Моя панацея

Шум маленьких колесиков, еле успевавших крутиться под темп быстрых шагов Маши, сливались со всеми различными звуками воедино, образуя большой и чересчур давящий ком. Голоса дикторов, ор детей и усталые вздохи всех ожидающих проносились мимо ушей. Третьякова опаздывала. Не сильно, конечно, но очередной поток бессмысленных обвинений в самых тяжких грехах был обеспечен. И зачем приезжать на вокзал в такую рань, если поезд отправляется через целых два часа. Родители не успеют распрощаться со своими чадами за это время? Или же самих школьников будут соскребать от них, словно засохшую жвачку из-под стола? Оббегая медлительных людей и стараясь никого не задеть (хотя руки чесались проехаться по одному противному мужику), Мария чувствовала подступавшую прямо к горлу желчь. Она не разъедала изнутри, а просто выжидала момента, когда сможет выплеснуться наружу, на лицо человека, посмевшего сделать что-то не так. Всё началось с того глупого таксиста, который целую дорогу затирал девушке о своей родине, ненавязчиво предлагая поехать к нему в гости. И как бы блондинка не старалась вести себя наиболее тактично, через несколько минут она уже прижала разгоряченный лоб к прохладному стеклу, с обратной стороны которого стекали капли свежего дождя. Даже синоптики сыграли с ней злую шутку, пообещав осадки лишь в одиннадцатом часу ночи. Но время восемь, слегка промокшая Маша летит к залу ожидания, ощущая через ткань брюк сильную вибрацию телефона. Позже, дайте сначала прибежать к вам, а потом делайте со мной что хотите. Толпа низкорослых, пухленьких человечков стала виднеться в самом конце полупустого помещения. Мария знала, что основную часть их группы будут составлять пятые и шестые классы, но недовольство все равно растекалось вязкой смолой по всему телу, обжигаясь о лаву злости и гнева. Казалось бы, одно неровное движение, один лишний вздох в стороне — и беды не миновать. Но всё обошлось, девушка смогла взять себя в руки. Пострадала лишь ручка старенького чемодана, которую она сжимала до побеления костяшек на изящных пальчиках. — Вот еще одна…опоздавшая, — сухо проговорила какая-то учительница, отмечая что-то на потертом листке. Еще одна. Значит, Третьякова не одна такая. Есть же еще люди, которые чхали на все абсурдные правила этой гнусной системы. Ладно-ладно. Наверняка это всё из-за пробок или сборов в последний момент. На несколько секунд именно она стала центром всеобщего внимания. Каждый считал своим долгом оглянуться на нарушительницу порядка и задержать свой взгляд, рассчитывая увидеть в них раскаяние за свой проступок. Девчонки из младших классов перешептывались, не отрываясь от влажного из-за дождя личика. Родители недовольно и слишком показушно покачали головой, но тут же вернулись в свои телефоны. Учителя, которых Третьякова видела впервые, продолжили что-то горячо обсуждать, отходя подальше от любопытных ушей. И только пара голубых глаз продолжала настойчиво смотреть в ее сторону, прыгая то вниз, к черным промокшим кроссовкам, то вверх, проходя через темно-серое пальто-кокон. — Так, ждем еще двоих, — раздался басистый голос плотной женщины, которая явно была тут главной. Потому что не только дети съежились от ее тона, но и миловидная молодая учительница, удивленно распахнув свои огромные глазища. Маша решила тихо подойти к свободному местечку, но никак не могла решить, к какому именно. Пока юные дарования весело играли друг с другом в догонялки, отпихивая других, блондинка нерешительно двигалась дальше, пока не очутилась рядом с Лаурой. Присела, откатив чемодан в сторону, но Лукина сделала вид, что не заметила ее, таращась куда-то вдаль. Другие старшеклассники кучковались около магазинчиков, с интересом посматривая в их сторону. Одна девчонка, с которой Третьякова успела немного пообщаться на перемене недели две назад, жестом позвала ее к ним, но та мягко помотала головой, натянуто улыбаясь. А в голове в это время прокручивались варианты имени позабытой особы. Не сейчас. И всё-таки это должно было случиться. Какой-то мальчик, споткнувшись о