Путешествие в тысячу ли

Холод забрался в тело и обжёг беззащитные внутренности. Юнги крепко зажмурил глаза, отчего чернота под веками покрылась разноцветными пятнами. Тяжесть в груди нарастала, сдавливая изгибы рёбер. Омеге показалось, что он слышит хруст собственных костей. Желание сделать последний губительный вдох нарастало, и в какой-то момент Юнги понял, что не может ему больше сопротивляться. Боль, охватившая всё его тело, становясь невыносимой. Злые слёзы жгли глаза, растворяясь в ледяной воде. Юнги закричал. В ушах зазвенело, черноту вокруг разогнал ослепительный белый свет. Омега почувствовал, как его лицо обвевает лёгкий ветерок, донося солоновато-сырой запах водорослей. Он открыл глаза. Запах исходил от круглого пруда с лилиями, разделённого пополам извилистой каменной дорожкой, отчего пруд выглядел как символ инь-ян. Лунный свет отражался от водной глади серебряными искрами. Юнги склонил голову, приглядываясь. Казалось, будто пруд подсвечен изнутри. Омега сидел на дощатчатом полу беседки. Алые колонны подпирали черепичный навес. С застрех свисали гирлянды традиционных красных лампионов. Мокрая одежда зябко облепила кожу. Золотая длиннохвостая сорока, вышитая на груди Юнги, приобрела неприятный грязно-коричневый цвет. Ночной холод забрался под воротник, заключил измученное тело в ледяные объятья и наслаждался, впитывая в себя сильную дрожь своей жертвы. Юнги согнулся, прижимаясь локтями к сырому дереву, и громко надсадно закашлялся. На плечи откуда-то сверху упало тяжёлое покрывало. Юнги вздрогнул и обернулся. Над ним стоял Хосок. Его взгляд был строг и непроницаем, на лице каменной маской застыло выражение презрительного негодования. Юнги прикусил губу и, зябко поёжившись, отвернулся. — Отцу надоели твои истерики, — сообщил альфа, присаживаясь рядом. Юнги ответил молчанием. Хосок внимательно вгляделся в бледное, измученное свалившимися на омегу страданиями, юное лицо. Десять дней назад Его Величество даровал их семье великую милость — он выбрал младшего сына своего заслуженного генерала в супруги Наследному кронпринцу. Юнги, как подобает омеге его происхождения, принял эту новость достойно: он трижды поклонился императорскому приказу в руках евнуха, с великой благодарностью принял дары, а потом, когда люди Запретного города покинули их поместье, уронил на пол парчовую ткань, исписанную красными чернилами и бросился в ноги отца, умоляя не отсылать его в Запретный город. День за днём родители оставались глухи к его мольбам. День за днём Юнги становился бледнее и тоньше. Он отказывался есть и вскоре, его и так не пышущее здоровьем тело совсем ослабло. Под глазами залегли траурные тени, взгляд померк. Впервые в жизни омеги ему было в чём-то отказано, впервые он сталкивался с такой ужасной глухотой ко всем его желаниям. Юнги не мог поверить, что его родители могут быть такими жестокими и отказывался воспринимать реальность, в которой каким бы высокопоставленным чиновником ни был его отец — не в его силах было отменить императорский указ. — Быть вторым супругом унизительно, — просипел Юнги, вглядываясь в серебряное свечение, исходящее от пруда и жёлтую лунную дорожку, пересекающую каменную тропинку. — Его первый супруг не даст мне жизни. Будет помыкать и унижать. Особенно, если им станет сын советника государственной канцелярии. — Юнги громко шмыгнул носом и посильнее укутался в уже напитавшееся водой от его мокрой одежды покрывало. — Мы встречались с ним в поместье Первого кронпринца, когда его супруг устраивал вечер оперы. Шэлань Цзыли вёл себя так, будто мы все лишь грязь, в которой он имел неосторожность испачкать свои драгоценные туфли. — Статус нашей семьи не сильно уступает клану Цзыли. Он был холоден с тобой не потому, что ты хуже, а потому что младше. — Хосок провёл ладонью по мокрым волосам омеги. В его причёске не было украшений, выбившиеся пряди липли к щекам. — Хватит плакать и страдать. Все омеги рано или поздно покидают семью. Отец смог добиться для тебя лучшего из всех возможных союзов. Ты станешь супругом будущего Императора! — Или супругом будущего изгнанника! — Юнги притянул к себе колени, сворачиваясь в маленький комок, и натянул на голову одеяло. — Разве ты забыл, какая судьба постигла братьев Его Величества? Когда-то все говорили, что Великой Цин предречено править Восьмому кронпринцу! — Замолчи! — Хосок схватил брата за плечо и развернул к себе, заставляя выпрямиться и высунуть голову из-под одеяла. — Знай своё место, и думай о том, что говоришь! Не омеге обсуждать государственные дела! Тем более те, что касаются императорского трона. Юнги оттолкнул руку альфы и поднялся на ноги. Покрывало спало с его плеч, и омега откинул его от себя ногой. — Почему я всегда должен молчать? Почему я должен смиренно принимать всё это? Почему мой отказ никто не слышит? — закричал Юнги, до ломоты в тонких пальцах сжимая кулаки. По его щекам покатились злые слёзы. — Запретный город — самое ужасное