A terrible story: He is dead

      Феликс больше не плакал. Когда они возвращались в храм, он, закрыв лицо руками, сидел возле Чанбина, пристегнутого к кушетке в кузове минивэна. После его возвращения никто не проронил больше ни звука, будто у всех в ушах еще звучал его голос. Его… попытка говорить. Когда он упал на землю, потеряв сознание, лидер жестом указал, чтобы волчицу погрузили во второй автомобиль, а сам отнес Чанбина. Все тотчас рассредоточились по машинам и рванули обратно в храм. Большую часть дороги Минхо наблюдал за Феликсом. Он сидел ссутулившись, будто на его спине лежал огромный валун, встретиться с ним взглядом или прочитать выражение лица было невозможно — из-под грязных, сбитых от многочасовых поисков рук оставались видны только дрожащие, плотно сжатые губы. Джисон же не сводил взгляда с Чанбина. Тот побледнел, кожа покрылась испариной, а дыхание стало неровным и частым. Все понимали, что это значит. Поэтому и молчали. Проклятие уже начало травить его. Чан наложил жгут чуть выше места укуса в слабой попытке замедлить распространение яда, но, видимо, помогло это не особенно. На лидере не было лица. Минхо не сомневался, что в этот момент он напряженно перебирает все, даже самые сомнительные варианты, которые у них остались, чтобы по приезде дать Феликсу хоть мало-мальскую надежду. Минхо также отдавал себе отчет, что на самом деле надежды почти нет. Сделать что-то с укусом можно в первые секунды, пока волчья отрава не попала в кровоток. А с его укуса, судя по загноившейся ране, прошли часы. Удивительно, что он вообще продержался в сознании так долго. Должно быть знал, что должен вернуться. Чанбина устроили в отдельном домике, отведенном под лазарет. Будь тут Чонин, он бы уже хлопотал над пострадавшим, но в его отсутствие этим занялся Феликс — сразу же принялся промывать и обрабатывать рану, посвятив этому все свое внимание и совершенно игнорируя остальных, растерянно замерших у койки. Минхо понимал, что он не хочет говорить. Пока остальные топтались у входа, Феликс разрезал перепачканную в грязи футболку, чтобы ничего не мешало; затрещала ткань, и всеобщему взору предстали еще три укуса: два на боку над тазовой костью и еще один сзади между плечом и шеей. Смуглая кожа возле ран покрылась мелкими пятнами язв. Сжимающие обрезки футболки руки замерли. Какое-то время Феликс безмолвно смотрел на рваные следы от клыков, а потом отвернулся. — Послушай, — начал Чан негромко, — я отправил Хоуту найти травы, которые смогут это замедлить. Как только Лэвен восстановит немного энергии он тоже придет и поможет - это выиграет нам еще времени. Сынмин сейчас проверяет возможные развилки, а после свяжется с кем-нибудь из чильбенсинов, поговаривают, у них есть способ ослабить волчье проклятие… — Ты ведь понятия не имеешь, как его спасти, да? — едва слышно произнес Феликс, не оборачиваясь. Его голос… Сглотнув, Минхо взглянул на Чана — на мгновение его маска самоконтроля дала трещину, уступая место горечи. — Прости, — снова безэмоционально отозвался Феликс, — мне не стоило говорить это. Это не твоя вина. Это и правда была не вина Чана. Но взял ли он ее на себя? Конечно. Он не умел иначе. Наверняка и сейчас считал, что недоглядел за подопечным, что сделал неверный выбор, отправившись на телевышку, что все произошедшее на совете также его вина. Скорее всего, он винил себя даже за то, что взял Чанбина с собой тогда, больше пятидесяти лет назад, когда они казнили лидера оборотней. По правде сказать, Минхо понятия не имел, каким образом кто-то может выдержать такое количество вины и давления и не сломаться. Но он стоял. Возможно, внутри у него уже места живого не осталось, но он все еще держался. Пока оставался хоть кто-нибудь, полагающийся на него, он должен был продолжать стоять. Но в силах Минхо было сделать так, чтобы он хотя бы не стоял один. Он было потянулся к его спине, сам не уверенный, что собирается сделать, когда лидер вдруг направился в сторону Феликса. Должно быть холодные, без толики чувств слова его зацепили. Подошел к нему в два широких шага и за плечо развернул к себе. Хотел было что-то выпалить, но осекся. На лице Феликса было отчаяние. Ничего не произнося, он только судорожно сглатывал, кусая побелевшие губы. Его эмоции эхом отзывались в каждом из присутствующих. — Что делать, Чан?.. — он пробормотал сбивчиво. — Я не понимаю, что мне делать… Несмотря на сотни лет, десяток человеческих жизней, что прожил Феликс, в этот момент он казался лишь беззащитным испуганным ребенком, который потерял главную опору. — Почему он пошел один?.. — его светлые глаза не могли нигде задержаться, и говорил он не обращаясь ни к кому конкретно, будто сам с собой: — почему не позвал меня с собой?.. Почему… он даже не попрощался? Больно было видеть его таким. Чан тоже не выдержал, обнял его крепко, стиснув острые худые плечи, и тот сразу же уцепился пальцами за кофту, будто отчаянно ища поддержки в старшем. — Он не попрощался, — неожиданно подал голос молчавший до этого момента Джисон, — потому что не собирался умирать. Все обратили свои взгляды к нему. — И он не умрет, — светящиеся глаза холодно блеснули, — я обещаю тебе. С этими словами он накинул капюшон толстовки и вышел на улицу под моросящий дождь. Минхо коротко кивнул застывшим на месте Чану с Феликсом и направился за ним. Отпускать его куда-либо одного было чревато, в этом сомневаться уже не приходилось. Обитатели храма сидели по комнатам — из-за позднего времени и непогоды в том числе, но в основном чтобы не мешать — так было заведено, когда кто-то оказывался серьезно ранен. И все же Минхо ощущал на себе встревоженные, брошенные через щели дверей или приоткрытые окна взгляды. Нагнал Джисона только на подходе к главному храму — тот шел так уверенно, будто преследовал весьма конкретную цель. — Стой, — окликнул его Минхо, и когда тот остановился, вопросительно обернувшись к нему, спросил: — ты не думаешь, что разбрасываться такими обещаниями слишком самонадеянно? — У него была паническая атака, — ответил Хан, когда Минхо поравнялся с ним и пошел рядом. — Думаешь мне стоило сказать, что его любимый погибнет? Чуть сбившись с шага, Минхо уточнил: — Погоди. Ты сопереживал ему? — Ты прекрасно знаешь, что нет. Все намного проще. Пусть лучше он ненавидит меня потом, но будет полезным сейчас. Кроме того, — он коротко стрельнул взглядом в Минхо, — почему ты так уверен, что я не смогу сдержать обещание? Не дожидаясь ответа, Джисон распахнул перед Минхо дверь храма и пропустил его внутрь. — С чего ты планируешь начать? — Я думаю, — ответил Джисон, поднимаясь по ступенькам, — что ключ кроется в понимании того, зачем Чанбин это сделал. Он совсем не глуп. Значит у него был план. Все могло пойти наперекосяк, но изначальная задумка имелась. Надо разобраться, на что он рассчитывал. В этом имелся смысл. Конечно, рассчитывать, что Чанбин подготовил план на случай, если его укусят, не приходилось, однако какие-то зацепки он мог оставить. — Феликс говорил, что Чанбин после совета вел себя очень странно. Скорее всего именно в тот момент что-то поменялось, — Минхо задумчиво потер шею, перебирая воспоминания. — Он начал отстраняться ото всех после того, как лицом к лицу столкнулся с Чиа. — Осознал, что у него, оказывается, есть заклятый враг, хм? — кивнул Джисон. — Да. Кроме того, Чиа искала с ним встречи. Она продала меня Пэру в обмен на него. Джисон остановился у одной из дверей холла и внимательно посмотрел на Минхо. — А тебе не интересно, каким образом Пэру удалось сдержать данное слово и выманить Чанбина? Узкая ладонь легла на створку двери и распахнула ее с протяжным скрипом. В небольшом боковом зале мерцал теплый свет от алтаря, уставленного свечами. Дверь на балкон была плотно прикрыта — вечерами становилось слишком холодно и ветрено, но здесь было на удивление тепло. Колдовство, не иначе. Рядом с алтарем, устроившись на ступеньках, сидела Сэкиль в компании Хоа и Мэй и читала им вслух. Когда Минхо, а следом за ним и Джисон, прошли в зал, она прервалась и обратила лицо к ним. Причем по Минхо она скользнула взглядом почти безразлично, а вот когда посмотрела на Джисона вдруг замерла на мгновение. Минхо даже показалось, что по ее лицу пробежала тень страха. Вслед за ней на нежданных гостей уставились две пары больших зеленых глаз. — Так, детишки, хватит на сегодня, — пробормотала Сэкиль, прикрыв книгу, — идите-ка умываться. Недовольно помычав, дети поднялись со своих мест и поплелись к выходу. От внимания Минхо не укрылось, что Мэй задержала задумчивый взгляд на Джисоне, даже оглянулась у дверей. — Ничего не забыли? — окликнула их Сэкиль. — Что надо сказать? — Спасибо, бабушка Сэкиль, — хором ответили Хоа и Мэй, — спокойной ночи! — И вам спокойной, — проговорила она, а когда дверь за ними с неизменным скрипом захлопнулась, безо всяких предисловий обратилась к Минхо: — ну? На Джисона она вообще как будто старалась не смотреть. — Чанбина укусили, — произнес Минхо медленно, — но вы ведь и так это знаете? Сэкиль пожевала губы и принялась наводить порядок на алтаре, отвернувшись от них. — Знаю, — мрачно буркнула, — я предупреждала его, что так будет. — Он знал? — Минхо шагнул чуть ближе. — И все равно отправился туда? Почему? — А мне-то почем знать, — ее рука порхала над свечами, убирая застывший воск и спички. — У него и спроси. — Почему бы вам не повернуться, — негромко, но очень четко проговорил Джисон. Она замешкалась, но выполнять его просьбу все же не спешила. — Я знаю, что ты такое, — донеслось с ее стороны, — теперь знаю. — Неужели? — в его голосе появилась ирония. — Тогда вы знаете, что вам нечего бояться, если вам нечего скрывать. — Все, кто рядом с тобой, мальчик, должны бояться, — ответила она, глядя на трепещущие язычки пламени, — и чем ближе они к тебе, тем страшнее им должно быть. Минхо нахмурился. Провидица вела себя по меньшей мере странно. — Что ты собираешься сделать? Внушить мне? — Если возникнет такая необходимость, — не стал отрицать Джисон. — Я бы предпочла обойтись без этого, — она медленно обернулась и нехотя взглянула на него. — Спрашивайте. Я отвечу. Минхо поднял ладонь, давая Джисону сигнал, чтоб он не спешил использовать силы. Хотелось сначала убедиться, что простым разговором дело решить не получится. — Почему о нападении Чанбин узнал первым? — Если ты не забыл, — кивнула та, — он спас мне жизнь однажды. Я его должница. За пару дней до этого он пришел ко мне и попросил наблюдать за Чиа. Сообщить ему, если вдруг что-то появится. Но она будто знала, что за ее решениями следят. Поэтому когда напали на тебя, — она бесцеремонно ткнула в Минхо, — это стало неожиданностью. А вот с атакой на колонну все было иначе. Там все открылось как на ладони. Он узнал первым, попросил фору в несколько часов, после чего я должна была рассказать остальным. — То есть Чанбин сам искал встречи с Чиа? — Минхо нахмурился. — Да, — подтвердила та. — Он назвал причину? — Нет, — Сэкиль нахмурилась, машинально достала из портсигара сигарету, но остановилась и не закурила, просто стала крутить ее между пальцев. — Я сказала ему, что если он поедет к трассе, его в лучшем случае покусают, если не повезет — убьют. Он спросил, есть ли у него шанс победить волчицу в одиночку. Я сказала: «да, но ты разменяешь себя на нее». Немного помолчав, она негромко добавила: — Чанбин ответил, что его это устраивает. Повисла напряженная тишина. — Вы не попытались его остановить? Она зыркнула недобро: — А я кто, по-твоему, мать его? — Сэкиль пыталась выглядеть отстраненной, но у Минхо почему-то сложилось ощущение, что она и вполовину не так безразлична, как хочет казаться. — Решил пойти и сдохнуть — его право. — Можно ли вылечить укус? — спросил Джисон после паузы. Тонкие губы Сэкиль поджались еще сильнее, почти исчезнув с лица. Сигарета в ее руках надломилась. Быть может, она думала об этом уже какое-то время. — Если бы, — она удрученно покачала головой, — за все время, пока я была в стае Чеви, я не видела ни одного случая исцеления. Зато я много раз видела, как это проклятие убивает. Видимо, увижу еще раз. Нервно сунув сломанную сигарету в карман вязаного кардигана, она все же достала еще одну и закурила, отвернувшись в сторону. Ее долговязый силуэт странным образом приобщился к алтарю, гармонировал с ним — наверное, храм теплым светом свечей готов был принять любого, пусть у каждого были свои молитвы. Джисон с Минхо переглянулись. Кажется, здесь они получили всю информацию, что могли. Подозрение в сговоре провидицы с Пэром и впрямь было на поверхности изначально, но теперь, после общения… в это уже верилось с трудом. Перед тем, как направиться к выходу, Минхо помедлил и, слегка приблизившись к Сэкиль, негромко проговорил: — Если вы хотите ему помочь — помогите. Вы можете делать вид, будто вам все равно, но от потери это вас не защитит. На это она ничего не ответила, только устало выдохнула дым, не оборачиваясь. — Почему ты решил не использовать внушение? — буднично поинтересовался Джисон, когда они вышли на воздух. — Возможно, мы узнали бы больше. — Возможно, — нехотя ответил Минхо. — Но так она осталась союзником. А разбрасываться союзниками для нас сейчас непозволительная роскошь. — Она бы рассказала все, что знает о проклятии. Минхо покачал головой: — Спрашивать надо не у нее. Если кто-то знает о способе излечиться, так это та, что с этим проклятием живет. Нужно допросить волчицу, когда она придет в себя. — Согласен, — Джисон