Смена деятельности

Sergey Eybog — Raindrops ("Everlasting Summer", 2013) https://www.youtube.com/watch?v=FI4XkI9JT_8 Барабанят тихо, но безостановочно по крыше. Точно ягоды падают...Шум доносится приглушённо...Шум...Шелест листвы и... Почувствовав, как сильно прижалась ко мне Славяна, укутал нас сильнее, обняв девушку мёртвой хваткой. Изредка каркал гром. По тьме опущенных век серостью ударяли молнии. Я потянулся, широко зевая и вдруг почувствовал, как нежностью мёртвой хватки любви, сковывает меня девушка. Подняв веки, в сумраке увидел потолок нашей со Славечкой избушки без курьих ножек. Тьфу ты, опять этот бред про Славю с пробирками не уходит из головы... Я тьмконул спящую на моём плече, любимую. Вдохнул аромат её волос...Поцеловал в лоб - девушка понежилась, ёрзая и счастливо улыбаясь. Глянул, насколько это позволяет высота печки, на окошко - то сплошняком было залито водой с внешней стороны. Сочная тёмно-зелёная растительность размылась. Временами, стук по крыше (хорошо, что целой), усиливался. Град что-ли... Пытаюсь высвободиться (хоть и нехотя) из объятий любимой. Та не отпускает, стискивая сильнее. Улыбаюсь, счастливо глубоко вздыхая. Жадно целую спящую красавицу в губы. Дыхание девушки прерывается, затем... Её ласковые нежные губы, такие ненасытные в прошедшую ночь, отвечают жадной взаимностью. Расстаёмся. Я встречаюсь взглядом с небесной синевой глаз Славяны. Она улыбается счастливо. Целую её голое плечико, лишь разочек кусаю её грудь, как девушка отгоняет меня: -С-стой, п-по...Подожди... - любимая нахмурилась, ей, судя по всему, стало плохо. -Что такое, красна ты девица моя? Тебе плохо? Славя обеспокоенно посмотрела на меня, кивнула и бегло сказав: -Немного... - попыталась своей обычной, спокойной интонацией произнести: -Доброе утро - и дежурно улыбнуться ...но это со мной не прокатило - Славя побеждёно тяжело выдохнула и опустила взгляд.

В моих самых любимых на всём белом свете голубых океанах поселилась грусть! Так не пойдёт!

-Может...К Виоле тебя отнесу? - спросил я, обеспокоенно глянув на любимую, так много сделавшую для меня (в том числе и отогнавшую неизвестного происхождения мрак дежа вю и галлюцинаций) за столь короткий срок. -Ты погоду видел? - девушка печально посмотрела в сторону, избегая встречи наших взглядов, покосившись, видимо, в сторону окна. Я тяжело вздохнул. Славя, устроившись поудобнее на моём плече, сказала тихо: -Ты не переживай, всё хорошо...Только дождик кончится, ягоды полить надо... -А дождь их не напоет? Любимая помотала головой отрицательно - обычно у неё плясали косы, но теперь моя загорелая девушка выглядела болезненно-бледно, а волосы её были распущены. Хоть и личико выглядело прекрасным с этой необычной светлостью на коже, контрастирующей с фиолетовым халатом и зелёным полотенцем, сползшем за ночь с головы...А причёска...Длинные, до самой лучшей в мире попы, доходящие волосы, прекрасно дополняли бледноту...Всё это вызывало странное смешение чувств - я был обеспокоен самочувствием Славячки, а с другой, вспомнив вчерашний шорох, на меня нашло спокойствие - ведь я буду один и рисковать буду один, а любовь моя будет в избе, тепле и уюте. А дождь кончится, так я девчушку на плечо, так и понесу обратно в лагерь, к Виолетте Церновне, пускай починит, тут уж разговор не стоит... Я поёрзал, попытался освободиться от объятий возлюбленной, да вот только она всё ещё обеспокоенно смотрела в одну точку - на хим. набор, что был на полу, у противоположной стены. Осторожно, чтобы заглянуть как бы невзначай в голубые, самые прекрасные на свете, голубые глаза, будто бы я по ним мог прочитать все мысли, ладошкой бережно повернул личико Славяны к себе и жадно поцеловал её губы. Девушка ероша затылок, прижала меня крепче. Затем, почти что брезгливо прервала поцелуй, приложилась губами к своей ладошке и, глухо сказав: -Извини - виновато улыбнулась, с болью смотря на меня синевой океанов глаз. Я тяжело вздохнул. Опять. И спросил, гладя голову любимой, не сводя взгляда с её очей: -Сильно плохо? -Ох, добрый молодец - Славя попыталась улыбнуться. затем вновь прильнула губами к ладошке и со смесью боли и вины посмотрев на меня, молча утвердительно закивала. И я вновь тяжело вздохнул.

***

Sergey Eybog — Lost (из визуальной новеллы "Eon") https://www.youtube.com/watch?v=cSXUbKn59wA Оказавшись за порогом избы, первым делом ощупал карманы. Беломор забыл...Обидно...А возвращаться лень... Тяжело вздохнув, поправил мосинку на плече. Потянул носом сырой зябкий, холодный воздух. Глянул на будто выцветшие из-за густого тумана, заросли вокруг. Поёжился в, напяленной для тепла, шинели. Взявшись за рукоять ведра, обошёл дом. Вылил воду в растительность. Вернулся. Поставил у входа. Вновь подумал. Плюнул на желание зайти, поняв, что разморит меня от тамошнего тепла и чудо-ягодки сегодня воды не дождутся. Зашагал по мокрой траве, хлюпая грязью. Капали, отдалённым глухим эхом раздаваясь в непроходимых чащах, остатки дождя, сброшенные ветром с листьев. Я же напевал какой-то мотив, спокойно и уже матёро осматриваясь на ходу. Грибов что-ли посбирать...В котелочке макарошек с тушёночкой отварил с утреца...А может, картошки почищу, да с грибочками...Славечка пусть отдохнёт...К врачу ей всё же надо...Вот ворочусь, скажу как дороги и там уж порешим на семейном вече... Я улыбнулся от окончания предложения. Машинально потянулся было за беломором, да опять цокнув, вспомнил, что оставил его в избе...Или бане...Не помню... Даже птички, казалось бы, пели угрюмо. Тучи как заволокли небосклон, так и не желали сходить...Да и сумрак этот... Мда...Вечер али день исчо? Во сколько-ж мы проснулись? Легли на рассвете, на небе ни облачка не было...А тут на тебе... Как в другом лагере проснулся Вдруг стало не по себе. Не та эта тропа, без Славички моей, ох не та! Где смех её звонкий, счастливый? Где сама она, самая красивая на всём белом свете? Солнышко где? Э-э-э-э-х... Я с досадой бросил какой-то сорванный и прокрученный между зубов, колосок на грязную, размытую в коричневой краске, да блестящем зеркале луж, тропинку.

