Путешествие в тысячу ли

Тэхён лежал на спокойно вздымающейся груди императора, тесно переплетясь с ним ногами, и наслаждался исходящим от альфы жаром. По его телу растекалась томная нега, затягивая омегу в объятья златокудрого морфея. Тэхён довольно зажмурился, вслушиваясь в мерное потрескивание свечей. За узорчатыми дверями императорских покоев раздались лёгкие шаги, за ними последовал чуть слышный стук в дверь. Настала полночь, и евнухи пришли за наложником. Тэхён понял, что его время истекло. Чонгук открыл глаза. Он ожидал, что Тэхён встанет и попросит остаться, но омега продолжал бездействовать. Когда дверь мягко распахнулась, и фигура главного евнуха Ли обрисовалась в лунном свете, Тэхён всё-таки поднялся, садясь на широкой постели. За полупрозрачным пологом мелькали расплывчатые тени. Омега вгляделся в неясную фигуру евнуха. Он стоял в глубоком поклоне, не смея поднять глаза. — Ваше Величество, пришло время уносить Придворного Ким. Чонгук приподнялся в кровати, одним движением сгребая себе под спину несколько подушек. Смерив евнуха недовольным взглядом, император молча мотнул головой. Ли смотрел в пол и не мог увидеть жест своего повелителя, поэтому продолжил стоять. Тэхёну стало жалко его спину. Поклоны слуг не отличались особым удобством, и продержать такую позу больше нескольких секунд было довольно сложно. Вытянув ногу, Тэхён легонько пихнул альфу, обращая его внимание на себя. Когда Чонгук поднял взгляд на омегу, Тэхён кивнул в сторону евнуха, осуждающе прошептав: — Ваше Величество, пощадите несчастного. Император удивлённо приподнял брови, как будто даже не сомневался, что простого движения головой хватит для того, чтобы слуги поняли его приказ. Он посмотрел на замершего за полупрозрачным пологом евнуха и произнёс: — Ты можешь идти, Ли, Тэхён останется здесь. — Да, Ваше Величество, — евнух склонился ещё ниже и, так и не разогнув спины уже собирался, пятясь задом, выйти из покоев, как его остановил голос императора. — Приготовь отвар, о котором мы сегодня говорили, и жди у дверей. — Слушаюсь, Ваше Величество. Главный евнух помедлил, убеждаясь в том, что больше приказов не последует, а затем, наконец, покинул императорские покои. Тэхён лёг рядом с альфой, устроив голову на его плече. Свечи шипели и плавились, сгорая одна за другой. За окном выл ветер, и потрескивали замёрзшие ветви деревьев. В своём дворце, окружённом рощей, Тэхён уже давно привык к звукам природы ночью, что нельзя было сказать об императоре. Чонгук нахмурился, приложив холодную ладонь ко лбу. — У вас болит голова? — шёпотом спросил омега. — Нет, — Чонгук улыбнулся, встречаясь с Тэхёном взглядом. — Это бессонница. — Если треск веток мешает вам спать, почему вы не прикажите срубить эти деревья? Император тихо засмеялся. Его грудь мерно заколыхалась, а дыхание стало глубже. — Как у тебя всё просто, — сказал он, убирая непослушные пряди волос с лица омеги. — Да, зимой они мешают мне спать, но совсем скоро эти деревья покроются листьями, и их шелест будет успокаивать меня. Тэхён поморщился. — Какой в этом смысл, если в тёплое время года императорский двор живёт в Летнем дворце. — Ты смеешь пререкаться со мной? — со смехом спросил Чонгук, опрокидывая Тэхёна спиной на кровать и нависая сверху. Омега дёрнулся, пытаясь выбраться из-под альфы, но почувствовав сильный щипок за бедро, взвизгнул и прекратил вырываться. — Нет, Ваше Величество, — воскликнул Тэхён, чувствуя, как его грудь распирает от смеха. Он весело фыркнул и попытался придать своему лицу виноватое выражение, но у него это плохо получилось. — Простите, Ваше Величество. — Ты улыбаешься, — прошептал Чонгук, ласково проведя костяшками пальцев по щеке омеги. — Обычно ты не балуешь меня такими улыбками. — Вам нравится? — Очень, приказываю тебе продолжать так улыбаться. — А если я не смогу? Чонгук склонился к нему, заглядывая в чёрные, полные звёздной ночи, глаза. — Если не сможешь, я прикажу снять с тебя все титулы и запереть в Холодном дворце. Зачем мне нужен омега, не умеющий улыбаться по моему приказу? Вместо ответа Тэхён почувствовал, как улыбка медленно сползает с его лица. — А ну верни, — потребовал Чонгук. Тэхён попытался растянуть губы в подобие прежней улыбки, но альфа лишь разочарованно покачал головой. — Эта не та улыбка. Разве я не сказал, что мне не нужны наложники, не умеющие улыбаться? Что за уродливую насмешку ты пытаешься мне подсунуть? В глазах Тэхёна блеснула какая-то неясная эмоция, и он совсем перестал улыбаться. Ветер рассеял облака, и луна осветила комнату. Холодный свет лёг на лицо омеги, заставляя его кожу сиять изнутри. Бледное, орошённое слезами лицо. Чонгук вспомнил, маленькую, замёрзшую до треска костей фигурку, стоящую перед ним в переднем дворе дворца Скрытых глубин. Вспомнил, как безжалостно вынес приговор и ушёл, оставляя Тэхёна наедине с трупом Наложника Ки. От картины, вставшей перед глазами, у альфы сильно заболела грудь, как будто кто-то открыл её и извлёк оттуда его сердце. Чонгук знал, ничто не делает человека более слабым, чем внезапная влюблённость. Она острой стрелой пронзала сердце, и человек замирал, не понимая, умрёт ли он через секунду или заживёт новой, лучшей жизнью. Это внезапное чувство хуже предательства близкого друга, потому что влюблённость и есть чистое предательство. Человека предаёт собственный разум, и он не знает, как это остановить. Честная любовь всегда рождалась из мирной симпатии, сложностей, которые двое проходят вместе, доверия и крепкости корней чувств. У влюблённости не было корней, как и не было зёрен, из которых она могла бы произрасти. Она вспыхивала недобрым пожаром, сжигая все прошлые установки и внутренние законы, которым человек следовал много лет. Она заставляла предавать самого себя, и несчастная жертва ничего не могла ей противопоставить. Сражаться против неё — это как наносить сотни ножевых ранений в собственную грудь. Чонгук с детства умел контролировать свои эмоции. Он, законный сын императора, с юных лет усвоил: чувства — плохой советчик. В Запретном городе кронпринцы не плакали. Они сжимали зубы и отбивали низкие поклоны своему венценосному отцу, а потом, раздираемые болью и обидой, вымещали свой гнев на слугах. Выстраивая отношения со своими мужьями, он всегда первым делом руководствовался влиянием и силой их семей. Чонгук не мог отрицать, что занимает трон во многом благодаря поддержке кланов Цзыли и Чон. Их главы, желавшие стать зятьями императора, сделали всё, чтобы прошлый богдыхан назначил наследником именно Чонгука, а его папа, теперь Вдовствующий вице-Император, позаботился о том, чтобы его муж не успел передумать. Любые отношения с людьми для Чонгука начинались с холодного расчёта. Именно он, как фундамент, уложенный в начале, служил опорой и для любви, и для дружбы. Благодаря ему эти отношения переживали большинство интриг и ошибок. Холодный расчёт и выгодные альянсы были могучими корнями великого дерева, которое носило название императорский клан. С такими же омегами, как Тэхён, невозможно было образовать крепкие корни. Они появлялись в Дальнем дворце, как цветы весной и увядали с наступлением поздней осени. У них не было ни поддержки