Невеста шестиглазого бога

Невеста не знает,

Как ей к лицу

Белый цветок в волосах…

Увидев её улыбнулся

Сегодня вечером — бог.

© Ёсано Акико, «Спутанные волосы»

      Темнота обступила его со всех сторон. Она была осязаемой. Касалась щёк, силилась забраться под веки. Здесь ничем не пахло. Пространство ощущалось иррационально большим. И пустым. К пустоте Годжо привык. В этом мире малому количеству вещей можно приписать бесконечность — пустота одна из них. Места было слишком много. Бесконечно много.       Годжо открыл глаза, предварительно изучив пространство на предмет чужой проклятой энергии. Здесь её не было, как и в целом не ощущалось чьего-либо присутствия. Заклинатель сел ровно, стянул повязку с лица на лоб. Нахмурился. Надо идти. И искать Мину. Но ни её души, ни её сознания рядом не было.       — Пр-р-роснулась, спящ-щ-щая кр-р-расавица?       Годжо замер и медленно повернул голову в сторону звука. Не заметил, не почувствовал, не увидел приближения этого существа.       — В этом пр-р-ространстве ты не властен над своими чувствами. Да и я не причиню тебе вр-р-реда. Моё дело лишь сопр-р-роводить.       — Гэко-нэко?       Перед ним стоял кот. Белый-белый, настолько, что его шерсть отливала лёгким лунным свечением. На круглой морде красовался единственный жёлтый глаз. А вместо гибкого хвоста короткий бобтейловский. Кот стоял на четырёх ногах, и не был столь неопрятно пушист, как зловещий котоподобный дух.       — И да, и нет, — промурлыкал кот.       Годжо настороженно глядел на животное ещё несколько секунд. Проклятым духом то не было. От существа не исходило никакой энергии. Вообще. Что вовсе не значило, что он не угроза. Скорее всего проводник. Годжо окинул взглядом пространство. Темно. Но и он, и кот будто каждый находились в маленьком круге не пойми откуда исходящего света.       — Значит так выглядит пограничье? — спросил Сатору.       Но в его голосе слышалось больше утверждения. Парень знал, где сейчас находился. Но не думал, как именно выглядит пространство между сном и реальностью, жизнью и смертью.       — Именно.       На шее у кота была алая лента с золотым колокольчиком. Но металл не звенел.       — А она? — Годжо внимательно посмотрел на кота.       Тот ответил прищуром.       — В состоянии куда более худшем, чем ты можешь пр-р-редставить. Но не всё потер-р-ряно.       Слова встревожили, подарили неприятное ощущение бесконтрольности происходящего. Но не то чтобы Сатору ожидал чего-то другого, шагнув в бездну неизвестности за Миной. Ритуал погружения для него не в новинку. Стоило взять себя в руки, не дать опасениям вытеснить самоконтроль, перерасти в настоящий страх. В конце концов Годжо здесь и может всё исправить. Найти и вернуть.       — Не будь так самонаде-е-еян. Ты ведь сам допустил, чтобы до этого дошло.       Эта версия Гэконэко, на деле являющаяся проводником, была отчасти права. Всё складывалось слишком идеально, пусть и не так уж и просто. Их план загнать в ловушку старого лиса Эномото почти сработал. Кто же знал о припасённом ублюдочным старикашкой козыре в рукаве. Сейчас не до работы над ошибками. Думать над произошедшим каких-то два часа назад Годжо будет потом. Сейчас же надо найти Мину.       Найти Мину? Почему-то Годжо точно знал, что она потерялась в лабиринтах затопленного эмоциями разума. Эмоции ли это были или же чистая рациональность, продиктовавшие единственно верное решение. Годжо не знал. Он ворвался в зал, когда Мина уже запустила процесс. Но процесс чего…       Годжо нахмурился. Понял, что не помнил всего произошедшего накануне. В пальцах неприятно закололо.       — Ты пугающе сер-р-рьёзен, — хмыкнул кот.       — Я могу быть и серьёзно пугающим, — Годжо посмотрел на проводника.       — Или непомер-р-рно глупым, — сказал кот. — Здесь будет важна не сила твоей магии, а сила твоего сер-р-рдца и разума. А ещё души. У тебя сильная душа, Годжо Сатору?       Годжо не счёл нужным отвечать. Коту в принципе было всё равно на бестактность мальчишки. За ним было интересно наблюдать. Жёлтый глаз блеснул, проследив за удивительно лёгким движением Годжо: тот ловко поднялся на ноги. И темнота вокруг тут же рассеялась. Отступила, как отступает ночь перед красками заката. Или день перед улыбкой полумесяца.       — Да вы издеваетесь? — усмехнулся Годжо.       