Наполняя теплом

Глубокая ночь. Из распахнутого окна ярко светит белая луна, освещая тёмную комнату. Ветер приятно колышет короткие, персикового цвета, волосы, забирается в корни своей прохладой, отчего по телу проходится приятная дрожь. Итадори внимательно изучает свои запястья, на которых видны неглубокие, но довольно видные порезы. На глаза проступают невольно капли слёз, парень останавливает их, зажмуривая крепко глаза. В какой момент он начал этим заниматься? Помнится плохо — возможно, это было весной. Вокруг была белая плитка, взгляд был устремлён куда-то в неё, в пустоту, пока дрожащая рука держала крепко лезвие. Юджи провел диагональную линию по руке, сжимая сильнее в другой. Из раны покапали мелкие капельки крови, вслед за ними прозрачные, блестящие при белом свете, слёзы. Юджи вспоминал каждые свои ошибки, каждый свой неверный шаг в его жизни, существовании, причиняя медленно себе боль, пока рука не защипала, прочищая разум. Парень в панике откинул лезвие на пол, открывая кран и пуская под неё слабо кровоточащую руку. Вымотанно перебирая ногами, он добрался до комнаты, достал из тумбы бинты и перемотал свежие раны. Откинулся на кровать лицом в подушку, не думая ни о чём, только тело слегка подрагивало в истерике. И так он уснул. Это продолжалось не ежедневно. Но как только Итадори чувствовал себя ужасно, неуверенно, ненавидя себя и желая причинить себе боль, он закрывался в незаметном для посторонних месте (например — туалет), доставал из кармана лезвие и резал, не глубоко, жалея себя слегка. Возвращался к друзьям с красными глазами и вымученной, но такой искренней, улыбкой. Кугисаки только виновато поджимала губы, желая спросить товарища, что не так, но не находила либо слов, либо сил поинтересоваться. Переминаясь с ноги на ногу, она в мыслях снова сдалась и поплелась с ребятами на перекус, махнув воздуху рукой. Фушигуро внимательно не сводил взора с Юджи, пряча взгляд за мелкими чёрными прядями — за длинными, чёрными ресницами — держа руки в карманах. На его лице проступали эмоции сочувствия и желания помочь, тонкие брови смещались к переносице. Неуверенно он протягивал руку к плечу товарища, но мгновенно одёргивал. Итадори слышал грустный вздох у себя за спиной. Прохлада приятно очищает голову от таких ненужных сейчас мыслей. Парень потирает двумя пальцами веки, надаваливая на них, вызывая белые искры перед глазами. Итадори смотрит на луну — она выразительно светила: тот даже защурился, пристально вглядываясь в неё, как на солнце. Глаза заслезились. Юноша усмехнулся — больная голова была благодарна Рёмену за то, что тот не пытался добавить ни одного едкого комментария — даже когда Итадори накладывал на себя руки, Сукуна держался молчком — слух наслаждался расслабленно тишиной, какую прерывал лишь сухой шелест листвы. Звёзды были видны отчетливо, освещая пустующую улицу вместе с тепло светящими фонарями — точно разведённый костёр — они горели ярким, апельсиновым светом. Шершавая рука взметнулась вверх, очертила изящным круговым движением полную луну, пальцы прошлись по горящим звёздам и опустились на волосы. Итадори тревожно сжал на голове мелкие — нежного, розового цвета, словно поздняя, цветущая сакура (слегка завявшая) — пряди волос, устремляясь взором в деревянный пол. Ночь сегодня была по истине спокойной. Но та не придавала того же легкого успокоения и Юджи, который, подавляя нервный смешок, держался — в непонимании — за волосы. Хотелось вырвать те в клочья, сжечь в ярком пламени и растоптать пепел в мелкие щепки. От подобных размышлений мурашки пробежали по телу, Итадори вздохнул, вставая с пола и потянувшись всем телом; он встряхнул бодро головой, зажмуриваясь. Парень вздрогнул, почти подпрыгнул, когда до его ушей дошли три ленивых стука в дверь. Юджи обернулся на ту удивлённо, не зная, куда себя девать — голова думала плохо (ночь, все же), тот лениво поплёл к незапертой двери, открывая её на немного. В проёме показался Фушигуро: растрёпанный, сонный, «по-домашнему уютный» — подумал Итадори, в мыслях усмехнувшись. На нём была тёмно-серая футболка, не закрывающая отчётливо видные ключицы.  — Тебе нужно больше есть, — невольно сорвалось с языка. Итадори прыснул слабым смешком, — что такое, Фушигуро?  — Не спится. — тихо поведал брюнет, медленно моргая густыми ресницами. Юджи засмеялся громче, кладя руку на живот. Парень за порогом только неловко перебирал ногами, нахмурившись и размышляя, что же такого смешного он сказал.  — Прости, — с выдохом выдал тот, открывая двери пошире, — не понимаю, почему ты пришёл именно ко мне, но я тебя не выгоняю — проходи. Благодарно кивнув, Фушигуро прошёл в тёмную комнату Итадори, который не стал включать свет — и не нужно было — просто сел на кровать, хлопая по месту рядом с собой. Мегуми с досадой подметил на руках товарища довольно свежие, проявившиеся в свету лунного света, раны, хмуря тонкие брови сильнее. Не зная, как бы правильно начать диалог, дабы не спугнуть Итадори, он молча присел подле него, незаметно поёрзав. Они сидели лицом к открытому окну, ветер пробирался к брюнету под футболку и тот вздрогнул всем телом на месте. Юджи едва подавил смешок, видя друга таким милым и беззащитным в какой то степени.  — Мне тоже не спится, — мечтательно протянул Итадори, разминая с хрустом шею, — я смотрел на ночное небо. Луна сегодня красивая, не правда ли? Мегуми вздрогнул, искоса глядя на того и непонимающе сощурился, решая промолчать на данный выпад.  — Может быть, — смутившись, он опустил голову, — я не об этом хотел говорить.  — О? Прости. — Итадори понимающе приподнял уголки губ, наклонив голову вбок и глядя, выжидая чего-то, на Фушигуро. Фушигуро замялся и, прочистив горло, шёпотом неловко произнёс:  — Итадори, — и вздохнул, — руки… Распахнув глаза, Итадори, похоже, совсем забыл об усталости, своём вымотанном состоянии. Такой реакции боялся Фушигуро: испуга. Парень опустил голову вниз, не желая смотреть в сторону товарища, который, похоже, подорвался, ведь от места рядом не веяло приятным теплом. Тот накинул на себя толстовку, присел молча рядом, глядя на Мегуми с опаской.  — Эй, — Мегуми плавно повернулся в сторону Итадори, кладя тому легким движением на плечо руку, — успокойся. Если не хочешь, не отвечай. Я просто… «Волнуюсь» — закончил он про себя, посмеявшись нервно таким мыслям.  — Спасибо, — Юджи в понимании кивнул, кладя свою ладонь на руку Мегуми, предотвращая то, что он отстранится, — я не подумал, выходя к тебе в футболке, ха-ха. Мегуми, раздражённо вздохнув, придвинулся ближе, удобнее располагая руку: он обвил ей смущённо спину Итадори, который совсем был не против подобного, несколько интимного, жеста, прикрыл умиротворённо глаза, спуская свою руку на спину Фушигуро, так же. Неумело, но те обнялись, неловко, легко обвивая руками спины друг друга. Мегуми, посмелев в своих движениях, опустил руки на талию Итадори, опуская тому голову на грудь, отчего второй вздрогнул, вдохнув в панике воздух. Сердце у Юджи колотилось, как бешеное: это Фушигуро узнал, не желая отстраниться и слушать сбивчивое дыхание, чувствовать, как вздымается грудь, как стучит его сердце. Фушигуро почувствовал такую расслабленность, такой покой — счастье — просто находясь в объятьях Итадори. Он понял, что в последнее время ему совсем трудно удаётся уснуть: его мучают, бывает, кошмары, связанные с Цумики. Не удержавшись сидя, Юджи повалился назад, а за ним и удивлённый таким резким изменением Мегуми, который даже и не пытался его отпустить, повалился на того, лёжа на груди и, распахнув синие — как сапфиры — глаза, уставился в пустоту.  — Ты как?.. — поинтересовался дрожащим голосом Юджи, возводя смущённый взляд в потолок. Сердце заколотилось ещё сильнее.  — В норме. Итадори провёл невесомо по спине Мегуми ладонью, оглаживая пальцами между лопатками, нарезая ими круги и пытался размеренно дышать, что пытался делать и Фушигуро, поднявшего руки повыше, к шее и перекатился в панике на бок, не желая продолжать так распускать руки. Итадори вздохнул с нотой разочарования, обернулся на друга, подпирая рукой щеку.  — Фушигуро… — тихо позвал тот, желая сохранить приятную тишину, повисшую в воздухе (и только шелест листьев нарушал её).  — Итадори, — передразнил Фушигуро, прикрывая глаза, не взглядывая в сторону Юджи. Итадори усмехнулся:  — Иди сюда, — и протянул руки. Только смущённо фыркнув, Мегуми придвинулся ближе, утыкаясь Итадори в грудь. Второй неуверенно запустил свою руку в чёрные волосы обвивая второй шею. Спустя пару секунд молчания Фушигуро выпалил:  — Толстовку сними. В неловком молчании Юджи неохотно поднялся, стянул с себя толстовку, не желая обращать внимания на раны, лёг вместе с Мегуми поудобнее: брюнет устроился у того головой на плече, проводя ладонью по внутренней стороне руки Юджи, осторожно спускаясь, оглаживая ранки, не желая навредить. Приподнявшись, Фушигуро привстал поудобнее, подхватил лёгким движением руку Итадори и прислонил к своей щеке, прижимаясь теснее, нежно. Переместил ту ниже, касаясь тонкими, мягкими губами, спустился к запястью, целовал каждый сантиметр руки и подхватил вторую, делая то же и с ней, пока Итадори, с выражением лица, полным смущения, пытался что-то сказать, раскрывая в безмолвии рот. И только смог подметить с ухмылкой, что у Мегуми очень мягкие губы, которые он хочет очертить большим пальцем, переместить руки на щёки и нежно поцеловать. Подарить тепло, счастье.  — Прости, Фушигуро, что я это сделал, — усмехнулся грустно Итадори, оглаживая рукой шею Мегуми, зарылся ей в чёрные, мягкие волосы, — не знаю, что на меня нашло.  — Я люблю… твои порезы, — пробормотал брюнет, падая на грудь Юджи и растилаясь на нём во весь рост, подобно ластившемуся, любящему ласку, коту.  — Я могу рассматривать это как признание? — засмеялся хрипло тот, не прекращая гладить Мегуми, беззлобно ассоциируя его волосы с приятной шерстью его гончих, которую тот любил постоянно ерошить. Однако Фушигуро тот гладил нежно, медленными движениями, перебирая легко пальцами.  — Может быть, — отсранённо согласился он, затихнув, перестав будто, дышать, — Юджи, не надо больше. Хватит тебе уже.  — Хорошо-хорошо, Мегуми, давай спать. Юджи понимал: проблемы, переживания и боль не улетучивались, оставались над ним, давя на него, словно гидравлический пресс, вжимая в блин и не оставляя души. Но всё же… рядом с Фушигуро он почувствовал, что кому-то нужен. Его окутывало счастье, тепло тела Мегуми наполняло его грудь приятной пустотой, плохие мысли упорхали, словно бабочки улетающие в испуге от детей, старавшихся их поймать. Похоже, те не выдержали той заботы, любви и покинули Юджи на это приятное мгновение. Он хотел завтра прыгнуть к непонимающей ничего, удивлённой Кугисаки в объятья, извиняться, за то что вёл себя так недоверчиво, отстраняясь от них с Фушигуро всё дальше. «Мы же друзья, всё-таки! Так что рассказывай нам, если что-то случилось!» — утверждал когда-то парень уверенным голосом Мегуми. И Мегуми его слушал: рассказывая о себе иногда хоть и неохотно, невзначай, бывает, но полностью доверяя. Стоит извиниться и перед ним.  — Луна сегодня… — с улыбкой начал Итадори, прижимаясь к Мегуми теснее.  — Я тоже.  — О, да, Фушигуро. Ты красивый. Не просто красивый, прекрасный, — засмеялся он, видя перед собой недовольное, смущённое выражение лица, — спокойной ночи.  — Спокойной ночи. «Я люблю тебя и твои порезы.»