клана, ни знатных родственников, ради хороших отношений с которыми Чонгук бы старался поддерживать в себе тёплые чувства к ним. Они были абсолютно одни и полностью зависели от его благосклонности. И именно к таким омегам обычно и возникала, та самая внезапная, ничем не обоснованная влюблённость. Она была быстрой и всепоглощающей. Яркой вспышкой в череде серых будней. Эту влюблённость нельзя было контролировать, ей нужно было просто подчиниться и смиренно ждать, когда она пройдёт. А проходила она всегда, потому что у цветов, в отличие от деревьев, век недолог. Чонгук смотрел Тэхёну в глаза и ощущал, как это неконтролируемое чувство снова пробирается к нему под рёбра и скребёт тонкими коготками сердце. Он пытался понять, чем они все его так привлекают. Свободой или отчаянной потребностью? А может быть тем, что они умели искренне радоваться малейшему проявлению внимания с его стороны? Или тем, что все они были разными. Их воспитание отличалось от чопорного воспитания омег в древних родах и этим смешением абсолютно разных качеств они влекли его за собой, как влечёт бедного светлячка свет огня. Но какими бы яркими они не были, рано или поздно, Дальний дворец тушил их огонь, и они в лучшем случае превращались в серую массу пепла, а в худшем теряли всё и умирали. — Если улыбка ваша, то чьи тогда слёзы? Их вы тоже готовы забрать себе? — прошептал Тэхён, даже не пытаясь скрыть своей обиды. Чонгук тяжело вздохнул. Если бы подобная ситуация произошла с любым омегой из влиятельной семьи, он бы стерпел и радовался, что после скандала император снова призвал его к себе. Тэхён же отказывался терпеть и прощать. Он покрывался колючками и сам же отталкивал альфу от себя. Не мог двигаться вперёд, пока душу его разъедала боль воспоминаний. — Забудь об этом и никогда больше не вспоминай, — велел альфа и отстранился. Император повернулся к нему спиной и эта поза, полная безразличия и отчуждения, задела Тэхёна. Где-то в груди маленьким злым зверьком зашевелилась боль. Она подкатила к горлу, сжалась комком и притаилась, чтобы того и гляди растворится в слезах. — Хорошо, тогда надеюсь, Ваше Величество, не будет против, если я покину вас. Омега уже собирался слезть с кровати, но его остановил твёрдый, обрушившийся тяжёлой глыбой на плечи приказ: — Стой. Тэхён обернулся. Чонгук больше не улыбался. Его взгляд потемнел, а тело напряглось так, как будто он сдерживал в себе желание хорошенько встряхнуть непокорного омегу. Будь Тэхён старше и опытнее, он бы такого себе не позволил. Однако он был молод и его характер не отличался мирным нравом и терпением. Упрямо сжав зубы, омега, не повинуясь приказу, отдёрнул полог и спрыгнул с кровати. Даже если его накажут, даже если убьют, свой последний акт он сыграет по-своему. — Я приказал тебе остановиться, — рявкнул Чонгук, и на его лице выделились жилы. — Если Ваше Величество желает меня наказать, прошу, исполните моё последнее желание и убейте меня как можно скорей! — воскликнул Тэхён, сдёргивая со стула императорское платье и без раздумий натягивая его на себя. — Я сказал тебе остановиться, наглое создание, — Чонгук поднялся с кровати и, схватив Тэхёна за руку, больно дёрнул его на себя. Омега стиснул зубы, не позволяя себе воскликнуть. Злая обида жгла его, словно огонь, и всё чего Тэхён хотел, это выбежать из дворца Небесной чистоты и не видеть этого невыносимого человека столь долго, сколько позволит ему судьба. — Отпустите, — омега с силой дёрнулся, пытаясь вырваться из сильной хватки. — Отпустите же и позвольте мне уйти! — закричал он, не прекращая трепыхаться. — Я не угоден вам, так позвольте мне сейчас же вернуться в свой дворец! — Твой дворец? — рассмеялся Чонгук, опрокидывая омегу на кровать. Тэхён вырвал из его рук ладони и закрыл ими лицо. — Смотри на меня. Смотри, я сказал! — Чонгук встряхнул его за плечи, заставляя открыть глаза. — Все дворцы в Запретном городе принадлежат мне. Все омеги в Запретном городе принадлежат мне. И ты тоже мой! — Нет, — прошептал Тэхён, замотав головой и путаясь в собственных волосах. — Я никогда не буду принадлежать такому ужасному человеку. — Глупец, — прошептал Чонгук, склоняясь к волосам омеги и вдыхая дурманящий аромат иланг-иланг. Тэхён почувствовал, как по телу растекается ледяная дрожь, врезаясь тонкими иглами в кожу. Удерживая омегу одной рукой, другой Чонгук медленно спустился к подолу платья, задирая его вверх и оглаживая белое, покрывшееся мурашками бедро омеги — Не дёргайся. Тэхён попытался оттолкнуть альфу в грудь, но у него ничего не получилось. Он вскинул голову, и в лунном свете лицо императора показалось омеге маской, которую вылепил плохой скульптор: Чонгук пытался придать ему злое выражение, но получалось только насмешливое. Тэхён с силой дёрнулся. Император смеялся над ним. Над его слезами и болью, над его злостью и негодованием. Тэхён просил отпустить, но альфа не слышал, швырял на кровать, трогал обнажённое тело и смеялся в лицо. Омега всхлипнул, чувствуя, как в уголках глаз собираются слёзы беспомощности и обиды. — Я не хочу, не хочу, не хочу, — как мантру шептал Тэхён, пока альфа не схватил его лицо, сильно сжав щёки. Не давая опомниться и больно надавливая на скулы, Чонгук склонился и поцеловал его, грубо сминая губы и кусая до кровавых отметин. Тэхён вскрикнул, чувствуя, как ладонь альфы, пробравшись под императорское платье, с силой сжала ягодицу. Взбрыкнувшись, он запрокинул подбородок, не давая императору целовать себя. — Хватит, — попросил Тэхён, чувствуя, как беспомощные слёзы заливают лицо. — Проси прощения, — потребовал Чонгук, окидывая жадным взглядом, так опрометчиво подставленную под поцелуи шею. Кожа Тэхёна, омытая лунным светом, волшебно светилась изнутри и расцветала красными пятнами жадных поцелуев. Альфа, словно одержимый, не мог прекратить вдыхать его сладкий запах, слизывать солёные капельки пота и вслушиваться в тихое сбитое дыхание. — Хорошо, хорошо, — Тэхён с силой сжал плечи альфы, заставляя его оторваться от своей шеи и посмотреть ему в глаза. — Я прошу у вас прощение, — он приподнялся, опираясь на локти, и попытался выбраться из-под императора. — Позвольте мне уйти. — Нет, — отрезал Чонгук и, обхватив тонкую лодыжку омеги ладонью, притянул его обратно. — Успокойся, если ты не будешь дёргаться, я не сделаю тебе больно. — Я не хочу, — прошептал омега дрожащим голосом. — Хватит! Прекрати! Тэхён со всей силы дёрнул ногой, вырывая её из чужой хватки и громко всхлипнув, соскочил с кровати. Одёрнув императорское платье, он потерянно огляделся, а затем, не давая себе времени на раздумье, убежал за высокую резную перегородку, отделяющую часть покоев, отведённую для сна от более официальной. Здесь стоял большой шкаф с книгами, круглый стол и несколько резных кресел. Тэхён окинул беглым взглядом комнату и, не найдя никаких дверей, обречённо выдохнул. Ему некуда было бежать. Тэхён сел на одно из кресел и, закрыв глаза, стал прислушиваться. Императора не было слышно. На секунду омеге даже показалось, что он остался совершенно один. Дождавшись, пока бешеный стук сердца замедлится, а дыхание восстановится, он открыл глаза. Комнату заливал лунный свет, придавая