Маска: Кузница (книга вторая)

Собираться домой       Эрик вскочил на ноги, как она появилась. Его глаза широко распахнулись до краёв отверстий маски, как будто он хотел охватить взглядом её всю сразу. Кристина обрадовалась, что на нём была обычная кожаная маска, а не фарфоровая. Она видела, как дважды он попытался сглотнуть и не смог: через нижнее отверстие маски было видно, как он открывал рот и снова закрывал его. Всё, что она была в силах сделать — броситься к нему в объятия и закончить этот мучительный для него момент. Хотя на нём и был пиджак, она заметила, что он похудел. Даже связки на его шее были видны; он стал почти скелетом.       — Я готова пойти с тобой домой, Эрик, но только при двух условиях, — тихо сказала она ему. Хафиз повернулся и начал уходить. — Подождите, Хафиз! — сказала она, вставна пути Перса. — Я хочу, чтобы вы стали свидетелем.       — Эрик согласится на всё, что ты хочешь, на всё, — сокрушенно признался Эрик, не подавая вида, что гордится собой.       — Обещай, что больше никогда не станешь держать меня взаперти… Никогда. Помни, Хафиз — свидетель твоих слов. — Указала она.       — Это было ради твоей же безопасности!       — Обещай, Эрик.       Он тяжко выдохнул через маску, издав свист высокого тона. Медленно покачав головой, произнёс:       — Эрик обещает. Просто возвращайся домой.       — Ещё одно моё условие — ты должен позволить мне рассказать, что именно случилось в квартире Мэг.       Он напрягся.       — Я был там, если помнишь. Мой отец рассказал мне о событиях до моего приезда.       — Его там не было, — отрезала она. — Я знаю, что со мной произошло! Может, выслушаешь?       — В этом нет необходимости.       — Хорошо, тогда я останусь здесь. Пожалуйста, Хафиз, я останусь здесь с…       Эрик резко опустился на землю.       — Ты можешь рассказывать Эрику всё, что хочешь. Он выслушает.       Кристина продолжила рассказывать Эрику историю, поведанную ранее Хафизу. И хоть и видела его волнение, она продолжала, пока не закончила. Она не упомянула о своих непонятных чувствах к Раулю в тот день и о чувстве вины. К тому времени, как она закончила, огонь в его глазах погас. Мягкие янтарные глаза смотрели на неё.       — Теперь ты понимаешь?       — С того места, где стоял Эрик… выглядело иначе.       — Так, я уверена, но если ты подошёл бы ближе, то увидел бы правду. Помнишь, как он воскликнул, что я всё ещё девственница?       Челюсть Эрика покраснела, он отвернулся от неё, яростно кивая.       — Он говорил не со мной и не знал, что ты находишься в комнате. Он сказал эти слова своему брату. Помнишь, Филипп не хотел брать меня с собой силой? Рауль хотел убедить его, что мой брак ненастоящий. Его руки были у меня внизу, а не там, где… он бы… ну… знал.       Жар поднялся по её телу до корней волос. Он втянул воздух и надолго замолчал. Она дала время ему всё воспринять. Глаза его загорелись, и он сказал:       — Эрик… я… никогда не помешаю тебе объясниться, независимо от обстоятельств. Я клянусь.       — Каждый француз сочтёт тебя сумасшедшим за такие слова. — Её губы растянулись в улыбке.       — У каждого француза нет тебя в качестве жены. — Он улыбнулся и поднял на неё взгляд.       — Мне нужно отвезти тебя домой.       Она хотела уже отправляться, но этот момент упустить она не могла.       — Хафиз будет навещать нас раз в неделю. Он наш друг, и мы будем делиться с ним своим счастьем.       — Если тебе это нравится, я согласен, — напряжённым голосом согласился Эрик, бросив быстрый косой взгляд на перса. Он нахмурил брови. Её взгляд метнулся к сумке, и Эрик с Хафизом бросились к ней. Эрик опередил. С сумкой в руках они направились к двери. Через мгновение появился дворецкий и протянул ему пальто. Хафиз помог Кристине надеть пелиссе. Она поцеловала Хафиза в щеку. Борозды на лбу Эрика углубились.       — Мы будем ждать твоего визита в следующий четверг, Хафиз. Я приготовлю твоё любимое блюдо. — Эрик сузил глаза, но ничего не сказал, его губы сжались в плотную линию. Она могла сказать, что он изо всех сил старается держать себя в руках.       — Долме бааденджаан? — спросил Хафиз. Она кивнула в знак согласия. — Я пришлю тебе баклажаны. Буду ждать с нетерпением. Благодарю.       — Нет, Дарога. Я обеспечу мою жену в чём бы она ни нуждалась. Если вздумает тратить время своё на готовку того, что не является моим любимым блюдом, я всё равно достану для неё всё необходимое, — сказал Эрик слишком уж сдержанным голосом.       — Помнится, в Мазандеране ты говорил, что пробовал это блюдо и оно тебе очень понравилось, — сказал Хафиз с блеском в глазах.       — Я… я ел его и, возможно, наслаждался этим блюдом, но никогда оно не было моим любимым.       — Насколько я помню, ты просил добавки.       Эрик сжал челюсти, и Кристина пожелала, чтобы Хафиз оставил этот вопрос без внимания и не подвергал Эрика опасности. К её облегчению, Хафиз улыбнулся и посторонился, чтобы пропустить их. Как только они сели в кабриолет, с его губ сорвался низкий рык. В слабой попытке сдержаться он сумел сказать:       — Не думай, что я не учуял запах! Ты пекла для него. Надеюсь, ты не приготовила ему моё печенье. Ты никогда не должна готовить для другого мужчины, что не является Эриком. Так будет лучше для здоровья каждого, если ты запомнишь это впредь.       Она ясно улыбнулась ему.       — Эрик, я буду печь и готовить для тебя каждый день, и я приготовлю все твои любимые блюда, но в следующий четверг Хафиз будет нашим гостем.       — Кристина — жена Эрика, и она только для Эрика.       — А как же иначе? — Она повернулась к нему лицом и, глядя ему в глаза, сказала, — Я хочу того же.       Он отвернулся, усаживаясь на скамейку вновь. На протяжении всей поездки она замечала, что он поглядывает на неё краем глаза. Он не держал её за руку и никак не касался её. Она всё не могла придумать что сказать, и поэтому обратная дорога до Оперы прошла в молчании. Когда они подъехали к входу в оперный театр на улице Скриб, Кристина повернулась к нему.       — Эрик? Тот голос, с которым ты спорил в нашем доме, он всё ещё там? — Это донимало её уже несколько дней, и она должна была знать.       — Он исчез. Ушёл.       — Эрик? Ты ведь знаешь, что там никого не было?       — Да.       Его голос был тугим барабаном.       — Это случилось, потому что ты думал… и стал очень ревнивым?       Он напряжённо кивнул.       — Вы действительно кого-то видели, или просто слышали, или…       Они были очень близко к входу, и она почувствовала, как вибрирует нутро. Неужели она позволила отвести себя обратно в логово льва? Она с усилием зажмурилась.       — Мне не нравится, что ты так разговариваешь сам с собой. Ты… ты ведь больше так не будешь, правда? Это пугает меня.       — Я не хочу, чтобы тебе было страшно в нашем доме. Там нет ни голосов, ни призраков. Обещаю, ты даже не заметишь моего присутствия. Мы больше не будем об этом говорить.