своего товарища, мертвым грузом грохнулся прямо на пол, успев не только собрать всю скопленную дорожную грязь, но и прокатиться по ней, будто маленький пингвиненок по снежному желобу. Мягкая куртка смягчила падение, но он продолжал театрально корчиться от боли, указывая пальцем на покрасневшего одноклассника. Молоденькая преподавательница тут же подбежала к нему, помогла встать и, конечно, не обошлось без слезных объятий, на которые хитрый чертенок незамедлительно откликнулся. А та страшная громогласная тетка продолжала орать на весь вокзал, видимо, плохой денек у нее вышел. Или плохая жизнь. Но вот только мальчонок весь съежился от страха, а лицо его покрылось тонким слоем пота. Её это не остановило. Она продолжала давить на ребенка, обещая больше никогда не брать его в поездки. — Светлана Леонидовна, — позвала ее коллега, — не стоит так ругаться на мальчика. Они же дети. Вот, посмотрите, весь зал теперь смотрит на нас. «Так вот как тебя зовут, жаба, возомнившая себя педагогом. Да тебя и близко к школе нельзя подпускать», — Маша возмущенно глянула на всю эту картину, но не решилась встревать. — Алиса Константиновна, не учите меня тут! Сама как-нибудь, — отдышка не дала ей закончить предложение, и тетка просто обернулась в сторону парня, тыча в него своим жирным пальцем со старым и страшным маникюром, — а матери будет доложено. Алиса Константиновна не стала перечить, но во взгляде ее читалась горькая грусть. Взяв бедолагу за руку, она отвела его к сиденью рядом с девушками, смахивая ладошками стекавшие слезы. — Не переживай, котенок, никто никому не пожалуется. Ты мне веришь? — мальчик неуверенно кивнул и опустил голову, рассматривая свои ботинки. Тогда женщина глянула в сторону Маши, легко улыбаясь ей и Лауре. Совершенно зеленая и неокрепшая, похоже, только что выпустившаяся из института, она была пропитана добром и счастьем, поэтому Мария не смогла удержаться и улыбнулась ей в ответ. А заодно рассмотреть ее поближе. Русые волосы, собранные в аккуратный пучок. Серо-зеленые глаза, скрываемые за прозрачными линзами брендовых очков. Губы, покрытые обычным блеском, а не излюбленной всеми учителями ядреной красной помадой. Она больше походила на модель, с ее-то параметрами и смазливым личиком. Третьяковой понравилась эта дама. Несмотря на возраст, она-то уж точно разбиралась в педагогике больше, чем та злая баба, больше похожая на базарную продавщицу. А ласковый голос заставил блондинку невольно окунуться в далекое детство, когда после неудачного падения с велосипеда мама успокаивала ее, нежно гладя по голове и целуя в обе щеки. — Это Алиса Константиновна, — Лаура ворвалась в ее мысли неожиданно, полностью занимая там всё пространство, — учительница русского и литературы. Ангел во плоти, по-другому не скажешь. Но пришла она только в этом году, поэтому старая свита ее недолюбливает. А вон та, — лицо Лукиной скривилось в отвращении, — Светлана Леонидовна. Она, - последовала тяжелая пауза, - ужасна. Вела у нас химию в десятом классе. Видимо, всё было очень плохо, если даже изо рта Лауры не смогло вылететь ничего больше, чем просто "ужасна". Хорошо, что Маша перешла к ним только в этом году, а то с химией у нее уж точно были бы большие проблемы. — Зачем ты мне это говоришь? — Потому что ты захотела это узнать. Это же очевидно. Действительно. Оказывается, всё так просто. От абсурдности всей это ситуации Маша качает головой и ухмыляется, откидываясь на неудобный синий стул. Спина уже разболелась сидеть на нем, но вставать не хотелось. Хотелось ощущать сладкий запах духов сидящей рядом Лауры, по которой она соскучилась. Как бы странно это ни звучало, но Третьякова действительно рада быть рядом с ней. Просто сидеть почти вплотную и молчать. Так неловко и забавно, так привычно. Но часы будто остановились на месте, и каждый маленький переходик от одной черточки к другой давался идеальному механизму с особым трудом. Взрослые уже несколько раз отходили в ближайшее привокзальное кафе за чашечкой чего-то непонятного, но, что самое главное, достаточно горячего, чтобы