Два имени Келебримбора

Вокруг безымянного пальца правой руки Тьелперинквара обвивается тонкая вязь тенгвар. "Аннатар" — читает он слово на квэнья, аккуратно проговаривая каждый слог. Лорд подарков — так зовут его судьбу. — Тебя ждут великие дела, — объясняет ему отец. — Если твои имена написаны не на запястьях, а в другой части руки — это всегда говорит о большом потенциале. Ты приумножишь славу нашего рода, Тьелпэ... Тьелпэ одновременно горд этим фактом и страшится его. Он — и великие дела?.. Но ему хочется в это верить, хочется быть героем, исцеляющим мир от ран и несущим в него добро. — Вот только... — добавляет папа, притворно хмурясь. — Вот только я точно знаю, что великими становятся исключительно те молодые мужчины, которые ежедневно получают минимум час здорового послеобеденного сна. Он недвусмысленно кивает в сторону комнаты Тьелпэ, где слуги уже наверняка приготовили тому постель. — Это доказано научно. Против науки аргументов у Тьелпэ не находится — пока что. Имена папы, как и у большинства остальных нолдор, скрыты от посторонних глаз за браслетами, которые он выковал для себя в день совершеннолетия. Когда он был маленьким, он носил браслеты, сделанные его собственным отцом. Но сам дедушка Феанаро с детства не расставался с перчатками — как и у Тьелпэ, его имена написаны на кистях рук. Правда, в отличие от дедушкиных имён, "Аннатар" легко помещается под простое серебряное кольцо. А вот "Таурон"... — Ни я, ни твой отец не знаем никого с такими именами, — задумчиво говорит мама. — Но по крайней мере, когда одно из них — "Отвратительный", а другое — "Лорд подарков", сразу ясно, кто твоя судьба, а кто — рок. Рок Тьелперинквара написан крупными тенгвар по всей внешней стороне его кисти. Как и дедушке, ему приходится прятать её под перчаткой. Через много лет, когда Тьелперинквар впервые слышит, как именно нолдор-изгнанники начали называть главного прислужника Моринготто, он не верит своим ушам. — Но как это возможно? — спрашивает он побледневшего отца. — Разве над сутью валар и майар властвуют те же силы, что над фэа Детей Илуватара? — Ну, как минимум, их нынешние воплощения в основе своей неразрывно связаны с Ардой, как и наши... — не так уверенно, как хотелось бы Тьелперинквару, отвечает отец. — Быть может, король Эльве и его королева... Он морщится, видимо, осознавая, что любой их диалог с родичем Ольвэ ничем хорошим не закончится, и позволяет фразе повиснуть в воздухе. — Но значит ли это, что у Гортаура — Таурона — где-нибудь... Где-нибудь написано моё имя? — продолжает рассуждать Тьелперинквар. Ему не по себе от этой мысли. — Ведь бывают же исключения, уникальные случаи несовпадения судеб... Именем судьбы Индис было Финвэ, но судьбой самого прадедушки была Мириэль... Здесь наверняка такая же ситуация. Тьелперинквар уже не ребёнок, мечтающий о подвигах, и даже, вопреки мнению отца, не считает, что расположение имён на руках особенно на что-то влияет. Не может же он и вправду быть роком создания древнее, чем Арда?.. Аннатар приходит в Эрегион вестником наступающей после долгих холодов весны, такой же искрящийся энергией, такой же сияющий, дарящий надежду на новое и стирающий прошлую боль. "Келебримбор" — гласят тенгвар на безымянном пальце его левой руки. — Мы можем менять оболочку, как хотим, — объясняет он. — За одним исключением. Кое-что остаётся с тобой всегда, какой бы облик ты ни принимал. Он подмигивает Келебримбору и берёт его ладонь в свою. "Аннатар" и "Келебримбор", их странные кольца, их имена судьбы, которая после стольких лет всё же оказалась милостива к роду Феанора. — Не у всех из нас по сошествии в Арду появились имена, но те, кому они достались, сразу поняли, что наши судьбы будут связаны с Детьми, — своим излюбленным менторским тоном повествует Аннатар. — Мельянна, например, или Олорин... — Почему тогда ты не пришёл раньше? — спрашивает Келебримбор и тут же