место в мире. Он уничтожает людей, они теряются среди красных каменных стен и грязно-жёлтых крыш. Император — самый жестокий альфа во всей Поднебесной. В его гареме так много омег, что он не знает имени каждого. И Наследный кронпринц станет таким же! Зачем меня столько лет учили управлять поместьем? Чтобы я всю жизнь пресмыкался перед вице-Императором? — Ты будешь управлять своим дворцом, — спокойно возразил Хосок. — Ровно в той степени, в которой мне будет позволено! Хосок невесело усмехнулся. Его младший брат, несмотря на юный возраст уже производил впечатления человека, которого прежде всего волновали собственные чувства. Если ему было плохо, он отказывался слушать доводы рассудка и отдавался своим страданиям с головой. Хосок искренне считал, что таким людям не место в Запретном городе, но решения Его Величества не обсуждались. — Когда поступает предложение от самого Императора, желания маленького омеги не имеют веса, — мягко сказал Хосок, поднимаясь на ноги и подходя к своему брату. Юнги не обратил на него внимания, вглядываясь в рябой, от наполнившей его влаги, воздух. Полная луна покрывала лицо омеги льдисто-белым светом, придавая его глазам нездоровый блеск. — Ты прав, жизнь в Запретном городе не сладкая сказка. Но ваш союз не отменить и, когда Наследный кронпринц станет Императором, тебе, как его Супругу придётся стать частью Дальнего дворца. Но я верю, — альфа развернул Юнги лицом к себе и коснулся подбородка, заставляя приподнять голову и посмотреть в его глаза. — Тебе хватит ума и смелости, чтобы увлечь Наследного кронпринца собой. Молодость ценит искренность. Ты имеешь, как любит говорить наш папа, вредную привычку быть чересчур искренним в выражении своих чувств. Наследный кронпринц — молод. Не лги и не притворяйся и тогда у тебя есть большие шансы понравиться ему. — Вряд ли Наследному кронпринцу понравиться выслушивать всё, что я думаю об этом браке. — Ещё меньше ему понравится, когда омега клана Цзыли начнёт показывать ему свои безупречные знания трёх послушаний и четырёх добродетелей. Я немного знаю наследника — он терпеть не может притворную нравственность.

***

Юнги сонно поморщился. Перед глазами пронеслась красная бахрома на пологе. Сквозь газовую ткань в закрытую кровать пробирался свет от напольной лампы. Он рассеивался и падал на белый шёлк подушек, покрывая его бледно-розовым маревом. Юнги рвано выдохнул, переворачиваясь набок и вглядываясь в пляшущие за пологом тени. Голова кружилась, в груди жгло и давило. Из соседней комнаты доносились приглушённые голоса. Юнги поморщился и попытался приподняться в кровати. Ранее незамеченный, Джу подскочил с пола и, откинув в сторону полог, внимательно оглядел Юнги. — Ваше Высочество, вы очнулись! Очнулись! — воскликнул слуга, одной рукой помогая Юнги приподняться, а другой — поправляя подушки у него за спиной. — Я сейчас же позову Его Величество и лекаря. Омегу затошнило. Он поморщился и оттолкнул от себя настойчивые руки слуги. Джу обеспокоенно покачал головой и снова подался к Юнги. — Ваше Высочество, вы выглядите таким бледным. После осмотра лекаря, я подам вам ласточкино гнездо. Императорской кухне уже было приказано приготовить его специально для вас. — Я не хочу есть, — ответил Юнги, но вдруг замер, внимательно уставившись на слугу. — Ты сказал, что Его Величество здесь? — Конечно здесь, и лекарь тоже здесь, — Джу старательно закивал головой. — Так зови! — зашипел на него Юнги, зло отдёрнув полог. Слуга подскочил и, глубоко поклонившись, вышел из комнаты. Зашуршали нити бусин, колыхнулся газовый полог, голоса в гостиной стали громче. Юнги нахмурился и натянул одеяло до подбородка. Гладкий шёлк приятно холодил кожу, омега поднял одеяло выше и прижался к нему щекой. Нити бусин снова зазвенели, и в комнату вошёл император. Юнги поддался вперёд, чувствуя, как губы трогает ласковая улыбка, но почти сразу же отпрянул назад и натянул одеяло ещё выше. Вслед за Чонгуком в комнату вошёл вице-Император. На лице Шэланя цвело учтивое беспокойство. Внутренние уголки его бровей были тревожно приподняты, а губы поджаты, но глаза — Юнги прищурился, ещё сильнее вцепившись руками в покрывало — серые глаза Шэланя потемнели до цвета грозового, дождливого неба. Юнги знал этот взгляд означает только одно — вице-Император в ярости. Омега не сомневался, мысленно ему уже не раз пожелали десять тысяч лет страданий. За вице-Императором, склонив голову, шёл лекарь Хейн. В руках он держал деревянный сундучок с лекарствами, который мерно покачивался в такт его шагам. Из него доносился глухой стук. Юнги откинулся на подушки, собираясь придать своему лицу спокойное выражение и стереть с него следы напряжения, но шуршание бусин снова разлившееся по комнате привлекло его внимание. В проходе появились яркие пятна разноцветного шёлка, заблестели заколки, раздались тихие перешёптывания из-за прикрытых тонкими ладошками ртов. По комнате разлился тяжёлый запах духов. Казалось, весь