обжечь свое горло. Младшие ребята расселись по группкам, играя по сети в какие-то мобильные игры. Плейлист на телефоне Маши плавно подходил к концу, когда ей, наконец, всучили билет. — Скоро объявят посадку, так что готовьтесь. И правда, монотонный женский голос произнес ту самую платформу, к которой ринулась добрая половина зала, превращаясь на входе в одно большое месиво. Третьякова решила пойти в самом конце, поэтому спокойно пропустила каждого человека, медленно плетясь за небольшой толпой уже знакомых лиц. Торопиться было некуда, но противный голос старухи продолжал подгонять ребят, чьи портфельчики забавно раскачивались от перехода на бег. Маше досталась нижняя полка, но она не особо расстроилась из-за этого. Вместе с ней зашли еще две подружки из класса шестого, хоть на вид они и были похожи на выпускниц средней школы, и девчонка постарше, которая расположилась напротив блондинки, злобно надув свои губы. Пока Третьякова перебирала свои вещи, сидя на голой постели, девочки наверху веселились, крича на всё купе. — Хей, — появившаяся из ниоткуда голова сразу обратила на себя внимание, — как тебя зовут? — Я Маша, — любезно ответила девушка и аккуратно встала, чтобы начать разбирать постель. На нее тут же устремились две пары глаз, не пропускавшие ни одного малейшего движения, с особым трепетом рассматривая, как она расстилает потертую простынь. — Я Соня, — рука переместилась на плечо соседки, — а это Сашка, — рядом с ней скромно сидела девочка с кудрявыми рыжими волосами, еле достигавшими хрупких плеч. Из-за шапки, которую она отказывалась снимать на вокзале, красотой ее прядей Мария смогла полюбоваться только сейчас. Кротко представившись, они снова стали разговаривать про какого-то Гришу из 7 «Г», подарившего одной из них (по голосу это была Саша, но слух Марии мог ее и обмануть) плюшевого осьминожку. Третьякова не смогла сдержать улыбку, слушая этот детский наивный лепет о том, что теперь-то уж они будут вместе, а та «сучка из параллельного класса пусть удавится». Третья всё продолжала сидеть в телефоне, закинув ногу на ногу и активно печатая сообщения. Одно за другим. Бесконечный поток эсэмэсок и приходящих ответов стал нервировать уставший мозг Маши, требующий покой, но та решила сдержаться и просто вышла из купе, чтобы немного побыть одной. Но дверь открыли за нее, и в нос врезался до боли знакомый запах сирени. Лукина даже не взглянула на растерявшуюся одноклассницу, ища глазами кое-кого другого. И, похоже, нашла. — Эй ты, — бесцеремонно начала Лаура, вальяжно войдя и положив руку на стол. Тень с неизвестным именем тут же подняла глаза на нее, вопросительно выгнув бровь, — Твои подружки слезно умоляли меня поменяться с тобой местами. Так что беги в соседнее купе, пока я не передумала. Как же быстро недовольная мина сменилась радостной улыбкой во все тридцать два. Не медля ни секунды, она соскочила с места, взяла небольшую дорожную сумку в руки и тихо смылась, пробубнив невнятное «спасибо» на выходе. Лаура же безразлично окинула взглядом Соню и Сашу, неожиданно замолчавших от такого эффектного появления шатенки. — Что? — чересчур резко спросила девушка, от чего те испуганно отшатнулись и забились к самой стене, чтобы не видеть ее и самим стараться не попасться ей на глаза. Тогда-то Лукина села на свое место, презрительно оглядывая пространство вокруг. По строгому взору, проходившему по каждому пятнышку, по каждой вещице, стало понятно: Лауре здесь неуютно. Только что именно вызвало такую реакцию: просто нелюбовь к поездам или наличие одного человека, изрядно потрепавшего нервы в прошлом. — Неужели Лаура Лукина пошла на уступки? И что же они тебе наобещали? Быть твоими рабами до конца дней или переписать квартиру? Может, всё вместе? — ерничала Маша, пытаясь привнести в разговор то, из-за чего они и общались. Подкол был засчитан. На каменном лице проступила еле заметная улыбка, больше похожая на усмешку. Это была небольшая победа для Третьяковой, которая тут же улыбнулась в ответ, не смея сдерживать поток бурной радости. — Маловато будет, тебе