичной куклой. Но это не его вариант. Напиваться вдрызг любил и, наверное, до сих пор любит один рогатый мудак, что променял его на мёртвого полоумного британца-музыканта. Обида крупным осадком остаётся внутри, вороша собою остальные мысли, которые, как бы это странно не звучало, хотелось и забыть, и одновременно сохранить навсегда. Квакити устало вздыхает и усаживается на самый край постройки. Ему не страшно – зачем бояться того, что он может упасть? Ему же легче – не пришлось бы копаться в собственных переживаниях и чувствах.       Первое, о чём он думает – это Киноко. Разорванный плакат, остатки которого до сих пор висят на месте, которое он совсем недавно сравнял с землёй. Он не знает, как на это отреагировали Сапнап и Джордж, но точно знает, как на это мог бы отреагировать Карл. Никак. Потому что тот наверняка и не вспомнит про Киноко. И вряд ли вспомнит их. Карл. Такой же весёлый парень с кудрявыми волосами и жаждой приключений на пятую точку. Такая же тёмная лошадка, с виду невинная овечка, имеющая внутри себя немало чертей. Они познакомились довольно давно – ещё во время выборов Президента Л’менбурга. Ему льстило, что тот поддерживал его компанию SWAG2020. С того момента их пути довольно часто пересекались. Начиная от кабинета Шлатта и заканчивая созданием Эль Рапидс. Они веселились, строя всякие здания вместе, шутя и ища проблем на собственные жопы. Квакити и не заметил, как начал привязываться к этому пареньку. В то время у него уже были отношения с Президентом, но это не мешало временами смотреть на то, как Карл вместе с Сапнапом (от которого на то время появлялось странное ощущение в груди, будто бы он хотел быть на его месте вместо того, чтобы выслушивать пьяные бурчания своего рогатого мужчины) весело проводят время, явно наслаждаясь компанией друг друга…       …….Он вспоминает, как их дуэт принял его к себе. Он мог поклясться, что тот день стал для него самым счастливым (после смерти Шлата он был очень подавленным, хоть и не признавался сам себе в этом). Квакити помнит, какими нежными и тёплыми были поцелуи Карла и какими жарко-страстными были в противовес им поцелуи Сапнапа, какими приятными были их объятья. Тогда мексиканец начал узнавать их двоих ближе. Смех кудрявого был всё таким же заразительным, как и раньше, а в Сапнапе проявилась личность, которая стояла намного выше, чем «член команды Мечты» - тёплый, светлый и чертовски привлекательный.       Их объединяло многое: громкие голоса, истеричный смех, любовь к пошлым шуточкам и в особенности, безграничная любовь друг к другу. Ему хочется остаться в тех воспоминаниях, когда они были вместе. Когда тепло прижимались к друг другу, когда спешили на помощь и когда говорили приятные вещи, чтобы поднять настроение партнёра. Это был его рай. Место, в котором всегда было хорошо и спокойно. Но, как всегда бывает в клишированных мелодрамах, Рай начинает разрушаться. Сначала тихо, почти незаметно. Карл начинает пропадать, оправдывая это тем, что хотел попутешествовать. Затем забывает, что он ел на завтрак и ел ли он вообще. Дальше становилось лишь хуже. Квакити вспоминает, как однажды они с Сапнапом обсуждали состояние их партнёра. И пришли к неутешительным выводам – он начинает забывать не просто какие-то моменты или вещи. Он начинает забывать ИХ. И резко, будто бы специально, чтобы добить и так не самое прекрасное состояние мексиканца, в голове проскальзывает до ужаса болезненное воспоминание, заставляющее скопившееся в уголках глаз слёзы пролиться сильнее.       Парень со своей вечной улыбкой неловко топчется у двери в их общий дом, держа в руках небольшой букет из белых тюльпанов. Карл любил эти цветы, а Квакити любил смотреть, как на лице кудрявого всегда появлялась восторженная улыбка, когда он получал цветы. Да, сейчас он практически забыл и об этом, но парень надеялся, что с помощью тюльпанов сможет как-то «растрясти» любимого. Деревянная дверь, тихо поскрипывая, медленно открывается, пропуская одного из хозяев внутрь. Здесь тихо. Разве что слышен какой-то шорох на кухне. Наверное, Карл был там. Квак тихо прокрался поближе и, уличив момент, когда кудрявый (а это оказался именно он) отвернётся, выпрыгнул из укрытия с громкий «ХЕЕЕЕЕЕЕЕЙ» Он никогда не забудет, что произошло дальше. Карл вздрагивает и резко оборачивается на нарушителя спокойствия. Он ждёт, что сейчас его любимый вздохнёт с облегчением, беззлобно крикнет на него за то, что он такой идиот, возьмёт цветы и радостно улыбнётся…. Но всё? что видит Квакити – это испуг. Сузившиеся от страха зрачки смотрели ему прямо в глаза, и он был готов поклясться, что, если бы ситуация не была такой напряжённой, он бы вновь потонул в этих прекрасных глазах. Но не сейчас. Парень стоит неподвижно ещё несколько минут и, видимо, поняв, что всё в относительном порядке, тихо, слегка заикаясь, произнёс: - К-кто ты? Простой вопрос, но теперь испуган был Квак. Он точно помнит, что букет выпал из его рук, а в голову огромным шаром для сноса зданий ударило осознание. Карл забыл его. Он даже не надеялся, что кольцо на его безымянном пальце ему о чём-то скажет. Он лишь слабо улыбается, пытаясь сдерживать подступающие слёзы, говорит тихо «Кажется, я ошибся домом» и разворачивается. Кажется, он пытался его остановить, но в голове в тот момент был белый шум. В душе завязался тугой узел обиды, отчаяния и…. страха. Страха за их будущее. Страха за СВОЁ будущее…