И всё было странно! Всё не то!

Мёртвено-обесцвечены бледные лепестки цветов. И вновь они напомнили мне о любимой. И спокойно мне было, что шлёпаю по лужам один лишь я. Нельзя любовь мою отпускать в такой холод, слякоть и грязь... И умиротворение вдруг осело в самой душе моей. А лес показался почти что родным, таким, до самой маленькой травинки, знакомым местом. Вон, муравейник который я все эти дни считал за условный знак. Муравьишки, тоже чей сжавшись от холода, трудолюбиво следовали по химическому следу собратьев, чёрной линией проходя вдоль коричневых берегов вышедшей из русла, реки под названием Лужа. Хмыкнув и тепло улыбнувшись, осторожно, стараясь никого не раздавить, переступил насекомых. Глубоко вдыхая всё же приятный свежий, хоть и прохладно-влажный, но по-прежнему лесной воздух, умиротворённо смотрел на блестящие в сумраке, обросшие зелёным морем листвы, деревья и кустарники. Укол по ладоням, шею, да лицу - единственным открытым местам. Шлёпаю их. Гляжу на раскрытую мозолистую ладонь. Оттряхиваю чёрную расплющенную дрянь с кровавым следом о мокрые холодные листочки. Осознав, насколько в лесу сыро и прохладно, сую озябшие руки в карманы, встряхнув плечом, поправляю мосинку и, шмыгая носом, съёживаюсь от холода, смотря под ноги и стараясь не поскользнуться. Нет, любовь мою по такому морозу, да слякоти...Не понесу не за что на свете! У неё же носик замёрзнет! Да и не только носик... Застучал вдруг дятел, зашуршало что-то, я машинально будто по мышечной памяти снял с плеча-взял в руки карабин и, выпучив глаза, стал вглядываться во всё, что движется. А двигалась, едва-едва, мерно покачиваясь от ветра, высокая трава...Шелестели листья...И тихо было, а на размытой тропе, что позади, что передо мной, никаких следов не было. С чувством плюнув, повесил карабин обратно на плечо, резко сбросил противно-мокрую, ржавую из-за металлического листа, крышку колодца наземь и, бурча недовольно себе под нос, оставил шинель висеть на моих плечах, освободив руки из рукавов и засучив тельняшку. Плюнув на мозолистые ладони, растёр их, затем взялся за гарпун и с чувством опустил его вниз, стараясь отгонять мысли о тёплой избе, чае из душицы с клевером, да с мёдом, макарошках с тушёночкой и Славе, в одном лишь халатике...

***

Уже возвращаясь обратно, да проходя по росткам, мною же скошенным, наткнулся на выраненные ночью Славей, цветы. И тут меня перекосило и я вспомнил всё... Как по заказу, из-за крон деревьев, выглянуло солнышко. Чуть ниже зенита. Значит, всё-таки день... Успел подумать я, да сесть на пятую точку, сорвать какой-то росточек, зажевать его и вспомнить...

...

Толпу безликих пионеров предо мной. Челкари, рож не разглядеть...А чувствую, всем существом своим чувствую, что лебезят...И ведь сколько я всего натворил! Помню, Мику на басу учила играть, а я возьми, да и ещё полсотни циклов проведи на зубрёжке! Подходит ко мне один из легиона челкарей и, дрожа голосом, спрашивает: -В-вы...В-вы пра-прав-вда за...Забыли к-кто в-вы? И тут как бац! Вспышка воспоминаний! И мосинку я помню - как же-ж не помнить, когда с ней и прицельно и от бедра и прикладом...Тоже за пятьдесят циклов...Бас...Водка у кибернетиков, пиво у Церновны...Сигареты в бардачке автобуса...Пальба, рок-н-н-ролл, я прокуренным голосом, горланя непристойно-приятное со сцены, играю на басу, всё равно, что не на басу, а на электрухе, выжимая из собранной по лагерю аппаратуры всё, что можно! Стёртые медиаторы, перегар, визги почти всех девушек и женщин лагеря, пальба, рукопашная, сцена, толпа, громогласный звук...И...Кровь...

...

Поперхнулся слюной. Отвернулся от цветов. Сгорбившись, гляжу на солнышко. Одинокий лучик пробился сквозь серую армаду туч, разрезая тяжёлый тягучий туман и что-то светлое глядит в самое сердце моё, давным-давно за неимением любви иссохшее злобой одиночества и хандры, а навязчивые воспоминания, пробив амнезию, показали откуда ноги растут у моей психосоматики. И всё же... Я оказываюсь по уши в грязи моральной, душевной, по локоть в...

Хватит...Не могу, не хочу об этом...