кивнул. — И все же мы могли бы напрямую спросить Сэкиль о Пэре. — Не думаю, что она бы подставила Чанбина. Она скорбит. Мне кажется, — Минхо потер переносицу, — она виновата только в том, что поступила ровно так, как от нее ожидали. Скорее всего Пэр знал, что мы заберем ее к себе. Знал, что Чанбин в прошлом ее спас и что она будет следить за оборотнями. Он заключил с волчицей сделку, потому что был уверен, что сможет как-то спровоцировать Чанбина, поэтому и подстроил атаку на трассе так, чтобы ее точно увидели. Единственное, в чем я сомневаюсь, — едва ли в планы Пэра входило то, что Чиа окажется в плену. Шансов провернуть такое у Чанбина почти не было, как ни крути. — Все ради того, чтобы устранить его? — Не только, — на мгновение Минхо засомневался, стоит ли вообще развивать эту тему. Казалось, что пока никто не произнес это вслух, все останется лишь домыслом и не сможет воплотиться в реальность. К сожалению, это было не так. — Наверное, ты не ощущаешь, но Феликс на грани. Если Чанбин не выживет, то Феликс… — Минхо качнул головой, — он вряд ли найдет силы бороться дальше. — Разве ты не сможешь воскресить Чанбина, если он умрет? — Нет, — вновь сказал он. — Я могу ненадолго удержать душу, могу исцелить ее сосуд. Но снять проклятие с души мне не под силу. Ты уже знаешь, что получается, когда я пытаюсь. — Ты говоришь о Ван? Думаешь, при попытке воскрешения Чанбин тоже станет восставшим? — Честно? — Минхо выдохнул. — Я понятия не имею. Знаю только, что лучше не станет. Они немного помолчали. Воспоминания о той ужасной ночи в кампусе оставались по-прежнему свежи. — Оборотни на самом деле довольно слабые. Они мало живут, они лишь немного проворнее и мощнее обычных людей и, как правило, берут количеством. Плюс у них есть сложности с размножением. Знаешь почему их приняли в совет? Как раз из-за их укусов, смертельных для всех сверхъественных существ. Это единственное, что заставило остальных духов с ними считаться. Такой вот баланс. Их проклятие чем-то похоже на проклятие цзянши, также намертво цепляется к душе и разрушает ее, вытравливает личность. — Но если они похожи, — задумчиво начал Джисон, — разве я не могу забрать его проклятие так же, как когда-то забрал твое? Остановившись неподалеку от дверей лазарета, Минхо повернулся к Джисону. Белая челка скрывала почти половину его лица, поэтому только один ярко-голубой глаз пристально следил за каждым движением собеседника. Быть может, так только казалось из-за безлунной ночной тьмы, но черных вен на его скулах и шее будто стало больше. Лицо похудело еще сильнее. Может, эта черная дрянь и поддерживала в нем жизнь, вот только она жрала его изнутри. Воздух вокруг него буквально вибрировал — его сила крепла день ото дня, но тело слабело, потому что никто бы не смог вынести подобное. Протянув ладонь, Минхо мягко коснулся ледяной щеки. — И чем это, по-твоему, закончилось? — Ты выжил, — ответил он. — А ты — нет. Они молча смотрели друг на друга. Интересно, когда именно все пошло наперекосяк? Когда он погиб, и место его души заняла черная? Когда он выкачал отраву из тела Минхо, и проклятие поселилось в его руке? Еще раньше? Когда он убил Минхо, не справившись со своей силой во время первого поцелуя? В той подворотне, где их души впервые прикоснулись друг к другу после стольких веков разлуки? Или когда Хенджин решил спасти Минхо ценой жизни незнакомого паренька? А вдруг все началось еще в том пожаре, или даже до — быть может, причиной всех этих событий стала встреча с нопэрапоном? Что если все началось в тот день, когда один мягкосердечный мальчик поделился своей едой с тощим бездомным котенком? Что если им лучше было вообще никогда не встречаться? Может быть, хотя бы тогда… — Почему тебе больно? — спросил Джисон ровно. — Я не хотел тебя расстроить. — Я… я знаю. Несколько долгих мгновений Минхо не сводил с него тяжелого взгляда, а потом пошатнулся и подался вперед, к нему, прижал его к стене корпусом, обняв почти отчаянно. Сбивчиво зашептал ему на ухо: — Пожалуйста, послушай меня. Пускай для тебя мои слова не имеют никакого смысла, но ты чувствуешь мои эмоции, и, может быть, он почувствует их тоже. Я бесконечно виноват перед тобой, поэтому… не прощай меня никогда. Мне не искупить содеянного, но я ни за что не прекращу пытаться. Я живу благодаря тебе, из-за тебя, для тебя. И я не дам тебе пожертвовать собой, ты понял? Как бы сильно ты не пытался, с душой или без. Я достану тебя из-под земли. Ты будешь жить. Я эгоистичен ровно настолько. Чуть отстранившись, Минхо взял его лицо в ладони и, прижавшись лбом ко лбу, проговорил совсем тихо: — Ты думаешь, что твое проклятие — это черная? Нет. Твое проклятие — это я. В кончиках пальцев возникло странное покалывающее ощущение. Мгновение, импульс, напоминающий короткое замыкание, и в ледяных глазах напротив вспыхнула эмоция. Удивление, близкое к шоку. Его взгляд. Тело прострелило от макушки до пят. Минхо отодвинулся и оторопело уставился на лицо любимого, боясь поверить, боясь сделать вдох, так напряженно, что начало казаться, будто темные вены под пальцами вибрируют и светятся голубым, как и радужка. — Ми… — его губы неуловимо шевельнулись. И в следующую секунду наваждение пропало. На него вновь смотрели спокойные, но слегка озадаченные глаза. — Это было странно, — выдал он ровно. — Ты… — Минхо начал говорить, но вышло хрипло, поэтому пришлось прочистить горло, — ты что-то почувствовал только что? — М-м, — Джисон отвел взгляд, — я не совсем уверен, что ты имеешь в виду. Это произошло на самом деле, или у него окончательно поехала крыша?.. Могло ли воображение сыграть с ним злую шутку, если стремление поверить затмевало разум? Отпустив его, Минхо отошел на шаг назад совершенно растерянный. Стал рассматривать, пытаясь выцепить хоть что-нибудь, получить малейший сигнал, подсказку. По Джисону ничего невозможно было понять, да и… заметил ли он? Произошло ли вообще что-то?.. В этот момент из-за угла резко вывернул Лэвен и, почти напоровшись на Минхо, как испуганный рыжий кот отскочил в сторону. — Боже, — он схватился за сердце, — так и заикой остаться недолго. Вы чего тут в темноте?.. Его одежда была в легком беспорядке, но взгляд оставался очень сосредоточенным, будто у него имелась четкая цель, по крайней мере до того момента, пока он не налетел на Минхо. — Мне нужно ненадолго отойти, — ответил Джисон, воспользовавшись возникшей заминкой. — Я хотел бы подготовиться к допросу. — Ты же не собираешься покидать храм? — уточнил на всякий случай Минхо. — Нет, мне нужно только отдать несколько команд… ассистенту. Я скоро вернусь. Коротко кивнув Лэвену, он направился в сторону леса. Тот проводил его долгим нечитаемым взглядом, а когда его спина скрылась между деревьев, обернулся к Минхо. — Сынмин сказал, что я могу помочь, так что… — инкуб пожал плечами, — я пришел. Хм, а что у тебя с руками? Ты упал? Взглянув на свои ладони, Минхо обнаружил, что на кончиках пальцев медленно угасают угольно-черные разводы. Так значит не показалось… Он сделал вид, что отряхивает руки, и темные пятна пропали без следа. Над тем, что только что произошло с Джисоном определенно стоило подумать. — Да, идем. В лазарете было тихо. Чан, судя по всему, отошел, оставив Феликса с Чанбином. Раны последнего уже были аккуратно обработаны и перевязаны, он выглядел спящим, только дышал как-то очень сипло. Феликс сидел возле койки на полу, едва задевая бедром таз с окровавленными бинтами и уложив голову на подушку рядом с головой Чанбина. Его глаза беспокойно двигались под веками. Он, конечно, не спал, скорее всего пытался общаться через сон. Несмотря на попытку не производить шума, их появление не осталось незамеченным — Феликс почти сразу же вздрогнул и поднялся, встревоженно уставившись на нарушителей спокойствия. — Получилось поговорить с ним? — Минхо спросил негромко. Феликс отрицательно покачал головой, потупив взгляд. — Он не отвечает. Я не думаю… — он прижал ладонь к покрытому испариной лбу, — что он вообще меня слышит. — Если ты не против, — немного робко начал Лэвен, — я бы хотел попробовать передать ему энергии. Не знаю, поможет ли, но… — Конечно, — слабо кивнул Феликс, с трудом поднимаясь с пола. То, как неуверенно он двигался, моментально выдавало, что он истощен. Скорее всего дело было в его потребности поговорить с Чанбином — он израсходовал слишком много сил на бесплодные попытки, сначала в машине, теперь здесь. А восстановить энергию он мог только на несколько часов отдав себя во власть кошмарам, и что-то подсказывало Минхо, что в текущих обстоятельствах это будет больше напоминать пытку. Наверное, он не мог иначе. Не мог смириться, что они даже не попрощались. Проводив его угловатый силуэт до соседней кушетки, Минхо вернул взгляд к инкубу. Тот присел на край узкой кровати и, осторожно обхватив ладонь Чанбина, прикрыл глаза. — Получилось узнать что-нибудь? — без особой надежды спросил Феликс, чтобы заполнить тяжелую тишину. — Только то, что Чанбин знал о риске, — Минхо скрестил руки на груди. — Но почему-то считал, что размен на Чиа стоит того. — И зачем она нам?.. — безжизненно произнес тот, не рассчитывая на самом деле получить какой-то ответ. По его реакции и тону становилось совершенно очевидно, что он этот обмен равнозначным не считал. Не считал, что в этом имелся вообще хоть какой-то смысл. Тут Минхо был с ним полностью солидарен. Обретение заложника, даже такого значимого, как Чиа, не могло идти ни в какое сравнение с потерей Чанбина. Тем временем доносящееся с койки дыхание стало глубже и ровнее. — Кажется, помогает? — неуверенно спросил Феликс и подошел ближе. — Смотри. Слегка откинув простыню, он открыл укус на плече. Уже начинающие расползаться по плечу пятна язв стали неохотно затягиваться новой розовой кожей. — Неужели правда помогает? — с робкой надеждой Феликс поднял свои огромные глаза на Минхо, и тому пришлось сквозь силу улыбнуться. — Похоже так. Он соврал. Он знал, что это не поможет, а раны снова вскроются, как только Лэвен перестанет вливать энергию. Проклятие перемолет энергию инкуба точно также, а потом снова возьмется за душу Чанбина. Он соврал, потому что то, что сказал Джисон, накрепко засело в памяти: «пусть лучше ненавидит меня потом». Пусть будет полезным, пусть верит чуть дольше. Пусть не опускает руки. — Уже ведь наверное Хоуту вернулась, — суетливо пробормотал немного воодушевившийся Феликс, — я схожу приготовлю отвар… Вы же побудете с ним, пока меня нет? — Конечно, — Минхо кивнул, с трудом борясь с желанием влепить себе пощечину. Обессиленного и отчаявшегося Феликса было ужасно легко дурачить. Он верил каждому слову, не замечал фальшивых эмоций и натянутых улыбок. Наверное, это и к лучшему, вот только вина оставляла горечь на языке и налет отвращения к себе. Когда светлая макушка скрылась в дверном проеме, Лэвен открыл глаза и тихо спросил: — У тебя есть план? — Насчет Чанбина? Инкуб покачал головой: — Насчет Феликса. Минхо хмуро смотрел в ответ. — Я не списываю Чанбина со счетов, но я надеюсь, что ты осознаешь риски… — Осознаю, — оборвал его Минхо. Жестокая правда. Они могли поставить все на спасение Чанбина, рискнув ими обоими. Могли попытаться уберечь хотя бы Феликса. Уловив, что Минхо не готов говорить об этом, Лэвен кивнул и сменил тему: — Детишки рассказывали мне, что Джисон как-то забрал твое проклятие от укуса мертвеца и спас тебя, хотя никто не верил, что это возможно. Как думаешь, ха? Может, у меня тоже получится? Не сдержавшись, Минхо мрачно фыркнул. Будто мало было такого же предложения от Джисона. Кто знает, может инкуб подслушал их разговор и предположил, что Джисоном Минхо не рискнет, а вот им самим в аналогичной ситуации — запросто. После всех нападок в его сторону, которые, видимо, глубоко заложили в его голову мысль о том, что он лишний и чужой, нападок, к которым Минхо и сам приложил руку, это было бы не удивительно. Или же все просто так совпало. — Еще один. Сдохнуть хочешь? Если ты заберешь часть проклятия себе — вы оба покойники. — Но шанс ведь есть. Все же лучше чем ничего. Почему-то Минхо это разозлило сильнее, чем можно было ожидать. В целом понятно, почему. Ему действовала на нервы эта чертова жертвенность всех вокруг. Как будто он был единственным жадным, эгоистичным и беспринципным среди праведников. Грязная клякса на белом холсте. — Ага, шанс потерять двоих вместо одного. Ты правда такой самоотверженный или просто тупой? — ответил он резко. Инкуб удивленно воззрился в ответ, видимо, не ожидав такой грубости. — Я… просто… — Тупой. Я понял. Знаешь что? Валяй. Если хочешь, попробуй забрать его проклятие, — Минхо присел на стол у входа. — Подбрось монетку. Одним трупом больше, одним меньше. Потеряв дар речи, Лэвен медленно перевел взгляд на Чанбина и сглотнул. — Э-э, ладно… Светлые глаза беспокойно забегали по его лицу и груди, но едва ли он что-то перед собой видел. Медленно втянул воздух. На всю комнату было слышно как колотится его сердце. Обхватив руку Чанбина обеими ладонями, он замер. Тело Минхо напряглось, готовясь к рывку, он неотрывно следил за бледным лицом инкуба. Помнится, он говорил, что не может поглощать энергию просто так, но мало ли… — Я… — спустя какое-то время виновато проговорил тот, не поднимая головы, — на самом деле мне страшно пробовать. Я боюсь. Выдохнув, Минхо расслабился. — Ты и должен бояться. Мгновенно вскинув голову, Лэвен воскликнул: — Так ты не хотел, чтобы я это сделал? Я думал, ты