Наша песня

      В кабинете психолога пахло болью и отчаянием, которые оставались как своеобразная дань, от каждого, излившего здесь ранее душу. Оплату, которую можно было скинуть, словно изношенную накидку, тяжёлый камень со своих плеч и, казалось, освободиться от этих оков тоски и боли, но осадок в душе будет служить воспоминанием и скрестись кошкой в груди.       Антон жалел, что ему не удаётся избавиться от гнусных воспоминаний уже долгий срок. Скоро будет почти год. Последние несколько лет шли наперекосяк. Будучи подростком, он познал полную несправедливость этого напрочь прогнившего мира. Его стали гнобить за неконтролируемые чувства, который тот испытывал к однокласснику и совершенно случайно озвучил свои домыслы вслух. Это послужило поводом очередных потех для «товарищей». Вечно позитивный украинец не понимал, почему последовала такая реакция, но уже не удавалось остановить запущенный процесс и следующее, что послужило ударом для парня — ссоры родителей. Казалось, бытовые разборки, но иногда они выходили за пределы разумного, если это можно было так назвать. Ориентация сына стала новым поводом для очередного скандала и вечных споров о том, что отец давал недостаточно мужского воспитания, а мать не уследила и переборщила с вечными поблажками для своего ребенка. Блеск в глазах постепенно гас, и парень стал добивать себя занимаясь саморазрушением, заглушая очередную боль антидепрессантами, купленными на когда-то отложенные деньги. Первое время препараты не продавали без рецепта и слабенькие успокоительные, которые он мог себе позволить, неплохо справлялись со своей задачей. Но эффект закончился, и он нашел выход в нелегально купленных таблетках, которые ему удавалось приобрести в не очень приятном районе. Но они работали как надо, а значит обшарпанные стены, неприятный запах и прочую гадость можно было потерпеть, лишь бы как-то раздобыть лекарство. Родители заметили что-то неладное с сыном, когда прошло почти полгода и сразу же обратились за помощью к специалистам, но уже было поздно.       Скажи сейчас тем друзьям, что отвернулись от парня еще в начале всех его проблем, наверное не поверили бы, что вечно активный, позитивный парень, который мог завести дружеские отношения с любым человеком, будет сидеть на приеме у психолога с безжизненным лицом, не выражающим к слову ничего. — Мне не помогают ни антидепрессанты, — спустя почти четыре часа молчания заговорил Черемисин — Ни транквилизаторы.       Сидящий в кресле мужчина перекинул ногу на ногу и слегка размял плечи. Это, вроде, пятый по счету психолог, пытающийся помочь Антону вернуться к прежнему состоянию. Но все попытки оказывались тщетными и врачи попросту пожимали плечами, сожалея, что не смогли поспособствовать состоянию юноши. Данил заинтересовался этим, как утверждали все, безнадежным случаем и хотел, во что бы то ни стало, увидеть, как засияет этот парень и наблюдать за этим процессом утоляя и свой собственный интерес. — Антон, — Гаврилов аккуратно подпер голову рукой, что опиралась о стол. — Расскажи, что тебя беспокоит, что происходит в твоей голове? — Я думаю о смысле… — парень выдерживает паузу, формулируя мысли в голове в единое целое. — О смысле хоть что-то делать.       Снова выдерживает паузу, а Данил с нетерпением ждет продолжения. Редко удавалось разговорить этого паренька; заставить выдавить с него хоть пару предложений. В основном на приемах они молчали и если младшего это вполне устраивало, то Гаврилова такой расклад нисколечко не радовал. — Уже просто в бесконечный раз, гоняю туда-сюда эти суицидальные мысли. — вновь замолкает, наблюдая как психолог не сильно хмурится, потирая переносицу рукой.       Вообще, мужчина казался Антону весьма привлекательным. Ярко выраженные, острые черты лица еще в первую их встречу бросились подростку в глаза. Достаточно высокий рост и еле заметные кубики пресса, которые ему удалось разглядеть в день, когда старший пришел в серой водолазки, хотя обычно тот предпочитал рубашки, что очень даже шли к строгому образу мужчины. Часто замечал на себе задумчивый, изучающий взгляд серых глаз, цвет которых отдавал глубиной голубого оттенка, что не сразу можно заметить. — Хах, простите, что все так мрачно вышло. — усмехается младший, смотря куда-то в потолок, ведь слишком долго разглядывал Гаврилова. — Вы наверно оптимист.       Антон заметно мрачнеет. «Я ведь тоже им был». В голове проскальзывают светлые воспоминания, когда он сам не понимал ребят, стремящимся покончить с собой. Когда те твердили, что не видят смысла жить и им так трудно видеть эти едкие улыбки на лицах прохожих, слышать громкий смех где-то над ухом. Не понимал, до определенного момента. — Почему же? — Данил хмыкает — Когда-то и я был частым посетителем в кабинете психолога и, скажу, помогли мне далеко не специалисты, с кучей сертификатов. — Вы сейчас пошатываете мою уверенность, что вам как-то удастся мне помочь. — парень вновь усмехается, хмурясь и с непониманием, к чему клонит психиатр, смотрит на того. — Говорю я это, лишь потому-что хочу помочь тебе, Тоша. — старший на улыбке произносит имя младшего и тот удивляется как резко и без предупреждения, Гаврилов отбросил все формальности. — Ну и кто же тебе помог? — Черемисин замечает, что общаться с Данилом ему намного проще, чем с другими психологами, коих он раньше посещал. — Тот, кто несмотря на все симптомы, оставался рядом, — старший, до этого смотрящий в окно, перевел свой взгляд на Антона — Кто отчаянно любил до последнего.       Младший на мгновенье замирает, когда заглядывает в глаза напротив. В них было что-то ненормальное, сумасшедшее бы он сказал. «Отчаянно меня любил», парень продолжал обдумывать услышанное, прокручивая фразу на языке и вновь хмурится, очередной раз ничего не понимая, особенно то, как это связано с ним? Черемисин откидывается на спинку кресла, закинув голову вверх с прикрытыми глазами. Сейчас ему хочется побыть одному, возможно все обдумать и недалеко сидящий мужчина, что продолжал улыбаться, на самом деле никак не мешал. Почему-то, Антон начал верить, что когда-нибудь он вновь будет улыбаться и поможет ему в этом, никто иной, как Даня.