Пространство вокруг по-прежнему оставалось иррационально большим, необъятным. Но пустым больше не было. Годжо посмотрел на носы ботинок. Он стоял на тёмно-синем каменном полу, на котором мерцали переливы воды. Годжо задрал голову. В его лунных глазах отразилась проплывающая мимо китовая акула, чью синюю кожу покрывали пятнами звёзды.       Годжо медленно опустил голову. Бросил взгляд в одну сторону, в другу. Стен не было. Лишь молочно-голубое ничего. Словно пол и потолок не соприкасались ни в одной точке пространства.       — Будешь любоваться или пойдём? — спросил кот.       — Пойдём, — кивнул Годжо. — В какую сторону?       Гэконэко недоверчиво хмыкнул.       — А есть ли р-р-разница? — вопросом на вопрос ответил одноглазый кот.       — Здесь — навряд ли, — понял Годжо.       — Не боишься меня?       — Нет. Даже если должен — не боюсь.       Из-за общения с Куроо, Сатору мог легко представить, как коты усмехаются. У этого усмешка оказалась мрачной, а не саркастичной, как у хвостатого друга Мины.       Мина… Где её искать в этом пространстве между жизнью и смертью, между сном и реальностью?       Надо было спешить. Но кот медленно шёл вперёд. Сатору интуитивно понимал, что быстро тот к нужной цели не доведёт. Как и до ловушки. Здесь нет уловок. Проводники не могут заманивать в них, потому что в пограничье никто капканов не ставил. Это пространство без зла и добра, без блага или злого умысла. Так рассказывала слепая старуха в доме Годжо, которая вечно ткала шёлковую пряжу, а иногда резала нити золотыми ножницами. И Сатору на следующий день узнавал о чьей-то смерти.       — Бесполезно спрашивать, куда ведёшь? — хмыкнул Годжо.       — Но всё равно спр-р-рашиваешь.       — Попытаться стоило.       — Ты знаешь куда. Точнее, к кому. Навер-р-рняка думал, что будет пр-р-роще.       — Нет, стоило ожидать, что Мина решится на…такое… — Годжо нахмурился.       — Что за блажь с твоей стор-р-роны ожидать от неё чего-то конкр-р-ретного или не ожидать, — сказал кот.       — Ты ещё хуже своего прототипа, — усмехнулся Годжо.       — Бешу тебя сильнее? — промурлыкал кот.       — Именно, — сказал Годжо и неожиданно услышал в толщах воды знакомый звук.       В поместье он периодически забредал в комнату той слепой старухи. Несмотря на зловещий образ Мойры, та постоянно пила чай. В келье пахло травами и не прекращая работал телевизор. Однажды там шла программа про китов. Закадровый голос говорил что-то об уникальности их общения. И пения.       Именно его Годжо услышал и задрал голову вверх.       Там плыли они. Сквозь тонкую мембрану огромных тел можно было пересчитать рёбра и позвонки. Перламутровое свечение исходило от скелета бакэ-кудзира. Они плыли высоко в звёздах, размахивая хвостами. Вода была небом.       Призрачные киты мигрировали. Мина однажды изгнала подобного им. Только эти киты проклятыми духами не были. А тот — был. Он приплывал к берегам маленького портового городка и терроризировал местных жителей, унося с собой жизни молодых людей. Мина изгнала кита красиво. Выброс её проклятой энергии напоминал Годжо по цвету всё тот же лунный свет, отдающий неоном. Он зигзагообразной молнией пронзил кита. Исполин взревел. Изогнулся сильнее под полной молодой луной в окружении брызг и мечущихся туда-сюда призрачных рыб. А потом истлел. Исчез, словно подожжённый лист тонкой рисовой бумаги, пламя на котором разошлось в разные стороны и съело пергамент быстрее. Рыбы, сопровождающие бакэ-кудзира, пропали. И застывшая в воздухе Мина начала падать вниз.       Она, конечно, укрепила тело проклятой энергией. В этом Годжо не сомневался. Но падать было высоко. А на изгнание проклятого духа такой силы и размеров ушли колоссальные затраты проклятой энергии.       Он оказался рядом. Протянул к Мине руку и схватил за запястье, притягивая ближе. Они летели на фоне звёздного неба вниз, рискуя упасть в успокаивающееся после изгнания духа море. Мина зажмурилась. Сатору подхватил её на руки, прижимая к груди, и замер. Застыл в воздухе, уверенно встав на невидимый пол из бесконечности.       Тогда Годжо Мину поймал.       Ему нужно поймать её и сейчас.       — Смотри на дорогу, а то запутаешься в своих ногах и упадёшь. Сколько раз такое было.       