всему, что находилось в ней ауру некой таинственности. На столе, рядом с пустующей вазой, стоял незамеченный Тэхёном ранее веер. Его поддерживала высокая подставка из тёмного дерева. Поднявшись с кресла и подойдя ближе, Тэхён разглядел вышитую на нём сцену. Рядом с небольшим родником, выбившимся из-под жёлтых камней, стояло два журавля. Один жадно пил воду, а другой, видимо, уже утолив жажду, смотрел в голубое небо, готовясь взлететь. — Нравится? Голос альфы заставил Тэхёна вздрогнуть. Он резко обернулся, немного испуганно смотря на императора. Чонгук накинул на плечи длинный халат, оставляя открытой только широкую грудь. Опасаясь того, что омега снова попытается сбежать, он не стал подходить ближе. — Я приказал слугам подать нам еды, — так и не дождавшись ответа, продолжил Чонгук. — Я не хочу есть. — Значит, будешь смотреть, как ем я. В комнату зашли евнухи, держа подносы с дымящимися блюдами. Главный евнух Ли убрал со стола понравившийся Тэхёну веер и унёс его из комнаты, освобождая место на столе для еды. Омега проводил его грустным взглядом. Чонгук подтащил к столу одно из кресел и, сев на него, взял в руки палочки. Подцепив ароматную, порезанную на небольшие кусочки, утку, он съел её, негромко хрустя медовой корочкой. Обведя взглядом различные яства, Тэхён почувствовал, как внутри разрастается голод. — Ну же, подойди, — подозвал его Чонгук. Омега отрицательно покачал головой, прижав к груди колени. Император отложил палочки в сторону. Поднявшись с кресла, он подошёл к омеге. Тэхён, чувствуя снова пробирающийся под кожу страх, прижался к резной спинке кресла, ощущая, как искусная резьба упирается острыми гранями в лопатки. Чонгук присел на пол рядом с его креслом, заглядывая в глаза снизу вверх. — Ну прекрати, — тихо, не желая ещё больше испугать омегу, сказал император. — Я не желаю видеть грусти на твоём лице. Альфа протянул руку к его судорожно сжатой на коленях ладони, но Тэхён отстранился. — Желать не значит получить, — прошептал омега, растирая бледные щёки. Слёзы засохли на его лице, неприятно стягивая кожу. — Как дерзко, — устало выдохнул Чонгук, опуская взгляд на голые ступни омеги, выглядывающие из-под длинного императорского платья. Они были меньше, чем руки альфы. — И все-то тебя обижают, маленькая утка-мандаринка. Но и ты ведь не уступаешь. Смеешь желать императорских извинений. Глаза Тэхёна сверкнули и он, опустив ноги на пол, наклонился к императору. Альфа подался навстречу, почти касаясь своим носом носа омеги. Их запахи смешались, и получившийся аромат нравился обоим. Дотрагиваясь до Тэхёна, Чонгук наконец понял, что острые коготки делали под его рёбрами. Они вовсе не хотели вырвать его сердце и забрать его себе, напротив, это сердце должно было остаться в альфе, иначе план бы не удался. Коготки лишь искусно сплели в нём тонкую струну, которая чувственно звенела от ласковых прикосновений хрупких пальцев. Чонгук давно не чувствовал себя таким покорным чужой воле. — Хорошо, — выдохнул император, жадно всматриваясь потемневшими глазами в полное непонятного чувства лицо Тэхёна. — Я прошу у тебя прощение. — За что, Ваше Величество? — шёпотом, боясь спугнуть неясные смирение и покорность, вспыхнувшие в душе Великого богдыхана, спросил омега. Чонгук покачал головой, поражаясь чужой наглости. — За то, что не отпустил тебя, когда ты просил и за то, что сделал больно, — он замолчал, на несколько секунд погрузившись в свои мысли, а потом добавил, — А ещё за то, что запер тебя во дворце Скрытых глубин и объявил подозреваемым без доказательств. Тэхён поджал губы, пытаясь скрыть их дрожь. Звёздная ночь в его взгляде померкла и он, упав с кресла рядом с Чонгуком на колени, стал таким же земным, таким же простым и обыкновенным, как и человек напротив него. — Ты простишь меня? — спросил альфа, до хруста рёбер прижимая омегу к себе. — Да, — кивнул Тэхён, смазано касаясь губами щеки императора. — Я прощаю тебя. Чонгук задышал, тяжело и часто, прожигая голодным взглядом губы омеги. Хотелось поцелуев и прикосновений, хотелось соединиться и переплестись с другим человеком так тесно, как горы соединяются с землёй, и как реки переплетаются между собой, рано или поздно впадая в океан. Альфа с силой надавил на поясницу омеги, прижимая его ещё ближе к себе. Поняв, что император сдерживается и не целует его только потому, что боится снова напугать, Тэхён сам подался вперёд и прикоснулся своими губами к губам альфы. Чонгук вплёл пальцы в его чёрные длинные волосы и, резко развернув, уложил на тёплый ковёр, устилавший пол. Дыхание Тэхёна сбилось, от захватившего душу волнения. Когда альфа ответил на поцелуй, омега застонал и отчаянно схватился за его плечи. Чонгук скользнул языком глубже, обвёл гладкое нёбо и, напоследок, вырвал из Тэхёна громкий вскрик, прикусив его нижнюю губу. Позволив омеге несколько мгновений отдышаться, император прикрыл веки и снова припал к его губам, наслаждаясь сладостью, оседающей на слизистой. Тэхён, уже совершенно не сдерживаясь, стонал в горячие губы и изгибался под жадными касаниями сильных рук. Чонгук задёрнул собственное платье на омеге, обнажая белую кожу. — Чонгук, — выдохнул Тэхён, выгибаясь и впиваясь ногтями в плечи императора. Узел внизу живота затянулся с новой силой. Сбившийся в складки жёлтый шёлк платья под ним стал влажным от бесстыдно текущей по бёдрам и ягодицам смазки. Тэхён всхлипнул, разводя ноги и обхватывая ими талию альфы. Чонгук опустил руку, касаясь пальцами щели между его ягодиц. Омега сбито задышал. — Мне нравится, как ты течёшь для меня, — хрипло от ломающего голос возбуждения, сказал император. Собрав на пальцы густую смазку, он провёл ими по губам Тэхёна, а потом, не давая тому опомниться поцеловал. Омега снова выгнулся, чувствуя нестерпимое желание. Уперевшись пятками в спину Чонгука и прижимая его к себе, Тэхён резко и жарко потёрся своим возбуждением о ногу альфы. — Сними это, — капризно изогнув губы, потребовал омега, сдёргивая с плеч альфы халат. Чонгук помог ему снять с себя одежду. Прижавшись чуть вспотевшей грудью к горячему телу, он прикусил мочку маленького покрасневшего ушка. Тэхён вскрикнул, тут же почувствовав, как альфа, извиняясь, зализывает укус. Спустившись вниз, к покрытой множеством поцелуев-укусов шее, Чонгук почувствовал, как клыки у него во рту зачесались прокусить тонкую белую кожу с трепещущей жилкой и оставить на ней свою метку. Сделать своей собственностью. Присвоить. Какое всё-таки счастье, что хоть на секунду, хоть на мгновение можно раствориться в таком безумном наслаждении. С Тэхёном, никогда и никто не говорил про интимные отношения между омегой и альфой. Всё, что он знал это то, что такого рода связь необходима для зачатия детей. Но о каких детях можно думать в подобный момент Тэхён не понимал. Он хотел, чтобы его целовали, сжимали, кусали, брали, гладили и толкались. Омега хотел раствориться в этих прикосновениях, хотел, чтобы огонь, поглотивший его тело, не отступал, хотел сжигать и гореть. Чонгук спустился вниз, к его груди, сжимая горячими губами розовую горошинку соска. Омега отдавался ему так искренне и красиво, что у альфы спирало дыхание от какого-то бешенного, незнакомого