***

Квакити с трудом сглатывает появившийся в горле ком и замечает, что щёки стали мокрыми от собственных слёз. Кто знал, что этот случай сподвигнет его на самую тупую и окончательно ломающую его вещь, из-за которой он сейчас и сидел на краю оплетённой кроваво-красными лозами башни.

Шлатт.

      Честно, он не хотел про него вспоминать. Хотел забыть и выкинуть из головы этот ебучий кусок говна, что сломал его. Рогатый не заслужил ни грамма его чувств. Но, его разум был такой сукой, что делал совершенно обратное – мысли с участием диктатора начали роиться в голове всё сильнее и сильнее, заставляя парня невольно сжать кулаки в обиде и досаде. Он любил его. Влюбился с первого взгляда в бедного мужчину из Нью-Йорка, которого забанили так быстро, что Квак и глазом моргнуть не успел. И какого было его удивление, когда тот заявился во время выдвижения кандидатов на пост главы страны. Он был восхищён им. Был готов безоговорочно сделать всё, что тот попросил бы. Казалось, что это влечение застилало его глаза плотной пеленой, через которую было видно только одного человека. Поэтому он без сомнений согласился отдать ему все свои голоса. И не был удивлён, что они победили. Это было так здорово – он видел шокированные лица людей, стоящих на площади, отчаянное лицо поражённого Вилбура и панику в глазах Томми. Но самое главное – он видел победную улыбку Шлатта. Он удовлетворённо посмотрел на него своими глазами и будущий Вице-Президент потонул в них. Бесповоротно.

***

      С недавних пор он стал мешать его с грязью. Напиваться и творить всякую хуйню, а с утра обвинять во всём Квакити. И ладно, если бы вся хуйня ограничивалась пьяным дебошем. Но нет. Он заходил намного дальше. - Кв-ква….кити… - Шлатт стоит в коридоре, глядя пьяными от выпитого виски глазами на своего помощника, а затем начинает приближаться всё ближе и ближе к нему. – Вот ты где, л-любииимыыый~. Он сладко тянет гласные. Это не к добру. И он оказывается прав, когда внезапно обнаруживает себя прижатым к стене, а чужие руки – под его одеждой, уже оглаживая грудь. Он краснеет от многих причин. В особенности от того, что у него так быстро встаёт. - Скажи мне, милый, - его голос стал на несколько тонов ниже, а алкоголь будто выветрился из его головы. – Кто твой Президент? - Ээээм? С утра вроде бы был ты. - «Ты» что? Говори чётко и ясно, Квакити. – американец хватает его за галстук и затягивает его потуже, затрудняя ему дыхание. Он хочет начать кричать на своего недомужа, вырываться и уйти как можно дальше. Чтобы не видеть его как можно дольше. - Ты мой Президент, Шлатт. Ты и только ты. – вместо этого томно шепчет парень, ловя не совсем здоровое удовольствие от всей этой ситуации. Губы барана расплываются в довольной ухмылке. - Хороший мальчик. – всё тем же тоном произносит он, затягивая Квакити в властный поцелуй. В который раз это происходило, никто из них не помнил. Один – из-за выпитого алкоголя, другой – просто перестал считать…

