Обещание Юн Бума

Прошло около месяца с того момента, как я остался один. Я помнил каждое мгновение, проведённое с ним, не мог забыть всё, что он сделал со мной, но никак не припомню его лица. Я чудесно помнил его телосложение, помнил его огромные ладони, которые стальными кольцами сжимали моё горло в очередном припадке ярости, помнил его сильную грудь, к которой он прижимал меня после причинённой боли. Я помнил его голос: баритон, от которого по моей коже пробегал рой мелких мурашек, что щипали даже кожу головы, хрипотца, от которой я машинально закусывал губу, смех, который удавалось слышать лишь в моменты выхода на люди.

Прошёл месяц с момента смерти О Сану.

Кажется, прошло достаточно времени, чтобы забыть о нём и успокоиться, продолжая проходить лечение у лучших психиатров и психологов Сеула, но его взгляд не давал мне покоя. Я чувствовал его презрительный и прожигающий взор на себе, когда ложился спать. Я отворачивался к стене, когда чувствовал, что он смотрит. Не помню его глаз, не знаю, как они выглядят, но уверен, что это он. Всегда старался не подавать виду, что знаю, что он здесь. Он бродит по пятам, рассказывая о том, как я умру. Я видел его образ в любых отражающих поверхностях, я чувствовал, как он дышит у моего уха и рассматривает своё отражение. Голова Сану всегда была повёрнута набок, чёрные впадины вместо глаз сверлили мою спину и моё лицо так бесстыже, что тут же овладевало чувство совершенной беспомощности и осознания, что бежать некуда. Я как всегда сидел на кухне, рассматривая некогда искалеченные ноги. Теперь они выглядели не так ужасно, они не были перебинтованными и изрезанными. Остались одни лишь шрамы, напоминающие о пережитом дерьме, в котором я погряз по собственному желанию. Две кости, на которые плотно натянута моя светлая кожа выглядели отвратительно. Я знал, что они были ужасными и до переломов, но сейчас это было похоже на склеенное из множества живых лоскутов месиво, сшитое из гнусных обрывков человеческого мяса. Свет луны проглядывал даже сквозь плотные шторы, меня это раздражало, до ужаса раздражало. Мне было достаточно света в помещении, удивительно. Я привык к темноте. За то ужасное время в подвале я привык к отсутствию солнечного света, единственным источником освещения тогда стала одна несчастная лампочка, которая вот-вот должна была лопнуть от перенапряжения. Свет также появлялся, когда в подвал спускался Сану, чтобы привести кого-то ещё или чтобы забрать оттуда. Тот день стал неким спасением и давал призрачную надежду на свободу, получить которую удалось пройдя лишь девять кругов ада.

Сейчас я на десятом.

Стук в дверь раздался совсем неожиданно, я никого не ждал в столь позднее время, поэтому пришлось прислушаться повнимательнее, чтобы понять точно, не является ли это плодом моей больной фантазии. Стук повторился, но в этот раз он стал настойчивей, чуть громче прежнего. Внутри всё предательски сжалось: стук не похож был на тот, которым представлялся Ян Сонбэ, нет, это точно не он. Машинально поднявшись и двинувшись в сторону входа в квартиру, я остановился у стены напротив, передумав открывать сразу же. Нужно выждать время. Удары в дверь участились, от накатившего резко адреналина пришлось вжаться в ровную кирпичную поверхность, стараясь развеять мысли, что густым туманом пробрались в голову. Она холодная, твёрдая и настоящая это ― всё реальность. Стоило потрусить головой и замахнуться, оставив на своей щеке след от собственной ладони, как все звуки вмиг утихли, не подавая никаких признаков былого существования. Я не мог отлипнуть от стены, будто она держала меня в своих цепких объятиях и не желала отпускать, одаривая каждую клеточку моего тела холодом, что болезненно жалил. Потребовалось время, чтобы бешено колотившееся сердце успокоилось и забилось в привычном ритме, казалось, ушло минут пять, чтобы нормализовать и перебитое от испуга дыхание. Кто-то просто баловался. Соседские дети до чёртиков непослушны, вероятно, они снова решили подшутить надо мной, зная, что я боюсь буквально каждого шороха. Решение посмотреть в глазок оказалось наиболее адекватным и успокаивающим, мне нужно было убедиться, что там точно никого уже нет. Я сделал несколько шагов в сторону этой злосчастной двери, и прислонился к ней аккуратно, практически бесшумно, чтобы гость по ту сторону не услышал моего присутствия, не почувствовал его, точно хищник чует свою жертву. Прикрыв левый глаз, устремил замыленный взгляд в маленькую стеклянную линзу, которая сумеет обеспечить спокойствие, но что-то подсказывало, что нагрянет оно совсем нескоро. Глупости.