ему ранее восторга. Он спустился ещё ниже, собрал губами тёплую смазку с внутренней поверхности бёдер и, засосав нежную кожу до бардовых отметин, вырвал из груди Тэхёна громкий вскрик. Омега замотал головой, ещё сильнее спутывая чёрные волосы, и тяжело задышал. Возбуждение в нём становилось неконтролируемым. Оно, дикими пламенными волнами шло от паха и, растекаясь по всему телу, сводило Тэхёна с ума. Он беспомощно тянул руки, цепляясь слабыми пальцами за альфу, касаясь его растрёпанной косы, широких плеч и чётко очерченных ключиц. Трогательный нежно-розовый член омеги был полностью возбужден. От головки к мягкому животу тянулась прозрачная ниточка смазки. — Какой же ты красивый, — хрипло прошептал Чонгук, нежно проводя кончиками пальцев по возбуждению омеги. Тэхён дёрнулся, приоткрыл налившиеся тяжестью от безумной ночи веки и, плаксиво изогнув пухлые губы, попросил: — Не мучайте меня. Чонгук наклонился к омеге и мягко поцеловал родинку на кончике его носа. В ответ на это Тэхён лишь устало выдохнул и приглашающе раздвинул ноги. Он был абсолютно вымотан. Альфа снова потянулся к его губам. Ему неконтролируемо сильно нравилось целовать омегу, лаская мягкие губы и вбирая в себя его задушенные стоны. Чонгук опустил руку, обхватывая собственный член и приставляя головку к мокрому и растянутому после прошлого раза входу. Когда альфа, одним плавным толчком вошёл в него, Тэхён выгнулся, всхлипывая и впиваясь ногтями в кожу на плечах Чонгука. Император ласково убрал упавшие на лицо омеги волосы. Тэхён повернул голову и уткнулся губами в его ладонь, всем телом ощущая, как его снова поглощает чувство наполненности, завершённости и невероятно тесного контакта с альфой. И это было так хорошо. Так горячо и мокро. Омеге казалось, что он чувствует абсолютно всё, каждую венку на члене Чонгука, малейший изгиб его головки, чувствует, как его плоть раздвигается, когда альфа толкается и, как она смыкается, когда он отступает. Тэхён толкнулся навстречу, подстраиваясь под ритм Чонгука. — Маленький мой, — прошептал альфа, склоняясь к покрасневшему на самом кончике ушку Тэхёна. — Как же хорошо ты меня принимаешь. Он толкнулся, чувствуя, как горячие стенки плотно обхватывают его возбуждение, пробивая наслаждением до кончиков пальцев. Тэхён довольно улыбнулся, раздвигая ноги еще шире и поддаваясь альфе на встречу. Чонгук замер, залюбовавшись этой новой, по-настоящему порочной улыбкой. Омега принимал его в себя, вбирал, втягивал, стонал от удовольствия, отвечая на каждый толчок. Откровенно наслаждался принадлежностью другому человеку. Его член был плотно зажат между двумя телами, губы горели от поцелуев, но Тэхён не мог остановиться. Всё внутри его клокотало и взрывалось, натянутые нервы играли свою мелодию его стонами, а бешеное сердце билось уже где-то в горле. Тэхён понимал, что не в состоянии больше сдерживаться. Он подкинул бёдра, насаживаясь на член альфы и потираясь своим возбуждением о его живот. С неистовым жаром омега снова впился поцелуем в губы императора, глухо вскрикивая от пронзившего каждый нерв в его теле оргазма. Тэхён задрожал во властных руках альфы, который, не снижая темп, ловил губами каждый его вздох. — Ты мой. Только мой, — прорычал Чонгук, с грудным стоном изливаясь в омегу. До боли сжав талию Тэхёна, он вырвал из него последний слабый стон. Упав на пол рядом с тяжело дышащим омегой, император прикрыл глаза. На внутренней поверхности век плясали разноцветные пятна. Комнату заполнил тяжёлый мускусный запах, переплетающийся с их природными ароматами. Душно. — Мне нужно, что-то сказать, — устало поморщившись, прошептал Тэхён. — Евнухи учили меня, но я все забыл, — он тихо фыркнул. — Там, что-то про тысячи и что-то про потомков. Перевернувшись на живот, омега сладко потянулся, чувствуя, как испачканное в сперме и смазке платье под ним неприятно липнет к коже. Привстав и обтерев своё тело снятым с альфы халатом, Тэхён придвинулся ближе к императору и, удобно устроившись у него на груди, задумчиво спросил: — Как вообще можно думать о детях во время такого безумного действия? — Какое бесстыдство, — с доброй усмешкой в голосе ответил Чонгук, вплетая пальцы в волосы омеги. — Впрочем, тебе ещё рано думать о детях. Тэхён поднял голову и с недоумением в глазах посмотрел на альфу. — Что вы имеете в виду? Вместо ответа император приподнялся и, взяв Тэхёна на руки, отнёс его на кровать. Накинув на плечи омеги одеяло и прикрыв его наготу, он повернулся к дверям и громко позвал: — Ли! В комнату тут же вошёл евнух. В руках он держал пиалу из голубого фарфора. Подойдя к императорскому ложу, он упал на колени, протягивая пиалу в сторону кровати. Чонгук без стеснения отдёрнул полог и забрал лекарство. В нос омеги ударил горький запах трав. Поморщившись, он обеспокоенно посмотрел на альфу, не понимая, что он будет делать дальше. — Оно горькое, иди, принеси каких-нибудь сладостей, — сказал альфа евнуху и, переведя взгляд на Тэхёна, протянул ему пиалу. Обеспокоенный омега аккуратно взял лекарство, чувствуя, как пальцы обжигает нагретый фарфор. — Пей. — Что это? — часто моргая, спросил Тэхён. Он уже догадывался, для чего нужен этот настой. В комнату вернулся вышедший секундой ранее евнух. В руках его было блюдце с мягкими разноцветными Ма Чио. У Тэхёна встал ком в горле. — Ваше Величество, почему? — Я же сказал, — терпеливо, словно объясняя очевидные вещи маленькому ребёнку, ответил Чонгук. — Тебе ещё рано беременеть. Нужно подождать ещё хотя бы год. — Год? — негодующе воскликнул Тэхён. — Тогда зачем вы перевернули мою именную табличку? — Потому, что захотел, — вмиг потемневшим тоном ответил император. Тэхён прикусил губу, чувствуя, как по спине липкими мурашками пробежался страх. Пиала в его руках моментально потяжелела. Омега покачал головой, пытаясь себя успокоить. Он вспомнил Юнги, потерявшего ребёнка и, что ещё хуже, лишённого возможности забеременеть снова, и лекарство прекратило казаться таким страшным. Тэхён опустил взгляд на тёмно-коричневый настой, горько пахнущий незнакомыми травами и, прикрыв тяжёлые веки, спросил: — Оно безопасно? Оно не лишит меня возможности иметь детей? — Неужели ты думаешь, что я дал бы тебе отраву? — резко спросил Чонгук, разозлённый недоверием Тэхёна. Понимая, что с каждым словом лишь сильнее портит императору настроение, Тэхён не стал больше медлить и выпил лекарство. Горло обожгло острой горечью. Омега закашлялся. Главный евнух Ли тут же протянул ему блюдце с Ма Чиу, но Тэхён оттолкнул его руки и, упав на подушки, спрятал лицо в жёлтом шёлке. Разумом он прекрасно понимал, что теперь его имя не будет занесено в книгу Учета драконового семени, а это значит, что он не навлечёт на себя гнев вице-Императора. Понимал, что Сын Неба настолько сильно возжелал его, что пошёл против своих же принципов. Понимал, что смог разжечь в нём сильное чувство. Всё это можно было бы считать победой, если бы Тэхёну не было так больно. Это острое, впивающееся ледяными осколками, чувство было ему ранее незнакомо. Это был совершенно особенный процесс. Тэхён замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Странный человек, даже боль была ему интересна.