Этот голос…       Годжо вздрогнул. Медленно опустил голову. И не увидел наглого проводника, принявшего облик самого худшего проклятого духа, когда-либо встречаемого сильнейшим заклинателем. Перед Годжо стоял Гето Сугуру шестнадцати лет отроду. В школьной форме, с забранным на затылке пучком чёрных волос. И глаз у него было два.       — Не стоит гадать. Я и он, и не он одновременно.       Годжо долго смотрел на проводника, принявшего облик Гето. Разум говорил рационально и расчётливо — это проводник. Не старый друг, даже толком не ставший врагом, а просто именем в списке на казнь.       — Просто ли именем? Ты можешь обмануть окружающих, но не себя, — улыбнулся Гето-проводник. — Ничего не скажешь?       Годжо лишь поджал губы.       — Ожидаемо, — пожал плечами Гето-проводник. — Идём.       Над головой плыла стая призрачных китов. И Годжо вели в направлении их движения.       — Даже не спросишь, почему именно эта форма? — усмехнулся Гето-проводник.       Молчание. Сатору просто смотрел на затылок и не говорил ни слова. Лицо не выражало ничего.       — Я всё-таки отвечу, чтобы буря, поднятая мной в тебе не специально, улеглась. Ты ведь знаешь, что проводники не только свободно передвигаются между мирами, но и хранят разум «погружённого» в пограничье от безумия? Знаешь? Конечно, знаешь, — Гето-проводник посмотрел на него из-за плеча.       Сатору хмыкнул. Едко. Так просто получилось. Яда в Годжо не было. Он не умел по-настоящему ненавидеть. Ненависть — удел слабых. Он разучился ненавидеть много лет назад, познав вкус просветления. Это не означало, что Сатору не умел злиться — умел. Или не имел пороков — имел. Однако то привычное, что люди называли ненавистью, после смерти Аманай Рико, испытывать разучился. Да и не мог он возненавидеть человека перед собой. Потому что это ни к чему, кроме очередного тупика в его жизни, не приведёт.       — Проводники обычно коты, потому что мы пограничные животные. Но иногда человеку нужен особый образ, особая наша форма. Не находишь мой нынешний вид ироничным? — спросил Гето-проводник.       Молчание. Проводник тяжело вздохнул. Так вздыхал Сугуру, если Годжо творил всякую дичь или же в споре был упрямее осла и переубедить его оказывалось невозможным. А затевать драку настроения не было.       Годжо молчал. Просто хмуро смотрел в спину проводника.       — Так что это не злая шутка, — продолжил тот. — Ты правильно делаешь, что сохраняешь сейчас ум недвижимым. Не пускаешь туда лишнего. Поле боя для человека не его тело, и вовсе не душа — они и средство и трофей. Поле боя — разум. Что есть гниющая плоть перед гниющей душой? Что вредоноснее? Может быть, настолько же гниющий разум? И способно ли одно заразить другое? Ответ может быть разным. Гниющая, болящая плоть может заразить душу, если она либо слаба изначально, либо уже изношена и выпита долгими муками и борьбой. Но человек всё равно делает выбор разумом, взвесив всё, что сейчас имеет на чаше весов, прислушиваясь к сердцу или исстрадавшемуся телу. И если он сдался на милость недугу, то тогда душа тоже становится болящей. Если же изначально гниёт она, то даже чистый ум, верный истине и себе в первую очередь, со временем не способен оберегать тлеющий огонёк жизни в плоти человеческой. Он тоже может заразиться от гнилой души.       Молчание. Что именно хотел сказать проводник? Что разум необходимо оставлять чистым, не давая власти над ним ни душе, ни эмоциям, ни телу? Годжо и без того знал столь простые истины. Но знать - одно, следовать им - абсолютно другое. Или же проводник имел в виду, что разум Гето заразила его измученная душа? Может, он и вовсе говорил про Мину? Толку гадать не было.       — Долго ещё? — спросил Годжо.       — Тебе так тяжело находиться рядом со мной или рядом с ним?       Молчание.       — Ах, да, — улыбнулся Гето-проводник. — Имеет ли это значение, когда твоя милая лунная госпожа в опасности.       Они шли вперёд ещё какое-то время. Пока Годжо наконец не решился разлепить губы. И подать голос, не узнав его вовсе.       — Если я спрошу, ты ответишь?       Гето-проводник остановился. Повернулся к Годжо полностью. Лицом к лицу. Глаза в глаза.       — А ты уверен, что готов услышать ответы? — серьёзно спросил Сугуру, который был одновременно он, и не он.       