гарем решил посетить главные покои дворца Императорских пионов. Юнги знал, официальной причиной их визита было беспокойство за его здоровье, но их реальные мотивы сильно отличались от озвученных. Он даже мог попробовать разгадать их. Омег, чьи наряды были спокойных оттенков, а причёски не сильно отличались от повседневных, скорее всего, привело сюда любопытство и жизненно важная потребность быть в курсе всех новостей Дальнего дворца. Те же омеги, что ослепляли драгоценностями в своих волосах и притягивали взгляды цветами нарядов, явно заявились в его покои в надежде обратить на себя внимание императора. Юнги до боли сжал зубы и перевёл негодующий взгляд на Чонгука Альфа выглядел уставшим. Между его бровей залегли две глубокие вертикальные морщины, глаза потеряли блеск, покрытые поволокой усталости. Следующий за ним верной тенью, главный евнух Ли приставил к кровати Юнги кресло. Император сел на него и поддался вперёд. Чонгук протянул омеги раскрытую ладонь. Юнги с шумом втянул в себя воздух, грудь сдавливали негодование и неясная тревога. Он хотел протянуть руку, чтобы вложить её в раскрытую ладонь императора, но заметил промелькнувшую на периферии зрения знакомую фигуру. В комнату вошёл Тэхён. Тонкий и бледный. Омега стоял в дверном проёме, по его узким плечам, закутанным в тёплое шёлковое покрывало, струились нити блестящих перламутровым цветом бусин. Волосы были мокрыми, тяжёлые пряди липли ко лбу и щекам. Тэхён встретил взгляд Юнги и губы его дёрнулись в какой-то одновременно горькой и злой усмешке. Рука Благородного Супруга дрогнула и омега, словно ошпарившись, спрятал её под одеяло. Морщины между бровей Чонгука стали ещё выразительнее. Но Юнги этого не заметил. Его взгляд всё ещё был прикован к Тэхёну. Это не могло быть правдой. Нелепица. Безумная глупость! — Юнги, — позвал Чонгук, и омеге пришлось оторвать взгляд от Тэхёна и посмотреть на альфу. — Как ты себя чувствуешь? — Со мной всё в порядке, — ответил Юнги, ещё раз оглядывая толпу, заполнившую его комнату. — Вашему Величеству не стоит беспокоиться. — Ну что же ты, Юнги, — Шэлань подошёл к кровати, сел на тут же поданный ему стул и наклонился к омеге, схватив его ладонь. Благородный Супруг вздрогнул и, прищурив раскосые лисьи глаза, попытался высвободить руку из холодной хватки, но вице-Император ему этого не позволил. — Ты поступил очень храбро и благородно, но всё-таки глупо. Ты должен был позвать слуг, а не рисковать своим здоровьем и заставлять нас всех так сильно волноваться. — Ваше Величество, я понимаю, что поступил не обдуманно, но, — Юнги снова попытался отстраниться. Шэлань сильнее сжал ладонь, до боли стискивая кисть омеги. Благородный Супруг сжал зубы и выдохнул. — Разве мог я быть разумным, когда на моих глазах тонул ребёнок? — И всё же… — Шэлань, хватит — остановил вице-Императора Чонгук. — Не стоит упрекать Юнги за то, что заслуживает наивысшей награды. Он спас императорского наследника, — альфа повернулся к Юнги и, встретившись с ним взглядом, сказал. — И я безмерно благодарен ему за это. Юнги непроизвольно поморщился. Казалось, ещё немного и Шэлань сломает ему пальцы. Он посмотрел на вице-Императора и встретился с его внимательным, полным мрачного негодования взглядом. Чужая злоба растеклась по венам, мгновенно накрывая омегу с головой. Внутри будто разгорелось адское пламя. Он почти задыхался в клубах дыма, которые на несколько мучительных мгновений заглушили всё остальное. Жжение в груди усилилось, и Юнги закашлялся. Император подался к нему, поглаживая горячей ладонью по спине и приказывая слугам подать тёплой воды. — Я не заслуживаю ваших похвал, Ваше Величество, — ответил Юнги и сделал глоток из поданной Джу чаши. Тёмные глаза вице-Императора стали почти чёрными. В выражении его лица промелькнуло, что-то хищное и жестокое, но уже в следующую секунду оно снова стало притворно заботливым. — Как же вы так можете говорить, Ваше Высочество? — из общей толпы разноцветного шёлка отделилось светло-зелёное пятно. Юнги присмотрелся, разглядев сначала белые цветы вишни, вышитые на груди, затем длинные жемчужные серёжки в три ряда в каждом ухе, а чуть выше яркие ехидно изогнутые губы. Ли Ибо подошёл ближе, встал за спиной императора и, положив ладонь ему на плечо, сказал. — Его Величество прав, вы заслуживаете наивысших похвал. Глаза Наложника Мэй ярко сияли, а щёки украшал серебристо-розовый румянец. Юнги внимательно посмотрел на него, пытаясь понять доволен ли Ли Ибо от того, что видит Юнги таким ослабленным или из-за того, что уже успел выпить кувшин вина. Словно, поняв, о чём он думает, омега тонко усмехнулся и выразительно стрельнул глазами в сторону дверного прохода. — Впрочем, не меньшую награду заслуживает Благородный Господин Ким, — продолжил Наложник Мэй, изящно взмахивая расписным веером. — Ведь он спас вашу драгоценную жизнь. Юнги почувствовал, как к тошноте присоединяется головная боль. Он бросил внимательный взгляд