всерьез… — Я бы разбил твое смазливое лицо, если бы ты попытался. Инкуб моргнул. — Ты должен бояться за свою жизнь. Ты должен ее беречь, а не пытаться расплатиться ей за чужие ошибки, — Минхо указал рукой в сторону Чанбина. — Он поехал туда один. Он принял это решение. Он поймал укус. Во имя какой-то там неизвестной благой цели. И если он из-за этого умрет, это будет совершенно заслуженно. Только вот он в этом охуенном плане не учел кое-что — Феликс пойдет ко дну вместе с ним. Заметив, что перешел на повышенные тона, Минхо сердито выдохнул и замолчал. Лэвен внимательно наблюдал за каждым его движением. — Они дороги тебе, — проговорил он осторожно, заправив за ухо рыжий локон, — поэтому ты так злишься. — Я злюсь, потому что у меня вот здесь уже, — он поднес ладонь к горлу, — вся эта жертвенная байда. Что этот, что Чан, что ты, что Хенджин… — Это из-за Джисона? Губы сжались. На это отвечать не хотелось. Поэтому после долгой паузы Лэвен снова заговорил: — У тебя… нет ощущения, что с ним в последнее время что-то не так? Я имею в виду… — Лэвен поправился, — больше, чем обычно. — О чем ты? — Минхо перевел взгляд на инкуба. — Ну, — тот перехватил руку Чанбина покрепче и продолжил говорить, внимательно рассматривая бледные следы укусов и осунувшееся лицо, — не знаю, как объяснить. Джисон будто становится чем-то… Пугающим. — …принципиально иным, — закончил Лэвен. Чанбин снова задышал сбивчиво. Волосы прилипли к вискам — видимо, поднялась температура. Это волчья дрянь оказалась очень прожорливой и опять подбиралась к нему. Минхо взял небольшой кувшин с водой и, смочив полотенце, накрыл обжигающе-горячий лоб. Его лихорадило. — Я понимаю, о чем ты. Инкуб увеличил поток энергии, и несколько минут спустя Чанбину стало легче, по крайней мере он перестал ворочаться. Энергия, конечно, прогорала в нем как порох, с совершенно чудовищной скоростью. Уходила, как вода в песок. — Ты думал о том, как вернуть Джисону душу? — вдруг произнес Лэвен. Ну конечно он знал. Не иначе Сынмин все растрепал ему. — Почему это тебя волнует? — напрямую спросил Минхо. — Из-за Хенджина, — также прямо ответил он, не пытаясь прикрываться другими мотивами. — Они теперь повязаны убийством Председателя. И я опасаюсь того, куда еще Джисон может его завести. Он… он пугает меня, Лино. Ему не было нужды это объяснять. — Никакой я не самоотверженный, видишь? — он сжал руку Чанбина крепче. — Даже сейчас я думаю о себе. Смотрю на него и представляю на его месте… — он замолк. — Ненавижу себя за это. — Ты помогаешь, — ответил Минхо негромко. — Ты приходил на помощь не раз и не два, это уже гораздо больше, чем мы могли бы рассчитывать. Спасибо. И я понимаю, почему ты боишься. — Да… Короче, — Лэвен смутился и опустил голову ниже, — я пытаюсь сказать: когда придет время и тебе потребуется помощь кого-то, кто может манипулировать энергией — я к твоим услугам. Минхо лишь молча кивнул. Больше не говорили. Инкуб продолжил заливать энергию, а Минхо обтирал лицо и шею Чанбина холодным влажным полотенцем, пытаясь хоть немного снизить жар, пока не вернулся Феликс в компании Чана. От его прежнего воодушевления не осталось и следа, плечи поникли, он вообще не поднимал лица, изо всех сил сжимая в ладони баночку с темно-зеленым отваром. Вместо него заговорил Чан: — Мы нашли телефон Чанбина. Скорее всего он оставил его в комнате специально, чтобы не забрали, — лидер сделал паузу, прочистив горло. — И теперь мы знаем, почему он поехал к оборотням. Смартфон отправился в руки Минхо. На экране была открыта переписка, два сообщения со скрытого номера. Без ответа. В первом было написано: «Значит, этот? Спасибо, что упростил мне задачу.» Вторым сообщением неизвестный отправил фотографию с совета. На ней крупным планом был Чанбин, скрестивший руки на груди, а рядом с ним Феликс, с мягким беспокойством вглядывающийся в его лицо и успокаивающе касающийся плеча. Несколько секунд Минхо смотрел на фото. Как глупо. Значит, вместо того, чтобы оставаться рядом с любимым и защищать его, он предпочел устранить угрозу ценой своей жизни и оставить его одного. Как знакомо. Внутри вновь поднялась волна гнева. Минхо сжал губы, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. У него не было права на злость, не в присутствии Феликса. — Кроме того, — продолжил Чан, наверняка заметив его внутреннюю борьбу, — Чиа очнулась. Мы пришли за тобой. * * * Волчицу держали в домике бывшего продовольственного склада на отшибе. Преимущество этого места заключалось в том, что в нем имелся узкий погреб для хранения провизии, который вел в небольшой подземный грот. Так как в храме не было специально оборудованных клеток как в кампусе, Минхо задавался вопросом, каким образом будет обеспечиваться безопасность. Впрочем, когда они подошли к складу, вопрос отпал сам собой: у входа стоял Джисон. Один за другим они спустились вниз и, пройдя через пустующий сейчас сырой погреб, вышли в темный, едва освещенный парой походных ламп зал пещеры. Когда они появились, волчица чуть повернула голову в их сторону и продолжила заниматься тем, чем занималась до этого — мыть ступни в небольшом подземном ручье. Делала она это абсолютно голая. Из-за тяжелой копны дредов, она чем-то напоминала древние изображения квисинов в Когурё, где тех рисовали в виде полумедведиц-полуженщин. Феликс шел последним, и стоило ему только ступить внутрь, как опасно сверкнули желтые глаза, а в следующую секунду волчица рванула к нему. Быстро, но недостаточно быстро — Минхо успел среагировать и схватил ее за горло, стоило ей приблизиться к ним. Странно, но она даже не попыталась вырваться или двинуться дальше, застыла словно статуя, едва он коснулся. Тишину разрезал низкий утробный рык — она скалилась, а удлиннившиеся клыки опасно блестели всего в нескольких сантиметрах от лица Феликса. Тот испуганно и слегка запоздало отшатнулся назад, но Джисон успокоил его: — Она не может причинить вреда вам или себе. Теперь, когда он сказал, стало понятно, почему Чиа остановилась так резко, будто налетела на невидимую стену. Приказ держал ее крепче цепи. Минхо отпустил ее, и действительно — похоже, ближе подойти она не могла. — Почему ты обнажена? — ровно спросил Чан. — Тебе ведь принесли одежду. Зыркнув на него, Чиа скривилась: — Можно подумать, кого-то из вас это волнует, — она обвела их насмешливым взглядом и пошла прочь. — Я слышала, у вас тут кружок по интересам. — Оденься, — Чан не отреагировал на колкость, — это представление не имеет никакого смысла. Волчица хмыкнула, но все же неохотно натянула на себя широкую футболку и спортивные штаны из стопки на деревянном ящике неподалеку от входа. На ней не осталось ни синяков, ни порезов, надо сказать, регенерировала она впечатляюще быстро. — Что произошло между вами с Чанбином? — Мы ходили в кино, — выплюнула она, усевшись на ящик. — Что за вопросы? Очевидно, мы подрались. — И ты проиграла, — Чан прислонился к стене, опустив руки в карманы брюк. Волчица наклонилась вперед, упершись локтями в колени, и криво улыбнулась, обнажив заостренный белый клык: — Проиграла ли? На ее недобром, грубоватом лице появилось выражение торжества. — Он уже сдох? — она сощурилась. — Нет? Ну, значит, скоро сдохнет. Феликс стоял чуть сбоку, и не отрываясь смотрел на нее. О чем он думал в этот момент? Минхо затруднялся сказать. Был ли в ярости? Страхе? Презрении? Маской застывшее лицо не давало никаких подсказок. У него внутри могло происходить что угодно, поэтому и ощущался он как бомба, которая в любой момент может сдетонировать. — Это ты отправила ему фото? — продолжил допрос Чан. — Ну я, — Чиа безразлично пожала плечами. — Зачем? — Чтобы боялся. Чтобы спал с открытыми глазами. — Он не спит… — вдруг рассеянно и очень мягко проговорил Феликс, и Минхо обеспокоенно обернулся к нему. Почему-то его интонация царапнула что-то внутри. Волчица тоже зыркнула на него и продолжила: — Без разницы. Зачем? Чтобы выманить его и убить. Было бы лучше, если бы сначала получилось грохнуть пульгасари. Но так тоже неплохо. — Ты осознаешь, что если он умрет, ты отсюда тоже не выйдешь? — вступил в диалог Джисон. Она остановила полный презрения взгляд на Феликсе и ответила: — Стоило того. В груди вскипело едкое чувство несправедливости. Чиа хотела задеть его как можно больнее, как будто было недостаточно того, что она уже сделала. Она словно вся состояла из ненависти, из желания разрушить их обоих. Сейчас этот поток эмоций бил прямо в Феликса, но он никак не отвечал, не реагировал вообще. Казалось, он утратил способность защищаться. — Существует ли способ излечить проклятие? Сердце сбилось с ритма. Холодный голос Джисона раздался внутри головы. Все в пещере вздрогнули и повернули лица к нему. Чиа было дернулась назад, но оцепенела. От торжества на ее лице не осталось и следа. — …да, — не своим голосом произнесла она. — Расскажи, как это сделать, — он приказал снова, и по залу вновь прокатился отголосок его силы. Словно падающая в воду капля — Чиа была в эпицентре удара, но расходящиеся круги по воде чувствовали все. — Кх… — она стиснула зубы, но тягаться с Джисоном ей явно оказалось не под силу. Его аура продавливала волю, скручивала ее как пластилин. — Я должна… дать ему своей крови. — Прекрасно, — Джисон сдержанно кивнул, — несите его сюда. Пятнадцать минут спустя Минхо с Чаном уже укладывали Чанбина на сооруженную Феликсом из футона и одеял импровизированную кровать в гроте. Ему стало хуже — энергия инкуба истощалась, и тело отражало то, что происходило с душой. Кожа стала болезненно бледной, с каким-то зеленоватым оттенком, он весь был мокрым от пота, а бинты на укусах пропитались кровью и гноем от расползающихся все дальше язв. Чиа смотрела на него жадно, наверняка стараясь запечатлеть в памяти каждую секунду его страданий. Скорее всего, не держи ее приказ Джисона, она бы уже бросилась вперед и разорвала бы его горло. Хотя, может быть, предпочла бы смотреть, как проклятье медленно уничтожает его изнутри. Джисон достал из кармана складной нож и бросил ей. — Режь руку. Он был уверен в своей силе вот настолько? Стиснув зубы, волчица полоснула себя по предплечью и бросила нож обратно. На камни закапала темная кровь. Джисон вопросительно посмотрел на Феликса, который сидел у изголовья лежанки. Тот неуверенно кивнул. — А теперь дай кровь Чанбину. Осторожно. Рискованно. Она сделала нетвердый шаг к нему, и Чан с Минхо сразу же встали у нее за спиной, чтобы в случае чего успеть ее оттащить. Чиа присела рядом с кроватью и с непроницаемым лицом прижала руку с порезом к его губам. По щекам побежали тонкие струйки крови. Феликс смотрел во все глаза, нервно перебирая его слипшиеся от пота волосы. Сдвинув брови, Минхо хмуро наблюдал за тем, как двигается от глотания выступающий кадык. Как-то… не слишком ли все просто? Стоило этой мысли пронестись в его голове, как Чанбин захрипел и задергался. Из его горла стали снова доноситься жуткие булькающие звуки. Чан мгновенно оттащил волчицу и крикнул: — Переверни его на бок, быстро! Трясущимися руками Феликс перекатил трясущегося в припадке Чанбина на бок, и того сразу же стошнило кровью. — Нет, нет, нет… — забормотал Феликс сбивчиво, — нет, пожалуйста… Он обхватил его лоб, придерживая голову, чтобы ничто не перекрывало дыхательные пути, пока его рвало. И крови… было явно больше, чем он успел выпить. — Ну почему… — руки Феликса тряслись, голос дрожал, — ты же не… ты не можешь… В этот момент Чиа громко и очень зло расхохоталась. Жестокий, почти металлический, рикошетящий от стен смех резанул слух. Феликс поднял к пленнице полный ужаса взгляд. Чан встряхнул ее и прикрикнул: — Что ты сделала?! — Пошел ты нахер, ха-ха-ха! — она содрогалась от смеха всем телом. — Пошли вы все, лицемерные мрази! Он сдохнет, выхаркает все свои органы, как и заслужил, и вы ничего не сможете сделать, хоть с кукловодом, хоть без! А я буду смотреть! Лицо Феликса побелело. Подойдя к ней вплотную, Джисон отвесил ей хлесткую пощечину. Истерика прекратилась также внезапно, как и началась. — Чего ты не сказала? — Я должна дать ему кровь, — она безумно улыбнулась и произнесла по слогам: — до-бро-воль-но. Это часть проклятия. Я должна искренне захотеть спасти его. И вы можете запытать меня до смерти, но этого не будет. Предатель поплатится за все. В пещере надолго повисла звенящая тишина. Все пытались осмыслить услышанное. Золотые глаза Феликса утратили цвет, потускнели. Вместе с этим внутренним свечением угасала и надежда. Он опустил полный отчаяния взгляд на Чанбина на его коленях. Трясущейся рукой стер кровь с его губ. Кажется, именно в этот момент его внутренний стержень дал трещину. Опустившись рядом с ним на корточки, Минхо стал помогать приводить Чанбина в порядок, насколько это было возможно, учитывая обстоятельства. Проверил, что в ротовой полости не осталось крови, убрал пропитавшуюся багровым подушку. Протер влажным полотенцем лицо и плечо. Феликс больше не шевелился, его руки безвольными плетьми лежали на неровно вздымающейся груди Чанбина в каком-то подобии распавшегося полуобъятия. Хотелось дотронуться до его ладони, найти какие-то слова утешения, дать понять, что время еще есть, но Минхо сам не знал, верит ли он в это. — Скажи, — неожиданно заговорил Джисон, — у тебя есть связь со стаей? Чиа настороженно уставилась в ответ. — Ты почувствуешь, если я начну убивать их одного за другим? — так же спокойно произнес он. — Или мне нужно приводить их сюда и делать это