Кот

— Черри, это ты? Заходи скорее! — Коджиро открывает гостю двери в ресторан. — Хороший мальчик. Сейчас, у меня есть для тебя специальное блюдо. Он спешит на кухню, выхватывает из микроволновки — да, даже в итальянских ресторанах есть микроволновки, перестаньте обманывать себя — и спешит обратно в зал. Черри приходит поздно вечером, когда остальных гостей уже не остаётся, и поэтому никто не мешает им лишним вниманием. — Вот, для тебя оставил, — он протягивает тарелку со свежим аббакьо. — Ну, не пышайся, знаю же, что любишь! Черри? Пушистый трёхцветный кот, понюхав тарелку с итальянским деликатесом, воротит нос и начинает вылизываться. — Ты у кого столуешься, Черри? — кот игнорирует вопрос, и Коджиро обречённо треплет его по ушам. Хвостатый появился у него в ресторане почти месяц назад. Холёный, толстый, с длиннющими усами и диковинными жёлтыми глазами — но без ошейника. С самого первого дня он бесстрашно заходил в ресторан под конец смены, молча требовал угощенье и благодарил короткой лаской. Скорее даже так: разрешал себя приласкать, и то чётко отведённые четыре минуты, после чего мотал хвостом и уворачивался от руки. Коджиро, конечно, стыдно, но никак кроме «Черри» кота он назвать не мог. Высокомерный взгляд и величественная поступь просто не оставляли выбора. Да к тому же, сама фраза «потрепать Черри по ушам» удивительно грела душу! — Раз есть не хочешь, давай гуляй, мне ресторан надо закрывать, — Коджиро выпроваживает кота и закрывает дверь. Ночи, наконец, становятся теплее. Нанджо провожает кота, неспешно вышагивающего вверх по улице, взглядом и бредёт вглубь квартала. И ведь видно, что котяра ухоженный, кем-то стабильно вымытый и обласканный — почему ошейника нет? Так ведь и утащит кто-нибудь, и вспоминай как звали. А если вдруг власти начнут вылавливать? Коджиро сворачивает с дороги домой и, прибавив шагу, идёт в местный зоомагазин. — Мы закрываемся, молодой человек! — ворчит бабулька на кассе. — Минутку! Он хватает с прилавка первый попавшийся кошачий ошейник. Бабушка, пробивая покупку, пытается ещё втюхать какой-то новомодный корм, но Коджиро припоминает ей, что та собиралась закрываться, и выскакивает из магазина. В свете фонарей ошейник оказывается в розово-зелёную полосочку — ну не каламбур ли? На следующий день, пока кот чуть ли не чавкает каччиаторе, Коджиро ловко застёгивает на нём ошейник с самодельным медальоном из жестяной банки. Шилом на жестяжке Нанджо вывел: «Кот Черри, сильно не кормить, ему и так пора на диету. В случае чего вернуть в ресторан по адресу: …». — Всё, не абы кто теперь, а именованный товарищ, — воркует он над Черри, поправляя ошейник. Кот, жующий курицу, внимания на него не обращает никакого. — Ну вот, весь в тёзку своего… Коджиро невольно думает о Каору. Тот же самый характерец — хотите верьте, хотите нет! Сакураяшики тоже в своё время совершенно спокойно и неумолимо появился в жизни Нанджо, разрешил себя любить и лелеять, чтобы по-прежнему воротить нос и требовать дистанции. Неделю Черри появляется у ресторана к назначенному времени, с удовольствием поглощает деликатесы Коджиро, урчит ровно четыре минуты и уходит восвояси. Кот, в принципе, не прихотливый: может доесть остатки подгоревшей пасты, а может не побрезговать свежей курочкой, приготовленной к его приходу. Уж у кого, а у Нанджо голодным не останешься. И ровно через неделю Черри пропускает ужин. Коджиро задерживается на лишние полчаса, ждёт любимца до последнего, а тот всё не приходит. Конечно, у Черри вполне могут быть какие-нибудь свои кошачьи дела — март, всё-таки, заканчивается — а потому Коджиро с тяжёлым сердцем, но идёт домой. Но с тех пор кот и вовсе перестаёт заходить, словно позабыл дорогу к ресторану. Нанджо неделю готовит любимые деликатесы Черри в надежде, что тот вернётся, и день за днём забирает порции домой. «Даже этому я всерьёз не нужен, — кисло думает Коджиро, закрывая ресторан, — не то что настоящему». От тоски ноги сами несут его сквозь кварталы к центру города. Конечно, это совсем не в ту сторону, а домой стоило бы возвращаться, но ему, в конце концов, уже под тридцать, имеет право гулять куда хочет! Даже если совершенно случайно — к дому каллиграфии Каору. — Здрасте, приехали! — едва не кричит в возмущении Коджиро, поднявшись на порог. В прихожей комнате, усевшись на пол, Сакураяшики открывает баночку дорогущего кошачьего корма, а Черри, усатая морда, крутится у керамической миски. — А ну не кричи, горилла, — ворчит Каору, ни на миг не отрываясь от банки. — И без тебя с утра голова раскалывается. — Сам ты горилла! У меня неделю сердце не на месте, а ты и сказать ни разу не мог, да? Сакураяшики наконец вываливает паштет в миску, и Черри с удовольствием и мурчанием приступает к ужину. — Чего ты при… — На ошейник посмотри! Сам из жестянки вырезал, два дня в пластырях ходил! Каору, нежно погладив кота по спинке, подтягивает к себе медальон, читает надпись, чуть прищурившись. Что самое обидное — подлец Черри, надменный и гордый с Коджиро, своего тёзку обожает и сам лезет под руку. — Ну, всё правильно: кот Черри. Чего ты возмущаешься, раз сам