на императора, который тоже обернулся, разглядывая остановившегося в дверях омегу. Чонгук протянул руку и сказал: — Подойди. Тэхён сделал шаг вперёд, нити бусин заскользили по его плечам, с тихим звоном падая вниз. Юнги снова поморщился, пообещав себе, что прикажет снять эти шуршащие занавеси со всех проходов в своём дворце. Тэхён подошёл к императору и тот, немедля, притянул его к себе. — Я знаю, что вы не ладили, — начал Чонгук, забираясь одной рукой под покрывало, укутывающее Тэхёна и ловя его ладонь своей. — Но я рад, что перед общей бедой, вы сплотились и помогли друг другу. Юнги улыбнулся, но от этой улыбки лишь болезненно сводило скулы. Тэхён даже не пытался улыбаться. Он был бледен, взгляд его раз за разом возвращался к напряжённой фигуре вице-Императора. Блестящие от напитавшей их влаги волосы Тэхёна липли к его лбу и щекам. На тонких бровях сияли капельки воды, а глаза, обычно сверкающие злостью и досадой в присутствии Юнги, сейчас поблекли. Казалось, он полностью затерялся в своих мыслях и страхах. Его тело мелко дрожало. Юнги вдруг понял, что больше всего в этой комнате Тэхён боится не его и даже не облечённого всеобъемлющей властью Сына Неба, чьи знаки внимания смеет так нагло игнорировать, а Шэланя — хозяина Дальнего дворца, что сейчас полностью игнорирует его присутствие. И боится его Тэхён намного сильнее, чем когда-либо боялся сам Юнги. Благородный Супруг с интересом склонил голову. В Юнги всегда была вера в то, сколько бы не было власти в руках Шэланя, пока на его стороне Император — он сильнее. Тэхён, оказывается, думал иначе. Он не верил в то, что Чонгук сможет его защитить. Этот глупец, даже не подумал попросить о защите! Тэхён наконец оторвал взгляд от украшений в волосах вице-Императора и посмотрел на Юнги. В чёрных глазах промелькнула сначала растерянность, а затем уже привычные злость и досада. Омега, очевидно, не хотел, чтобы его страх был замечен. Тем более Юнги. «Какое ужасное чувство — быть рыбой на чьей-то разделочной доске, не так ли?» Благородный Супруг Мин усмехнулся. Тэхён поджал губы и опустил голову. — Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил император, отпуская ладонь омеги и приобнимая его за талию. Тэхён тяжело вздохнул и вдруг стал оседать вниз, заставляя Чонгука подхватить его и усадить к себе на колени. — Простите, Ваше Величество, внезапно, — он кинул быстрый острый взгляд на Юнги, — внезапно такая слабость накатила. Юнги сжал зубы, чувствуя, как от сильного напряжения сводит болью всю челюсть. Ли Ибо, стоящий за спиной Чонгука прикрыл веером нижнюю половину лица, явно стараясь скрыть растянутые в усмешке губы. — Лекарь Хейн, — позвал император, поднимаясь на ноги и усаживая бледного омегу на своё место. Шэлань поднялся вслед за ним. Тэхён попытался сделать то же самое, но Чонгук остановил его. — Сиди, сейчас не время быть почтительным. Император махнул рукой, позволяя лекарю Хейну подойти к кровати. Альфа в тёмно-синей мантии покорно склонил голову и поставил свой сундучок на пурпурный ковёр между Тэхёном и Юнги. Громко щёлкнула деревянная застёжка, и сундучок распался на две части, выдвигающиеся в разные стороны и вверх. Взгляду всех присутствующих открылось несколько отделов: первый со стеклянными баночками с разноцветными жидкостями, внутри которых плавали листья, коренья и что-то странное, похожее толи на куски мяса, толи на почерневшие кости. Следующий отдел был забит мешочками из серой ткани с травами и порошками. Последний отдел занимали резные коробочки с акупунктурными иглами. Юнги поморщился от ударившего в нос сильного запаха лекарств. Лекарь Хейн наклонился и достал из одного отдела в своём сундучке белый платок из тонкого щёлка. — Ваше Высочество, позвольте мне измерить ваш пульс, — ласково попросил он. Юнги вытянул руку, Джу немедля подвернул рукав его ципао, обнажая тонкое запястье, изрисованное бледно-голубыми линиями. Лекарь накрыл его платком и, обхватив сверху пальцами, чуть надавил. В комнате воцарилась тишина. Юнги скользнул взглядом по спокойному, сосредоточенному на своей работе лицу лекаря. Бао Хейн был выходцем из ханьской семьи, в которой в течение восьми поколений все альфы посвящали себя лекарскому искусству. Его отец служил прошлому императору, дед был личным лекарем императора Канси. А многолетний опыт самого Бао Хейн позволял ему оставаться нечувствительным к крайне тяжёлой атмосфере, воцарившейся между Юнги и Тэхёном, и к внимательным взглядам следящих за каждым его движением августейших особ за своей спиной. Закончив измерять пульс, лекарь Хейн отпустил запястье Юнги и, повернувшись лицом к императору, тихо сказал: — Ваше Величество, разрешите доложить? — Докладывай, — кивнул Чонгук. — Тело Его Высочества всегда очень плохо сохраняло тепло, а после контакта с холодной водой, баланс в его организме нарушился ещё сильнее. Течение жизненной энергии по меридианам замедлилось, — голос лекаря звучал неторопливо. Каждое