прямо перед тобой? — Что… — она окаменела, — что ты сделал?.. Взгляд Чана тоже мгновенно напрягся. — Пока почти ничего, — ответил Джисон, небрежно откидывая челку со лба, — так… лично пообщался с несколькими отбившимися от стаи на трассе. Хочешь посмотреть на тела? Или пропустим скучный этап и сразу перейдем к главному действию? Угадаешь, скольких я поймал живьем? У нас будет очень долгий вечер. — Мы не можем просто взять и перебить их всех, — вмешался лидер. — Именно так мы и сделаем, — жестко ответил Джисон, не сводя взгляда с Чиа. — Пока он жив, я буду убивать по одному в час. Но если он умрет… я найду каждого волка из твоей стаи. А тебя оставлю напоследок. По прежде суровому лицу волчицы прошла тень неверия. Кажется впервые Минхо видел на ее хищном лице испуг. — Проклятие моих мертвецов против вашего волчьего, что скажешь? Что-то подсказывает мне… — Хватит. Феликс проговорил совсем тихо, но все замолчали. — Пожалуйста, — он не поднимал головы. — Хватит убийств… Прекратите… — Никакая месть не стоит стаи. Поверь, рано или поздно она сдаст… — Хватит! — выкрикнул он, и его голос сломался. Тонкие руки стиснули плечи Чанбина изо всех сил, на тяжело вздымающуюся грудь закапали слезы. Ломкие пальцы почти бездумно шкрябали по коже то ли в тщетной попытке разбудить его, то ли стремясь хоть немного унять боль. Чиа коротко взглянула на него и опять повернулась к Джисону. Сощурившись, она буравила его напряженным взглядом, скорее всего пытаясь понять, станет ли он слушать кого-либо и имеет ли кто-то здесь реальный способ его контролировать. И с каждой секундой страх сковывал ее сердце все сильнее, отражаясь и на лице, потому что она постепенно приходила к осознанию. Никто. Никто здесь не сможет его остановить. Чан встретился тяжелым взглядом с Минхо и небольшим кивком указал на Джисона. Поднявшись на ноги, Минхо подошел к тому и, коснувшись плеча, негромко произнес: — Пойдем-ка выйдем. Джисон послушался без каких-либо вопросов, и вскоре они снова оказались на промозглом ночном ветру. В корпусах, где располагались спальни, горел желтый свет — несмотря на позднее время почти никто не спал. У Сынмина и Хенджина было темно, но судя по отсутствующей машине, они уехали в город. Должно быть, получилось договориться о встрече с чильбенсинами. Минхо придерживался мнения, что после произошедшего Хенджину лучше бы вообще не отсвечивать, но суждениям и силам Сынмина доверял. Так как склад располагался на окраине территории храма, совсем рядом с ним уходил вниз крутой, покрытый жухлой травой склон горы. Деревьев с этой стороны было совсем немного — только редкие как волосины высоченные сосны торчали среди скал. Вдохнув холодный сырой воздух полной грудью, Минхо потер переносицу. — Пожалуйста, скажи мне, что ты блефовал. — Я… блефовал? — Джисон ответил немного неопределенно. — Да не надо говорить, если это неправда! — обернувшись к нему, сердито выпалил Минхо. — Это частично правда. Мои подручные поймали… нескольких оборотней, просто я предполагал, что Чиа пойдет на попятную довольно быстро, — он помолчал и будто в качестве оправдания добавил: — Я бы начал с худших. Минхо почти застонал в голос. — Ты правда не понимаешь, в чем проблема? — Нет, не понимаю, Минхо, — он подошел ближе и остановился напротив. — объясни. Объясни, почему жизнь десятка враждебных оборотней Феликсу дороже, чем жизнь Чанбина. — Конечно не дороже! — брови почти сошлись на переносице. — Он же любит его. Но это не значит, что он готов одного за другим убивать невиновных, в надежде получить шанс спасти его. — Среди оборотней нет невиновных. Почти нет, — поправился он. — Кроме того, Феликсу не пришлось бы ничего делать, я бы все сделал сам. Он мог даже не смотреть. — Джисон, — Минхо обхватил его за плечи, приблизившись, — он все еще будет чувствовать, что их убили из-за него. Из-за его нежелания терять близкого. — Я… не должен был предлагать это при нем? — Боже… — Минхо тяжело вздохнул. — Да нет же. Они партнеры, понимаешь? Поэтому то, какую цену они готовы заплатить за жизнь друг друга — им решать. Не тебе и не мне. Джисон на несколько секунд задумался, а потом произнес очень уверенно, неотрывно глядя в глаза. — Ради тебя я бы убил многих. Что-то дрогнуло внутри, будто его слова прошли насквозь, оставляя очень глубокий след. Они пугали. Как и он сам. Но правда заключалась в том, что как бы Минхо не одергивал себя, на это в его сердце всегда был один единственный ответ: Я ради тебя тоже. Это неправильно. Но уж как есть. Отпустив его, он отвернулся к обрыву и проговорил негромко: — Не имея возможности вернуть к жизни, не торопись выносить смертный приговор. Хан не ответил, но подошел и остановился рядом, устремив взгляд на почти черные силуэты соседних гор. Город едва-едва виднелся за одной из них, и кроме тех мерцающих огоньков не было больше ничего — небо затянули тяжелые тучи. Даже лунный свет через них не пробивался. — Мы что же, будем просто смотреть, как он умирает? Минхо не знал, что на это сказать. — Легче не станет. Если вы продолжите играть по правилам, Пэр уничтожит Круг, Минхо. И весь город погрузится в хаос. За их спинами раздались шаги, затем скрипнула дверь, и на улицу вышел хмурый и задумчивый Чан. Встретился многозначительным взглядом с Джисоном, потом с Минхо. — Что? — спросил последний. — Феликс… категорически отказался от плана Джисона, — лидер склонил голову и шумно выдохнул, — и от всех его вариаций. Он сказал, что никто больше не должен пострадать. — Никто кроме Чанбина? — безжалостно уточнил Джисон. Чан внимательно посмотрел на него. Он старался скрывать это, но так как Минхо знал его уже столетия, мог сказать наверняка — лидер колеблется. Ему категорически не нравилось то, что предложил Джисон, и все же… он рассматривал даже такую возможность. Значит дело и правда было совсем плохо. — Феликс хочет остаться там вместе с ними обоими. Не знаю, надеется ли он еще на что-то или… просто хочет, чтобы она видела. Я обещал ему поговорить с тобой. — Правильно ли я понимаю, что ты собираешься пустить все на самотек? — Нет, Джисон. Мы продолжим искать варианты, — черные глаза блеснули, — но то, что ты предложил — это не вариант. Джисон молча сверлил его взглядом. В голове вдруг скользнула шальная мысль, что в этот момент он вполне мог бы рассматривать опцию внушить Чану и Феликсу принять его позицию, и сделать так, как он сам считает нужным. По позвоночнику пробежали мурашки. Конечно, это была лишь бредовая идея, не имеющая отношения к реальности, но… Бросив короткий взгляд в сторону Минхо, Джисон спрятал руки в карман худи и кивнул. — Я отзову мертвецов. — Спасибо. Что касается тебя, Минхо, — лидер обратил уставшее лицо к нему, — ты не мог бы побыть внизу, с ними? Знаю, что приказ не позволит волчице как-то навредить им, но мне будет спокойнее, если ты будешь там. — Конечно. А ты? — Боюсь, я должен уйти, — он с сожалением качнул головой. — Больше всего я хотел бы остаться с ними, но не могу. Те трое, кого покусали оборотни — скоро обратятся. Они ни в чем не виноваты, но они еще не понимают своей силы… Пока их привязали в лесу и присматривают, но я не могу допустить, чтобы жертв стало еще больше, поэтому пойду сам. Я смогу их сдержать. Они не прокусят чешую. Минхо непроизвольно подался в его сторону: — Погоди, может лучше, чтобы Джисон пошел с тобой? Вдруг он сможет их успокоить? — Я справлюсь, — Чан успокаивающе сжал ладонью его плечо. — Я должен быть точно уверен, что Чиа под контролем, так что оставайтесь здесь. Минхо… Феликсу как никогда нужна поддержка. И помните, вы должны дождаться возвращения Сынмина. Я тоже вернусь, как только смогу. * * * Когда Чан ушел, Минхо под непроницаемым взглядом Джисона спустился вниз. Они условились, что Хан тоже останется неподалеку на всякий случай, но не будет показываться в пещере без необходимости. Следующие несколько часов обещали быть очень непростыми. В сознании надежно закрепилась мысль, что если Джисон по каким-то причинам и внял его аргументам и словам Чана в этот раз, рассчитывать, что все и впредь останется так — не стоит. Последние события четко дали понять — его взгляды существенно расходятся со взглядами Круга. Рано или поздно коса найдет на камень, это лишь вопрос времени. «Вопрос только в том, захочешь ли ты вмешаться в то, что он делает.» Откровенно говоря, Минхо не лелеял иллюзий, будто сможет как-то повлиять на него. Тем более, что сможет как-то его остановить. Да кто вообще смог бы? Сила Джисона подчинила Минхо в первые дни после становления, когда он даже толком не понимал, как ей управлять, а сейчас… Сейчас он был ближе к божеству, чем к человеку. Реши он сегодня, что желание Феликса его не волнует, останься он глух к просьбам, и что бы они тогда делали? В том-то и дело, что ничего. И, может быть, ему действительно стоило… Чанбин тяжело закашлялся, и Минхо бросил в его сторону обеспокоенный взгляд. Феликс находился подле него, смачивал водой сухие потрескавшиеся губы, а волчица сидела у противоположной стены и внимательно следила за происходящим. Поначалу она глумилась, но так как Феликс не давал никакой ответной реакции, ей это довольно быстро наскучило. — Пульгасари, — бросила она коротко, когда Чанбин перестал хрипеть и задыхаться и немного притих, успокаиваясь, — я благодарна. На это Феликс тоже никак не отреагировал, продолжая сосредоточенно менять повязки, поэтому она продолжила: — За места в первый ряд. За возможность увидеть, как мое проклятие сожрет его заживо. Казалось, этот укол тоже останется без ответа, но с полминуты спустя, Феликс тихо произнес: — Ты чувствуешь себя лучше? — Лучше? — Наблюдая за ним сейчас, ты чувствуешь себя лучше? Волчица хрипло рассмеялась. — Да, черт возьми! Еще бы. Я очень долго этого ждала. — Хорошо, — так же неслышно ответил он. — О, только не говори, — в ее тоне появились откровенно издевательские нотки, — что твой план заключался в том, чтобы заставить меня сопереживать вашим показушным страданиям. Если так, то это самое жалкое, что я видела за свою жизнь. Очнись — мне не жаль вас ни капли. Я наслаждаюсь. Вы заслужили это, заслужили гораздо больше. — У меня не было такого плана. Наклонив голову набок, она принялась вычищать грязь из-под ногтей. — Спорю, у тебя никакого плана не было. Ни у кого из вас, бесхребетных, кроме, разве что, кукловода. Но на его план вам не хватит яиц. Хоть она и старалась звучать небрежно, Минхо отметил, что она пристально наблюдает за реакцией Феликса. Скорее всего этой провокацией она пыталась выяснить, действительно ли Джисон отказался от идеи напасть на стаю. Она все же испытывала тревогу за своих, значит что-то человеческое было ей не чуждо. У Феликса была возможность пригрозить, оставить некоторую недосказанность, чтобы она продолжала бояться, но он ей не воспользовался: — Чан сказал, что стаю не тронут, — ответил он бесцветно, отвернувшись. Побуравив взглядом его спину какое-то время, она подобрала с земли мелкий камушек и кинула его в неподвижную черную воду. Звонко булькнув, тот пошел на дно, оставляя на глади ровные расширяющиеся кольца. Она подобрала следующий камень, но не бросила, задумчиво крутя его в руках. — Эй, пульгасари, — снова позвала она, — а почему нет? Почему ты не согласился с тем планом? — Он бы не хотел этого, — Феликс смотрел на изнуренное недугом лицо Чанбина. — Он бы не хотел? Да он был бы рад истребить побольше оборотней. — Я жил с ним бок о бок пятьдесят лет, — его тон похолодел, — ты утверждаешь, будто знаешь, чего он хотел бы, лучше чем я? В ответ на это Чиа благоразумно промолчала. Камень снова полетел в воду. — Стаю не тронут, говоришь… И что это? — она презрительно фыркнула. — Попытка набрать баллы? — Это попытка не втягивать тех, кто тут ни при чем. — Может у вас это и работает так, но у стаи все общее. Не получись у меня отомстить, кто-то закончил бы начатое за меня. И сейчас они ликуют вместе со мной. — Так это даже не твоя месть, — Феликс помолчал и понуро покачал головой, — Ну конечно, тебя же тогда еще не было. Сколько тебе лет, двадцать, двадцать пять? — Двадцать восемь, — она вздернула острый подбородок. — Знаешь, сколько мне? — Да мне по барабану. — С моего становления прошло четыреста двадцать шесть лет. Она замерла, уставившись на него. Должно быть, производила в уме переоценку противника. — Для такого возраста твоя сила не слишком-то впечатляет, — отбила жестко, поднявшись на ноги. — Возможно, — не стал спорить он, пожав плечом. Грот насчитывал метров пятнадцать в диаметре, не слишком много, но достаточно, чтобы не действовать друг другу на нервы, находясь в разных его углах. Волчица ходила на своей половине, разминая руки и шею — наверное, ей было непривычно так долго находиться без движения. — Так ты тоже был замешан в гибели Чеви, — проговорила Чиа утвердительно. — Да. Она потянулась вверх, хрустнув позвонками. — Жаль у ребят Пэра не вышло пристрелить тебя на трассе в тот раз. Проигнорировав прямое пожелание смерти, Феликс тихо спросил: — Как много ты знаешь о Чеви? — Я знаю все! — оскалилась она. — Не тешь себя надеждой открыть мне на что-то глаза. Вы выставили это как правосудие, но на деле вы казнили мясника, забившего нескольких свиней, вот и все. Свиней?.. Минхо сжал зубы. — Тогда ты знаешь, что Чанбин однажды тоже был частью вашей стаи, — безэмоционально вытолкнул Феликс. Перестав разминаться, Чиа обернулась к нему. — Способный юный дух с подавлением способностей, — Феликс будто