поспешно исправляется. — Не то чтобы я тебя в чём-то обвиняю!.. Аннатар смеётся. — Я искал Келебримбора среди квэнди с самого их пробуждения в Эндорэ, — говорит он. — На моём пальце был написан синдарин ещё до того, как появились сами синдар... И я подумать не мог, что моя судьба всё это время скрывалась в Амане под другим именем! А если ты имеешь в виду помощь в войне с Мелькором... Он устало потирает переносицу — настолько человеческий жест, что он не может быть ненамеренным. — Я не смел ослушаться приказов лорда Аулэ и Короля Арды... Я молил их, я апеллировал к их логике, но в итоге века моих продуманных аргументов значили меньше, чем пара слов Эарендила! И даже после победы над Врагом, когда я узнал твоё имя от вернувшихся изгнанников, мне пришлось стоять перед Владыками Запада чуть ли не на коленях! Только чтобы добиться такой мелочи, как разрешение с тобой встретиться, только чтобы поделиться с Детьми дарами, принадлежащими им по праву!.. Аннатар кривит лицо, и Келебримбор успокаивающе стискивает его ладонь. — Тем не менее, Тьелпэ, — вздыхает он после небольшой паузы. — Ради тебя я мог бы пройти через всё это заново, не сомневайся. Но в его голосе слышится боль, и Келебримбор решает, что вопрос про то, что скрывает белоснежная перчатка на правой руке Аннатара, стоит отложить на потом. — Тьелпэ, — с такой знакомой мягкой улыбкой говорит ему Саурон. — Мы всегда были всем друг для друга. Он прикладывает свою кисть к кисти Келебримбора. Они идеально сочетаются, "Саурон" и ещё одно "Келебримбор" — более крупными тенгвар, более размашисто, более остро. Почему, спросил бы Келебримбор, если бы мог говорить. За что, выкрикнул бы он, если бы у него были силы кричать. — Просто скажи мне, где кольца, — шепчет Саурон, и нетерпение в его голосе — это Аннатар, которому надоело ждать, пока увлёкшийся работой Тьелпэ выйдет из кузницы, но полубезумное отчаяние, которое сквозит в каждом его слове — это что-то пугающе чужое. — Ещё не поздно всё исправить, моя судьба, мой рок, моя прелесть. Сам Илуватар соединил твою мелодию с моей каждым возможным способом — разве это не значит, что нам суждено быть вместе, что мир станет лучше от нашего союза? Как ты можешь не видеть, какое величие ждёт нас впереди?! Предвзятость подтверждения, друг мой, с невольной нежностью думает Тьелпэ, словно это одна из их обычных дискуссий на залитых солнцем улицах Ост-ин-Эдиля. Ошибка мышления, заключающаяся в интерпретации фактов в угоду имеющимся гипотезам. В отличие от Саурона, он не смеет предполагать, что понимает замысел Илуватара. Идея с кольцами была их общей, реализация — тоже, и даже в их записях неразборчивые пометки Келебримбора шли рядом с ровно выведенными комментариями Аннатара... Но пришла бы эта идея в голову кому-то одному, если бы другого не было рядом? Кто бы остановил Саурона в таком случае? ...Кто бы остановил самого Келебримбора? Он возвращается к мыслям о текущей ситуации, чувствуя боль в истязаемом хроа словно сквозь какую-то пелену, как будто всё это происходит не с ним и не здесь. Он невероятно устал, так, как не уставал никогда прежде, но пока ещё способен не поддаваться искушению отпустить фэа из тела. Чем больше времени Саурон потратит на Келебримбора, тем больше времени будет у Нуменора, чтобы собрать обещанный флот, тем лучше силы Гил-галада смогут подготовиться к неизбежной битве — и, может, тогда у свободных народов Средиземья будет пусть небольшой, но шанс на победу. Если вся жизнь Келебримбора, вся его судьба и рок сводятся к тому, чтобы умереть, послужив этой победе, он примет это с честью. Может, именно это искупит наконец его грехи — его и его проклятого рода. — Тебя ждут великие дела, — шепчет ему тень Куруфина, ещё не знавшего Альквалондэ и Лосгара, ещё не хоронившего отца, ещё не терявшего сына. Да, папа, беззвучно смеётся Тьелпэ в ответ видению. Ты и не представляешь, насколько.