слово он произносил очень отчётливо, не поднимая покорно склонённой головы. — Его Высочеству нужен покой и тепло. Я каждый день лично буду готовить травяные настои, которые согреют Благородного Супруга Мин изнутри, но также не стоит забывать о внешнем холоде. Погода ранней весной очень обманчива. Я бы не советовал Его Высочеству выходить на улицу и подвергать себя риску простудиться ещё сильнее. — Ты хочешь сказать, что я теперь должен запереть себя во дворце, закрыть все окна и двери и умереть тут с тоски? — недовольно воскликнул Юнги, прищурив раскосые глаза. Голова лекаря склонилась ещё ниже. — Не спорь, Юнги, — прервал недовольства омеги Чонгук. — Лекарь Хейн лучше тебя осведомлён в том, как лечить ту или иную болезнь. Ты должен следовать его наставлениям. — Но, Ваше Величество! — Хватит, Юнги, — Чонгук поднял руку, давая понять, что не собирается продолжать этот разговор. — Я хочу, чтобы ты поскорее поправился. Сейчас это твоя главная задача. Император перевёл тёплый взгляд на сидящего в его кресле Тэхёна. Омега кутался в теплый плед и смотрел куда-то в пространство между полом и бортиками кровати. Тяжёлые мысли отказывались отпускать его, завлекая в тёмную чащу мрачной тревоги. Лекарь Хейн осмотрел Тэхёна ещё до того, как Юнги проснулся и заверил императора в том, что тот полностью здоров, но альфу не покидало ощущение, что омегу что-то очень сильно тревожит. Для Чонгука Тэхён был самой непонятной частью его гарема. Альфе не удавалось понять логику его поступков и предсказать, какое решение он примет в той или иной ситуации. И даже, когда император думал, что полностью разобрался в нём, изучил все страхи и желания этого омеги, Тэхён всё равно находил, чем его удивить. Все его неожиданные поступки и внезапные решения напоминали Чонгуку драгоценную парчу, которую постепенно разворачивают, демонстрируя разные слои. — Уху — край лотосовых озёр и быстротечных рек. Я умею хорошо плавать, — ответил Тэхён, когда Чонгук спросил омегу, зачем он полез в воду. — А ещё я прекрасно понимал, что Дэмин не сумеет вытащить двоих в одиночку. Если бы я не поддержал Благородного Супруга Мин, он бы захлебнулся. Чонгук коснулся плеча Тэхёна, заставляя обратить на себя внимание. Омега обернулся, поднимая на него чёрные обеспокоенные глаза. Альфа вспомнил, как однажды, когда головная боль не давала заснуть, Тэхён рассказал ему о месте, в котором вырос. О великой реке Янцзы, о узких туннелях и глубоких пещерах, вымытых в мягком известняке сильной водой. О горячем, обжигающем босые ноги, песке и огромных папоротниках в половину человеческого роста. О том, какая сладкая сердцевина у водяных растений чао-пай и, как ломит зубы от ледяной воды по утрам. О том, как весёлые плотовщики катали его на своих бамбуковых плотах, и они вместе распевали громкие протяжные песни. О том, что он совсем немного катался на лошадях, зато почти каждый день ездил на круторогих буйволах. Чонгук видел, как сильно Тэхён любил свой родной город, как сияли его глаза, а на лице появлялась мягкая естественная нежность, когда он рассказывал ему о своём детстве в Уху. Запретный город не дарил подобных эмоций. Он делал наряды ярче, а лица мрачнее. Чонгук наклонился и ласково смахнул непослушные мокрые пряди с бледных щёк Тэхёна. — Тебя это тоже касается, — сказал он, вдыхая затерявшийся среди тяжёлых запахов духов и лекарств, бледный почти неосязаемый аромат омеги. — Не заболей. — Конечно, Ваше Величество.

***

Дворец Императорских пионов опустел только к вечеру. Следуя совету лекаря, слуги закрыли все двери и окна. Солнечные лучи больше не проникали в комнаты, и те сразу же лишились красок, поблекнув. Юнги приказал зажечь свечи, но они сделали царившую во дворце атмосферу лишь ещё более мрачной. На стенах заплясали тени, воздух стал тяжёлым и спёртым. Бусины, скрывающие внутренние комнаты снова колыхнулись. В комнату, тихо шурша полами синего халата, вошёл евнух. Бохай внимательно оглядел мрачную фигуру своего господина. Юнги сидел на кровати, притянув к груди колени и с упрямой решительностью, расковыривал ногтями вышивку на своём одеяле. По его бледному лицу плясали тени, глаза странно мерцали, словно он вёл мысленный диалог с самим собой. За спиной Бохая раздалось шуршание. Он обернулся и увидел обеспокоенного Джу. В руках омега держал фарфоровое блюдце с горячим лекарством от лекаря Хейна. От тёмно-коричневой глади поднимались курчавые струйки белого пара. По горьковато-терпкому запаху трав Бохай понял, что этот отвар предназначен вовсе не для того, чтобы укрепить тело их господина. Евнух осуждающе качнул головой и твёрдо сказал: — Не сейчас. — Но лекарь Хейн велел принимать отвар через равные промежутки времени, — попытался возразить Джу. — Если мы не будем соблюдать положенное время, у Его Высочества могут не наступить весенние дни. Бохай обернулся, ещё раз разглядывая тонкую фигуру омеги под завесой шёлкового полога, и повторил: — Если ты не