***

Чтобы вышить искусный цветок, нужны ловкие пальцы, глаза, способные видеть прекрасное и яркое воображение. Именно поэтому в швейном отделе работали только омеги. Они изо дня в день склонялись над станками или небольшими вышивками у себя в руках, создавая невероятной красоты наряды, которые избранники Его Величества надевали, желая блистать ярче всех, и небрежно портили, опрокидывая на дорогую ткань чашку с чаем или цепляясь подолом за ветки деревьев в саду. После такой небрежности наряд снова возвращался в швейный отдел, где омеги с потускневшими от усталости и грусти глазами чинили их. С рассвета до заката, каждый день в году, по всему зданию, не переставая, разносилось мерное постукивание ткацкого станка и поскрипывание деревянных скамеек. И сейчас, ранним утром, когда солнце ещё не успело подняться на небосвод и осветить золотые крыши дворцов, в швейном отделе уже горели свечи и омеги, держа в руках тонкие иглы усердно работали. Дэмин зашёл в небольшой павильон и, оперевшись спиной на большую, тёмно-пурпурную, колонну, стал ждать. Морозный воздух забирался под ворот синего халата, заставляя ёжиться от холода. В душе у него застыла такая же стужа зимнего утра. Темно и холодно. Хотелось заснуть, но спать нельзя. Дэмин запрокинул голову, заглядывая в черноту небесной глади над собой. Небо было пустым. И сколько он не пытался разглядеть в нём звёзды, их не было. Как и не было смысла горевать по тому, кто никогда бы не стал принадлежать ему. Эти чувства с самого начала были бессмысленны и бесполезны. Дэмин покачал головой, пытаясь вернуть мысли в нужное русло. Жизнь продолжалась, и у него был приказ, который он должен выполнить. Дэмин знал, достать информацию о том или ином слуге в Дальнем дворце было не сложно. Главное — знать, у кого спрашивать. Именно это и привело его в небольшой павильон на задворках швейного отдела. Здесь обитал очень особенный житель Запретного города. Тяжёлые ворота швейного отдела приоткрылись, и в узкую щель проскользнула невысокая фигура. Заметив Дэмина, фигура стала быстро приближаться, позволяя разглядеть тёмно-синий халат с вышитой на груди серебряной иглой и вдетой в неё жёлтой нитью. В первую секунду тонкокостный юноша мог показаться омегой, но стоило ему подойти ближе и становилось абсолютно понятно, что он бета. Утренние сумерки придавали острым чертам его лица лёгкую гротескность, а хищные глаза с резко взлетающими вверх наружными уголками выдавали подкованного в дворцовых интригах и знающего подноготную Запретного города человека. — Сюймин, — Дэмин склонил голову, приветствуя евнуха. Сюймин растянул губы в змеиной улыбке и, задумчиво склонив голову вбок, обронил: — Ты так настаивал на нашей встрече, друг мой, не трать время на формальности, говори. Дэмин нахмурился, слыша неприкрытую усмешку в последних словах. Отстранившись от холодящей кожу колонны, он медленно подошёл к Сюймину. Евнух был на полторы головы ниже его. — Ты ведь никогда не упускаешь возможности улучшить своё положение, — начал Дэмин, заглядывая в смеющиеся глаза сверху вниз. Он знал, этот человек не откажется нажиться на чужой беде. — У меня есть к тебе очень выгодное предложение. Вей Сюймин был на редкость интересным человеком. Попав в Дальний дворец в качестве евнуха в тринадцать лет, он сразу же обратил на себя внимание Вдовствующего вице-Императора. Сюймин обладал прекрасным талантом, он умел вышивать лучше любого омеги. Птицы на его нарядах почти летали, а из волн, струящихся по подолу платьев, с каждым шагом то выпрыгивали, то снова скрывались под водой чудесные рыбы. Вдовствующий вице-Император, всем сердцем любящий красивые вещи, не обращая внимания на дворцовые правила, отправил юного евнуха работать в швейный отдел, где он должен был шить наряды лично для него. Игла с золотой нитью на его халате, была отличительным знаком, который не носил ни один омега в швейном отделе. Но Дэмин знал, Сюймин не ограничился шитьём. Он занимался очень опасным, но вместе с тем и очень прибыльным делом — контрабандой. Люди в Пекине, да и во всей Поднебесной в целом, с великим трепетом относились к вещам из Запретного города. Они готовы были за баснословные деньги покупать туфли с обломанными каблуками, гребни в которых прилично не хватало зубцов, разбитые блюдца и погнутые шпильки, если их убеждали в том, что эта вещь принадлежала какому-нибудь супругу или самому вице-Императору. Если в Запретный город простой смертный мог попасть несколькими путями, то вход в Дальний дворец был закрыт для большинства альф, не относящихся к императорской семье. Поэтому-то так и ценились заколки и шпильки, фарфор и туфли из гарема. Это была призрачная возможность прикоснуться к чему-то запретному и сокровенному, на секунду покуситься на то, что принадлежит Великому дракону. Сюймин всегда с презрением относился к таким альфам. Они казались ему до омерзения слабыми в своей зависимой потребности самоутвердиться, присвоив себе туфлю незнакомого наложника, но эти альфы приносили ему хороший доход, и он продолжал с вежливой улыбкой на губах удовлетворять их тайные желания. Конечно, если информация о такой порочащей честь императорской семьи деятельности дойдёт до Его Величества, Сюймина и всех его сообщников подвергнут самой болезненной казни, но слуги Запретного города привыкли ходить по краю. Здесь можно было умереть и за меньшие провинности. Рано или поздно к этой мысли просто привыкаешь и начинаешь искать выгоду. — Очень выгодное предложение, — протянул Сюймин, продолжая улыбаться. — Мне нравятся эти три слова. Дэмин усмехнулся. — Всё просто, — начал евнух, ещё больше сокращая расстояние между собой и Сюймином. Тот не шелохнулся. — Мне нужна информация о Хоёне — это омега, служивший Наложнику Ки. Сложность в том, что он уже мёртв, но мне всё равно нужно знать, как он попал в Запретный город, кто помогал ему продвинуться здесь, из какой он семьи, были ли у него братья и если были, то, где они сейчас. — Ого, — Сюймин удивлённо приподнял брови. — Если бы ты не сказал, что этот слуга уже мёртв, я бы подумал, что ты влюбился. Дэмин никак не отреагировал на шутку евнуха. — Да и зачем тебе! — вдруг воскликнул Сюймин, растягивая губы в поистине дьявольской улыбке. — Ведь твоим сердцем давно завладела кристальная искренность. Дэмин почувствовал, как внутри всё оборвалось от этих слов. Он сжал ладони в кулаки, пытаясь сдержать заклокотавшую в нём ярость. — Не неси чушь, — отрезал евнух. Зрачки в его глазах расширились настолько, что почти полностью перекрыли радужку, но в утренних сумерках это было абсолютно незаметно. Сюймин тихо