не скоро

солнечный оскал, вижигающий любую надежду выбраться из этого сладкого болота захороненных чувств. может быть ген ещё более неудачливей сенку. хотя нет. это ведь не зависит от удачи. любовь. симпатия. восхищение. немое, негласное восхищение, парализовывающее и выбивающее мысли из головы, оставляя там какую-то бесформенную, поражённую будто вирусом, массу личности. это необъяснимое удивление и непринятие происходящего на каком-то особом уровне. вечно запертый в коробку своей бесчувственности и алчности, вдруг осознать, что её взорвали, испепелили, словно брызнули кислотой. как тут не потерять хладнокровие, не перепутать маску, случай, ситацию? сказать, осознавая лишь обрывками неопьянённого разума, какую-то дичайшую глупость, выдающую его с потрохами. сокрушаться в своей неправильности. как будто правила ещё есть. понимание, рефлексия и безумное количество мыслей выбивающих воздух из лёгких. как это глупо и бесповоротно - полюбить женатого человека. женатого на науке. полюбить и оставаться в тени, надеяться быть необруганным, неброшеным. молиться в пустоту фортуне, тайно воздвигая всё большие и большие идолы в честь о ней. и всё же. ген был благодарен судьбе за это знакомство, за эту возможность, за эту приторную сжирающую боль, за эту тоску по тому, чего он никогда не испытает. а ведь он никогда не был таким самоотверженным. в том мире он был чем-то счастлив, чем-то ведом, кажется, это была блажь, навязанная одиночеством и медиа. и, если это и есть счастье - внезапный выброс серотонина и дофамина, то почему это вызывает такой резонанс противоречий. будто бы красное и белое вино смешались в нём, опьяняя и даря сладкий дурман, и устроили гражданскую войну, раздражающую нутро и вызывающую позывы отхаркивания бабочек мутным похмельем, с песенным воплем гарпий-мыслей. в этот момент хочется попасть в сказку и с помощью какого-то пресловутого волшебства вытравить эти чувства заклинанием или зельем и забыть про научника, про человека, неподвластного волшебству, но будто бы сошедшего со страниц фантастической сказки. будто это и есть фея фантаста, призванная мурлыканьем и клокотанием необразованности, как предсмертный вопль. но ген не верит в сказки, не верит в волшебство. вот она, проблема продажных волшебников - они не верят в волшебство, они не верят в сказки, они не верят в счастливые концы. у них есть причины не верить, это точно, но причин не мечтать нет. мечтать, как мечтают обделённые чем-то люди, перед сном, о лучшей жизни. и ген мечтает. и ген видит сны. сны, полные сенку. там сенку его целует, обветренными губами в щёки, в нос, в губы. целует смазанно, легко, сладко. там сенку его обнимает, гладит руками лопатки, трогает вскользь плечи, прижимая к себе. там сенку не отпускает, держит за руку постоянно. там сенку ему не друг. там сенку целует его ключицы, даёт целовать живот, мочки ушей, руки и шею. там сенку к нему ближе. там он ближе к сенку. но просыпаться от этого не приятней. эти сны делают взгляд гена стыдливым перед сенку. ген бы извинялся, молил прощения, пощады, но это сон. его не видел сенку. и этот сон страшный, горький секрет, что уносят обычно с собой, в могилу, что не озвучивают, не понимая превратности ситуации. сенку любил звёзды, любил луну. ген готов был умереть, но сенку не был робким и не любовался луной, как любовался ген сенку. ген был уверен, если это чувство пройдёт, то точно не скоро. может быть через год, через три, через три тысячи семьсот лет, но точно не скоро.