хочешь, чтобы этот отвар вылили на тебя, прекрати мне перечить! Иначе уйдёшь отсюда ошпаренным! Джу повёл плечами и, не скрывая своего возмущения, зло прошипел: — А ты так и нарываешься на палки! Слуга резко развернулся и, откинув полог из бусин, быстро покинул комнату. Бохай повёл плечами и, решив больше не медлить, прошёл в глубины главных покоев. — Господин, — евнух поклонился. — Будет ли мне позволено задать вам вопрос? — Ты хочешь спросить, почему я спас ребёнка Чан Анли? — голос Юнги звучал устало, словно он готовился произнести ту же ложь, что говорил сегодня сотни раз. И всё же Бохай надеялся услышать правду. Разве стал бы Благородный Супруг утруждать себя тем, чтобы придумывать для слуги благозвучное объяснение? Если бы Юнги не понравился вопрос евнуха он бы просто прогнал его прочь. Бохай осторожно кивнул. — После того, как Чан Жунхай попал в тюрьму — он стал абсолютно бесполезен для клана Цзыли, — начал Юнги совершенно спокойно. Бохай сделал ещё один шаг вперёд и увидел, что вышивкой, которую его господин с таким остервенением портил всё это время, были две утки-мандаринки с переплетёнными в знак вечной любви шеями. — А это значит, что Шэланю больше незачем сдерживаться. Он никогда не любил Анли. Ведь тот посмел родить ребёнка сразу же после смерти наследного кронпринца и скрасить этим скорбь Его Величества по их общему сыну, — Благородный Супруг усмехнулся, вытягивая ярко-красную нить из грудки несчастной птицы — словно вырывал сердце, а вместе с ним и чувства. — А дальше ещё хуже, Анли посмел рожать, — С губ Юнги сорвался смешок. — Ещё и ещё. И каждый раз как удар под дых. Я уверен, Шэлань ненавидит его ничуть не меньше, чем меня. — Но вы ведь тоже ненавидите Благородного Супруга Сун, — нахмурился Бохай, поддаваясь вперёд. — Не лучше ли тогда было бы позволить вице-Императору избавиться от него? — Глупец, — Юнги наклонил голову, позволяя блестящим волосам рассыпаться по его плечам и скрыть лицо. — Разве руки нашего вице-Императора не подобны лунному нефриту? Разве его помыслы не чище молитвенных сутр? Как такой праведный и благонравный человек может думать об убийстве. Юнги наклонился вперёд и издал глухой, невнятный звук. Бохай, приняв его за кашель, хотел уже позвать слуг и приказать принести им воду, когда понял, что Благородный Супруг давится смехом. Этот смех, надрывный и грубый, совсем не характерный для обычно благозвучного голоса Юнги, ввёл евнуха в ступор. — Ваше Высочество, — позвал он. Юнги покачал головой и прекратил смеяться. На бледных раньше щеках теперь выступил лихорадочный румянец. — Я никогда не скрывал своей ненависти к Анли. Всем в Запретном городе об этом известно. Даже самому Императору. Не хороший ли повод избавиться от двух помех разом? — Его Величество вице-Император хотел избавиться от Благородного Супруга вашими руками? Но как? — Вей Жэньи — он предал меня, — по лицу Юнги проскочил отблеск свечи, открывая взгляду Бохая его чёрные, бездонные глаза. В них плескались боль, страх и ничем не замутнённая откровенная и чистая ярость. — Бойся недооценить своего врага. Эта мудрость известна не только мне. После того, что я сегодня увидел, я уверен — ребёнок Анли умрёт в любом случае. Даже если я решу не вмешиваться, меня попытаются втянуть. Поэтому все слуги должны следить за тем, чтобы во дворец Императорских пионов ничего не смогли подкинуть. Теперь я болен, — Юнги улыбнулся и Бохай наконец понял для чего была нужна громкая сцена спасения несчастного ребёнка, — и меня лучше не беспокоить. Будь бдителен, Бохай. Следи за всеми, кто входит и выходит из дворца. Что они приносят и что уносят. Узнай, куда ходят слуги и с кем они общаются. Я должен быть в курсе всего. Это ясно? — Да, Ваше Высочество. Я вас понял. — Прекрасно, — Юнги перекинул длинные волосы через плечо и откинулся на подушки. — А что случилось с мальчиком? Вы узнали, как Минли оказался в воде? — Его воздушный змей запутался в ветвях дерева, евнухов не оказалось рядом, и пятый кронпринц Минли залез на дерево сам. Оно стояло прямо на краю холма. Он был не осторожен, сорвался и упал в воду. Слава небесам, там оказалось озеро, иначе бы он разбился. — Ужасный ребёнок, — покачал головой Юнги. — Ему вечно не сидится на месте. — Это ошибка евнухов, не уследивших за кронпринцем, — Бохай осуждающе поджал губы. — Как император наказал их? — спросил Юнги не сильно заинтересованный подобной мелочью. Его взгляд снова вернулся к обезображенной утке мандаринке на покрывале. — Его Величество казнил их. — Ясно, — кивнул Юнги, натягивая одеяло выше. — Теперь иди, мне нужно отдохнуть. Евнух поклонился и начал пятиться задом к выходу, но у самых дверей вдруг остановился и решился задать ещё один вопрос. — Ваше Высочество, намеренны ли вы дальше принимать отвар лекаря Хэйна? Близится вершина цикла Его Величества и… — В этом нет больше никакого смысла, — произнёс Юнги, задёргивая газовый полупрозрачный полог. — Он всё равно меня не выберет.