~

      Когда пара уходила, бывший дарога Персии чувствовал себя побеждённым. Он отдал невинную в руки Парижской Плети. Она бы всё равно его не послушала! Ему приятным был лишь факт остановки кровавой бойни в городе. Хафиз смотрел, как они выходят из дома и идут к кабриолету. При том, что ботинки её были на каблуке, Эрик всё же был на целую голову выше её. Держа её сумку, Эрик помог ей забраться в карету, положил сумку и, не оглядываясь, взобрался в карету следом. Кабриолет набрал скорость и быстро скрылся в переулке.       Он проклинал себя за то, что не попытался убить Эрика сразу же, прямо там. Эрик хоть и был истощён, он, вероятно, был бы недостаточно быстр. Его руки всё ещё дрожали. Через неделю он узнает о последствиях того, что позволил Кристине вернуться к Эрику. Перс прошёл в свою спальню, открыл окно, и некоторое время спокойно курил, перескакивая с мысли об одном незначительном предмете на другой. В Мазандаране он сидел на балконе, выходившем на базар, и позволял своим чувствам отвлечься на толпу.      Через некоторое время он собрал вещи и вернулся в свой дом на улице Риволи. Сегодня бывший дарога Дженаад Хафиз Исфахани наслаждался отдыхом и совершал долгую, неторопливую прогулку по Тюильри. Он останавливался и нюхал любой цветок, храбро споривший с холодными ветрами. Прежде возвращения домой, он садился в кафе на Елисейских полях и пил крепкий кофе в паре со слоёным тестом с начинкой из сладкого крема, напоминавшем ему тарт Кристины. Он уже не был молодым человеком и чувствовал настоятельную потребность насладиться простой красотой вокруг себя. Ради всего святого, он был в Париже!