говорил сам с собой, осторожно смачивая небольшое полотенце в тазе холодной воды и обтирая лихорадящий, покрытый испариной лоб Чанбина, — месяц со становления. Без памяти о прошлой жизни. Расходник. Чеви натравил его на Чана, чтобы законные не мешали ему… как ты выразилась, «забивать свиней». Сложно было сказать, верила ли она его словам, но хотя бы слушала. — Покушение даже могло стать успешным, если бы ему помогли. Но этого не произошло, — Феликс сделал паузу, — потому что Чеви сбежал, и остальных оборотней просто перебили. На скуластом лице волчицы заходили желваки. Она скрестила мощные руки на груди. — Чанбина взяли в плен. Он просидел в подвале кампуса почти три недели. Никто за ним не пришел, никто не пытался вести переговоры, хотя Чеви знал, что он жив. Вместо этого лидер вашей стаи продолжил убивать людей. Он не боялся нападения на оборотней, был уверен, что пленник будет молчать и скорее умрет, чем заговорит. И он молчал… — Феликс мягко коснулся его щеки, — пока не увидел тела жертв. А потом мы нашли в одном из схронов и его собственное тело. — Чушь! — вскинулась она, подойдя ближе. — Чеви бы ни за что не поставил под удар своих! Тем более ради забавы! Он боролся с вами ради стаи, ради семьи, чтобы у них появились права! Когда вы казнили нескольких сильнейших волков, в том числе и Чеви, стая осталась без защиты. Нас почти истребили! Вы понятия не имеете, через что оборотням пришлось пройти, чтобы выжить! — Так Чеви что, получается, ваш мученик? — невесело хмыкнул Минхо. — Вот так новости. — А ты вообще нахрен не встревай! — Чиа выплюнула в его сторону, сверкнув желтыми глазами. — Если бы не запрет Пэра, валялся бы уже на дне залива с разорванной глоткой и кормил бы рыб! Минхо приподнял бровь. — Я не отрицаю того, что произошло после, — тихий голос Феликса было еле слышно, у него будто оставалось все меньше и меньше сил, чтобы говорить. — Я лишь рассказал, что стало причиной всего этого. — Думаешь, я хотя бы слову твоему поверила? Да хоть бы и так, что бы это изменило? — Не знаю. Разница между тобой и нами в том, что ты слышала рассказы о том времени, а мы все там были. Минхо ослабил бдительность, так как знал, что снаружи Джисон, потому когда вдруг услышал за спиной шаги — вздрогнул от неожиданности. Кажется, они были не одни уже какое-то время. — Он не врет тебе, девочка. И тебе бы лучше прислушаться. Сэкиль, тяжело ступая, вошла в пещеру и остановилась у самого входа. Обтянув худые плечи шерстяной шалью, она, казалось, пыталась укрыться от царящей в подземелье сырости. Минхо догадался — она не хочет видеть Чанбина таким, поэтому не идет дальше. — Предательница, — презрительно прошипела Чиа сквозь зубы, обернувшись к ней, — знала, что ты здесь, но не думала, что у тебя хватит наглости выползти из темного угла и показаться на глаза. — Вижу, гены берут свое, хамство тебе передалось по наследству, — провидица скрестила руки на груди. — А теперь слушай внимательно… — Ты последняя, кого я стану слушать! — Как жаль, что ты не можешь заставить меня замолчать, так что послушать все же придется, — отбила она сухо, — А потом сама решай, что делать с этой информацией. Ты думаешь, что все беды стаи начались из-за казни Чеви? Нет. Все, что произошло после его смерти — прямое последствие его действий. Он планомерно вел к этому. Он поощрял насилие — и оно вылилось в междоусобную грызню и расправы. Он нападал на людей и бесконтрольно обращал их, в результате чего стая получила полный запрет на охоту и укусы, а также жесточайшее ограничение на формирование пар с людьми. Он считал, что он выше политики, а законы для него не писаны, из-за чего другие группы ни во что не ставили оборотней, и, когда вопрос встал ребром, никто их не поддержал. Разве ты не видишь? Волчица смотрела жестко и выжидала, сжав от ярости и неприятия кулаки. — Чеви никогда не заботился ни о ком, кроме себя. На стаю ему было наплевать и точно также ему было наплевать на своего сына, твоего отца, который рос как дворовая собака, не знал, куда приткнуться, и на его малолетнюю мать, которую он обратил, едва узнал, что она забеременела. Сколько лет было твоему отцу, когда произошла та стычка с законными? Лет семь? Потерять двух родителей, даже самых паршивых, в один день — это непросто. — Не смей, — с угрозой процедила Чиа. Но Сэкиль продолжала. — Неудивительно, что он выдумал себе сказку, где все было хорошо. Неудивительно, что продолжил цепляться за образ невинно убиенных. Столько лет вынашивал план мести, даже тебе его в голову вложил, только вот не рассчитал, что в итоге свои же его и прикончат. Поделом, толку от него все равно было чуть. — Еще одно слово и я… — Ты не такая, как они, — неожиданно сбавив тон, проговорила Сэкиль, — я вижу. Ты правда хочешь лучшего для стаи, беспокоишься о них. Горюешь. Ты добилась представления оборотней на совете. Ты надеешься, что Пэр даст вам свободу. Свободу от надзоров, свободу охотиться и размножаться. Но подумай хорошенько, — Сэкиль сделала паузу и задержала на ней тяжелый взгляд, — во что вы превратитесь. Оборотни не могут спариваться друг с другом, вам нужны люди. — Пэр обещал мне, — мрачно ответила волчица. — Он обещал тебе людей? В каком виде? Пленными, запуганными? Так ты хочешь стать вожаком стаи насильников и убийц? — Все будет не так! — А как все будет? — жестко спросила Сэкиль. — Можешь хоть с утра до вечера упиваться своим волчьим превосходством, но даже ты должна понимать — вы без людей вымрете. А путь, по которому ты идешь, относясь к людям как к расходному материалу для зачатия, поставит крест на любой возможности построить что-то хорошее. Вы будете вечно одиноки, презираемы, вы будете ненавидеть себя сами, но да, вы выживите. Вы будете свободны, если это именно та свобода, о которой ты мечтаешь. Чиа сверлила ее полным ненависти взглядом, а потом произнесла негромко: — Ты потеряла право голоса, когда решила не предупреждать стаю о нападении. Не делай вид, будто тебе не все равно сейчас. — И хорошо, что потеряла. Не хотела бы я принимать решение, которое предстоит принять тебе. С этими словами Сэкиль бросила короткий взгляд в сторону Чанбина, поджала губы и покинула грот. Глядя ей вслед, волчица презрительно сплюнула под ноги. Насколько Минхо мог судить — ее позиция не пошатнулась, она все еще была упрямо уверена в своей правоте, она все еще ставила месть во главу угла. Признаться честно, Минхо не был уверен, что у них осталось хоть что-то, что могло заставить ее передумать. Хотя бы засомневаться. Ненависть проросла в ней так глубоко, что пробиться через нее не представлялось возможным. Стало быть, их последней надеждой оставалось лекарство чильбенсинов. На пару часов все разговоры в подземелье утихли. Феликс продолжал хлопотать над Чанбином, состояние которого постепенно ухудшалось, Чиа сидела у стены, удовлетворенно наблюдая за ними и строила башню из маленьких камней, чтобы хоть чем-то занять руки. Горка испачканных бинтов все росла — если раньше регенерация хотя бы позволяла крови свернуться, то теперь пропало даже это, раны становились глубже и постоянно кровили. И вид у него был… удручающий. Феликс повторял одни и те же действия как заведенный — убрать повязку, промыть рану, наложить компресс, забинтовать, убрать повязку, промыть рану, наложить компресс, забинтовать. Предыдущая перевязь приходила в негодность быстрее, чем он заканчивал со следующей. Жгуты при таком расположении ран наложить было нельзя. Когда вода в тазе, где он промывал ткань, стала полностью красной, он наконец остановился. Замер. Тихо выдохнул, опустив голову и сжав в ладони насквозь пропитанный бинт, будто впервые действительно задумался о том, что делает, а потом подорвался с места и быстрым шагом вышел из пещеры. Вернулся через несколько минут с каким-то мотком в руках, и, присмотревшись, Минхо понял, что это тонкая и длинная, смотанная в несколько раз, пластиковая трубка. Прежде, чем он успел задать какой-либо вопрос, Феликс вскрыл упаковку с иглами и присоединил по одной к каждому концу. — Погоди… — Он теряет слишком много, — перебил Феликс, не поднимая головы. — Ты и сам понимаешь, что такими темпами до возвращения Сынмина он не протянет. — Это очень рискованно. Кроме того, это не имеет смысла — кровотечение не остановится. — Это имеет смысл, — кажется, прислушиваться к чьему-либо мнению он был не намерен, потому что не замедлился ни на секунду. — Нехватка его крови будет замещаться моей. С этими словами он без колебаний ввел иглу в вену у локтя и по трубке сразу пополз темно-красный столбик, а когда кровь закапала из иглы на противоположной стороне, он сделал аналогичный укол Чанбину, зафиксировав трубку клейкой лентой и бинтом. Пару минут они встревоженно наблюдали, после чего Феликс, придерживая руку, сел на валун рядом с футоном и устало прикрыл глаза, избегая говорящего слишком много взгляда Минхо. Сзади раздался смешок, но стоило только чуть повернуть голову, как волчица отвернулась к стене. Кажется все, что им оставалось теперь — это ждать. К моменту, когда вернулся Сынмин, общая атмосфера в гроте стала столь гнетущей, что это ощущалось физически, поэтому когда он, а следом и Хенджин показались из тоннеля, Минхо с Феликсом мгновенно встрепенулись. Вспышка воодушевления продлилась недолго, ровно до момента, пока они не увидели их смятенные лица. — Ну что? — нетерпеливо спросил Феликс, нервно кусая бледные губы. — Получилось что-нибудь найти? Чильбенсины согласились помочь? Сынмин проследил взглядом по трубке переливания крови и мрачно переглянулся с Хенджином. — Согласились, — медленно проговорил провидец, поправив очки, — но… Это не та помощь, о которой ты думаешь. — Что ты имеешь в виду? — непонимающе вопрошал Феликс. — Они не дали тебе лекарство? Хотя бы сказали, как его сделать? — Они дали мне его, — он помедлил и извлек из кармана маленький пузырек из толстого стекла, внутри которого мягко мерцала серебром споровая взвесь, — однако… Это их «лекарство», о котором ходили слухи, не излечивает проклятия. Взяв сосуд свободной рукой и поднеся его к лицу, Феликс вскинул брови: — Что? Но какой тогда в нем смысл? — Это… — Сынмин делал такие паузы между словами, что становилось очевидно — он не хочет произносить то, что должен. Хенджин и вовсе отвернулся в сторону. — Волчье проклятие работает таким образом, что постепенно его воздействие становится все более и более пагубным. В какой-то момент последствия станут необратимыми. И после этого… — он шумно выдохнул, — начнется агония. Последние часы… будут страшными. Несколько секунд паузы, в которых липкий отвратительный страх стиснул желудок, покрывая спину испариной. — То, что дали чильбенсины, они называют «избавлением». Этот настой… прекращает ненужные страдания. Быстро и безболезненно. Феликс перевел остекленевший взгляд к крохотному пузырьку в его ладони. — Прости. Мне очень жаль. — Так это… яд? Скользнув взглядом поверх его плеча, Минхо встретился взглядом с волчицей, которая внимательно наблюдала за ними. На ее губах играла неприятная самодовольная улыбка. — Это какой-то бред! — внезапно вскинулся Хенджин. — Почему мы вообще говорим об этом? Надо найти Чана и привести его обратно, мы должны найти другой выход, пока есть время. И где опять шляется Лэвен, почему он не здесь? — Лэвен истощен, — ответил Минхо, — он отдал все, что мог. Чан ушел в лес, чтобы защитить новообращенных от самих себя. Мы можем попытаться вернуть его, подменить кем-нибудь, но… — Скажи, Сынмин, что ты видишь в его будущем? — безжизненно проговорил Феликс, проигнорировав все, что они сказали. Сынмин вздохнул и бросил в сторону Чанбина долгий взгляд. — Ничего. Я больше ничего не вижу. Из-за того, что Джисон принимает в этом непосредственное участие, все залито черным. Я будто полностью ослеп. Не глядя ни на кого из них, Феликс слабо кивнул, а потом опустил голову, прислонившись плечом к камню. Лицо наблюдавшего за ним Хенджина дрогнуло. — Тск! — он с явным трудом взял себя в руки. — Я пойду за Чаном, нужно скорее привести его обратно. Его отчаяние от бессилия можно было пощупать рукой. Минхо понимал, что ему невыносимо находиться здесь, невыносимо видеть Феликса и Чанбина такими. Он понимал, потому что сам испытывал тоже самое. И все чаще возвращался мыслями к плану, который предложил Джисон. Вот только боялся, что уже поздно. — Я пойду с тобой, — эхом ответил Сынмин, с сожалением покачав головой, — от меня тут все равно не будет никакой пользы. — Будьте осторожны, — сказал Минхо на прощание, и они ушли. А буквально через полчаса все началось. Минхо только-только принес ведро с чистой колодезной водой и поставил его у ящика рядом с футоном, чтобы можно было промывать марлю, когда дыхание Чанбина вдруг стало учащаться. Поначалу Минхо не придал этому значения, но ускоренное дыхание очень быстро сменилось сипением, а после — жутким задыхающимся хрипом. Феликс и Минхо оба рванули к нему, аккуратно перевернули его на бок. Его тело горело. На губах из-за кашля опять появилась кровь. Судя по всему она была и в легких. Переливание делало свое дело — Феликс стремительно слабел. Пошатнувшись, он смочил травяным отваром марлю и прижал к носу и рту Чанбина, осторожно поглаживая его по спине. Приподняв его веко, Минхо отметил, что белок глаз пожелтел. Паршиво. Вероятно, воспаленные ткани разрушались. Даже переливание уже не помогало. Его органы начали отказывать. Они переглянулись с Феликсом, и он все понял без