Он здесь. Это Сану.

Отскочив от двери и зажав рот обеими руками, глаза расшились и в панике заметались в поиске телефона, который казался единственным спасением в данный момент. Стук в раздался вновь. Удары сильные, будто он пытается выбить эту чёртову преграду. И если он захочет это сделать, то у него обязательно выйдет. ― Бум… ― его голос раздался прямо у моего уха, такой тихий и насмешливый, хрип из-за повреждённых связок был таким мерзким и кошмарным, что невольно крик вырвался из моей груди с невероятной силой, из-за которой застучало в висках. Звук больно бился о стенки черепной коробки, издевательски напоминая о себе болезненной пульсацией. Он знает, что я здесь, он знает, что я дома. Будто вновь став ребёнком, я пугливо побежал на кухню, запирая простенькую деревянную дверь, надеясь на то, что он остановится. Как мантра в голове крутилось то, что Сану умер, что прах его я рассыпал у него дома, напоминал себе, как баловался с ним и внимательно разглядывал блядские частицы его сожжённого тела, безумно рассказывая о том, как хотел бы надеть кольцо на безымянный палец. Меня бросило в жар, но в то же время тело судорожно покрывалось липким слоем холодного пота, что ярко контрастировал с моим истинным состоянием. ― Малыш, мне больно… ― тихий шёпот в коридоре точно принадлежал Сану, а вслед за ним послышался скрежет, будто кто-то в предсмертной агонии царапал деревянную поверхность двери, ― Мне больно, Бум! Открой мне! Открой! ― безумный хохот лился дьявольской мелодией, от которой мой крик становился всё громче, ведь страх полз по моим венам мерзкими червями и добирался до мозга, поглощал меня и утягивал в свой омут. Я чувствую, как он смотрит на меня. Чувствую его желание причинить мне боль. Он рано или поздно доберётся до меня. Свет погас и расступился перед мраком, который проник на кухню так тихо и неожиданно, в то время как ощущение полной тьмы изводило меня, доводило до состояния безумства. Я итак безумен, раз слышу его сейчас. Я слышу его отчаянный вой и скрежет, слышу чередующиеся с ним удары, разовые, но безумно сильные. Я не могу шевелиться, будто скован. Ощущение, будто связали и засунули в глотку кусок тряпки, что не даёт и пискнуть. Страшно, ужасно страшно. ― Давай, Бум, открывай! ― срывается на крик, дёргая ручку двери, стараясь вырвать ту вместе с механизмом, ― Открой, маленькая тварь! Открой! Ты сдохнешь, Бум! Ты сдохнешь! ― Прекрати! Хватит! Оставь меня в покое, Сану! Оставь меня, блять, в покое! ― схватившись руками за голову, я сполз по стене и зажмурил глаза до тех пор, пока не стало больно и глаза не заныли от силы сжатия век. Он не уйдет, он доберётся до меня. Он полоснёт заточенной сталью по моей глотке и вспорет её, наслаждаясь тем, как я корчусь в фонтане собственной крови, что не даст сделать последнего вздоха, и от боли, такой острой и долгожданной для него. Руки трясутся и не дают мне закрыть уши, чтобы не слышать демонического голоса. В памяти обрывками всплывало его лицо, его нос и скулы, его тёмные брови и глаза, в которых читалась ненависть ко всему и безразличие ко мне. Я знаю, как он выглядит и помню это. ― Ты обещал сдохнуть, ублюдок! Обещал! Открой блядскую дверь, Юн Бум! ― «Ты обещал сдохнуть, ублюдок». Обещал. Я поклялся умереть и он пришёл, чтобы я выполнил своё обещание, и теперь ломится в дверь, чтобы я сделал это. В один миг всё стихло, но звук бегущей воды возник из пустоты, будто ею и был соткан, и не прекращался он ровно до тех пор, пока я не открыл глаза. На полу медленно растекалась бордовая цвета лужа, которая так была мне знакома. Кровь, от запаха которой меня всегда так сильно тошнило, а один лишь её вид напоминал о Мин Джиын, тело которой лежало, словно кукольное. Истерзанное мною. ― Открывай, Бум! Не видишь, твоему любимому нужна помощь! Открой мне, тварь! Слушая истошные крики Сану, я в панике метнулся открыть окно, чтобы впустить холодного воздуха и выветрить запах вонючего металла, что повис в комнате и прикрепился к каждой поверхности, впитался в каждое полотно и в каждую вещицу здесь. Здесь всё воняет кровью. Ставни окна распахнулись в разные стороны, а свежий поток воздуха с силой ударил в лицо, от чего я едва не поперхнулся очередным жадным глотком спасительного кислорода, который нихрена меня не спасал. Звук проворачивающейся ручки и поддавшегося открывающегося замка заставил закричать и взобраться на чертов подоконник, вынуждал в панике постараться как можно дальше отодвинуться от фигуры, что проникает в комнату. Обгоревшие пальцы хватаются за дверной косяк медленно и неспешно, в то время как моё тело в ужасе ищет выход из этой чертовщины. Я невольно обернулся и голова тут же закружилась, ведь с такой высоты видно только верхушки деревьев, которые поддавались каждому порыву ветра и следовали его наставлениям, и смотреть на них сверху-вниз было так жутко, что эффект от липкого страха и боязни упасть смешался в едкий коктейль, который насильно распространялся по моим жилам. Дверь открывалась с мерзким скрипом, а фигура Сану становилась всё более реальной, всё более узнаваемой, она обретала чёткие границы и тут же размывала их, будто сливаясь с мраком. Я чувствовал, как жгучие капли скатывались по моим щекам и спускались к горлу, которое будто перетянули канатом. Как когда-то Сану в подвале. ― Я всегда рядом, Бум. ― шёпот Сану возле левого уха становится последней моей каплей перед окончательной истерикой и роковой ошибкой: качнувшись от испуга, опора подо мною вмиг пропала и уже показалось перед глазами моё открытое окно десятого этажа. Пронзительный крик и я чувствую воздух, что мощным потоком бьёт в спину, пока я лечу вниз, стараясь уловить беглым взором хоть одну пролетающую мимо картинку, но я всё так же неотрывно разглядываю улыбающееся лицо О Сану, машущего мне рукой с распахнутого окна.