***

- ТЫ! ТЫ – САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ПРЕДАТЕЛЬ, КВАКИТИ! – срывая глотку, кричал Шлатт. Он лежал на полу старого наркофургона, с которого началось становление Л’менбурга и, размахивая почти пустой бутылкой, тыкал пальцем в стоящего рядом бывшего Вице-Президента. Несмотря на то, что он был полностью в незеритовой зачарованной броне, слова павшего Президента ударили прямо в сердце. Золотистые глаза с горизонтальными зрачками с ненавистью смотрели ему в глаза. Через несколько минут после этого Шлатт скончался от сердечного приступа.

***

Мексиканец вынимает из могилы сердце бывшего мужа. Хах, мог ли он теперь считать себя вдовой? Слегка безумный смешок вырывается из него от этой мысли. Он поедает сырой, уже практически остывший, орган, явно наслаждаясь процессом. Хоть и на лице были слёзы, в голове было лишь одно. «Теперь мы с тобой по-настоящему вместе». Если бы тогда ему кто-нибудь сказал, что через несколько лет, когда в его жизни всё станет хорошо и у него будет прекрасная семья, он вновь встретиться с этим идиотом, Квакити бы ни за что не поверил.

***

Но ему пришлось. Спускаясь по шахте непонятно куда он думает о том, зачем ему это. Для чего он решает спуститься вниз по велению какой-то жалкой книжонки. Вот он. Глатт. Опять. Стоит посреди, как он это назвал, тренажёрного зала, и вновь вытворяет непонятную дичь. Но вместе с этим, пока мексиканец не видит, призрак вновь достал свои нити, крепко связывая по рукам и ногам свою любимую игрушку. Он убеждает своего «плоского пирожка», что ему нужна книга Воскрешения. Он убеждает свою «сахарную тыковку», что как только он его воскресит, всё будет как раньше. И Квакити попадется. В эту хитровыебанную ловушку из ласковых слов и проснувшейся преданности к своему Президенту. Глатту не нужно гадать, чтобы понять – он весь его. И теперь он не сможет бросить его тут. Последней каплей стал порванный плакат Киноко и снос зданий. Он… просто не хочет подвергать их опасности. Это ведь нормально, заботиться о тех, кто подарил тебе лучшее время в твоей жизни? Это ведь нормально…. правда? Он точно не зависит от Шлатта, он просто хочет защитить хороших людей….

***

- Наконец-то… - тихий хриплый голос раздаётся по всей тренажерке. Перед взволнованным Квакити стоял он. Рогатый потягивается, разминая затёкшие за время смерти конечности, а после довольно смотрит на него. Прямо как тогда. И он вновь чувствует себя тем самым молодым Квакити, который с щенячьей любовью глядел на мужчину. Шлатт же резко меняется в лице, подходит к нему, хлопает по лицу, ухмыляется и забирает книгу Воскрешения из рук помощника. - Я знал, что на тебя можно положиться, сладкая тыковка. – ухмылка перерастает в оскал, а затем помещение разрывается от истерично-злобного хохота, который для рогатого был в порядке вещей. – А теперь, прощай. Катись отсюда нахуй, сладкая тыковка. Пока я добрый. Хотя ладно, можешь взять одну из картин. На память. И он удаляется, оставляя шокированного и полностью сломанного мексиканца в полнейшем одиночестве.

***

      У него не осталось никого. Никого, к кому бы он мог подойти, устало прикрыть глаза и рассказать, как он заебался и хочет отдохнуть. И он бы хотел, чтобы вместо никого там был хоть кто-то, кто погладит его по волосам, подарит небольшой поцелуй и ляжет с ним в кровать. Не для секса, просто поспать, утыкаясь в чью-то шею и слушая чужое дыхание… Но, кажется, никого не осталось.