~

      Поездка до их дома была коротка. Мерцание газовых ламп на стене и их двойное отражение в озере, а также волнообразные движения лодки убаюкивали её нервы. Шлепки и плеск весел нарушали освещенные образы на воде и заставляли подниматься затхлый запах озера. Это было бальзамом для её ума и усиливало ощущение дома. Она боролась со слезящимися глазами и наблюдала, как Эрик улыбается её попыткам не заснуть. Он начал напевать мелодию, которую она не узнала. К тому времени, когда она поняла, что он не напевает, а поет на странном мягком языке, она задышала в такт его песне, её сознание уплыло, а глаза закрылись. Холодная капля упала ей на лоб, и она испуганно открыла глаза. Они приплыли к самому дальнему берегу, и Эрик выпрыгнул наружу.       — Подожди, давай я тебе помогу. — Он поднял её из лодки и осторожно поставил на берег.       Я дома. Её колени дрожали, когда она входила в дверь, которую Эрик держал открытой для неё. Кристина не произнесли ни слова и сохраняла безучастное выражение лица, оглядывая состояние их дома. Было очевидно, что он убрал всё самое плохое. Ужасный запах и неиспользованные ведра исчезли. Столы и другие предметы сломанной мебели были свалены в углу гостиной. Мерцание по краям стен указывало на то, что он пропустил мелкие осколки разбитой стеклянной посуды. Она слегка улыбнулась. Мамаша Валериус снова заставила бы её подметать. «Я знаю, что ты хочешь сделать всё как можно лучше, маленькая Кристина», — сказала бы она любящим голосом.       — Ах, что Эрик сделал с нашим домом!» — сказал он, оглядываясь вокруг и махая рукой. — Я должен отправить тебя к мадам Жири. Это место не подходит для тебя. — Он безуспешно пытался скривить губы.       — Я так устала, поверь, я не возражаю. Завтра мы сделаем, что должно быть сделано, вместе.       — Я смог раздобыть простую кровать. Тот матрас был непригоден для тебя. Обещаю, что куплю всю мебель, которую выберешь, и этот дом будет таким, каким ты хочешь его видеть.       — Может быть, приготовишь нам чай и принесёшь его в постель? — Она зевнула и наполовину прикрыла рот.       — Конечно.       Он отнёс её саквояж в спальню и прошёл на кухню. Кристина последовала за ним в свою спальню, чтобы подготовиться ко сну. Она достала из саквояжа хлопчатобумажную ночную рубашку и прошла в ванную. Трубы были вновь на месте, и она смогла помыться. Эрик ожидал её выхода, держа в руках поднос наготове. Кристина села на кровать и похлопала по месту рядом с собой, делая знак, чтобы он присоединился к ней. Она улыбнулась, когда он понял намёк и сел на кровать рядом. Она налила каждому по чашке горячего чая. Пили чай в тишине.       — Нужно поспать. Я очень устала.       — Я увижу тебя утром, — сказал он, отворачиваясь.       — Мы уснём. Ты, наверное, также устал.       — Ты будешь мне рада? — Спросил он, удивлённо глядя на неё.       — Мы всегда спим вместе. Я не останусь здесь без тебя. — Кристина прислонилась спиной к изголовью кровати, и оно скрипнуло. Она села, перенося с изголовья вес.       — Я прошу прощения за качество кровати. Это временно. Я куплю подходящую мебель для нашего дома как можно скорее.       — Не к чему спешить, Эрик. — Потребуется время, чтобы их дом снова стал домом.       Эрик извинился и унёс поднос. Через некоторое время он вернулся в спальню в более удобной одежде, но не в камизе, который обычно надевал в постель. Она предположила, что он тоже пал жертвой их недоразумения. Кристина скользнула под одеяло и задрожала, пытаясь отогнать от себя последние воспоминания о событиях в их доме. Они оба должны были оставить прошлое в прошлом. Их новые жизни должны были слиться здесь, в этом доме у озера. В этих стенах они создадут новый прочный союз.       Обессиленная, она рухнула рядом с ним, не сумев убедить его снять маску. Он откинулся рядом с ней, улегшись поверх одеял на дальнем краю кровати. Она потянула его за руку, и её ладонь накрыла его ладонь. Под оперным театром было тихо, кроме тихого, далекого, жужжащего звука, по началу раздражавшего, но в конце концов она смогла не обращать на него внимания и погрузилась в сон.