Кончики пальцев вновь закололо. Неприятное ощущение постепенно поднималось вверх. Это похоже на отравление ядовитым чаем уруши, которые монахи употребляли для сохранения тела в состоянии мумии. Очищение организма от всего, в том числе и от жизни. Но Сатору знал, что присутствие Гето не травило его. Его травили собственные мысли по поводу недосказанности и выбора Сугуру. Но не сам Сугуру.       Над головой запели киты. Годжо вновь посмотрел на исполинов, что плавали в звёздах.       — К такому зрелищу сложно привыкнуть. Даже в пограничье увидеть миграцию призрачных китов — редкость.              А это уже другой голос. Годжо прикрыл глаза. Видимо он ошибся, и проводник над ним издевается. А как же иначе, если самый первый его облик был не просто кошачий, а принадлежал Гэконэко. Не зря Сатору больше любил собак.       — Одноглазым котярой тебе шло больше, — сказал Сатору, обратив внимание на проводника. — Верни кошака.       Перед ним стояла Мина. В голубом кимоно. Белые локоны струились по плечам. На коже мерцала переливами вода. Он обещал ей тогда, ещё на совете, что не подпустит Эномото ближе. Он просил её ничего не бояться, ведь до крайности не дойдёт. И Мине не придётся применять план «Б», заготовленный ею тайно ото всех в случае неудачи.       Годжо ошибся.       — Не могу. Я же проводник, одна из моих задач хранить твой разум от безумия в пограничье, в пространстве между сном и реальностью, между жизнью и смертью. И не моя вина, раз ты сам выбрал такие образы, который держат твой ум, — Мина-проводник постучала себя по лбу указательным пальцем, — в балансе. Идём?       Годжо молча двинулся за ней. Все органы чувств будто спали, не ощущая и малейшей опасности. Сатору шагал за Миной-проводницей и невольно смотрел на белые и нежно-голубые луноцветы в волосах.       — Я всегда поражался, как живые существа могут приносить радость своим существованием и причинять боль. И насколько палитра жизни в целом разнообразна на страдания.       Сатору снова промолчал. Ему и правда нечего было сказать. Надо спешить к Мине. Но даже если Годжо попросит или надавит на проводника, тот быстрее не пойдёт и не приведёт его к нужному “чему-то”.       А этим чем-то оказалась дверь посреди ничего. Расписные фусума: ярко-красные цветы камелии. Годжо разглядел на рисовой бумаге смазанную надпись. Чёрная тушь когда-то была иероглифами.       — Это то, о чём я думаю? — спросил Годжо.       — Да, дверь приведёт тебя к Мине       Проводник и Сатору подошли ближе к фусама.       — Почему надпись смазана, раз дверь ведёт к Мине?       — Потому что сейчас Мина не знает, кто она. Твоя ли женщина, заклинательница ли со страшной силой, фигура ли на доске игры в го, сосуд ли для Триединой богини, дочь ли своих родителей. Смерть ли несущая, жизнь ли дарующая.       Это последствия её выбора.       Мина-проводница повернулась к Годжо и заглянула в глаза. Её светлое лицо мало походило на серую маску, которую Сатору запомнил перед погружением в пограничье.       Маг потянулся к фусума. Пальцы едва коснулись поверхности створки. Но проводник остановил Годжо, придержав руку за запястье. Бесконечность тут не работала или была не важна для такого существа, как проводник между тем и этим миром.       Чужое прикосновение никак не ощущалось, хотя у Сатору имелась сенсорная депривация.       — Не спеши. Ты должен понимать, что спасение Мины не означает её выживания. Когда перешагнёшь порог, тебе придётся решать, как будет лучше. Годжо Сатору может извлечь заблудившуюся здесь Мину без последствий, а может обречь её на безумие. Внимательно смотри, не лучше ли будет оставить её запечатанной здесь. Ведь последствия могут быть плачевными.       — Я не причиню ей вреда, — Годжо скосил взгляд на собеседницу.       — Намеренно — нет. Но стоит помнить, здесь нет монстров, которых ты изгонишь могуществом магии или физической силой.       — Знаю.       — Тут материя куда более тонкая.       — Мы теряем время.       Мина-проводница закатила глаза.       — Помнишь, ты сказал, что можешь спасти лишь тех, кто готов быть спасённым? Внимательно смотри, готова ли Мина. Смотри, чтобы не навредить ей, — внимательные зелёные глаза блестели не так ярко, как у самой Мины. — Тебе предстоит вырвать её из лап не столько смерти, сколько безумия. Или же оставить всё как есть. Миру живых будет лучше, если Лисий камень запечатают, как решила твоя милая госпожа.       Годжо молча отвернулся от проводника и, отодвинув створку фусума, шагнул в темноту, чтобы найти настоящую Мину.