рассмеялся, проведя языком по нижней губе. Лицо его вмиг приобрело хищное выражение. Взбешённый, горевшим в глазах напротив превосходством, Дэмин шумно втянул в себя воздух, пытаясь успокоиться. — Я просто предупреждаю тебя, Дэмин, — Сюймин развёл руки в примирительном жесте. — Птички поют, смотри, как бы их песни не долетели до дворца Небесной чистоты. — Кто? Сюймин приподнял брови и, придав своему лицу невинное выражение, сказал: — Я же говорю, птички. Ты совершаешь огромную ошибку, пропуская мимо ушей их чудесное щебетание. Впрочем, — он положил ладони на плечи Дэмина, ласковым движением поправляя его воротник, — вернёмся к твоему мертвецу. В чём заключается моя выгода в этом сомнительном мероприятии? Дэмин нахмурился, пытаясь настроить себя на мирный лад. Выбить собеседника из колеи, смутить или взбесить, чтобы потом резко перевести тему и начать доминировать в разговоре — в этом был весь Сюймин. Дэмин был уверен, если бы судьба была более милосердна и не сделала его евнухом Запретного города ещё в далёком детстве, Сюймин добился бы очень многого в этой жизни. — Это не всё, что мне от тебя нужно. Я хочу, чтобы ты нашёл способ поддерживать со мной связь, когда двор отправится в сад Совершенства и чистоты. Взамен я буду снабжать тебя вещами из дворца Скрытых глубин, скажем, — Дэмин на секунду замолчал, обдумывая их с Тэхёном возможности, — Четыре вещи в месяц, до нашего возвращения в Запретный город. — Пять, — нетерпящим возражений тоном отрезал Сюймин. Лицо его преобразилось, приняв выражение умелого дельца. Он тоже просчитывал в уме выгоду и все риски, которые может принести эта сделка. — И каждый месяц в вещах должно быть минимум одно украшение и два предмета гардероба. Вещи не должны быть новыми. Нужно, чтобы было заметно, что твой господин ими пользовался, но и совсем поношенные дорого продать не получится. Выбирайте что-то среднее. Он замолчал, кинув хитрый взгляд на Дэмина и широко ухмыльнулся. — Если настанут тяжёлые времена, и твой господин не сможет отдать украшения, сойдёт и нижнее бельё. — Да как ты смеешь! Дэмин дёрнулся, бросив на евнуха разъярённый взгляд, и сделал шаг вперёд, намереваясь схватить Сюймина, но тот ловко отскочил назад. — Ладно-ладно, успокойся, — он снова поднял руки в примирительном жесте. — Я знал Хоёна. Говорят, этот мальчик очень настырно не хотел умирать. Великому фениксу это не понравилось, — засмеялся Сюймин, а Дэмин вздрогнул и обернулся, внимательно оглядывая округу. К счастью, поблизости никого не было. — Думаю, расстаться с нижним бельём легче, чем расстаться с жизнью, не выполнив приказ главы Дальнего дворца. Дэмин поморщился. Он чувствовал себя беспомощным рядом с человеком, которому было известно абсолютно всё, что происходит в Запретном городе. Иногда ему казалось, что Сюймин и правда понимает птиц и отправляет их шпионить за всеми вокруг, иначе, как объяснить его осведомлённость во всех, даже самых тайных делах великих господ. — Договорились? — поторопил его Сюймин, протягивая узкую ладонь с исколотыми острыми иглами пальцами. — Хорошо, договорились, — выдохнул Дэмин, пожимая евнуху руку. Сюймин уже собирался вернуться в швейный отдел, но его остановил оклик Дэмина. — Я надеюсь, ты помнишь, что слишком голосистым птицам в Запретном городе сворачивают шеи, — не повышая голоса, предупредил евнух.

***

— Единственный способ стать умнее — играть с более сильным противником, — произнёс вице-Император, забирая у Тэхёна очередной чёрный камень для игры в Го. Омега нахмурился, рассматривая доску, главенство на которой заняли белые камни. Он проигрывал. В Дальнем дворце каждый наложник, после первой ночи с Его Величеством был обязан прийти к вице-Императору и засвидетельствовать ему своё почтение. Тэхён не был исключением. Он вернулся во дворец Скрытых глубин рано утром, только чтобы переодеться и сразу же отправиться к вице-Императору. К большому удивлению Тэхёна, их встреча довольно быстро переросла из традиционных поклонов в главном зале дворца Земного спокойствия в мирную игру в маленькой гостиной, от которой у Тэхёна остались только плохие воспоминания. Именно здесь меньше суток назад он получил самый страшный приказ в своей жизни. — Ты совсем не собран, — Шэлань недовольно покачал головой, снова забирая чёрный камень с доски. — Наверное, жестоко с моей стороны заставлять тебя играть со мной после столь выматывающей ночи. Он склонил голову, окидывая омегу внимательным взглядом из-под полуопущенных ресниц. Тэхён растянул губы в немного нервной улыбке. — Нет, Ваше Величество, — тихо сказал он. — Дело не в усталости. Просто моё мастерство никогда не сможет сравниться с вашим. Шэлань усмехнулся, откинувшись на спинку кресла и задумчиво проведя золотой защитой для ногтей по чёрному камню. Тэхён никогда ещё не встречал таких омег. Вице-Император рождал в душе каждого смотрящего на него страх, переплетённый с клокочущим в сердце восхищением. Он держал в своих руках невероятную власть и в тоже время являлся заложником Дальнего дворца и накинутого на него золотой вуалью образа вице-Императора. Шэлань был подобен ласточке, которую насильно выкрасили в золото и подожгли, чтобы она сияла словно феникс на небосводе. Страшное и одновременно с тем восхитительное зрелище. Насмешка судьбы заключалась в том, что ни фениксов, ни драконов никогда не существовало в природе. Ими нельзя было родиться — только стать. И сейчас Тэхён понимал, какой глупостью было думать, что Чонгук с самого начала был рождён драконом. Он вспомнил, какие будоражащие душу чувства захватили его, когда на третьем испытании он зашёл в парадный зал и увидел освещённого огнём сотни свечей императора Цяньлуна. Тэхён не мог тогда и представить, что на троне может сидеть кто-то другой, но сейчас, он понимал, императором мог стать каждый из тех кронпринцев, которых он видел на праздновании Лунного Нового года. И следующим императором сможет стать любой из сыновей Его Величества. Потому что дракона можно выточить из себя, переламывая собственные кости, растягивая мышцы и выращивая из собственной боли, переплетённой с холодной жестокостью, крылья. И эта мысль взращивала в нём сильную надежду и яркую цель. Тэхён сложил руки на животе, гуляя задумчивым взглядом по выточенным, словно из мрамора, чертам вице-Императора. Омега понимал, Шэлань не позволит ему родить ребёнка, но разве для того, чтобы сделать это, нужно спрашивать разрешение? — Ты слишком молод, чтобы говорить никогда, мой милый, — глаза вице-Императора опасно сверкнули. — Да и откуда такая неуверенность в своих силах? Ты встретил Его Величество, когда