Но вдруг чувствую, что эта сторона меня, которую я сейчас вспомнил, будто бы медленно заполучает контроль надо мной, да вот только... ...я вспомнил Славю. Что теперь, я наконец-то любим...Самой красивой девушкой на всём белом свете. И мы верны друг-другу и будем верны...А грязи этой, которая в амнезии прибывала, да психосоматикой пыталась меня поддеть - не надо... Вижу пустое ведёрко у дверей в избу. Беру его, отношу к колодцу, набираю...Несу обратно... Не могу я...Это не я...Я...Я не такой... Успеваю подумать, ставя точку в самокопании. Открываю дверь. Juneji - Electric sun (VA-11 HALL-A KIDS! OST) https://www.youtube.com/watch?v=8uWB07c4hco Жмурюсь от электрического солнца - лампы Ильича -Любимая, я дома! И тепло окутывает сердце моё, стоит лишь услышать точно пение самой прекрасной птички на земле, беспокойно-счастливую речь Славяны: -Ой, миленький ты мой, наконец-то ты дома, я уже беспокоилась! Ну как там тропинки, все наверное размыло? Перелив воду из ведёрка в чан, что стоял слева от входа, ставлю пустую тару на своё законное место - под умывальник. Выпрямляюсь и вижу, что Славяна встала с печи, сложила ручки воедино и, уже с румянцем, смотрит на меня. Мы мёртвой хваткой обнимаемся. Говорю: -Да, любимая. Всё размыло...Уж не знаю, замёрзнешь там пока донесу...А быстро не прой- -А у меня уже всё прошло, любимый мой! - перебивает меня любимая. Я сжимаю девушку крепче. Шепчу на ушко: -Точно? Славя отстраняется - её улыбающееся личико смотрит на меня синевой своих океанов. Вспомнив как любимая походкой морячка вчера вышла из парилки и бесчувственно плюхнулась мне на грудь, тяжело вздыхаю, напряжённо смотря в глаза девушки. Она хихикает. Вновь бросается мне на шею. Я сжимаю её силуэт, зарываюсь в волосы. Славячка уверяет: -Точно-точно всё хорошо, мой милый! Правда-правда! Я облегчённо вздыхаю. Растерянно бормочу: -Н-ну р-раз т-так... И тут же строго отсекаю, отстраняясь и пальцем грозясь: -Но в лес ты сегодня не пойдёшь! Дома посидишь! Славя смеются беззаботно и счастливо. Мурлычет: -Хорошо, мой заботливый добрый-молодец... Притягиваю любимую за талию и жадно целую. Отстранившись, прижимаю её к себе и, зарывшись в волосы, шепчу: -Я люблю тебя, Славя...Я так тебя люблю...Жить не могу без тебя...С-столько всего...Очень много мрака окутывало меня раньше - до того самого дня, как мы отправились сюда и...И теперь...Славя...Солнышко моё, ты спасла меня... -Что ты? Миленький ты мой, мой ласковый, мой добрый молодец? Отчего же я могла спасти тебя, такого сильного, спокойного и заботливого? -Ты, красна моя девица, спасла меня от гибели душевной...И очерствения сердца...Славя! Без тебя я жизни и не проживал! Всё глубже зарываясь в волосы девушки, вдыхая их аромат, чувствую как бешено колотятся наши сердца, щекотно летают бабочки в животе, искрами скабля стенки души...И вдруг понимаю как медленно согреваюсь в жарком уюте душного воздуха. Руки мои более не холодны и, если б не физический труд, были б щас совсем не деревянными...Всему телу тепло, а особенно - душе... Отстраняемся друг от друга...Но тут же Славя прижимается ко мне, обнимая, роется носиком в шинели и говорит тихо, приложив ухо к груди: -Я...Я тоже...До тебя и не жила вовсе... Тьмокаю макушку любимой, сходя с ума от аромата её волос... Наконец, под вечер, в окошке засиял "луч солнца золотого"...Тьмокнув сопящую на моём плече девушку, хотел было бережно высвободиться из под одеяла и встать, да вот только, красна-девица не отпускала. Расслабленно вздохнул, улыбаясь счастливо и тупо глядя в потолок. Хрустя пальцами на ногах, вытягиваюсь всем телом, смакуя приятную усталость. Ныли стопы. Ох ё...Мозоли же! Поцеловав спящую девушку в губы, бережно высвободился из объятий всего тёплого и светлого, что было в жизни моей. Славяна улыбнулась шире, сжала подушку заместо меня...Расслабленно вздохнув и полюбовавшись девушкой напоследок, слез с печи. Сел на лавочку, взял лежащий рядом брусок древесины без лака, но отшлифованный. Видать в табуретке был когда-то - вон и дыры от гвоздей имеются. Взяв погнутую металлическую ложку, которой всё равно никто не ел, а выбрасывать было жалко, стал, закинув одну ногу горизонтально поверх колена другой, надавив большим пальцем руки, вжимая черенок ложки, скаблить ей по бруску древесины. Дождавшись, пока металл нагреется, прикладывал к бледно-бежевому пятну на стопе, почти там, где уже начинались пальцы. Тепло приятно нагревает пухлую мягкую болячку. Затем остывает. Повторяю процесс. В пятый раз держа черенок у стопы, плюю на это дело, гляжу в залитое солнцем, блестящее от капель дождя, окно. Откладываю брусок с черенком ложки. Натягиваю штаны, застёгиваю ремень. Собираю с подоконника патроны, привожу мосинку в боеготовность. Накидываю тельняшку. Увидев портсигар, открываю его, скептически гляжу на папироски... Чё-то тут не то... Трясу головой отрицательно, вспоминая галюн про кошкодевочку-знахарку-Славю. А ёкает моё нутро, что чё-то тут не чисто...А шишь его разберёт - что именно! И вроде папирос, ну не больше не меньше, я конечно не считал, но вот на глазок вижу - стока, скоко надо...Ай, ну эта зараза паранойя! Беру коробок спичек, кладу в карман штанов, предварительно потрясся им над ухом и услышав глухой шорох. Разминаю гильзу беломора, превращая её в две перпендикулярные плоскоти. Сую промежу губ. Тяжело вздыхаю, слыша приятный уху, стон. Оборачиваюсь. Славячка, недовольно морщась, ёжится в кровати на печи...Стискивает подушку, как котёнок спит... Рубашечка задралась до трусиков, торчат из-за тоненькой рубахи, сосочки... Улыбаясь, сую беломор за ухо, быстро побегаю к спящей красавице, целую её в лоб. Отстраняюсь, любуясь. Девушка улыбается счастливо. Вот так-то лучше... Думаю я, всовываю беломор и, чуть ли не приплясывая от беззаботного счастья, выхожу на улицу. Сажусь на табурет под покровом крыши. Оставляю дверь открытой, дабы жилище проветрить. Вдыхаю полной грудью свежий, полный лесных ароматов, цветов и бодрости дождя, воздух. Смотрю как весело капают с крыши прямиком в сочную тёмно-зелёную скошенную, коротенькую траву, дождевые капли. Снимаю с плеча мосинку, кладу её на ноги. Достаю из-за уха беломор, всунув промеж губ, держа двумя пальцами, метким ударом под углом по полоске серы, чиркаю спичкой. Вдыхаю пламя, выдыхая дым носом. Трясу спичкой, затем кладу сгорбившуюся палочку, чёрную на конце, в металлический ящичек - куда кладём то из мусора, что потом в печь пойдёт. Горечь оседает в лёгких. Удовольствие и душевное счастье в унисон с расслаблением от махорки, выдавливают из меня довольную улыбку...Ведь...