***

Тэхён устало опустился на мягкий бархатный пуфик. Из зеркала напротив на него внимательно смотрело бледное наполненное грустью лицо. Омега никак не мог совладать с горечью своих чувств и одновременно стыдился этого. Ему казалось, что все его усилия по продвижению в Запретном городе были напрасны. Тэхён поддался вперёд, придвигаясь к холодной глади зеркала. Его губы исчертила кривая усмешка. Он был победителем, лишённым лавров. Разве маленький камешек для игры Го чувствует радость от выигранной партии? Нет. Это всё достаётся тому, кто управлял, тому, кто своей белой кистью с тяжёлыми перстнями на тонких пальцах вёл игру. Побеждает воин, а не его оружие. Оно, захлёбываясь пролитой им кровью, задыхается в стороне. Когда Тэхён потянулся к резному гребешку, чтобы расчесать спутавшиеся волосы в зеркале появилось отражение Ян Дэмина. — Позвольте мне помочь вам, — евнух подошёл ближе и забрал из рук Тэхёна гребень. — Мой господин, не угодно ли вам будет прогуляться со мной до нефритового моста? Недавно, я нашёл там преинтереснейшие растения. Тэхён мотнул головой и закрыл глаза. Чувства клубились в его груди, сдавливали всё внутри и мешали дышать. — Разве ты не хочешь спросить, почему я помог Благородному Супругу Мин? — спросил Тэхён и голос его прозвучал непривычно низко и хрипло. Ян Дэмин поднял глаза, встречая взгляд Тэхёна в отражении зеркала. Руки евнуха при этом не переставали работать. Он аккуратно распутывал колтуны в чёрных волосах сначала пальцами, а затем расчёсывал их гребнем, пока они снова не становились гладкими. — Думаю, я знаю почему вы это сделали, мой господин. — И почему же? — Разве смогли бы вы спокойно наблюдать за тем, как они медленно погибают? — Ох, Дэмин, — Тэхён низко рассмеялся, склонив голову. Волосы упали ему на лицо, скрывая от евнуха его выражение. — Ты думаешь обо мне намного лучше, чем стоило бы. Тэхён взял с гладкой поверхности стола платок и грубо провёл им по губам, больше размазывая краску по лицу, чем стирая макияж. Его движения были резкими и нервными. Дэмин положил ладони на плечи омеги, в надежде, что этот лёгкий жест поддержки поможет Тэхёну успокоиться. Омега замер и вернул взгляд к зеркалу. — Я испугался, — шёпотом признался он. — Смерть одного Благородного Супруга не остановила бы вице-Императора. Он заставил бы меня избавиться от всех. — Насколько сильно Его Величество хочет смерти Благородного Супруга Сун? — Он его боится. У Благородного Супруга Сун слишком много детей. — Вы не сможете убить его, — уверенно заявил Дэмин. Тэхён кивнул. Его губы растянулись в неестественной, словно идеальной жесткой кривой, нарисованной чернилами, улыбке. Брови омеги слегка приподнялись, а глаза блеснули, как сверкающая гладь озера в предрассветный час. В этот миг между движением и неподвижностью обнажилась его злая, пробирающая до костей, красота. Он стал похож на каменную безразличную ко всему погребальную статуэтку. — Поэтому это должен сделать Юнги, он не должен умереть, пока не избавится от Благородного Супруга Сун. — А что потом? Тэхён покачал головой. — Я не знаю. Дэмин тяжело вздохнул и покинул комнату. Тэхён смотрел в отражении зеркала на тёмно-синие нити бусин, растревоженные евнухом. Омега взял гребень и начал сколупывать с него лак. Легче всего это было сделать возле изумрудов, инкрустированных в красное дерево. Маленькие частички лака попадали под ногти, травмируя чувствительную кожу, но Тэхён не прекращал. Дэмин вернулся с небольшим тазиком цветочной воды. Он поставил его на столешницу перед Тэхёном и смочил чистый платок. Тэхён протянул руку, чтобы забрать у евнуха платок, но тот не отдал его ему. Вместо этого, он приподнял одной рукой лицо Тэхёна за подбородок, а другой с зажатой в ней мокрой тканью провёл по измазанным краской щекам. — Вам нужно обрести твёрдую опору под ногами, — сказал Дэмин, с нажимом проводя по губам омеги. — Найти могущественную поддержку. — Смерч уже подхватил меня, мне остаётся только дожидаться момента, когда он с силой бросит меня о землю, — прошептал омега, словно самому себе. — Это не так, — покачал головой Дэмин. — Известно, что основные силы смерча сосредоточенны по его краям, внутри же — область просветления и покой. Если смерч уже подхватил вас, вам нужно попробовать пробраться внутрь. — Возможно ли это? — Мой Благородный Господин, — Дэмин подал Тэхёну полотенце. — Вы уже обратили на себя внимание Его Величества. Так не отпускайте его. Не позволяйте Императору отвести от вас глаз. — Его Величество предпочитает не вмешиваться в дела Дальнего дворца. Если я посмею пожаловаться ему на вице-Императора… — Не жалуйтесь, если он будет на вас смотреть, рано или поздно он сам всё увидит.