—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—

За 10 часов «до».

«Дом опадающих листьев»…

—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—

      До того, как Годжо шагнул в неизвестность за Миной, чтобы спасти, и пересёк пограничье, их план по победе над Эномото начал набирать обороты. И исходной точкой стало место, где всё началось по-настоящему, понеслось неотвратимо вперёд, привело к событиям последних дней. Место, где когда-то двое студентов Магического техникума, одна адептка древнего ордена и совсем ещё юная некромантка на пару с котом столкнулись и с трудом изгнали великого проклятого зверя. Ей было почти две тысячи лет, а им четверым суммарно не набиралось и шести десятков.       Исходной точкой стали заброшенные горячие источники «Дом опадающих листьев». Возвращение сюда спустя столько лет не принесло ничего, кроме раздражения. Эномото действительно не дурак, раз решил разместить штаб секты здесь. Горная местность. Заброшенные горячие источники с дурной репутацией. Сеть тоннелей, из которых вычистили всё: от проклятых зверей до трупов людей и магов, ставших по неволе инкубатором а-ля шведский стол для потомства Паучихи. Землю выкупила пожилая дама. Но бизнеса там так и не завела. Потому что бизнес был здесь ей и не нужен. Пожилая госпожа на самом деле подставное лицо — лишь прикрытие для Эномото.       Густой туман спускался с гор, обволакивая лес и камни. Остро пахло хвоей и сырой землёй. Годжо окинул взглядом молчаливое окружение. Здесь не слышно даже птиц. Нет насекомых. Воронка от обрушения первого уровня тоннелей пустовала безжизненно — лишь серая земля да голые камни. Несколько нор зияли чёрными беззубыми ртами.       — Они под землёй, — сказал Годжо. — Я чувствую их копошение.       — Не все из них живые, — мрачно бросил Рюу. — В некоторых трупах, выкупленных Эномото из моргов, сидят коварные паразиты.       Они стояли наверху у края воронки. Когда-то здесь Куран Сакура изгнала великого проклятого зверя. И земля стала проклятой.       — Тела умерших людей нужны были Эномото для экспериментов и чтобы пополнить собственную армию, потому что его кровожадный клуб по интересам не пользовался популярностью. Интересно, почему? — столь же мрачно усмехнулся Годжо. — Но делать живых мертвецов... У Амацуки на счёт этого пунктик?       — Не представляешь, какой, — Рюу скосил в его сторону взгляд.       Из-за гор показались первые отблески солнца.       — Их надо выманить наружу, — сказал Годжо.       — Как по мне, проще было бы всех убить, обрушив тоннели.       — Но тогда не будет доказательств преступлений Эномото. Нам они нужны по максимуму. От целых лабораторий, до живых фанатиков. И как ни крути, лишние смерти тут не помогут.       — Сказал тот, кто предлагал свернуть Эномото шею, — усмехнулся Рюу.       Годжо тяжело вздохнул. Что правда, то правда. Но убить Эномото только на первый взгляд казалось самым простым решением, которое на деле лишь прибавило бы проблем. Чем больше физических доказательств, тем сильнее связаны руки не только у Эномото, но и совета старейшин. А рычаги давления на стариков очень нужны — накануне вопрос о казни Куран Сакуры и Мины, как сосуда Лисьего камня.       Сатору слишком хорошо всё понимал.       — Я бы мог шмальнуть по ним «Синим», и не один раз, чтобы выбежали все. И помочь раскидать половину, остальное вам придётся доделывать самому. Справитесь? — улыбнулся Годжо.       — Просить тебя следить за языком, всё равно, что посадить себе на шею скорпиона — глупо и бессмысленно, — заметил Рюу. — Поэтому я буду молиться, чтобы ты его однажды прикусил.       — Я вам не нравлюсь.       — Какой наблюдательный.       — Да вы и не особо скрывали, — сказал Годжо. — Отцовская ревность, дорогой тесть?       — Я послушал Куран зря. Она сказала, что Мина с тобой в безопасности. Но в итоге моя дочь сейчас одна должна отстаивать себя на совете перед кучей стервятников. Да ещё и с лисьим камнем в груди.       Рюу повернулся к Годжо. Уродливая половина лица очень резко контрастировала с красивой. Будто Рюу слепили из двух разных людей. А ещё Годжо подметил, что у Мины глаза отца — драгоценность, сделанная из благородного малахита.       — А где всё это время были вы? — спросил Годжо. — Вы были ей нужнее прочих.       — Не суди о том, чего не знаешь, — Рюу отвернулся. — Я умереть готов за дочь.       — Она этого не оценит, — заметил Годжо холодно. — Меньше всего Мине хотелось бы вашей смерти, дорогой тесть.       — Как скажешь, дорогой зять, — сказал Рюу. — Пора начинать. Не убей живых, не изуродуй тела мёртвых. Обезвредить их — моя задача. Различить, какой где, я смогу. Твоя задача найти камень.       Годжо выпрямился, размял плечи. Вытянул сцепленные в замке руки перед собой. План был прост — Рюу сражается с сектантами, Годжо ищет камень. Быстро, не теряя времени. Потому что надо успеть к Мине на совет.       — Постараюсь никого не прибить, но ничего не обещаю.       — А ты не очень хороший человек.       — Тем, кто живёт без забот, гораздо проще быть хорошими людьми, — заметил Годжо. — Да и хорошесть в глазах смотрящего.       — Так говорят про красоту, — бросил Рюу.       — А она — не ваш конёк, — усмехнулся Годжо.       Рюу только закатил глаза.       — Побушуем, — Годжо расправил плечи и выставил руки вперёд.       Вскоре у заброшенной гостиницы «Дом опадающих листьев» засверкали всполохи разрушительного «Синего».

—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—

За 10 часов «до».