И ЖИТЬ ХОРОШО И ЖИЗНЬ ХОРОША!

В мягком дыму махорки пробиваются солнечные лучи - те немногие, что преодолели густую чащу леса. А до заката ещё далеко, вечер только начинается - блестят точно дневные, многочисленные солнышки - стекляшки луж, исходящих кругами от хрустальных дождинок. Ой, я же на Славю дымлю...Итак она ругается, что одежда вся пропахла, так ещё и если изба, ох... Встаю с табуретки, взяв мосинку в одну руку, а второй стряхивая пепел с беломора и добивая его быстрыми жадными затяжками, оканчивающимися большими клубами дыма. Бычок шипит от попавшей капли с крыши. Высунув обугленный картонный мундштук, кладу его рядом со спичкой. Достав портсигар, вытаскиваю вторую, стучу забивкой по руке, затем прячу за ухом. Засучив рукава так крепко, как только можно, в их складку вкладываю портсигар. Вскинув в занятой руке, мосинку и поудобнее перебрав на ней пальцы, иду к бане, поглядывая на открытую входную дверь избы. Уже собираясь матом отгонять паранойю, отвернувшись от жилища в очередной раз... От увиденного, застываю на месте, как вкопанный. Моргаю. Тупо пялюсь на серый комок шерсти мне, наверное по пояс, шагах в двадцати. Мысли молчат. Сглотнув слюну, замечаю ещё одного такого же, идущего по правую руку от меня, мордой роящегося в сухой траве и жадно принюхивающегося чёрным носом, блестя мокрыми от дождя, усами. Серо-чёрные мохнатые гости остановились. Пара глаз смотрит...Неописуемо...И в волчьих глазах всё: любопытство, страх и животная, как у голодающего на кусок жаренного мяса, гастрономическая любовь... А помимо этих двух, из чащ выходят новые волки. Они, хозяйской походкой ступая на скошенную мною траву, нюхают её. Серые лапы, коричневые местами, от свалявшийся грязи, осторожно, почти брезгливо ступают на короткие колючие стебли недавно скошенной травы. Огромные пушистые хвосты еле заметно покачиваются из стороны в сторону. Зверьё поднимает морды, холодно смотря на меня. Осторожно, медленно, дабы у волчар не щёлкнул рефлекторный инстинкт, берусь за карабин и второй рукой. Медленно, направив дуло в сторону ближайшего, подле бани, зверя, подымаю мосинку к бедру. Дышу спокойно, стараясь не вспотеть. Защипали глаза. Подул ветер, липким холодом обдав меня. Липким - потому что пошла не то что испарина...Пот лился такими ручьями, что никакие брови не спасали... Вот и всё, чуют сволочи, чуют...Мне трындец... Пячусь спиной вперёд, надеясь что нас не окружила стая. Перестаю моргать, выпучив глаза и мечась взглядом от одного зверя к другому. Вдруг, ближайший из них, что стоял слева у бани, лёгким быстрым движением опустил морду, вдохнул запах, затем выпрямившись, осторожно, дрожащей передней лапой, ступил ближе, поглядывая на меня и тоже не моргая. А за этим! Попёрли и все остальные, чуя мой пот и страх. Да и страх-то был не за себя, но кого это волнует...Кажется, целую вечность я шёл спиной вперёд и не моргал. Стиснув зубы, я терпел щипание в покрасневших от пота, неморгающих глазах. И кажется не жил я до сего момента. Всё происходило сугубо здесь и сейчас. И каждый мой шаг, каждая секунда могла быть последней. Отходил спиной назад, стараясь держать ровный темп и держал волков в поле зрения, мёртвой хваткой стиснув потными мозолистыми руками мосинку и держа её у бедра - елозить пятизарядным карабином из стороны в сторону, приставив его к плечу, когда я насчитал уже семерых волков - без толку. Точно так же, как и целиться на ходу. Рыжее солнышко пробивалось всё слабее. Закат наступал - а вместе с ним, сгущались сумерки густого леса. И расплывались в щипающих глазах силуэты мохнатых мишеней. Однако они наступали. Спокойно и уверено. И тут я вспомнил, что дверь избы-то не закрыл. И это значит - надо упереться в неё спиной, закрыться и всё! Выдохнул. И тут же меня с ног до головы прошибла молния -