слов. Дальше… все будет только хуже. Точка невозврата пройдена. — Достаточно, — Минхо указал взглядом на его руку, — это больше не может ему помочь. — Нет, — он ответил тихо. Его лицо было покрыто испариной пота, и моргал он очень медленно, будто вот-вот должен был провалиться в сон. — Феликс, сейчас ты только вредишь себе. Позволь мне… — Я сказал — нет! — обрубил он, повысив голос, и на мгновение в его глазах вспыхнул желтый огонек гнева, отголосок прежней силы. Со второго раза слабыми руками пододвинув ведро поближе, он снова смочил марлю и обтер его лицо и грудь. Сейчас каждое движение давалось ему с трудом. Сколько длилось переливание? Около часа? Значит, он потерял уже больше двух литров. Минхо хмуро наблюдал за его попытками делать вид, что все в порядке. Благодаря действию отвара приступ постепенно стал утихать, а вот Феликсу с каждой минутой становилось только хуже. — Пожалуйста, Феликс. — Что "Феликс"? — низкий голос подрагивал. — М? Что? Минхо медленно протянул ладонь к его локтю, но Феликс отпрянул, отводя руку назад. — Что?! Я… я не могу… я не… — он повторял не своим голосом, невидящим взглядом уткнувшись в лицо Чанбина, — как мне… Бескровные дрожащие губы двигались бездумно, из раза в раз повторяя одно и то же. Голос истончался, как и его воля. Бессмысленно было говорить что-либо — Феликс бы ничего сейчас не услышал, поэтому Минхо крепко обхватил его руку и вытащил иглу, игнорируя его слабые попытки сопротивляться, потом приобнял и помог подняться. Его угловатое хрупкое тело, казалось, почти ничего не весило. Пока Минхо выводил его из грота, он слабо твердил «нет, нет», видимо, выражая несогласие, но ногами все равно переставлял. Сложнее всего пришлось на лестнице — он все время спотыкался, будто конечности его не слушались, но в конечном итоге это препятствие было преодолено, и они вышли на свежий воздух. Одного короткого кивка Джисону, сидящему на крылечке у входа, оказалось достаточно, чтобы он все понял и скрылся в здании, присмотреть за Чанбином. Феликс же сделал пару неуверенных шагов и упал на колени, завалился вперед, сжав в ладонях сырую траву, а потом его стошнило. Никто не должен был проходить через такое. Он хрипло закашлялся, отплевываясь и пытаясь сделать нормальный вдох, но что-то мешало ему, будто застряло поперек горла. Минхо поднял стоящую на крыльце бутылку с водой и ткнулся ей ему в плечо, ощущая, как саднит в груди. — Кха… — ощутив прикосновение, тот сначала непонимающе обернулся, но потом все же взял воду. Сполоснул рот, сплюнув в траву, и наконец сделал несколько жадных глотков, но снова закашлялся. — Кх, кха! Присев рядом, Минхо осторожно сжал его плечо. — Сейчас пройдет, — сказал он, стараясь звучать успокаивающе, — просто продолжай дышать. — Нх, — спина Феликса вздымалась от рваных вдохов. — Нха… Несколько невыносимо долгих, тягостных минут у него ушло только на то, чтобы перестать задыхаться от кашля и вернуть себе способность говорить. — Надо вернуться… Минхо помог ему встать, но когда он попытался двинуться обратно в здание, удержал его за руку. — Стой. Джисон присмотрит за ним. Дай себе хоть немного времени. Узкое лицо встревоженно обратилось к темной щели дверного прохода, а потом вернулось к Минхо. — Ладно… — все еще сомневаясь, ответил он спустя какое-то время. — Извини… что тебе приходится это видеть. — Не говори так. Не извиняйся за это. Поджав губы, Феликс перевел взгляд на начинающее светлеть небо. Поверил ли он в искренность слов? Кто знает. Рассматривая его заострившийся, казалось, за одну ночь профиль, Минхо мучительно старался подобрать правильные слова, но ничего путного, как назло, не приходило на ум. Мог ли он сказать, что понимает его чувства, так как проходил через похожий опыт? Можно ли было это сравнивать? Едва ли. Какую поддержку ему стоило оказать? Ведь когда сам он думал, что Джисона не стало, ему ничего не приносило утешения. — Минхо, это конец? — Что?.. — он переспросил растерянно. Феликс задержал дыхание, а потом с трудом выговорил: — Он не выживет, да? Ветер трепал спутанные светлые волосы, Минхо смотрел на его профиль во все глаза и не мог проронить ни звука. — Я стараюсь не думать об этом, стараюсь… надеяться. Но… — он сглотнул, — видя, как он мучается… во мне что-то ломается. — Феликс… — Знаешь, мне кажется, — он говорил до безумия устало, — если он не выживет, я… Затянутое свинцовыми тучами небо не просто отражалось в его глазах, оно было будто впаяно в них, такое же темно-серое, тяжелое. Мертвое. — Когда живешь так долго, все воспринимается немного иначе, правда? — он спросил, не ожидая ответа. — Четыреста лет… Но я все-таки его дождался. Бледные губы тронула слабая улыбка. В уголках его глаз скапливались слезы, но он упрямо поджимал подбородок и поднимал лицо немного вверх, чтобы не дать им скатиться по щекам. Будто это было слабостью, будто он пытался несмотря ни на что держать себя в руках. — Дождался… Голос подвел его. — И он стал моим смыслом. В его грустной молчаливой улыбке отражалась бесценная память. Каждый день, что они провели вместе, каждая ночь покоя, будто украденная у судьбы. — Иметь что-то такое и потерять… это страшно. Поэтому если… — он запнулся, — если он умрет у меня на руках… я не смогу. Не справлюсь. Я не сильный. Я разваливаюсь на куски. И без него я… Мне жаль, что я подвожу вас. Но я продержался сколько смог. Больше не могу. Прости. Горькое извинение растворилось в порыве ветра, потому что Минхо потянул Феликса за руку и прижал к себе, стиснув острые дрожащие плечи. Он продолжал говорить, и каждое слово, казалось, оставляло порез на держащих его руках, на груди, к которой он жался. — Я не вынесу каждую ночь смотреть на то, как он мучается, а проснувшись, осознавать, что в реальности его больше нет. Мое существование превратится в сплошной непрекращающийся кошмар. И надежды больше никакой не останется… У меня такое чувство, что как только его сердце перестанет биться… остановится и мое. Минхо до боли стиснул зубы. Стоило продолжать врать, говорить, что время еще есть, что они что-нибудь придумают и Чанбин обязательно поправится. Ему стоило убеждать Феликса оставаться сильным несмотря ни на что, но он просто не чувствовал себя вправе говорить ему такое. Не тогда, когда он ощущал его боль и отчаяние каждой клеткой. Он не мог даже просить его одуматься, и в случае худшего исхода продолжать бороться ради Круга, ради себя самого, потому что Феликс был совершенно прав — это бы означало вынудить его остаться в аду. — Почему он поступил так со мной, Минхо?.. Разве мог он думать, что это сделает хоть что-то лучше? — глухо проговорил Феликс. — Я правда не понимаю… Глубоко вздохнув, Минхо поверх его головы устремил взгляд на затянутые туманом склоны гор. — Я понимаю. — Правда? — Да, — говорить об этом отчего-то было непросто. — Он не убил Чиа, а принес ее нам потому что понимал правила стаи. Узнав о угрозе тебе, он быстро осознал, что стая не отступится, пока не доведет дело до конца, умрет Чиа — ее место займет другой волк, и месть возобновится. Ты всю жизнь будешь оглядываться в ожидании удара. Поэтому он принял другое решение. Всхлипы стали чуть тише — Феликс прислушивался к его словам. — Чанбин ведь и сам был пленником Круга, помнишь? С этого все началось. В плену он встретил тебя. Ваше знакомство стало для него переломной точкой, — Минхо погладил его по мягким волосам и продолжил: — Думаю, он хотел, чтобы Чиа оказалась на его месте. Чтобы она познакомилась с тобой и изменила свое мнение. Потому что только так можно остановить эту вражду. Для тебя, для нас всех. — Нет, нет… — Феликс заворочался и поднял голову, — это же нечестно! С чего он решил, что это сработает? Я пытался изо всех сил, но у меня не получилось переубедить ее… А он поставил свою жизнь на кон ради попытки? И если он умрет, я буду во всем виноват, потому что я его подвел?.. — Нет, конечно нет, — руки обняли его крепче. — Он сам принял это решение и ответственен за него. Должно быть, он посчитал, что попытка стоит риска. Даже если не получится. — Как он мог думать так?! Как он мог считать, что я смирюсь с его смертью и продолжу жить дальше? Как не понял, что это убьет нас обоих? — в его голосе звенела обида, и Минхо слишком хорошо понимал, что он чувствует в этот момент. — Он ведь знал, насколько дорог мне… — Может быть, — Минхо произнес задумчиво, погрузившись в себя, — он не знал?.. Феликс надолго затих. Только горячие слезы капали на плечо, впитываясь в тонкую ткань. Ночь отступала, и в предрассветных сумерках все казалось серым, обесцвеченным. Ветер стих. Холод забирался под воротник и рукава, щипал щеки, опавшая почерневшая листва на склоне покрылась узорами инея. — Хочешь сказать… — сдавленно донеслось спустя какое-то время, — он даже не знал?.. — Если и так, не вини в этом себя. Сам подумай. Ты для него удивительный древний дух, мудрый, добрый. Ты стал первым, кто был с ним ласков. Кто проявил заботу. С кем он почувствовал родство. Ты для него как чудо. Что стоит его короткая жизнь по сравнению с твоей? Теперь ты понял. Дышать вдруг стало тяжело. — Какая разница, сколько лет прошло, — произнес Феликс смятенно, — пока я не встретил его, я и не жил. Да… я знаю. Знаю лучше, чем кто-либо. Феликс утер слезы и отстранился, пряча покрасневшие припухшие глаза. — Спасибо тебе, — пробормотал он, — правда. Минхо неохотно выпустил его из рук. — Я… мне нужно вернуться к нему, — он проглотил слезы и сделал глубокий вдох, — так что… пойду. Снова кивнув, Минхо проводил его взглядом, пока узкая спина не скрылась в темноте дверного проема, и повернулся к обрыву. Какое-то время смотрел вдаль, ни о чем конкретно не думая, просто пытаясь как-то справиться с давящей на плечи тяжестью, но в итоге не выдержал и сел на корточки, закрыв руками лицо. Сколько еще? Он не мог не спрашивать себя. Когда появится хотя бы просвет? Или все будет становиться только хуже и хуже? Как помочь Чанбину? А Феликсу? Времени осталось чертовски мало, может, несколько часов, до рассвета, едва ли больше. Состояние Чанбина все хуже. Лэвен истощен. Травы больше не помогают. Сынмин не видит будущего. Чан сдерживает новообращенных в лесу, и еще неизвестно не подставится ли под укус сам. Лекарства нет. Мысли казались настолько громкими и отчаянными, что Минхо даже не заметил шагов позади, лишь почувствовал, как холодная ладонь легла на макушку, а тонкие пальцы зарылись в волосы. Он гладил осторожно, почти невесомо, и это всколыхнуло внутри очень-очень старые воспоминания. Сейчас многое было как тогда. Ощущение беспомощности, незначительности. Страх. И чья-то сильная рука, которая может навредить, но почему-то не вредит. — Он сказал тебе, что собирается покончить с собой? — спросил Джисон. Это было похоже на пощечину. Минхо сжал зубы, не поднимая головы. — Я всегда слышу тебя, — он сделал паузу, — и знаю, что ты чувствуешь. Понять было несложно. Подтверждать его предположение не хотелось. Ничего не хотелось. Хотелось забиться под камень и перестать существовать. Если бы не ответственность перед Кругом, перед каждым из них, перед Хани, Минхо бы так и сделал. Помолчав, Джисон медленно произнес: — Я уже не могу спасти Чанбина, — он сделал паузу, взвешивая слова, — но еще могу спасти Феликса. Минхо вскинул голову, сразу же наткнувшись на взгляд внимательных голубых глаз. В воздухе повис немой вопрос: «Как?» — Если Чанбин все же не выживет, я могу приказать Феликсу забыть его. — Чт.?! — Минхо запнулся, словно что-то вдруг выбило из легких воздух. — Потерять одного все еще лучше, чем потерять двоих, — взвешенно произнес Джисон, глядя на него. — Если Феликс забудет все, что между ними было, ему не будет больно. Он продолжит жить, как жил до встречи с ним. — Джисон, так нельзя… — все еще неверяще пробормотал Минхо, поднимаясь на ноги. — Это… неправильно. Помнишь, как ты пытался стереть мою память? — Твоя жизнь тогда не стояла на кону. Но почему это неправильно сейчас? — Потому что эти воспоминания — самое драгоценное, что у него есть. Отбери их, и с чем он останется?.. — Он останется жив. Неужели эти воспоминания ценнее, чем его жизнь? Слова застряли где-то в горле, Минхо в смятении смотрел на Джисона и хмурился. Что теперь правильно? — Почему нельзя стереть память Чиа, чтобы она захотела спасти его? — Потому что даже если она забудет ненависть, ее место займет пустота. Безразличие. Никаких светлых чувств не появится. Я могу только забирать, Минхо. Я больше не могу ничего дать. Поэтому тебе нужно решить: его жизнь или память. До возвращения чувств, Минхо бы сказал, что жизнь всегда важнее. Утерянные воспоминания сменятся новыми, будут и новые встречи и новые эмоции. Главное — жить. Сейчас… он уже не был в этом так убежден. Сейчас он допускал, что без некоторых воспоминаний, чувств и людей жизнь в самом деле может потерять всякий смысл. — Джисон, а разве надо непременно жить? Тот смотрел безучастно и слегка задумчиво. У него не было ответа. Не было его и у Минхо. — Ты мне скажи, — Джисон произнес ровно. — Не ты ли несколько часов назад пытался докричаться до моей души, утверждая, что твой любимый будет жить несмотря ни на что? Кажется что-то не сходится. Его и мое желание ты уважать не готов, но желание Феликса — да? И правда. Почему? Минхо отчаянно искал внутри какую-то подсказку, что-нибудь, что объяснило бы, почему эта ситуация ставит его в тупик. Почему воспринимается так по-разному. Если он руководствовался одним и тем же