***

      Полиция и скорая суетились. Не на шутку испуганные соседи даже не думали выходить из своих квартир, чтобы с любопытством разглядывать тело погибшего Юн Бума, которое трудно было назвать телом. Кровь смешалась со всеми вылетевшими наружу внутренностями, что разлетелись по асфальту и запятнали машины, оставили следы на тротуаре и испачкали одиноко стоящие деревья, на которых также красовалось пару лоскутов его кожи. Все в эту ночь слышали его вопли, а затем громкий хруст всех костей разом, но никто не придал этому значения, спихнув на хулиганство буянящих по ночам подростков. Все слышали его последний крик:

"Сану"

― Следов взлома нет, всё нетронуто. Только дверь на кухню была закрыта. Вам есть что сказать, Ян Сонбэ? ― полицейский внимательно осматривал квартиру парня, стараясь найти хоть одну зацепку, которая смогла бы вывести их на убийцу. Ян лишь подавленно прошёлся по кухне, рассматривая каждый угол и каждую деталь. В глаза бросился голубоватый пузырек с хорошо известным содержимым, на котором было аккуратно выведено имя погибшего парня. Взяв флакончик в руку, он повертел его, подставил на свет и рассмотрел детальнее, будто старался найти что-то такое, что поможет ему. Флакон выглядел нетронутым, одиноко стоящим на полке возле холодильника, где ему явно не место. ― Юн Бум должен был их принимать от галлюцинаций. Ему выписали эти таблетки месяц назад, после того, как увезли в больницу из-за аварии. ― Сонбэ говорил вдумчиво, рассматривая идиотские таблетки, которые почему-то казались для него важной деталью. Возможно, он ошибался, но уж больно чесались руки проверить это прямо сейчас. Судорожно высыпая таблетки на поверхность мраморной столешницы, мужчина принялся пересчитывать лекарство, отодвигая по одной таблетке в сторону. ― Одна... Две… Семь… Четырнадцать… Двадцать пять… Тридцать две… Тридцать четыре. Из тридцати пяти. Это было не убийство. ― в голове будто что-то щёлкнуло, когда Яна настигло это осознание. Юн Бум не принимал таблетки всё это время, только помнится, что выпил одну при нём, в машине по дороге домой. Всё сложилось в один чёткий безумный пазл, который точно ему не нравился.

Юн Бум снова видел Сану, который не отпустит его даже после собственной смерти.

Но царапины на двери так и останутся незамеченными.