Храм ордена Кагэн-но-Цуки…

—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—

      — Мрачновато у вас тут.       — А ты чего ожидал от катакомб? Благовоний и мягких подушек?       — Нет, это как раз в вашем стиле.       — Приму за комплемент.       Они шагали по широкому коридору, где пахло сыростью и крысами. Где-то капала вода. За стенами, а, может, и в стенах шуршало нечто живое. И звук уже нельзя было приписать крысам в отличие от запаха. Сакура шагала вперёд уверенно, освещая дорогу языком пламени на ладони. Гето шёл за ней, не спуская глаз с чёрного меча в чёрных ножнах — Курорюу-кен. Меч чёрного дракона. Оружие досталось им совсем непросто. Сначала суд Царя Эммы, а потом изгнание нескольких проклятых духов неимоверной силы. В горле Гето неприятно запершило при воспоминаниях о проглоченных духах. Тёмные сгустки проклятой сущности больно царапали гладкий пищевод. Не каждый день Гето доводилось проглотить Чёрного дракона, похожего на самого грозного Рюдзина со старых фресок.       Но больше Гето был не рад узнать о некоторых подробностях о жизни Сакуры, когда сердца их обоих взвешивали на чаше весов. Женщина перед ним могла возвести новую крепость на руинах собственной жизни. Любить и всегда неудачно — то ещё проклятие.       И от него Гето Сакуру никогда бы избавить не смог.       — Ты была хороша. Там, перед Эммой.       — Ты не нарвёшься на ответный комплимент. И не старайся.       — Попытаться стоило.       Сейчас они шли по катакомбам, расположенным под храмом ордена Кагэн-но-Цуки. Их сделали ещё в эпоху Сенгоку, когда сёстрам угрожали даймё соседних провинций. И каждый пытался, кто дарами, кто силой, кто хитростью, кто угрозами переманить орден на свою сторону. И незнающий человек заблудился бы в подземных лабиринтах на раз-два. Но Сакура шла по ним уверенно.       — Я удивлена, что ты решил мне помочь.       — Считай это благодарностью за помощь в пополнении моей коллекции проклятых духов, — сказал Гето. — Интересно, пожалеешь ли ты, что обратилась ко мне. Ведь этих проклятых духов я могу использовать против мерзких обезьян.       — Это твои решения, не мои, а, значит, и не мои проблемы тоже. Сам за свои действия будешь расплачиваться.       — Ты звучишь, как персонаж сёнэна, который вынужден сотрудничать с местным злодеем, — Гето улыбнулся по-лисьи.       — А ты разве считаешь себя злодеем? — усмехнулась Сакура. — Кем угодно, но точно не злом. Даже вынужденным. Ты думаешь, что в твоих руках освобождение.       — А разве я не прав в своей ненависти? Ты ведь тоже осталась верна себе, — сказал Гето.       — Отчасти я рада, что наши пути разошлись.       — И всё равно они привели нас в один список на казнь, — как бы невзначай напомнил Гето. — Ты, как и Сатору, многого не понимаешь. Хотя... я до сих пор удивлён, что он не убил меня тогда.       — Что за внезапные откровения?       Сакура кинула на Гето взгляд из-за плеча.       — Обстановка больно интимная. К душевным беседам располагает.       Мимо с писком пробежала крыса. Сакура завернула направо и махнула рукой. Огонь с её ладоней разделился на более мелкие огоньки. Те метнулись в разные стороны, зажигая настенные факелы.       — Почти пришли, — сказала Сакура. — Обстановка, говоришь, интимная. Я вот немного другого ожидала.       — А именно? - приподнял изящные брови Гето.       — Что он будет бегать за тобой в попытках вразумить и кричать: «Саске, вернись в Коноху», — ответила Сакура.       Гето фыркнул.       — Как я раньше не замечал.       — Чего?       — Что ты мастерски умеешь выкручивать яйца, — Гето скрестил руки на груди.       Сакура усмехнулась, а потом сказала:        — Пришли.       Они остановились посередине одного из коридоров. Небольшая деревянная лестница вела в потолок. Гето разглядел очертания люка. Ровный квадрат заливал свет от факелов. Сакура взялась за лестницу, намереваясь забраться. Но потом замерла. И посмотрела на Гето.       — До того... До того, как мы вступим в бой, я хочу сказать тебе спа...       — Давай без драмы, — вдруг прервал Гето. — Тебе не идёт быть её королевой.       Сакура приподняла бровь.       — Я совсем забыла — это твоя роль. Не терпишь конкуренции?       Гето цокнул языком, а Сакура ловко взобралась по лестнице вверх и надавила снизу на крышку люка, открывая. Ей тут же помогла пара ожидавших её сестёр. Сакура выбралась из люка. Сестра Касуми не выдержала и коротко её обняла, поддавшись эмоциям. Сакура не оттолкнула.       — Мы боялись, что не успеешь.       — Я очень спешила.       — Ты выглядишь...       — Собой? — закончила за неё Сакура.       — Да, — закивала Касуми. — Я боялась, что...       — Не обнадёживай себя. Процесс моего превращения лишь замедлился, но не остановился, — пояснила Сакура.       — Но, как? - удивилась Касуми.       Остальные сёстры переглянулись.       — Долгая история, — отмахнулась Сакура.       — А он здесь, что делает?! — воскликнула сестра Касуми.       Остальные монахини встали в боевую стойку.       — А он как раз часть этой истории, — сказала Сакура, глядя на показавшуюся из люка голову Гето.       — Такой тёплый приём. И я рад вас видеть, — Сугуру вылез полностью.       Отряхнул монашеские одежды от пыли. Боевой настрой послушниц его не пугал вовсе.       — Он — моя приманка.       — Твоя приманка? — в один голос воскликнули Касуми и Гето.       — Так и знал, что нельзя поддаваться порывам доброты по старой дружбе, — добавил Сукугу, приложив ладонь к сердцу.       И он ещё что-то про королеву драмы говорил. Но, похоже, слова Сакуры его в шок не привели. Напрягли скорее, но не выбили из равновесия.       — Не волнуйтесь, ваше святейшество, просто нужно будет приманить Куран Хидэки поближе к нужному мне месту. В прошлый раз он кинулся на Годжо без раздумий, потому что почувствовал его силу.       — Я с Годжо не на равных, забыла? — ядовитая патока сорвалась с губ Гето.       — С ним никто не на равных, — сурово ответила Сакура. — Но это не отменяет твоей силы.       Гето нечего было на это ответить.       — Мне просто обозначить своё присутствие? — уточнил он.       — Да. Куран Хидэки тебя почувствует и захочет сразиться. Сейчас он больше животное, движимое инстинктами и потребностью искать сильного противника. Остальных же прихвостней Эномото и монахинь на его стороне сёстры берут на себя.       — Нам придётся убивать своих же, — Касуми опустила глаза в пол. — Но это был их выбор пойти против нас. Хоть и понимаю, а всё равно не легче.       Сакура положила руку Касуми на плечо.       — Мы должны защитить то, что можем защитить. Иначе погибнет больше не только магов, но и обычных людей.       — Не вижу в гибели последних ничего дурного, — подал голос Гето.       Касуми сверкнула на него глазами.       — Он проклятый человек, — сказала она. — Я ему не доверяю. Особенно твою жизнь, сестра Куран.       — Зато я ему доверяю, - спокойно ответила Сакура. — В конце концов, наши с ним имена в списке смертников.       — Но его по делу, — произнесла Касуми, не сводя глаз с Гето.       — Как интересно, — тот улыбнулся. — Но я вам не враг.       — Раз ты ему доверяешь... — выдавила из себя сестра Касуми. — То и я тоже.       — Тогда идём, — сказала Сакура.       — Остальные сёстры ждут твоего сигнала. Но, знаешь....       Касуми остановила Сакуру.       — Что? - удивилась та.       — Я видела... твоего отца. За эти два дня мне показалось, что иногда он приходил в себя. Периодически в глазах мелькал разум сильного человека в своём уме. Мне кажется, он может узнать тебя.       — Тем хуже для него, — отозвалась Сакура.       Гето бросил в её сторону тяжёлый, полный тихой печали взгляд.