моральным принципом, как получилось, что в отношении них двоих он принял противоположные решения? Какое из них было ошибочным? — Я не смогу отпустить… Закончить фразу он не успел, потому что из глубин дома донеслись приглушенные крики и какая-то возня. Быстро переглянувшись, они рванули внутрь. Уже в погребе стало ясно, что в пещере идет разговор на повышенных тонах, хоть до них долетали лишь обрывки. — … ты хочешь?! Я не понимаю… — … заговорил? А я-то думала… — … объясни мне, зачем?.. Чего ты… — … а ты ударь меня, тебе же… Спустившись в грот, они обнаружили Чиа и Феликса застывшими в центре, почти нос к носу. Волчица стояла, скрестив руки на груди и с надменным видом взирала на Феликса сверху вниз. Феликса же почти трясло, его лицо было покрыто красными пятнами, то ли от слез, то ли от злости. Заметив подоспевших и крайне обеспокоенных товарищей, он отвернулся, шумно выдохнул и, понизив тон голоса, произнес: — Просто назови цену. Что ты хочешь в обмен на его жизнь. — В дело пошел торг? О, так и до принятия недалеко. Что, внезапно осознал, что лучше ему не становится? Ты еще не знаешь, что будет дальше. Я так жду момента, когда его легкие заполнятся… — Закрой рот! — прикрикнул Феликс. — Если не собираешься выдвигать условия, просто молчи! — Дружка своего попроси меня заткнуть, ага? — она обошла Феликса и подойдя к кровати Чанбина, присела рядом. — Ты так и не понял, все, что мне нужно — уже здесь. Ее рука приблизилась к влажной от пота щеке Чанбина, будто она собиралась его погладить, но не коснулась кожи. Приказ действовал очень четко. — Отойди от него, — процедил Феликс. — Если честно, я удивлена, — она подперла рукой голову и зыркнула с интересом, — думала ты умеешь только тяжело вздыхать, разговаривать замогильным голосом и плакать. Но могу поклясться, полминуты назад ты готов был свернуть мне шею. Тот ничего не ответил, но, подойдя к постели Чанбина, оттеснил волчицу в сторону. По большому счету, ей пришлось смещаться самой, так как приказ настрого запрещал ей прикосновения. — Пф, — фыркнула она недовольно, прислонившись к стене рядом, — ты выше этого да? Благородство изо всех щелей прет. Не то что я. Ну и пожалуйста. Зато из нас двоих именно я получу, то что хочу — свою расплату. В этот момент Чанбин сипло закашлялся, и Феликс тут же сконцентрировал все свое внимание на нем — смочил его губы и принялся менять пропитанные отваром компрессы напрочь игнорируя то, что на коже под ними уже живого места нет — язвы от укусов сеткой расползались все дальше, становились глубже и гноились. Даже от входа Минхо слышал, как слабеет дыхание Чанбина, как сердце спотыкается все чаще, то пропуская удар, то делая два сокращения вместо одного. Его время подходило к концу. Каждый из них понимал это. Осознав, что его действия уже совершенно бесполезны, Феликс отложил в сторону марлю, промокнул раны ватой и накрыл его грудь тонким одеялом. Сжал в ладонях его руку и, уткнувшись в нее лбом, прикрыл глаза на несколько долгих секунд. Что он делал? Возможно, погружал его в более глубокую кому, чтобы тому хотя бы было не так больно, или пытался в последний раз с ним заговорить. А может, показывал ему что-то во сне. Если бы не нездоровый цвет кожи и испарина, в этот момент Чанбин бы и правда выглядел так, будто спит и видит что-то хорошее. — Пожалуйста, — вдруг проговорил Феликс разбито, — спаси его. Я сделаю все, что ты хочешь. — Все? — Чиа вскинула бровь. — Проблема в том, что больше всего я хочу, чтобы он сдох. — Пожалуйста, — повторил он. — Неужели нет ничего, что тебе нужно? — Ничего, — ее взгляд стал абсолютно серьезным, — мне не нужно ничего, кроме справедливости. Он сломал множество жизней. Он должен ответить. — Если ты спасешь его, я пойду с тобой. Дам тебе клятву полного подчинения. Ее глаза слегка расширились. Она даже непроизвольно подалась вперед, будто пытаясь распознать ложь. — То есть чтобы спасти его жизнь, ты согласен стать рабом? Феликс поднял изможденное лицо к ней. Он сидел у кровати Чанбина, но выглядело это так, будто он стоит перед ней на коленях. — Да. Чиа нахмурилась. Скорее всего она чувствовала, что это правда, что даже такая цена будет уплачена. Несколько минут она напряженно думала, стиснув ладони в кулаки, но потом все же веско ответила: — Нет. Довольно долго Феликс молчал, глядя на Чанбина, а потом совершенно сломлено проговорил: — Тогда прости. Минхо непроизвольно подался вперед, потому что его голос вместе с его болью иголками входили под кожу, и оставаться в стороне было уже попросту невозможно. Он сделал всего шаг, когда Джисон остановил его, бросив короткий предостерегающий взгляд, в котором явственно читалось: «Не лезь.» — Чего? — волчица недоверчиво сощурилась. — Прости, — сказал снова. — Ты издеваешься? — хмыкнула она. — Прости его, — повторил он в третий раз, — его и меня. За все, что мы сделали, за все горе, которое причинили стае. Время назад не вернуть, но давай хотя бы остановим это, пока не пострадал кто-то еще. На секунду на ее лице мелькнуло странное выражение. На секунду… Минхо показалось, что она сомневается. Но потом она ответила: — Нет. Этого не будет, — Чиа сжала губы. — Почему именно я должна прощать? Ты прав, у него были причины убить Чеви, что он и сделал. Он отомстил обидчику, ни о каком прощении там речи не шло. Так почему я должна? Я тоже отомстила, пусть он прощает меня. — Он… уже не сможет тебя простить, — тихо отозвался Феликс. — Тогда ты, — она недобро ухмыльнулась. — Сможешь простить того, кто убил твоего любимого? Сможешь отпустить меня после того, как его душа погибнет? Вот то-то и оно. Не проси у других того, чего не можешь сделать сам. Зато когда он умрет, ты получишь моральное право расправиться со мной. Так ваш закон работает, да? И этот круг никогда не закончится. Феликс не ответил. Он смотрел только на Чанбина, сидя у самого края футона и задумчиво поглаживая его руку. Чиа шумно выдохнула и отвернулась от них в сторону. Видимо, на этом диалог был окончен. Минхо потер переносицу и склонил голову. Надеялся. Все же до последнего как дурак надеялся, что получится. Но по всему выходило, что волчица права. — Ты права, — повторил его мысли неожиданно подавший голос Феликс, — нечестно просить тебя об этом, если я сам не могу сделать того же. Он обернулся к волчице и устало произнес: — Поэтому я прощаю тебя, — немного подумав, он добавил: — Я говорю это сейчас, потому что не уверен, что найду в себе силы сказать потом. Но что я буду думать после… будет уже не важно. Так действительно не может продолжаться, поэтому я прощаю тебя. Ты можешь уйти. — Что? — оторопев, Минхо вскинул на него голову. — Феликс… Джисон мгновенно напрягся. Но сильнее всех отреагировала волчица: — Я что, по-твоему, идиотка? — ее глаза сверкнули гневом. — Думаешь, мы сейчас пожмем друг другу руки и я как миленькая его исцелю? Феликс смотрел на нее какое-то время, а потом вздохнул и покачал головой: — Я так не думаю. Я сказал лишь, что прощаю тебя, и что ты можешь идти. Ты больше не пленница. — То есть я могу уйти после того, как исцелю его? — сощурившись уточнила она. — Нет, — ответил он отчужденно, — ты можешь уйти сейчас. Я отпускаю тебя. Минхо подвезет тебя до основания горы, а там… иди куда хочешь. Просто уходи. Ее лицо изменилось. — Мы не можем отпустить ее, у Чанбина нет других вариантов! Кроме того, Чан будет… — начал Минхо. — Ты до сих пор не понял, что она не станет его лечить? — резко отбил Феликс. — Что касается Чана — это мои проблемы. — Она же видела, где мы находимся, она может привести… — Так пусть Джисон заберет эти воспоминания, я не знаю! В чем проблема? — он ответил, повысив голос. — Феликс, это большая ошибка, — проговорил Минхо с тревогой. — Блять! — он уткнулся лбом в колени, изо всех сил сжав голову руками. Сорвано крикнул: — Вы можете просто уйти?! Просто! Уйдите! Все вы. Дайте мне побыть с ним. В груди образовался узел размером с кулак. Он давил на сердце, тянул его вниз болезненным осознанием — Феликс сломался. Все его последние силы ушли на это прощение, на смирение с тем фактом, что он должен потерять самое дорогое. Невозможно представить, насколько тяжело это ему далось. И если Минхо испытывал такую невыносимую боль… То что испытывал Феликс? — Каждый раз, когда я забирал твои кошмары, — совсем тихо проговорил он, будто эта вспышка отчаяния выжгла в нем последнее, — ты говорил мне, что ты мой должник. Я прошу уплату долга. Сейчас. Поэтому ты сделаешь, как я сказал. Обещание. Между ними действительно было обещание. Кто знал, что обстоятельства, в которых им придется воспользоваться, окажутся вот такими. — Выходите, — одними губами произнес Минхо. Волчице дважды повторять не пришлось — она бросила на Чанбина с Феликсом последний взгляд и проворно юркнула в проход. За ней последовал Джисон, а потом и сам Минхо. На улице уже светало, но солнца пока видно не было, потому цепкий холод становился все безжалостнее. Выпустив небольшое облачко пара изо рта, волчица зябко потерла плечи и отрешенно уставилась в сторону оврага, туда, где между склонами гор небо было светлее всего. — И что дальше? — спросил Джисон. — Дальше… мы сделаем как он сказал. — Как знаешь, — Джисон не стал спорить, хоть по нему и было видно, что он не согласен, и пошел к Чиа. — Слушай внимательно. Когда ты уйдешь отсюда, ты забудешь все, что касается места, где тебя держали. Забудешь дорогу сюда. Все поняла? — Да. Я забуду место, где меня держали. И никогда не вспомню дорогу сюда, — зачарованно повторила она покорным тихим голосом, а потом будто перещелкнулась на свой обычный хамоватый тон: — Эй! Мог бы хотя бы предупредить! — Идем, — Минхо ухватил ее под локоть и повел к машине. Так как он собирался спуститься лишь до подножия, решил взять вольво. Разблокировал двери, указал волчице на переднее сидение, собирался уже и сам сесть, но Джисон тормознул его, ухватив за предплечье рядом с водительским. Проговорил, понизив голос: — Ты осознаешь, что когда ты вернешься, они оба, скорее всего, уже будут мертвы? Это было так жестоко. Узел в груди напомнил о себе. — Если я не увезу ее сейчас, потом возможности не будет. Чан потребует суд. — А ты не думаешь, что это гораздо разумнее того, что ты собираешься сделать? — его ледяной взгляд просвечивал насквозь. — Может быть. Но это желание Феликса, — Минхо сглотнул ком в горле. — Возможно, последнее. Я обещал ему. Вражда со стаей должна прекратиться. Какое-то время Джисон рассматривал его лицо, а потом вздохнул и отстранился, отпустив руку. — Я не понимаю, чем ты руководствуешься. Он пошел обратно по направлению к складу. — Да что ты хочешь, чтобы я сделал? — Минхо выпалил ему вслед. — Ты знаешь, что ты можешь сделать, — обернулся тот. — Только скажи. — Забрать воспоминания Феликса? Заставить его все забыть? Я ведь уже говорил… — Все еще думаешь, что лучше дать ему умереть? Посмотрим, что ты скажешь, когда это действительно произойдет. С этими словами он пошел прочь, оставив Минхо ошеломленно смотреть ему вслед. Какого черта?.. У Джисона не было чувств, но даже для него это было слишком. Минхо и так еле держал себя в руках, а он бил прицельно и совершенно безжалостно. Заставлял сомневаться. Заставлял уже сейчас ненавидеть себя. В полном раздрае Минхо сел в машину и выехал с парковки. Чиа окинула его хмурым взглядом и отвернулась к окну, что было к лучшему, потому что поддерживать диалог Минхо был совершенно не способен. В голове на повторе крутилась фраза: «Когда ты вернешься, они оба, скорее всего, уже будут мертвы». Горе, которое приносило это осознание, давило как тиски, как затягивающаяся вокруг шеи удавка. Джисон не произнес этого, но Минхо услышал в его словах продолжение: «…будут мертвы из-за тебя». Сделал ли он неверный выбор? Должен ли он был остаться с Феликсом, хоть тот и не хотел никого видеть? Может, там у обрыва стоило убеждать его иначе? Говорить другие слова? Может, стоило согласиться шантажировать волчицу? Может тогда все бы кончилось по-другому. Он слушал свое сердце. Но что если вместо этого стоило слушать Джисона? К середине дороги Минхо растоптал себя почти полностью. Он не злился на Чиа или оборотней, он ненавидел только себя. И не мог перестать думать, живы ли еще Феликс с Чанбином или уже нет. Используют ли они тот яд. Почувствует ли он что-то, когда это произойдет? Волчица временами задумчиво косилась на него, будто хотела что-то сказать, но сомневалась. Это чертовски действовало на нервы, потому что Минхо догадывался, о чем она думает. — Валяй, — процедил он на очередном повороте, — скажи, что я сам виноват. Что я потеряю их обоих, потому я тряпка и не смог сделать того, что было необходимо. — Вообще-то я… — начала она, но вдруг воскликнула: — Осторожно! Какое-то животное сигануло на дорогу в метре перед машиной, буквально бросившись под колеса, Минхо даже не понял, кто именно это был, так как увидел лишь мелькнувший перед бампером бок, покрытый бурой шерстью, и ощутил приторный запах прелой листвы. Он машинально крутанул руль в сторону, и чудом избежавшее гибели животное юркнуло в мелкую поросль между деревьями, а машина на полном ходу влетела в густой кустарник. На несколько секунд ветки полностью закрыли окна, а когда расступились, взору предстал пологий склон с редкими деревьями, который тянулся далеко-далеко вниз. Минхо дернул ручник, но гниющая листва и грязь не позволяли машине остановиться, поэтому та накренилась вперед и начала съезжать вниз, пока