так не кажется? — подыграла шатенка, — а вот пакет мармеладок — в самый раз. — Неплохой обмен. Просидев еще немного в тишине, Мария решила уложить свое тело на полумягкую поверхность, укутавшись одеялом по самую шею. Подушка, больше похожая на блинчик, была сложена пополам, но даже этого было недостаточно. Девушка привыкла спать на трех огромных подушках, буквально окружать себя ими. Что уж тут поделать, придется терпеть. Книга уже была приготовлена, но читать не особо хотелось. Рука сама потянулась к мобильнику на столе и открыла в нем «Вконтакте», в который Третьякова не заходила целый день. Тут же она обнаружила несколько входящих сообщений: миллион эсэмэсок длиной в одно слово от Валька (она не изменяла своим традициям), несколько от Юли и Миши с пожеланием удачной поездки. Женя молчал, что не могло ее не расстроить. Обычно он писал ей каждый вечер, спрашивая о самочувствии или планах. Но с их последней встречи в школе он словно исчез, испарился. Бедная Маша не знала в чем дело, но написать первой не решилась. — Ну и пошел ты… к Кире своей, — проговорила она одними губами и отбросила телефон куда-то в ноги, а сама легла на спину и стала смотреть в потолок. Спустя пару десятков минут езды на столь убаюкивающем транспорте, Маша почувствовала, как глаза ее постепенно начали слипаться, отказываясь фокусироваться на чем-либо. Тогда Третьякова, нащупав мобильный, подключила к нему наушники и, надев один из них, отвернулась к стене в надежде быстро заснуть. Но две хулиганки сверху, позабыв об темноволосой угрозе, всё еще продолжали громко смеяться, несмотря на довольно позднее время. Блондинке уже хотелось сказать им пару ласковых, но это сделала за нее вошедшая учительница, которую Маша планировала причислить к лику святых в тот момент. — Девочки, пора спать. Сонечка, перебирайся к себе. — Да, Алиса Константиновна, — нехотя протянула Соня, но всё же вернулась в свою койку. — Спокойной ночи всем, — осмотрев каждого присутствующего, учительница кивнула и закрыла за собой дверь, направляясь к следующему купе. Теперь было тихо. Лишь изредка можно было услышать перешептывания двух пятиклассниц, но и их надолго не хватило. Обе уснули всего через десять-пятнадцать минут, чему Маша была несказанно рада. Но даже находясь в полной тишине, Третьякова все еще лежала без сна, глупо уставившись в бледную стену. Она ворочалась, поправляла свою недоподушку, выключала и обратно возвращала музыку. Всё напрасно. Сон полностью отступил. Ужасное ощущение поселилось в груди, от чего хотелось заплакать. Повернувшись в сторону окна, блондинка не сразу заметила Лауру, безотрывно разглядывавшую виды проносящихся полей и лесов. Она сидела, прижав колени к груди, несколько раз блаженно прикрывала глаза, пока на лице ее мигала улыбка. Сердце неожиданно сжалось в груди, но Маша продолжала лежать, боясь даже слишком громко моргать. Пугать этого неприрученного зверька не хотелось. Ее лицо было невероятно красивым. Полосы света периодически освещали его, падая на голубые глаза и острые скулы. Девушка несколько раз проводила рукой по темным и отросшим с сентября волосам, убирая их за ухо, чем вызвала странное чувство в груди блондинки. Она завороженно наблюдала за этим процессом, полностью позабыв о всех рамках приличия. — Смотрю, жизнь тебя ничему не учит, — прошептала Лаура, не смотря в ее сторону. Если бы не темнота, то она бы сразу заметила, как щеки девушки стыдливо порозовели. — Я слишком упертая, чтобы учить меня, — через несколько мгновений тишины парировала Мария и привстала на локоть, чтобы лучше видеть шатенку. — Ты такая же невыносимая, как эти две. — Не ворчи, они же еще дети. Как будто сама такой не была. Лукина задумалась. Ее лицо приняло привычные ей очертания, а от былой умиротворенности не осталось и следа. Снова эта сжатая челюсть и прищуренные глаза, которые ничуть не красили ее. И зачем она так делает? Лаура долго сидела молча, переводя взгляд с окна на Третьякову, но не решалась сказать. Пока вдруг не произнесла: — Не была. Давай спи, а то я не буду тебя будить.