возвращался из моего дворца. У вас состоялся непродолжительный разговор, после которого Император решил перевернуть твою именную табличку. Мне стоит беспокоиться? На секунду омега задержал дыхание. Вице-Император умело расставлял акценты, напоминая Тэхёну, в чьей власти он находится. Ничто в Дальнем дворце не проходило мимо него. Здесь он был хозяином и господином. Тэхён нервно прикусил щёку изнутри и, не глядя, сделал ход. Ему было не по себе из-за того, что в этот раз рядом с ним не было Дэмина. Когда омега вернулся в свой дворец, слуги сообщили ему, что евнух ушёл сразу же после того, как он отправился к императору и до сих пор не вернулся. Тэхён бы не злился на него так сильно, если бы Дэмин своим внезапным исчезновением не оставил его наедине с вице-Императором. Шэлань же связал потерянность омеги со своей угрозой и позволил довольной улыбке скользнуть по губам. — Ваше Величество, — Тэхён склонил голову, выражая свою покорность. — У меня и в мыслях не было расстраивать вас. — Я надеюсь на это, — сказал вице-Император, забрав с доски последний чёрный камушек и заканчивая игру. Тэхён проиграл. — Как бы то ни было, ты омега Его Величества и обязан служить ему. Просто запомни, я не расстроюсь ровно до тех пор, пока твоё имя не появиться в книге Учёта драконового семени. Мы поняли друг друга? Тэхён придал своему лицу еще более смиренное выражение и, опустив глаза на нервно сцепленные на животе руки, прошептал: — Да, Ваше Величество. Когда Тэхён вышел из дворца Земного спокойствия он почувствовал себя совершенно обессиленным. Ему захотелось упасть на ближайшую скамейку и подобно омегам из пьес и романов воскликнуть, что он ужасно болен, что у него совершенно не осталось сил и что он больше ни на что не способен. Он мог бы вернуться в свой дворец и вызвать лекаря. Его Величеству сообщили бы о его недомогании и возможно император даже пришёл бы его проведать или же прислал главного евнуха Ли, но, к сожалению, Тэхён не мог себе этого позволить. Он прекрасно осознавал, что его желание притвориться больным не что иное, как потребность спрятаться и прекратить бороться. Желание вернуться в тихий, уютный мир Скрытых глубин, в который его невольно окунул Юнги, когда решил поселить неугодного ему омегу на задворках Запретного города. Но этого мира больше не существовало. — Господин, мы возвращаемся во дворец Скрытых глубин? — спросил Тэхи, с беспокойством оглядывая погружённого в свои мысли омегу. — Нет, — Тэхён резко мотнул головой, чувствуя, как начинает ломить виски. — Мы пойдём к Чимину. — К Супругу Пак? Не лучше ли вам отдохнуть, после столь изматывающей ночи? А если Его Величество решит снова вас призвать? Вам нужно выспаться для того, чтобы выглядеть достойно. — Нет у меня времени спать, Тэхи, — на ходу бросил Тэхён. — Буду слушать тебя и всю жизнь просплю. Где мой Дэмин? Тэхи поджал губы. — Я забочусь о вашем здоровье. — Я задал тебе вопрос. — Не знаю, где его носит. Он с прошлого вечера не появлялся во дворце Скрытых глубин. Вчера, как вы ушли, Дэмин сначала, по комнатам слонялся, в вашу гардеробную заходил, всё считал что-то, а потом пропал. Тэхён резко остановился и развернулся, впиваясь в Тэхи раздражённым взглядом. — О чём это ты говоришь? В краже Дэмина обвинить пытаешься? — Нет, господин, — слуга отступил, склоняя голову в извиняющемся поклоне. — Я просто сказал, что это странно. Обычно Дэмин так себя не ведёт. Тэхён нахмурился и покачал головой. Зимнее солнце неуловимыми бликами пробежалось по лицу Тэхи, отражаясь от золотых украшений в волосах его господина. — У меня и так мало друзей в Запретном городе. Я не стану подозревать ещё и Дэмина. Он предан мне. — Хорошо, господин, я больше не заговорю об этом. Дворец Спокойствия находился совсем недалеко от Императорского сада. Тэхён шёл медленно, блуждая в своих мыслях и время от времени окидывая взглядом причудливой формы камни. Вдали виднелся холм Накопленного изящества. На секунду Тэхёну показалось, что его снова окутал аромат шафрановых чернил. Он поднёс своё запястье к носу, пытаясь уловить на коже запах альфы, но его не было. Всё вытеснили душистая ванна и благовония, которыми слуги обкурили его одежду. О долгой ночи с императором напоминали лишь небольшая ломота в теле и горький привкус настоя на языке. Сколько бы Тэхён не пытался смириться с решением альфы, его всё равно продолжала грызть обида. Он прикусил губу и, кинув последний взгляд на холм Наполненного изящества, отвернулся. Во дворце Спокойствия его встретил личный слуга Супруга Пак — Фэн. Он окинул Тэхёна долгим взглядом и недовольно поджал губы. — Приветствую Придворного Ким, — протянул он, поклонившись. — У Супруга Пак сейчас гости, не могли бы вы прийти в другое время? Тэхён не знал почему, но Фэн невзлюбил его с самой их первой встречи у паланкинов, внёсших их с Чимином в Дальний дворец. Он сжал зубы, не собираясь терпеть пренебрежительное отношение ещё и от слуги. Приблизившись к омеге, Тэхён прищурил блестящие превосходством глаза и, растянув губы в насмешливой улыбке, произнёс: — Ты сейчас же начнёшь выполнять свою работу и оповестишь Супруга Пак о том, что к нему пришёл ещё один гость. Иначе, клянусь, я сделаю всё, чтобы тебе всыпали пару десятков палок. Фэн отступил. На лице его отразились удивление и растерянность. Казалось, он ожидал от Тэхёна всего что угодно, но не насмешливо пренебрежительного отношения к его неприязни. Тэхён смотрел на него холодными, наполненными осознанием собственной власти, глазами, и под этим взглядом Фэн почувствовал себя чем-то совершенно незначительным. Сделав ещё несколько шагов назад, слуга резко развернулся, взмахнув подолом ципао, и скрылся за дверьми. Вернулся он уже с Чимином. — Тэхён, — воскликнул омега, ласково улыбаясь неожиданному гостю. — Ты так давно не приходил ко мне. — Не преувеличивай, — растягивая губы в ответной улыбке, сказал Тэхён. — Мы виделись на празднике всего три дня назад. Чимин взял его за руки и недовольно сморщил маленький нос. — А мне казалось, что прошла вечность. Ты за эти три дня многое успел сделать, — омега игриво поднял брови, намекая Тэхёну на ночь с императором. — Тебе всё-таки удалось стать тем самым исключением, о котором мы с тобой говорили. — Да, удалось, — Тэхён позволил лёгким ноткам гордости промелькнуть в своём голосе. С каждым днём, проведённым в Запретном городе, ему всё лучше удавалось менять маски на своём лице. Тэхён не чувствовал большого удовлетворения от ночи, проведённой с императором, но ему легче было разрешить сотню раз ударить себя по лицу, чем позволить кому-либо узнать о