ДЕВИЧИЙ ВИЗГ

И стало мне на всё на этом белом свете плевать, окромя моей Славички и я обернулся. А девушка улыбаясь ласково, хоть и нервно, громоздкими калошами ступала ко мне. -Н-не б-бойся... - дрожа и сглатывая слюну, проронила она. Я повернулся к стае, которая полукруглом нас сдавливала на поляне. И одна была надежда - что всё-таки "полукругом", а не кругом и по флангам и в тылу у нас чисто. Волки застыли, навострив уши и хищно вжавшись всем телом в землю, будто собирались сорваться с цепи, точно бешеные псы. Такой девичий визг - и без толку, давно бы убежали нормальные звери...Нет...Эти сволочи отмороженные, а значит - голодные...И на всё готовы и не отпустят нас... Вдруг я заметил переферией, что Славяна сделала шаг вперёд, к волкам... -Славяна, стой - серьёзно и злобно сказал я. Любимая продолжала глупо улыбаться и сделала второй шаг навстречу серой смерти -Я...Я...М-мог-гу их ус-с-покоить, н-не б-бойся... -СЛАВЯ - рыкнул я, волки от повышения громкости застыли. Тут же м е д л е н н о поднял мосинку к плечу и, щурясь, прицелился в ближайшего, шагах в тридцати, волка. Чёрная металлическая палка в такого же цвета оправе, загородила торс - ту часть, что у кошачьих, например, зовётся манишкой. А волчара, то принюхиваясь, то подымая голову, застыл своей мордой посередине. И мушка легла надёжно - прямо промеж холодных, голодных звериных глаз. -Я могу с ними...Я умею животных успокаивать... - уже без запинки сказала любимая и поравнялась со мной. -СЛАВЯНА! БЫСТРО В ИЗБУ! НИ ШАГА БОЛЬШЕ! Девушка, бледная от страха, повернулась ко мне. Я переферией впился в её синие, такие красивые океаны - самое главное что было для меня на всём белом свете в этот момент. Пусть меня сожрут, а Славяну не тронут... -Не стреляй - сказала она тихо, почти спокойно. -Ещё один шаг... - начал я, глядя в глаза любви всей своей жизни и, переферией заметив движение прямо по курсу (ближайший волк понюхав траву, двинулся ближе, подняв морду), гаркнул: -А! Волк вновь застыл, голову держа на уровне манишки. Я сглотнув слюну, вновь прицелился в то же место. -Не надо, пожалуйста не стреляй! - отчаянно пискнула Славяна. Казалось сами волки, поняв её интонацию, настроились на лёгкую добычу и вновь шагнули вперёд, после чего я гаркнул - аж Славя подскочила на месте. Неуёмная, самая любимая, самая красивая, самый близкий мне на свете человек и (как я в данный момент эту дуру не материл и вслух и про себя) девчушка, сказав: -Я иду - улыбнулась волкам и сделала шаг одной ногой вперёд. -Славя. В избу. Ещё один шаг и я... -Я умею говорить со зверями - улыбаясь и сияя, сказала девушка, подтянув вторую ногу. Отвернувшись от неё, прижав мосинку сильнее к ноющему плечу и поняв, что времени на херню нет (Славяна уже впереди меня на шаг), бегло прильнув к прицелу, долей секунды глянув в холодные звериные глаза, я нажал на спусковой крючок.

ОГЛУШИТЕЛЬНЫЙ ГРОХОТ

S.T.A.L.K.E.R.: Clear Sky soundtrack Radwind pt.2 https://www.youtube.com/watch?v=tfv7trmmEEE&list=PL5799D2CD7F1F15F0&index=10 Беспокойно оря, целый рой птиц сорвался с верхушек деревьев и стремительно улетел в розовые вечерние небеса. Удар отдачи в плече. Стая испуганно, молниеносно убегает. Стоит мне моргнуть, как меньше чем за секунду, вспышкой проносится свежайшее воспоминание - тёмно-багровым всплеском фонтана взмывает в воздух волчья кровь из простреленного черепа, зверь теряет равновесие, трясётся в конвульсиях, тёмно-багровая густая кровь стремительно заливает его светло-серую морду, глаза со вселенской болью и тупым недоумением, застывают на одном месте. Борясь некоторые мгновения с гравитацией, зверь пятой точкой плюхается на колючую скошенную траву, вздёрнув прострелянную чёрно-багровую морду к небу, затем ненадолго вскакивает, на дрожащих четырёх лапах пытается сделать шаг, трясётся сильнее, петляет, точно пьяница вправо-влево всей своей тушей, затем беспомощно валится на левый бок. Смотрит на нас. Трясётся судорогами. Тяжело дышит - пушистый серенький бочок вздымается вверх-вниз. Поднимаю веки. Искоса, не поворачивая головы, всё ещё с винтовкой у плеча и в потных мозолистых руках, встречаюсь взглядом со Славей. И в синеве океанов, которые значат для меня больше всего на всём белом свете, понимаю, что она мне этого никогда и ни за что не простит. Девушка застывала на месте. Её губы дрожат, а из глаз льётся ручей горьких слёз. Славя смотрит на меня, дрожит всем телом и молчит, кулаками стиснув подолы рубашки, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни разлепить стиснутых губ. В синеве любимых океанов я читаю лишь один тупой, риторический, не нуждающийся в озвучивании, вопрос:

Зачем?

А боль в синих океанах становится всё больше, лучи заката блестят в залитом слезами, загорелом девичьем личике. Славя закрывает вдруг рот ладошкой, глухо, нечеловеческим надрывом коротко рычит, как при невыносимой боли, сгибается, горбясь, смотрит на подстреляного зверя и всё также молча льёт слёзы. Затем девушка делает шаг вперёд, я моментально схватываю карабин одной лишь левой рукой, а правой мёртвой хваткой схватывая любимую за запястье, дёргаю к себе, не давая приблизиться к хищнику.