***

Юнги оказался прав. Уже через десять дней главный евнух Ли постучался не в его ворота. Не к его дворцу слуги поднесли паланкин и не ему помогли в нём разместиться. Тэхён вступал в ночь. Она вместе с тревожащим чувством неизвестности обступала его со всех сторон. Паланкин мерно покачивался. Из-за тяжёлой, не пропускающей даже лучик света, ткани доносился шелест множества мантий. Слуги окружили его плотным коконом. Ближе всего к паланкину шёл главный евнух Ли. Он внимательно следил за тем, чтобы после того, как они покинули сад Совершенства и Чистоты и вышли в город императорский омега не отодвигал штор и не выглядывал наружу. Тэхёну было досадно от того, что он так и не успел, как следует подготовиться. Уже не первую неделю Шуюань твердил ему, что если Его Величество предпочтёт выбрать Благородного Супруга Мин вице-Император будет крайне разочарован. Но Юнги сказался больным и, словно, даже не собирался бороться с Тэхёном. — В Запретном городе этот период называют днями благоденствия, — рассказывал Шуюань Тэхёну. — Потому что велика вероятность, что омега, удостоившийся чести провести эти дни с Его Величеством, уже через пару месяцев услышит Шемаи. — Шемаи? Что это? — спросил Тэхён. — «Ше» означает счастье, а «маи» — пульс. Шемаи — это счастливый пульс. Его ещё называют двойным. — Двойным, — прошептал Тэхён и положил ладонь на свой живот. — Вице-Император хочет, чтобы я забеременел? Шуюань наклонился, заглядывая омеге в глаза. Его лицо вмиг стало на несколько лет старше. — Конечно, он этого хочет. Императорский род должен процветать, — слуга широко улыбнулся, а Тэхёна охватил ужас. Он закрыл глаза и отвернулся. Их процессия минула южные ворота. Несколько месяцев назад Тэхён вошёл в них, чтобы найти приют в доме своего дяди. Омега прикрыл глаза. На изнанке тонких век, как наяву возникла картина: раскалённый до бела диск солнца, худой мальчишка ниже его на один цунь , с мокрыми, пропитанными потом волосами, в потрёпанном бледно-голубом ципао и сбитых от долгой дороги туфлях. Не открывая глаз, Тэхён коснулся рукава своего платья. Ткань под его пальцами была мягкой и тонкой, вышивка, изящной вязью цветов оплетающая рукав снизу вверх до воротника гладкой и холодной. Но в воспоминаниях, таких точных и ярких, он чувствовал грубую потёртую ткань и тонкие нити, торчащие из испорченного рисунка. Если бы он сейчас имел смелость выскочить из паланкина, то пробежав главную улицу, завернув на лево и оказавшись в узком хутуне, смог бы добежать до дома своего дяди. Тэхён усмехнулся, подумав, что Минчжу не пустил бы беглеца на порог, отдав его в руки растревоженных евнухов. За всеми этими мыслями Тэхён не заметил, как южные ворота оказались позади, и они покинули Пекин. Главный евнух Ли не сказал, куда они отправляются и разрешил Тэхёну взять с собой лишь одного слугу. Омега хотел, чтобы это был Дэмин, но Шуюань сказал, что вице-Император хочет, чтобы он поехал с ним. Чем больше проходило времени, тем утомительней для Тэхёна был весь этот путь. Полог слегка покачивался, но каждый раз, когда омега пытался заглянуть за него, он натыкался на осуждающий взгляд главного евнуха Ли. — Разве полагается императорскому омеге показывать себя всему свету? — возмущался он в темноту ночи и всё плотнее задёргивал полог паланкина. — Если вы не позволите мне хотя бы выглядывать в щёлочку, я умру от скуки, главный евнух Ли, — воскликнул Тэхён после четвёртого замечания. — Не думаю, что Его Величеству понравиться вид моего окоченевшего тела! — Ещё меньше Его Величеству понравится, если один из его наложников будет ославлен на весь свет, как не имеющий никакого понятия о приличиях омега! Тэхён почувствовал, как его щёки опаляет жаром и замолчал. Остаток пути он не проронил ни слова, даже не приближаясь к тёмно-синему пологу своего паланкина. Когда их процессия наконец достигла своей конечной цели, на горизонте забрезжил рассвет. Тонкая полоска бледно розового марева начала разгонять тьму и освещать весеннее небо. На улице было по-утреннему прохладно и свежо. Где-то неподалёку трещали ранние пташки. Евнухи-носильщики поставили паланкин на землю. Слуги распахнули полог, и перед Тэхёном сразу же появилась широкая смуглая ладонь главного евнуха. — Прошу вас, — Ли помог омеге выйти из паланкина. — Где мы? — Тэхён огляделся. Он оказался в переднем дворе большого поместья. Тонкая, как паутина, дымка утреннего тумана мягко плыла между небом и землёй. Она прохладой опускалась на чистые, блестящие золотом черепичные плитки многоярусных летящих крыш. Толстые колонны, поддерживающие их, были оплетены зелёными лианами. На тяжёлых дверях из красного дерева были изображены дракон и пёстрокрылый феникс. Туман оплёл лёгким бело-розовым слоем здание, смягчая его великолепие и благородство. — Это малая императорская резиденция Чунхуа, — раздался довольный голос Шуюаня. Он подошёл к Тэхёну. Лицо его, словно подсвеченное изнутри, сияло радостью. — Ещё одна ступень, на которую вы смогли забраться, юный господин.