написал, что это мой кот? — Это кот не чей — Черри, а кот по имени… ой, — Коджиро захлопывает рот ладошкой слишком поздно. — Так, всё, забудь. Просто не корми его больше этой магазинной гадостью, и… — Ты назвал кота Черри? — Они туда наркотики кладут, чтобы коты ничего больше не ели, вот! Каору указательным пальцем поправляет на носу очки, цепким взглядом рассматривая Коджиро, и он сдаётся — разворачивается, пряча скорее красные щёки, и бегом выходит из салона Сакураяшики. Будто мало ему было неразделённой любви со старших классов; не хватало, конечно, разрушить хрупкую дружбу и заработать презрение Каору. «Работник месяца, блин», — костерит сам себя Нанджо, бредя домой. Два дня кот у ресторана не появляется, а на третий, усевшись под дверью, с таким усердием чешет шею, что Коджиро, несмотря на недовольство Черри, поднимает его на руки. К кулону на ошейнике приклеена бумажка, и — господи — это распечатка с ветеринарного сайта, где сказано, что людской едой кошек кормить нельзя ни в коем случае. Коджиро, подавая Черри порцию индюшиных сердечек, глупо улыбается. Не возненавидел — маленькая, но победа. Индюшиные сердечки приходятся коту по вкусу, и следующие два дня Черри столуется в ресторане. Что интереснее, на третий день, пока кот уплетает полпетоне, Коджиро с улицы слышит знакомый голос: — Джо? Джо, ты здесь? — Где ж ещё мне быть, — с глупой улыбкой выходит на улицу Нанджо, встречая там Каору. — Да я не тебя… ну, то есть, тебя, — отчего-то начинает вилять Сакураяшики, озираясь по сторонам, — ты же Джо, да… Мимо Коджиро проскальзывает шустрая тень — и кот уже трётся о ноги Каору. — Так, это уже не смешно. Вот только не говори мне, что ты… — Человеческая еда слишком жирная и солёная для котов, — Каору старается ответить как можно более холодно, но рукава его кимоно чуть заметно подрагивают. Коджиро пробивает на смешок. — Чего ж он тогда ходит ужинать ко мне, если ему слишком солоно? Твоя магазинная дрянь, небось, вообще безвкусная! — Сам ты дрянь! Это сбалансированная диета, хоть кто-то должен о нём позаботиться, а то он на твоих харчах заработает себе… гастрит, вот! — он возмущённо взмахивает руками и отворачивается. — И вообще, я домой шёл. До свидания. Нанджо, еле сдерживая смех, провожает двух тёзок взглядом и закрывает ресторан. Можете сказать, что это сущая глупость, но с этого дня между ними возникает немое соревнование за внимание Черри-Джо. Каждый вечер Коджиро с поварёшкой наперевес ждёт кота у входа в ресторан, а Каору выкладывает перед своим порогом новинки зоомагазинов — и каждый пересчитывает дни побед и поражений. Сегодня тридцать первый день, а они до сих пор идут вровень. Пятнадцать дней Черри-Джо поедал деликатесы итальянской кухни, пятнадцать соблюдал диету; и вот сегодня, в нечётный день, Коджиро точно вырвется вперёд… — К тебе Джо-Черри приходил? — врывается в ресторан заполошенный Каору, придерживая очки на носу. — Поздно уже, я думал, он у тебя ужинал… Они встречаются взглядами, и боже, если бы не пропажа Черри-Джо, Коджиро составил бы целую оду невероятным глазам Каору. Как назло лупит дождь и дует противный ветер — даром что апрель. Вместе они прочёсывают три ближайших квартала, потом, чтобы рационализировать поиск, разделяются. Нанджо уже совсем не рад, что сегодня с утра поленился накинуть куртку. — Нет? — читает он в глазах у Каору, и тот отрицательно качает головой. — Слушай, может и правда ушёл по каким-нибудь кошачьим делам, а? Весна же; непутёвая, но весна… Сакураяшики, не боясь замочить подол кимоно, присаживается на корточки под ближайшим козырьком. Нанджо жалеет, что больше не курит — как удивительно быстро он привязался к этому коту! — Почему ты назвал его Черри? — вдруг подаёт голос Каору. — Характерец у вас один и тот же, — Коджиро встаёт рядом с ним под козырёк. — Гордые, чуть надменные, гуляете сами по себе. Обожаешь вас без памяти, а вы себя любить разрешаете совсем чуть-чуть. — Мы будто про разных котов говорим!.. Он же наоборот, совсем как ты — ласковый, дружелюбный… Один он со мной и водится, а я даже не знаю, как за котами ухаживать… ни за ним, ни за тобой. Потому и Джо… Сакураяшики медленно поднимается, отряхивая дорогущее кимоно неизвестно от чего, и мучительно долго не смотрит Коджиро в глаза. — Ну и гад же ты, Каору, — презрительно выдаёт Нанджо, в очередной раз жалея, что бросил курить. — Я… — Столько лет меня мурыжить и динамить, чтобы на старости лет признаться! Сакураяшики поднимает удивлённый взгляд, и Коджиро не может сдержать глупой улыбки, когда тянется за поцелуем. За шиворот льёт с козырька дождь, в ботинках хлюпает вода, завтра наверняка поднимается температура; какая разница, если Каору прикусывает ему губу и отвечает на поцелуй. На промокший ботинок усаживается что-то тяжёлое и тёплое. Завтра они удивятся тому, что Черри-Джо за последний месяц заметно прибавил в весе, завтра поведут его к ветеринару и только завтра узнают, что всё это время они боролись не за кота, а за беременную кошку; всё завтра. Сейчас, улыбаясь в поцелуй, Коджиро прижимает к себе Каору и просто благодарен эволюции за кошек.