НЕВЫНОСИМО БОЛЕЗНЕННЫЙ, РЕЖУЩИЙ ДУШУ НА ЛОСКУТЫ НЕУТЕШИМЫЙ ДЕВИЧИЙ ВОПЛЬ ВПЕРЕМЕШКУ С РЁВОМ НАПОЛНЯЕТ ВСЮ ПОЛЯНУ

Славяна орёт, брыкается изо всех сил стараясь высвободиться, вскинув левую руку, пытаюсь дрожащей мосинкой, сделать второй выстрел по дышащему комку шерсти, но слышу щелчок. Матерясь, вскидываю карабин на плечо и обеими руками обнимаю девушку со спины, утаскивая прочь. Из невыносимо болезненного, самую душу плавящего вопля, можно было разобрать: -ПУСТИИИИ! ПУСТИИИИ! Я ЕМУ ПОМОГУ! ПУСТИИИ! ОН ЕЩЁ ДЫШИТ! Я МОГУ! Я ЕГО СПАСУ! ПУСТИИИИИИИ! Славя орёт нечеловеческим, болезненным голосом. Слабеют мои руки и сам я чувствую, что с каждым мгновением от этого рёва, теряю силы. Я разворачиваю к себе артачущуюся Славю и, мёртвой хваткой сжав, волочу в избу, но девушка почти вырывается - я вновь хватаю её и, взвалив на плечо, мёртвой хваткой прижав за талию, вношу за порог. -ПУСТИИИ МЕНЯЯЯЯЯЯ! Опускаю ношу на ноги и тут же хлопаю входной дверью, спиной приложившись к ней всем телом с уличной стороны. Свирепые отчаянные толчки пытаются сдвинуть меня, морально обескровленного, с места. Я сползаю на корточки и, дёргаясь от ударов по ту сторону двери, закуриваю. -Я ЕГО ВЫЛЕЧУ! Я СМОГУ! Я УМЕЮ! ВЫПУСТИ! Выдохнув затяжку, ошпарив горло першащей тлеющей махоркой (совсем забыл картонный мундштук помять), гаркнул: -ЭТО ГОЛОДНЫЙ ДИКИЙ ЗВЕРЬ, СЛАВЯНА! ЗВЕРЬ! -ТЫ ЖИВОДЁР! СВОЛОЧЬ, СКОТИНА, ТРУС, ТРЯПКА! ПУСТИ! ПУСТИ КОМУ СКАЗАЛА! Любимая барабанила в дверь, а я, горько улыбаясь и выдыхая затяжку, смотрел на поверженного противника, понимая, что она сейчас предпочтёт мне - его. И ни за что на свете не простит своего спасения... Горизонтальную палку с кругляшом на конце привожу в вертикальное положение и отвожу назад, тем самым, дёрнув затвором и высвободив гильзу. Тупо улыбаясь, сравнил беломорский мундштук, расправив картон. Подходит однако... Хмыкнул я и подержав гильзу в руке, бросил её вместе с окурками. Не знаю зачем. Мысли смолкли... А волчок вздыхает тяжело - лишь бок вверх-вниз подымается, лихорадочно. Вся грязная мохнатая туша трясётся сильными конвульсиями, отчего простреленная морда набухает багровым пятном и лопается, растекаясь по уже заученным дорожкам на морде. Стекает по оскаленным сжатым клыкам...Прямо в скошенную мной траву. И мучается зверь. И я мучаюсь.

И Славя, тоже...