***

      Из потока сопливых мыслей его вырывают чьи-то руки, легонько сжавшие его плечи. Он вздрагивает и оборачивается. Взгляд здорового глаза встречается с демоном в чёрно-белой мантии. Он радостно улыбается, но вмиг замирает, видя, в каком состоянии сейчас находится его собеседник. - Ты в порядке? – задаёт он немного наивный, но в то же время, возможно, нужный для Квакити вопрос. ББХ заботливо вытирает слёзы с чужих глаз, ожидая ответа. - ….Нет, я не в порядке. – хрипловато отвечает мексиканец. – Если бы я был в порядке, я бы не позвал тебя сюда. - …Оу. – кажется, тёмный чувствует себя виноватым за это. А потому решает как-то успокоить рядом стоящего. – Я могу… тебе как-то помочь? – и, чтобы сразу же подсластить пилюлю, Бэд крепко обнимает его, даря лёгкий и невероятно нежный поцелуй в лоб. От него стало теплее. Квакити жмурится и, хоть и понимает, что этого делать не стоит и это станет в списке самой хуёвой и пиздецовой ситуацией в жизни, дрожащими руками обнимает демона в ответ, боясь, что сейчас тот растворится в воздухе, окончательно добивая мексиканца и подталкивая к тому, что тот просто спрыгнет с этого строения. Но он всё ещё здесь. Живой, практически такой же, как и всегда, разве что «слегка» находится под контролем Яйца. И ему этого достаточно. - Прошу… - тихо шепчет некогда самый улыбчивый и весёлый член смп, что сейчас с трудом сдерживает вновь подступающие слёзы. - ...не бросай меня, Бэд. Я…. Я сделаю что угодно, только н-не уходи…       На секунду внутри ББХ что-то треснуло. На секунду вместо коррапнутого и ослеплённого красным нечто, именуем «Яйцо», появился тот самый добрый демон, с которым всегда было весело и безопасно, который на любое нецензурное слово кричал за километр «СЛЕДИ ЗА ЯЗЫКОМ!» (Хотя он так до сих пор делает на самом-то деле, ибо никакое Яйцо не может достать из БэдаБэда). На секунду он задумывается о том, что это неправильно. Что он должен предупредить Квакити об опасности и заставить любыми способами сбежать с этой башни. Но это была лишь секунда. И она прошла слишком быстро, чтобы тёмный сумел привести свой мысленный план в исполнение. Голос Яйца, жуткий, обволакивающий и вязкий, вновь заполнил его голову, оставляя лишь одну мысль. - Ох, святой маффин, я ни за что тебя не оставлю! – заботливо отвечает он и мексиканцу становится от этого легче. Как минимум он убеждает себя в этом. Это как плацебо – если ты в это веришь, то оно работает. Как минимум ненадолго. – Ты столько всего пережил. На твои плечи свалилось так много, что они начали ломаться. Твои крылья…. ох, дорогой. – он касается когтистой лапой одно из маленький крыльев за спиной парня. Легонько, почти невесомо, он проводит по шрамам, по местам, где золотистых пёрышек определённо не хватало и чувствует, как Квак задерживает дыхание и слегка вздрагивает. Это вызывает небольшой смешок. - Не волнуйся. Эггперия поможет тебе. Яйцо исцелит тебя. Твоё тело и твой хрупкий разум. Не беспокойся, я всё время буду рядом. Я тебя не брошу. Я про тебя не забуду. Просто… пошли со мной. – Бэд протягивает ему свою руку и лозы, будто почувствовав одного из главных членов Эггперии, начинает медленно шевелиться, притягиваясь к ногам практически новоиспечённого рекрута, будто бы прося, чтобы их погладили. Просили, чтобы о них кто-то позаботился и Квакити соврёт, если скажет, что в какой-то момент не стал видеть в них себя. Такой же маленький и слабый. Беззащитный и просящий заботы. Уставший от всего происходящего пиздеца вокруг него…       Последнее, о чём он думает, прежде чем протянуть руку и слабо улыбнуться в ответ на ослепительную улыбку и радостный возглас, было:

«Я просто хочу быть счастливым.»