не вписалась в растущую на склоне сосну. Удар был довольно слабым, во всяком случае для машины, но лобовое стекло осыпало хвоей и шишками. Движение прекратилось. — Оказывается ты еще и водить не умеешь, — хмыкнула Чиа, — не думала, что кто-то может быть плох буквально во всем. Она ожидала какой-то реакции на свою подколку, но он молчал, просто сидел и смотрел перед собой в полном смятении. Что-то изменилось. Свербящее чувство, что нужно торопиться, вдруг пропало. Внутри было пусто. — Тебе буквально поручили самое простое задание… — Выходи. — Ха-а? — возмущенно протянула она. — Серьезно выкинешь меня посреди леса? — Ты либо выйдешь, либо я вышвырну тебя сам, - Минхо не оборачивался к ней, страх буквально парализовал его. Неужели все? Значит Чанбин… — Ты правда меня отпускаешь? Вместо ответа он потянулся через нее и распахнул дверь с ее стороны. — Я сказал, выходи! Он не смог сдержать дрожь в голосе, и она, конечно, это заметила. — Что? — не сдвинувшись с места, спросила она. — В чем дело? У нее еще хватало наглости спрашивать. Минхо поднял на нее полный ненависти и боли взгляд, и на ее лице мгновенно отразилось понимание, а тело сразу напряглось. — И что, — ее тон ожесточился, — теперь ты убьешь меня? Да. Именно этого Минхо хотелось больше всего на свете. Хотелось уничтожить ее за то, что она сделала с ними. Он сжал пальцы в кулак так сильно, что ногти впились в ладонь, а потом несколько раз что есть сил ударил кулаком по рулю. Руки тряслись. Минхо уткнулся в перекрестие лбом, делая рваные выдохи из-за стоящего в горле кома. — Да, — он ответил сквозь зубы, — если бы решение принимал я, скорее всего я бы убил тебя. Но он решил иначе. И я сдержу его обещание тебе, даже если мне придется сделать это за него. Каких-то нечеловеческих усилий стоило сделать полный вдох и медленно разжать кулак. В машине повисла тишина. Он надеялся, что волчица просто молча уйдет, и чем быстрее, тем лучше, но она не двигалась. — Да чего ты ждешь? Все закончилось, уходи! — Ну… у меня денег нет на проезд, — невозмутимо пожала плечами она. — До трассы я дойду, а дальше что? Минхо поднялся и с неверием уставился на нее. — Ты, блять, издеваешься? Волчица просто пялилась в ответ своими желтыми глазами. Минхо выдохнул, вытащил бумажник и достал оттуда несколько купюр. Сунул ей в руки со словами: — Возьми и проваливай. Она сжала бумажки в руке, еще немного помолчала и вдруг спросила: — Что кукловод имел в виду, когда предложил забрать воспоминания пульгасари? Бросив на нее совершенно убийственный взгляд, Минхо вытолкнул: — Тебе-то какая разница? — Я не понимаю. Почему они должны оба умереть, если не забрать воспоминания, это какая-то клятва? Укусила-то я только одного. Стиснув руль в слабой попытке сохранить самообладание, он проговорил жестко: — Потому что потеряв Чанбина, Феликс покончит с собой, ясно? Потому что смерть лучше того, с чем он останется один на один. Разве не этого ты добивалась? — Минхо задержал полный горечи взгляд на ее лице. — Джисон предложил полностью стереть его воспоминания о Чанбине, чтобы он хоть как-то смог существовать дальше, но я… я отказался. А значит Феликс мог уже… — Вот прям жить он без него не может, ты что серьезно? — она хмыкнула. Лицо Минхо дрогнуло. — Уебывай. Сейчас же. Пока я действительно тебя не убил. С полминуты Чиа рассматривала его, а потом произнесла негромко, уже без издевки, будто и вовсе не ожидая ответа: — Да что с вами всеми не так? Мы боремся и убиваем друг друга, а вы реагируете на смерть так, словно… Ее взгляд перескакивал с одного на другое, но, кажется, она никак не могла подобрать правильных слов. — Словно теряем родного человека. Теряем часть семьи, — подсказал Минхо, опустив голову. — Разве ты никогда не испытывала подобного? Тонкие губы упрямо сжались. Она будто собиралась что-то сказать, но остановила себя и вместо этого отвернулась в сторону открытой двери, откуда сквозило холодом. — Ты ничего о них не знаешь. Не знаешь, что разрушила, — он помолчал, бессмысленно блуждая взглядом по далеким кронам покачивающихся от ветра сосен. — Надеюсь, ты хотя бы искренне веришь, что это стоило того. Она молчала. По правде он не пытался даже вызвать у нее какие-то угрызения совести или вину, он говорил это просто потому, что ему было слишком больно. Бессмысленность этой жертвы истощала, уничтожала. — А теперь уходи. Пожалуйста. Я хочу вернуться… к ним. Я должен вернуться. Чиа шумно выдохнула. Но вместо того, чтобы послушаться, она, чуть помешкав, захлопнула дверь и пристегнула ремень обратно. Кусая ноготь большого пальца, она с сомнением произнесла: — Мне не кажется, что это стоило того. Черт, — потерев лицо руками, она запрокинула голову, — возможно, я об этом пожалею, но… поехали обратно. Может, — сглотнув, выговорила — может, я еще смогу все исправить. Минхо замер, уставившись на нее. В этот самый момент механическим щелчком вставшей на место детали картинка сложилась. То, как жестко говорил Джисон возле машины и что именно он тогда сказал. То, как он остановил Минхо, когда Чиа и Феликс завели разговор о прощении. Его слова о самоубийстве, его предложение стереть воспоминания. Может и это не все? Та угроза Чиа? Что еще он просчитал?.. Это пугало. И по-своему… вызывало восхищение. Чанбин поставил все на Феликса. И не ошибся. Джисон лишь добавил контраст. Ведь так?.. — Нет, — он заглушил мотор и вытащил ключи из зажигания, а потом стянул футболку через горло. — Раздевайся. — Ты совсем ебнулся? — она испуганно уставилась в ответ. С трудом поборов желание закатить глаза, Минхо поспешно разъяснил: — Обратимся, побежим напрямик. Так будет намного быстрей, чем ехать обратно по серпантину. — А-а, ну да, — немного опасливо покосившись на него, она стянула футболку и штаны и выскочила из машины. Теперь решающим фактором стало время. Раздевшись до белья, Минхо последовал за ней. Зайдя чуть глубже в лес, чтобы не было ничего видно с дороги, они переглянулись и обратились. Ее трансформ был чуть медленнее и явно куда более болезненным, но две минуты спустя пантера и волчица уже на всей скорости неслись вверх по горе, огибая деревья. Они мчались, будто за ними черти гнались, и отчасти это было действительно так. Каждая минута приближала момент, когда исправить ничего уже будет нельзя. Страх и другие эмоции приглушились, осталось четкое, как инстинкт, стремление к цели. Наверх. Так быстро, как возможно. Примерно на середине пути сквозь редкую листву стали пробиваться первые солнечные лучи, и пасть стиснулась изо всех сил. Плохо. Свет означал, что времени уже нет. Справа раздался рык — волчица тоже напряглась, прижав мохнатые треугольные уши. Боковое зрение улавливало мелькающую среди кустарника темную шерсть. Волчица знала, что поздно. И только она была в этом виновата. Но… она не поверила, что ее правда освободят. Проверяла. Резкий собачий запах кислил от страха. Сейчас она на всей скорости мчалась обратно в лапы к врагу, и сама это осознавала. Быстрее. Стоило им вывернуть на опушку поляны, как раздался выстрел — пуля просвистела у лап, изрешетив листву. Следующий выстрел угодил в ствол дерева, выбив из него ворох светлых щепок. Третья пуля прошла по касательной у плеча, обжигая шкуру резкой болью. Из груди раздался раскатистый рык. Вдруг волчица пригнула голову, оскалилась и низко завыла, продолжая бежать. Стрельба прекратилась. А откуда-то из леса ей ответил высокий прерывистый вой. Оборотни? В ноздри снова забивался приторный запах, и он наконец понял — это не гнилая листва. Та пахла иначе. Этот запах маскировал волчий. Поэтому он не почуял их. Прежде они выжидали, прячась. Но теперь шорохи листвы и треск веток отчетливо раздавались на некотором отдалении сзади и справа. Птицы пугливо разлетались с деревьев. Стая следовала за ними. Он снова зарычал, чуть замедляясь. Привести ее обратно, значило привести туда их всех. Вывернуть к тропе направо и раскрыть расположение храма, или же повернуть налево, спустившись к ручью и лощине. Если сменить направление сейчас, даже сама волчица может не найти дорогу из-за внушения. Тогда стая будет преследовать его, пока не загонит. Вот только… В этот момент волчица слегка боднула его плечом. Ее желтый глаз оказался совсем рядом. Она смотрела очень внимательно, будто пытаясь безмолвно что-то сказать. Она ждала его решения. Просила поверить. Мотнув головой, он рванул направо. Легкие горели от нехватки воздуха, лапы сбились от острых камней, сменивших чернозем, но они бежали вверх по склону. Волчица не могла делать больших прыжков, потому начала отставать, но когда в поле зрения появились первые покатые крыши, залаяла и ускорила темп. Они вылетели во двор храма почти одновременно, подняв клубы пыли, и рванули мимо парковки к складу. Никого у входа. Тревога заставляла шерсть на загривке вставать дыбом. Из здания пахло… смертью. Боднув дверь, волчица забежала внутрь и спрыгнула в черную дыру в полу. Он последовал за ней. Из темного коридора доносились голоса, горький запах стал сильнее. Цель была там. Они влетели в зал, где дребезжал свет, и в ту же секунду сверкнул металл, и волчица взвыла, суча лапами — хэчи прижал ее к земле, обхватив пасть рукой. Хэчи был порядком потрепан, будто только что дрался, однако все еще представлял угрозу. Хэчи был здесь главным, но из груди все равно раздался утробный раскатистый рык. Предупреждение. — Чан… она не враг. Золотоглазый дух заговорил тихо, но правильно. Не враг. Дух обессиленно сидел в углу, уткнувшись лбом в колени. От его энергии не осталось ничего, кроме черных цветов. Ничего кроме страха и отчаяния. Он угасал. Но пока был жив. Рядом с хэчи стояли еще двое — человек-провидец и имуги. Но их энергия почти не ощущалась, потому что что-то более мощное давлело на плечи и спину. Прижав уши, он обернулся в поисках источника угрозы. У дальней стены зияло рваное черное пятно, будто поглощающее весь свет. Пространство вокруг него дрожало. Опасность. Оскал почти сменился шипением, когда нюх вдруг уловил знакомый притягательный запах. Это… мой человек?.. — Отпусти ее, — слабо проговорил золотоглазый дух, вновь привлекая внимание. — Зачем вы вернулись? Цель. — Она передумала. Хочет помочь, — рыкнул он негромко в надежде, что его человек поймет. — Передумала, говоришь. Минхо… — ответил тот из глубины дрожащей черноты, — боюсь, вы опоздали. Волчица обратилась обратно в человека и засадила хэчи в челюсть локтем. — Да отпусти, чтоб тебя! — крикнула она, и тот наконец послушался. Провидец снял и молча протянул ей пиджак. Накинув его на плечи, она торопливо подошла к духу в углу и присела. У его ног лежало накрытое одеялом тело. Сердце не билось. Дыхания не было. А рядом на камне стоял смердящий горечью пустой стеклянный пузырек. Волчица укусила себя за запястье, вспарывая клыками кожу. Среди влажных камней мгновенно разнесся яркий металлический запах крови. Откинула одеяло и, бегло осмотрев тело, прижала руку к приоткрытому рту. Она должна искренне захотеть спасти его. Это не что-то, что можно решить. Это чувства. Это сердце. Стоило ее крови коснуться его губ, как что-то изменилось. По бездыханному телу будто прошел разряд тока. — Что уставились, держите его! Хэчи со змеем прижали его ноги, золотоглазый дух испуганно вцепился в плечи. Подергивания превратились в дрожь. Дрожь в конвульсии. Припадок усиливался. — Что-то не так, — тихий рык рокотал в груди. — Все так, — вкрадчиво произнес человек, подойдя и остановившись совсем рядом, — смотри. Язвы на теле с шипением растворялись, затягиваясь. Вздулись вены, постепенно возвращая коже прежний оттенок. Мышцы начали пульсировать, наливаясь кровью, посылая по телу жуткие судороги. Проклятие отделилось от расколотой души, прекратило жрать ее, но не исчезло. Питаясь волчьей кровью, оно стало… чем-то иным. Укусы на плечах и боку стали медленно затягиваться и бледнеть. Остался только один на шее. Наверное, самый первый. Вдруг все затихло. И в абсолютной тишине раздался одинокий удар сердца. Дух с золотыми глазами неверяще охнул, стискивая плечи руками. Один удар, другой, сначала медленно, но постепенно все быстрее и быстрее. Очень быстро. Слишком быстро. Чудовищно быстро. — Что с ним?.. — начал дух, но осекся. Голень, которую имуги прижимал к земле, вдруг хрустнула и удлинилась. На всю пещеру раздался душераздирающий болезненный стон. — Какого черта ты натворила?! — заорал хэчи. — Это был единственный путь! — отбила волчица, крепче прижимая руку ко рту. Снова раздался отвратительный хруст, и едва затянувшаяся кожа плеча покрылась кровавой испариной, а следом — влажным серым мехом. Кости ломались и сростались заново. Только иначе. По позвоночнику пробежал холодок, шерсть на загривке встала дыбом. Пространство пещеры наполнилось болью и ужасом. Его энергия стала похожа на ее. Но не такой же. Сила его души сплеталась с волчьим проклятием. Оно врастало в нее, вонзая когти и клыки. Гибрид?.. То, что происходило, находилось далеко за пределами физических возможностей обычного человека. Вынести такое было под силу только тому, кто отчаянно цеплялся за жизнь. Через несколько минут, когда агония прекратилась и все расступились, на месте бездыханного тела лежал огромный серый волк. И в этот момент все они услышали раздающийся из леса вой, сначала одинокий, но постепенно все более и более разноголосый. Вой, пробирающий до костей. Сливающийся в один пронзительный зов, вой десятков волков. Стая приветствовала своего нового члена.