—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—

За 10 часов «до». Зал советов…

—⋆˖⁺‧₊☽◯☾₊‧⁺˖⋆—

      — Мы даже не знаем, жив он или мёртв! — воскликнул один из магов.       — И что нам даст это знание? Что смерть, что жизнь, что просто пропажа мальчишки — уже нарушение баланса. Все, кто боялись его, повылезали. И мы в первую очередь должны решить, что с этим делать, — сказал второй.       За ним послышались третий, четвёртый, пятый...       — Не слишком ли вы преувеличиваете значимость мальчишки?       — А вы попробуйте её приуменьшить!       — Сейчас важно другое. Амацуки Мина является сосудом для Лисьего камня. Девица знатных кровей, да ещё и невеста Годжо Сатору. Как такое вообще могло произойти? Неужто сама власти и силы захотела?       — Да какой там! Её явно надоумила ведьма Куран. Вот, кто истинное зло. Убила самого Годжо Сатору, а его невесте запудрила мозги. Бедная девочка...       — Такая уж и бедная. Казнить обоих и проблем не будет.       — А вы точно уверены, что сестра Куран преступница?       — Она не раз оказывала помощь обычным магам и многое сделала для магического сообщества.       — Она зарвавшаяся девка, которую нужно осадить. Женщине нельзя давать власть в руки, она погубит всё вокруг.       — Вы себя вообще слышите?       — Меня больше волнует, что будет с орденом Кагэн-но-Цуки... Почему ни одного представителя от него здесь нет?       — Как нет, а старейшина Эномото? Он готов взять на себя ответственность за клан.       — Какая ответственность, если он смог допустить смерть Годжо Сатору от руки Куран?       — Да не умер он!       — Да не убивала его Куран!       Жалкие насекомые.       Эномото следил за галдежом знатных господ и сильных мира сего поверх расписного веера. Тот прикрывал красную лихорадку в уголках рта. И сухую шелушащуюся кожу на подбородке.       Отребье магов склочно спорило, будто торговки рыбы на базаре. Эномото сказал, что Куран Сакура убила или ранила Годжо Сатору. Сообщил он и о сосуде Лисьего камня. Теперь никому не отвертеться. Годжо Сатору скорее всего действительно мёртв или находится между жизнью и смертью — его ранил не абы кто, а сам огненный палач. Не абы чем, а Убийцей богов. После такого выживали единицы. У Амацуки Мины и Куран Сакуры нет иного варианта, кроме как скрываться. Одна в очень шатком положении и рискует приобрести билет на казнь, вторая уже его приобрела. Да ещё и с обслуживанием по высшему разряду. А если девки не будут прятаться, а решать ударить в лоб, то правда будет не на их стороне. Все доказательства, что так усердно копила против него Куран либо надёжно перепрятаны им же, либо уничтожены. Так что доказать она ничего не сможет. На стороне Эномото совет и большая часть магического сообщества.       Единственное, что огорчало: последний осколок Лисьего камня Эномото так и не нашёл. Ничего. Найти его — дело времени.       Но даже если Годжо Сатору жив и попытается как-то вмешаться, то у Эномото припрятан козырь в рукаве. Внезапный, но очень существенный. Главное, чтобы его милостивая госпожа, носившая тело Амацуки Саяры в качестве выходного костюма, нашла то, что искала. Когда серебряное кольцо на пальце Эномото почернеет — это будет знаком, что поиски увенчались успехом.       Рядом сидел мрачный Тайра. Смерть отца ударила по нему с оглушительной силой, а теперь ещё и сестра оказалась вместилищем для древнего зла и нарушила магические законы.       Эномото думал, что глупому мальчишке недолго осталось горевать. И скоро гореть ему в аду вместе с папашей. Который не дождался Эномото и сам попытался провести ритуал слияния камня и сосуда. В итоге всё совсем пошло не по плану. И Эномото ни капельки не будет жалеть, когда убьёт Амацуки Тайру вместе с его поганой женой и недавно родившейся дочерью. После смерти единственного главы власть над кланом единолично перейдёт к покорному слуге Триединой богини. К нему, к единственному достойнейшему старейшине Эномото.       — Вы не понимаете! — кричал кто-то.       Эномото это утомило.       — Меня только одно интересует, — наконец вмешался Зенин Наобито, который до этого момента устало наблюдал за происходящим. — Почему Годжо Джунсиро отмалчивается, сидя в стороне?       Эномото перевёл взгляд на отца Годжо Сатору. Тот был мрачен и задумчив. Непривычно серьёзен. Казалось, его и правда тяготит участь сына.       — Будьте снисходительны к Годжо-сану. У него убили сына.       — Он пропал!       — Убит!       Удар гонга заставил всех одномоментно замолчать. У золотой чаши стоял пожилой служитель. Маги так расшумелись, что его старческий полный спокойствия и уважения голос потонул в возгласах. Поэтому старец решил привлечь внимание другим способом.       — Достопочтенные господа, — начал он, — прибыл ещё один участник совета.       — Все уже здесь, — сказал один из собравшихся.       — Не все.       Приятный нежный голос раздался прежде, чем они увидели его обладательницу. При дневном солнце взошла полная луна, затмив собой все предыдущие предметы споров. Эномото подавился воздухом, когда увидел в зале советов Амацуки Мину. Её появление повергло присутствующих в недоумение. Окинув собравшихся взглядом, чуть задержавшись на Годжо Джунсиро, она учтиво поклонилась.       — Предвкушая ваши вопросы, уважаемые господа, скажу сразу: Годжо Сатору жив и здоров, Куран Сакура не причиняла ему никакого вреда. А я действительно являюсь сосудом для Лисьего камня.       Новость повергла собравшихся в ещё больший шок.       — Амацуки-сан, вы понимание, чем грозят подобные заявления? — один из магов пришёл в себя быстрее остальных.       — Более чем, - ответила Мина. — Но я пришла сюда открыть вам глаза.       — Что вы такое говорите? — недоверчиво бросил кто-то. — Открыть глаза на своё ужасное положение?       — Нет, на ваше, — ответила Мина.       — Наглая девчонка, — вырвалось у кого-то.       — Эта наглая девчонка стала жертвой вашей же слепоты. Ведь вы, уважаемые, не увидели рядом с собой алчное, не знающее жалости чудовище, — Мина говорила, будто сталь пела.       — И после такого вы, госпожа Амацуки, уверены, что мы вас выслушаем? Слишком нагло и наивно одновременно.       — Выслушаете.       Годжо Джунсиро заговорил, чем привлёк всеобщее внимание. Множество пар глаз тут же обратили взор на него. Мужчина поднялся на ноги. И тяжелым взглядом окинул присутствующих. Задержался на Эномото.       — Вы выслушаете мою невестку и не прервёте, не перебьёте. Я буду гарантом слов и безопасности Годжо Мины, как просил того мой сын — её законный муж.       Мина, замужняя уже почти сутки женщина, сдержанно улыбнулась. Как и подобает жене шестиглазого бога.