том, что горечь проклятого отвара до сих пор разъедает слизистую его рта. — Мне сказали у тебя гости. — Да, ко мне пришёл Супруг Сун. В последнее время мы с ним весьма сблизились. — Супруг Сун? — удивился Тэхён. — Не слишком ли он стар для тебя? Чимин не сдержался и громко рассмеялся. — Стар? — прошептал омега. — Смотри, чтобы он этого не услышал. А вообще, это очень полезное общение. Знаешь, как говорят, хочешь стать учёным — общайся с учёными, хочешь стать лекарем — общайся с лекарями. А хочешь забеременеть — общайся с тем, у кого больше всего детей. Тебе, кстати, это тоже полезно. Тэхён почувствовал, как от натянутой улыбки сводит скулы. Меньше всего он сейчас хотел говорить о детях. — Ерунда, как общение с Супругом Сун поможет тебе забеременеть? Для этого нужно ночи с альфой проводить, а не с омегами болтать, — не сдержавшись, резко ответил он. — Какой стыд! — воскликнул Чимин, предпочитая не замечать резкость друга. Легонько пихнув Тэхёна плечом, он взял его под руку и деланно недовольно проворчал. — Вечно ты говоришь, то, о чём благовоспитанному омеге не стоит даже думать. — Как бы тебе ни не нравились мои слова, это правда. — Я знаю, — на секунду Чимин всё же перестал улыбаться, его глаза потускнели, а между бровей залегла глубокая морщинка. Заметивший эти перемены Тэхён отвернулся. Ему не хотелось видеть, как безупречная маска на лице его друга дала трещину. Тэхён не желал сейчас думать о чувствах других людей, а встреться он в этот момент с Чимином взглядом, по долгу дружбы ему бы пришлось поговорить с ним о его терзаниях. К счастью, уже через несколько секунд Чимин взял себя в руки и, мотнув головой, вернул на лицо яркую улыбку. — Пошли же, я вас познакомлю. Гостиная дворца Спокойствия почти не изменилась. Единственным, кто поменял своё месторасположение был большой круглый стол. Теперь он стоял возле окна. Его покрывала ярко-голубая скатерть, на которой стоял красный чайный сервиз, состоящий из круглого чайника с маленьким носиком и тонкой чёрной ручкой и небольших закруглённых чашечек. Подойдя ближе, Тэхён разглядел на фарфоре иероглифы «счастье» и «здоровье». Вокруг чайного сервиза расположились блюдца со сладостями и вазочки с фруктами. Супруг Сун сидел на резном кресле с тремя мягкими подушками. В одной руке он держал дольку мандарина, а в другой небольшую книжку, мягкую обложку которой он заломил настолько сильно, что у Тэхёна, всегда бережно относящегося к любым книгам, зачесались руки забрать несчастную и вернуть на полку. Когда Супруг Сун всё же соизволил поднять голову и оторвать взгляд от книги, Тэхён низко поклонился. — Приветствую вас, Супруг Сун. — Можешь встать, — разрешил омега, откладывая книгу в сторону. — Думаю, я должен поздравить тебя, Придворный Ким, этой ночью тебя не мучило одиночество. — Моя удача не сравнится с вашей, — Тэхён на секунду опустил взгляд на живот омеги. Срок был маленький и невооружённым взглядом беременность было не разглядеть, но против этого ребёнка уже ополчился хозяин Дальнего дворца. Тэхён почувствовал, как ком нервов встал поперёк горла и отвёл взгляд. В груди потяжелело. Он должен был уйти сразу же, как узнал, что Супруг Сун в гостях у Чимина. — Не недооценивай свою удачу, Придворный Ким. У тебя было ещё слишком мало времени проверить её в действии. — Садись, — Чимин подтолкнул Тэхёна к свободному креслу, положив на него две подушки со своего и обернувшись к стоящему у входа в гостиную Фэну, приказал. — Принеси Ма Чиу. Фэн поклонился и вышел. Тэхён почувствовал, как от такой ненавязчивой заботы в его груди разливается тепло. Чимин взял небольшой чайник и, налив Тэхёну чаю, повернулся к Супругу Сун: — Вам налить ещё чаю? — Нет, благодарю, — омега улыбнулся, взяв ещё одну мандаринку и откинувшись на спинку кресла. — Как ты думаешь, Чимин, Его Величество, даст твоему другу титул? Чимин нахмурился, переведя обеспокоенный взгляд с Супруга Сун на Тэхёна. — Его Величество уже дал Тэхёну титул Придворного Первого ранга. Супруг Сун на это лишь тихо рассмеялся. — Я говорю о титуле Благородного Господина. — На всё воля Его Величества, — видя растерянность Чимина, ответил за него Тэхён. — Он единственный Сын Неба. Только ему решать, кто и чего достоин. — Какие правильные слова, — усмехнулся Супруг Сун. — А что же на счёт вас? — резко перевёл тему Тэхён. — Говорят, вице-Император предложил Его Величеству повысить вас до Благородного Супруга. — Если это случится вы станете влиятельней Благородного Супруга Мин. — поддержал тему Чимин, взяв из вазочки мандарин. — В отличие от него, у вас есть дети и скоро родится ещё один. — Как сказал Придворный Ким, на всё воля Его Величества. Они проговорили до вечера. Супруг Сун рассказал Чимину и Тэхёну о жизни в саде Совершенства и Чистоты. Правила там были мягче, а жизнь свободней. Весь сад состоял из цветочных холмов и лотосовых озёр, через которые было перекинуто больше сотни причудливо изогнутых мостов. В летнюю жару там можно было поплавать на больших закрытых лодках, наслаждаясь пением птиц и свежестью чуть влажного воздуха, а осенью полюбоваться долгими дождями в беседках и павильонах. Сад Совершенства и Чистоты называли местом, где живёт Бог Небес. Его любили и им восхищались. Тэхён же, слушая Супруга Сун, время от времени кидал потерянный взгляд на его живот и понимал, что даже самые прекрасные пейзажи не смогут оправдать того, что он собирался сделать. Когда, распрощавшись с Супругом Сун и Чимином, Тэхён вместе с Тэхи вышел из дворца Спокойствия, его встретил Дэмин. Он стоял возле ворот, рядом с ещё четырьмя евнухами, несущими паланкин. Увидев своего господина, Дэмин склонил голову и Тэхён, казалось, впервые за несколько часов искренне улыбнулся. — Дэмин, — прошептал омега, подходя к евнуху. — И где же ты был целый день? — Вы, наверное, устали, господин. С вашего позволения я всё расскажу вам, когда мы вернёмся во дворец Скрытых глубин, — произнёс евнух, протягивая Тэхёну руку. — Позвольте вам помочь. Тэхён кивнул, вкладывая свою ладонь в тёплую руку Дэмина. Евнух провёл его до паланкина и помог сесть. Это был очень сложный и насыщенный событиями день. Из-за почти полностью бессонной ночи глаза омеги закрывались, а мерное покачивание паланкина было лучшей колыбельной. Ветер гулял меж веток деревьев, иногда залетая к Тэхёну через покачивающуюся синюю шторку, и заставлял ёжиться. Голова тяжелела, и омега мечтал только об одном: поскорее добраться до своей кровати. А во дворце Скрытых глубин Тэхёна ждали подарки от императора, самым главным из которых был так понравившийся ему журавлиный веер на высокой подставке.