Хоть добить бедолагу, да поди узнай где у него сердце-то. С двери отойду, так Славя выпрыгнет, а вдруг волки ещё не достаточно далеко ушли? Нельзя, нельзя... Так я и сидел, рвал душу на лоскуты, слушая приглушённый рёв любимой за дверью. Мочил жопу, сидя прямо на земле у входа. И безостановочно, папиросу за папиросой (раньше бы испугался, что их теперь с той же частотой, что сигареты курю), добиваю беломор. Вздыхает и хрипит судорожно, кашляет, тяжело дышит раненный зверь, долго и мучительно умирая. И не слышно птиц. Когда прозвучал выстрел, да ещё эхом прошёлся по всей округе, бедняжки с маленькими сердечками упорхали восвояси... -НЕ ПУСТИШЬ?! - завопила Славя совсем хрипло, из последних сил. -НЕТ! - гаркнул я в закрытую дверь -А Я ОКНО НАМ ЕДИНСТВЕННОЕ РАЗОБЬЮ И ВЫЛЕЗУ! Матерясь себе под нос, выбрасываю беломор в мокрую траву - тот шипит. Оря: -НЕ ЛЕЗЬ ДУРА, ОСКОЛКАМИ ПОРАНИШЬСЯ! Открываю дверь, перехожу порог и тут же её закрываю, проём, как Матросов амбразуру, заслоняю своим телом. -Пусти! Пусти! - в синих океанах непримиримая злоба. Нахмурившись, Славя гневно смотрела на меня и ещё более гневно, даже остервенело - перекидывала почти каждую секунду косы через плечо, то и дело тщетно ныряя в дверь, которую я закрывал. Устав стукаться лбом о мой торс, девушка выпрямилась, глянула снизу-вверх, исподлобья, на меня. Рявкнула: -ТРУС! ЖАЛКИЙ ТРУС! СО СТРАХУ НИ В ЧЁМ НЕ ПОВИНО- -Я?! Я трус?! - раскрыв от удивления глаза, я выпучился на Славю Та фыркнула, дуновением убрав небольшую чёлку на загорелом лбу, перекинув косу и вновь не моргая пепеля меня злобой: -ТОЛЬКО О СЕБЕ БЕСПОКОИШЬСЯ! СТРАШНО СТАЛО, ЧТО УКУСЯТ, ДА?! ПОБОЯЛСЯ?! ДА САМ ВОЛК ТЕБЯ БОИТСЯ! А ТЫ...ТЫ ТРУС! БОЯЛСЯ ЧТО ТЕБЯ -"Что МЕНЯ"...За себя по-твоему боялся, Славечка? Девушка стиснула губы, замолчав. Однако, по-прежнему злобно смотря на меня. -"Трус"? "Трус"... - я грустно хмыкнул, отвёл взгляд в сторону и затем... Резко подставил ствол мосинки к подбородку. -НЕТ! Завопив, девчушка тут же вырвала из моих вялых рук карабин и с чувством швырнула его на пол. Я посмотрел в синеву её глаз. Злоба никуда не делась. Славя перекинула косу через плечо и тяжело вздохнула. Я бережно, дрожащей рукой поправляю небольшую чёлку на лбу девушки. Она, опустив дрожащие веки, прекращает хмуриться. И лишь усталость читается на её прекрасном загорелом лице. Тихо, сухим, надорванным от крика голосом, хриплю: -И пусть ты меня возненавидишь...Пусть ты меня не простишь...Пусть не забудешь ты это...Пусть волчок этот, хоть и... Ты не поверишь... Жалко его и мне... Хоть и невинный, но опасный зверь умрёт...Я не о чём не жалею... Славя подняла веки, искоса глянула на меня злобно и, взяв своими ладошками за запястье мою руку, отшвырнула её от себя, брезгливо. А я договорил с беспомощно опущенными руками: -А не жалею я потому, что спас единственную дорогую мне девушку. Самую красивую и добрую, прекрасную...Кроме которой никого для меня нет на белом свете... А теперь, надо понимать, в награду, я ей стал противен... Но... Хоть ты, Славечка выжила... А для меня это главное... Я наклонился за карабином, потянул его - безуспешно. Славяна своей босой стопой придавила мосинку к полу. Тяжело вздохнув, рывком потянул на себя. Карабин проскользил под пяткой девушки и оказался в моих руках. Я выпрямился. Славяна, впервые за этот час, смотрела в замешательстве. И то глядела мне в глаза не моргая, то отводила взор. Я устало плюхнулся за стол. И сказал: -К раненному зверю не пущу. Он тебя цапнет из последних сил. Девушка стояла посреди комнаты, мрачнее тучи. И, опустив голову, всхлипывала. Слёзки падали на пол, блестя от электрического света. Надо хоть аккумулятор в той пристройке незаметной за избой глянуть... Тяжело вздохнул. Посмотрел на Славяну. Разрядил мосинку. Построив патроны на столе, оставил пустое оружие на предохранителе глядеть дулом к потолку. Встал. Обнял девушку, развернув её к себе лицом и, тьмконув лоб, застыл, стискивая Славю мёртвой хваткой, зарывшись в её прекрасные волосы и вдыхая их аромат. Девушка слабо пыталась высвободиться, но я не отпускал. Кулачок любимой стукал меня. Громко сказано "стукал" - подымался грозно и бессильно мёртвым грузом падал на мою грудь. Шепчу на ушко девочке, под конец уже не выдерживая, отстраняясь и крича: -Люблю я тебя, ох люблю Славя...Ты моё солнышко...А что я должен был делать? Моя девушка, моя самая красивая на всём белом свете...Родной мой любимый человек, шагает навстречу смерти...Зверь, это зверь настоящий, Славяна! Голодный дикий зверь! Порвёт моё солнышко на части, разорвёт и сожрёт! А я что?! Я стой?! Только потому что моя любимая водила юннатов, она вдруг вообразила, что может говорить со зверьми?! Славя посмотрела на меня устало и тихо сказав: -Пусти ...выпорхнула из моих ослабевших объятий. Я лишь тяжело вздохнул и вышел на улицу. Закурил. Услышав грохот ведра за своей спиной, глянул в проём. Славяна, с заплаканным личиком, утирая тыльной стороной ладошки слёзы, шла с пустой тарой. Преградив девушке дорогу - так, что плакса стукнулась лбом о мою грудь, вырвал из рук любимой ручку ведра и сказав: -Давай я. Из избы не выходи Рукой с папиросой коснулся лица девушки. Та резко вздёрнула голову вверх, устремив полный ненависти взгляд на меня и, развернувшись, зашла внутрь, хлопнув дверью. Я тяжело вздохнул.

***

Трещит печка за моей спиной - в избе. Я же, прислонившись к стене, докуриваю очередную папиросу. Косился на волчка. Тот уже и конвульсировать перестал. Только вздымает пузо. Вверх-вниз, вверх-вниз...И дышит неслышно. Морда его вся в багровой крови измазана, да последняя, впитавшись в шерсть, стала почти чёрной... Девочка вновь всхлипнула. Я заглянул в избу. Славя сидела, обняв колени перед печкой и смотрела на огонь. Любимая, будто почувствовав на себе мой взгляд, приподняла голову и, не оборачиваясь, сухим голосом, едва слышно, задала вопрос, которого я боялся больше всего и главное - на который не знал ответа сам: -А п-почему ты... Н-не в-выстрелил в...В...

...воздух?

Девушка, сидящая перед печью, задрожала. Начались всхлипы. Плач. Душераздирающий рёв вперемешку с криками "Ненавижу! Тебя ненавижу, сволочь! Сволочь ж-живодёрская! И г-глаз-зом н-не моргнул и ру-рукой н-не дрогнул! Себя ненавижу! Что н-не сп-спас-сла! А в-в-ведь! М-моглааааАААА!" Я молча затянулся беломором, отвернувшись. Закрыл мокрые глаза. Открыл их. Посмотрел на волка, что тяжело дышал, вот уже несколько часов мучительно умирая. Зашёл в избу. Не глядя на рыдающую возлюбленную, подошёл к окну. Взял карабин, снял с предохранителя и зарядил его. Накинул на плечо. Шкуру что-ли снять? Зверь же...Хоть ни разу не пробовал...Всё ведь когда-то бывает в первый раз? Раньше я бы глушил эту мысль и голос, её порождавший. Но теперь, когда я чувствую, что Слави и меня - о нас, вместе, как о паре не может быть и речи, эта тёмная сторона меня вышла наружу. И, поняв, что жить мне больше и правду незачем, подошёл к любимой. Протянул той заряженный карабин. -Славя - позвал я её, на что та тут же подняла заплаканное лицо. Сжав губы и сглотнув слюну, произнёс: -Возьми. Если считаешь, что я неправильно поступил... Славяна, утерев слёзы, посмотрела на карабин, отблёскивающий языками пламени из печки, подняла на меня взор, полный растерянности. И та, которая ещё недавно клялась, что не возьмёт в руки оружие, сейчас тихо сказала: -Я не умею...Пользоваться... С готовностью ответил: -Я научу. Хочешь? Девушка, опустив взор, рассматривала что-то на полу. Глазки метались туда-сюда. Затем остановились. Славяна подняла на меня глаза. И сказала: -Хочу. Я уселся рядом, уперев мосинку прикладом в пол и в первую очередь, поддев ногтём обойму, опустошив её. Подумав с порядком обучения, тяжело вздохнул. Затем, поняв, что люблю эту девушку больше самой жизни, начал инструктаж...

***

Славяна, устраиваясь поудобнее на моём плече, тихо, сквозь слёзы, начала рассказ, пока я ласково гладил её голову: -Я...Я сраз-зу поняла...Кто ты...С-сначала...Дура...Думала...Н-на нач-чальной в-военной по-подготовке выучился...А п-потом...Как озираешься...Как идёшь осторожно...Как быстро с плеча снимаешь и управляешься...Поняла что ты из охотников...Рос в их среде...А... А я в-ведь...В-всегда... Я... Цыплят выводила... К-коз-злят...По...Помогала всегда...Прививки ставила...Роды принимала...А в-вы...С в о л о ч и...Вы все охотники сволочи, убить вас надо самих! - любимая кулачком ударила по моему торсу. Я, не выдержав, впервые закурил в избе - благо папиросы были рядом, под подушкой в портсигаре. Осторожно скрыв от девушки патрон, закурил. Выдохнул затяжку. И, приобняв некогда боевую, некогда подругу, за талию, сказал: -Давай по-другому объясню...Зайчиков жалко? Славяна решительно кивнула и твёрдо сказала: -Жалко. Я кивнул: -Ну вот...А волчат? Маленьких, пушистых, щенков ещё совсем, слепых...Жалко? Славя кивнула спустя заминку и сказала: -Жалко. Я рассказал медленно и тихо: -Воооот...А если волков не стрелять, то не будет зайчат. Кончатся они. Хорошо это или плохо? Славя тяжело вздохнула. Помолчала. И едва слышно, освобождаясь от моих объятий, сказала: -Плохо Любимая застыла сидя на печи и свесив ножки. Затем вдруг посмотрела из-за плеча на меня. Я затянулся. Выдохнул. Стряхнул пепел в портсигар - благо там всё равно окромя патрона больше нет ничего. Глубоко затянулся. Выдохнул. Посмотрел на Славю с, наконец-то оттаявшим, пусть и усталым, взглядом. Спросил у любимой сквозь клубы дыма: -Ты хотела, чтобы тебя загрызли? Та отрицательно помотала головой, всё ещё задумчиво глядя мне в глаза. Спросил: -А, тогда значит, ты хотела, чтобы МЕНЯ они загрызли. Ясно. Девушка легла мне на грудь и мёртвой хваткой обняла. Впервые за несколько часов, я почувствовал её бешеное сердцебиение. Славя тихо промурлыкала, макушкой трясь о мой подбородок: -Не говори ерунды. -А как тогда ещё ты хотела решить вопрос? Еды у тебя не было когда ты шла им навстречу. Да и что это за решение? Кормёжку устраивать на месте пребывания людей! Я выдохнул затяжку, притушил недокуренную папиросу, сложил её туда же, в портсигар с патроном и пеплом. Закрыл его, отложил к наружней выемке в печной трубе. Обнял Славяну, жадно её поцеловал. Блаженство наполнило мою усталую душу. Несколько часов... А я уже так соскучился по её губам... Прерываю долгий, страстный поцелуй. Смотрю в глаза Слави. Тёплые, полные нежности и... Счастья... Девушка, смотря мне в глаза, тихо сказала, с наворачивающимися на очи, слезами: -Я так боялась за тебя... -Уж видел я. Несколько часов на меня дулась! Славя положила голову мне на грудь, ухом приложившись к сердцу. И, всхлипывая, тихо сказала: -Просто я могла всё сделать по-другому. И никому не надо было умирать... Я тяжело вздохнул. Славяна горько усмехнувшись, едва слышно произнесла: -Прости что я так...Отреагировала...Я люблю тебя, я знаю, что ты меня защищал и беспокоился, просто...Я...Не сразу поняла...И не сразу приняла... Что сама виновата...Я могла спасти невинное животное...Показать, что мы не несём зла... Я злобно уставился в потолок. Рука моя перестала гладить голову Славяны. Непроизвольно ляпнул: -Милая, что за чушь ты несёшь?! Какое зло, какое "показать"?! Мы для них еда, не зло, не добро, ни даже что-то посередине! Мы - еда! Ты видела, какие они отмороженные?! Визг твой их не спугнул, мой крик - тоже...Они останавливались, а потом продолжали идти дальше! Я виноват. Виноват, что и мысли-то не было в воздух стрелять... Не додумался. Дурак. Я. Я виноват. Не ты. Я выдохнул протяжно. Устало договорил, чувствуя как веки слипаются: -Ты же не...Не ворожиха-ведьма-знахарка-друидка там какая-нибудь... Тихо и робко привела пример Славя, одним словом прошептав: -Т р а в н и ц а... Я улыбнулся, чувствуя как меня разморила усталость и тёплый уют избы, словно пьяного после лютого мороза зашедшего погреться прямиком в разогретую баню. Ухмыльнувшись, пробормотал: -Да...Не травница же ты какая...В самом...Деле... Я коротко посмеялся, вспоминая свой сон про девушку-кошку. И, тяжело вздохнув, опустив веки, сказал: -Ты просто... Зевнув, договорил: -Ты просто самая лучшая девушка во всех галактиках... И тут же вырубился.