Последствия

      Дома у Толи было тепло и пахло запечённой картошкой. Я помню вечер, когда прибежал к нему и сразу же заснул на кровати. Я убегал от чего-то, тогда ещё неизвестного и пугающего, и нашёл своё маленькое уютное пристанище, где обо мне позаботились и где я прожил чудесную неделю, не вспоминая о старых нападках.       Вакуум, в котором пропало всё, что тревожило.       Может быть, мне показалось или я не обратил внимания, но, когда снимал куртку, то не почувствовал никаких касаний, кроме своих собственных.       Ботинки были в грязи и земле. Я даже не попытался отряхнуть их, когда залезал в машину. Это меньшее, что беспокоило, хотя должно было.       — Илья, — Толя посмотрел на меня, хотел предложить что-то одно, но передумал, — если хочешь, можешь принять душ. Сменную одежду я дам.       Похоже, я выглядел паршиво не только внутри.       — Да, спасибо.       От горячей воды слегка защипало спину. Вместе с пеной с меня словно смывался одеревенелый слой. Сначала отваливалась шелуха, за ней мелкие корки, затем сползали невидимые, до этого сжимающие как стебель листья.       Дышать стало легче.       Толя сидел у себя в комнате.       — Спасибо, — сказал я, проходя и подсаживаясь к нему. — Ты не против, я сниму? — Я указал на протезы.       — Да, конечно. Чего спрашиваешь?       — Вдруг тебе противно.       Протезы снимались так же легко, как обувь. И так же легко при длительной эксплуатации изнашивались и стирались. Благодаря родителям, я даже не думал, во сколько такая «обувка» мне обходится.       Я забрался с ногами. Несмотря на то, что обрубки и шрамы были на виду, я чувствовал успокоение. Толя, кажется, не обращал внимание.       — Ещё болеешь? — спросил он.       Спросил о том, о чём говорил я, а не о своих догадках.       Это поражало. Он помнил о таких мелочах, не говорил, что я выгляжу слишком плохо, и не пытался надавить.       — Совсем неважно выгляжу? — лицо в зеркале я почти не воспринимал.       — Да, — Толя кивнул.       Я смотрел на него, а он на меня – нет.       Что-то изъедает его точно так же, как меня. Что-то не даёт покоя и заставляет думать о многих вещах.       — Ты… — начал я и как будто задохнулся. Я должен ему признаться и раскрыться, пока не стало поздно. Пока ещё не поздно. — Ты уже понял… что я делал на кладбище? — я посмотрел на свои ноги.       Толя заёрзал. Кажется, глянул на меня.       — Нет. Не думаю, что понял. Или понял правильно. — Его голос был серьёзным, совсем как у его отца, но не пугал. — И грязь сейчас везде, она могла откуда угодно взяться, — конечно, он заметил.       — У меня с собой была лопата. — Сказал.       Я сжал руки, но слабо. Мышцы завывали.       — Хотел… выкопать его? — теперь можно было спросить напрямую.       — Да, — я сам не заметил, как согласился, — то есть… не знаю. Я не хотел никого выкапывать, но… что-то говорило, принуждало это сделать, — я посмотрел на Толю, а он вовсе глаза смотрел на меня. Не с осуждением, с сочувствием. — Я… видел его, в последнее время. И слышал. Он… трогал меня, как тогда. И всё делал, как тогда… Я его постоянно чувствовал и ничего не мог с этим поделать. Я… это было невыносимо.       — Было страшно? — я услышал, как дрогнул его голос.       — Да. До безумия. Я… я думал, что снова сошёл с ума. Да и сошёл, наверное. Я… я ведь даже дом его спалил, — проговорил тише, будто нас мог кто-то услышать. — Не знаю почему, просто эта мысль появилась и вот я уже там, всё поджигаю и смотрю, как оно горит. Я… это же ненормально, да? Я просто слетел с катушек, и…       — Илья, нет, — Толя взял меня за плечо и крепко стиснул. Его хватка совсем не похожа на прикосновения Якова. — Ты – нормальный. И делал это не просто так, я верю. Просто… тебе нужно было убедиться, что больше ничего… ничего не связывает тебя с ним.       Я снова ревел. От того, что Толя в меня верит, от того, что принимает и не порицает, не смотрит как на безумного и не даёт мне так думать.       — Я же не стану как он?       — Не станешь.       Ему не нужно говорить «обещаю», чтобы я поверил в него. Я просто не мог не верить в него.       — Я помогу тебе, с чем смогу.       Возможно, мне нужен был хотя бы один человек, который скажет нечто искреннее. Возможно, только одни слова уже могли помочь мне больше, чем все те действия, которые я предпринимал.       — Ты уже думал… что будешь делать потом? — спросил Толя, когда мы сидели за столом.       — Так, — я вздохнул, — думал, что надо пойти к психологу. Но об этом придётся сказать родителям.       — Не хочешь?       — Не хочу, — я разочарованно улыбнулся. — Всё им объяснять придётся.       — Они могут подумать, что ты?..       — Нет. Навряд ли. Наверное, всё случится наоборот – слёзы, вина, ещё больше «мы поможем тебе». Я думал, это уже закончилось. — Даже сейчас мне придётся на них положиться. — Думал, что теперь сам смогу о себе позаботиться… и смогу им ничего не говорить.       Пусть они и спрашивали время от времени, как я, мы виделись, когда я заходил к ним, но я всегда говорил и показывал только то, что считал нужным.       — Я знаю, они, вроде как, заслуживают моего доверия, сделали достаточно, но я… не могу так просто измениться, особенно по отношению к ним.       — Да, я понимаю, — Толя выглядел сосредоточенным, для него это не была праздная беседа и он весь погрузился в ситуацию, которая для нас не впервой. — По-моему, уже хорошо то, что ты можешь рассчитывать на них. Хотя бы в плане денег.       — Это не цинично?       — Я бы сказал, практично, — улыбнулся Толя.       Несмотря на всё беспокойство по поводу моего состояния, поговорив со мной, он тоже начал расслабляться. Может, дело было в моём доверии к нему. Или в том, что наконец-то стало ясно, что происходит.       — Да, наверное, так, — я разделил картошку на два кусочка. — А ты, — вилку погрузил в один, но оставил на тарелке, — в случае чего, побудешь со мной?       Я снова полагался на Толю. Снова просил его помощи.       — Конечно, — ему это не было в тягость.       — И к психологу?.. сходишь?       Его улыбка становилась более мягкой и открытой.       — Да, — его это даже рассмешило.       — Но, если я буду тебя слишком доставать, ты лучше скажи.       Толя может сказать о таком, но, кажется, что именно мне – нет. Потому что мы такие. Даже Саня и Вера сюда не слишком вписываются, они нам хорошие друзья, но не такие как мы друг другу. В наших отношениях больше доверия, близости и откровенности. Почему-то так сложилось.       Отец Толи оставил нам шампанское, которое ему подарили на работе. Пили из стеклянных стаканов.       — Вера бы убилась, но бокалы бы достала, — заметил со смешком Толя. Я его поддержал.       — Если бы тут был ещё мой подарок, это послужило бы двойным стимулом, — я вовремя вспомнил о немудрённом подарке для каждого. — Я его донесу.       — Ничего, — улыбнулся Толя. — Сегодня было не до этого.       — Да уж, сегодня вообще не до Нового года было.       — Илья, а тебе ещё тяжело… на Новый год?       — Я бы не сказал. Скорее, я сам Новый год перестал воспринимать как праздник. Но мне нравится сидеть с тобой или Саней и Верой, но так мы можем сидеть не только на Новый год. Не столько в нём дело, сколько в компании.       — Да, понимаю.       Для Толи Новый год тоже не был важным праздником. Он мог быть поводом, удобным случаем, но не более.       — Так что спасибо, что позвал меня, — я подставил стакан. Толя не сразу обратил внимание, но, как заметил, чокнулся со мной.       До Нового года оставалось ещё два часа, но у меня на душе было такое воодушевление, словно он уже наступил.

***

      Разговор с матерью был неприятным испытанием. Я не стал собирать их вместе с отцом, чтобы облегчить себе задачу – меньше глаз и ушей, меньше реакции. Я рассказал ей о том, что начал вспоминать Якова и что воспоминания эти очень тревожат и беспокоят меня. Этого хватило, чтобы она без лишних вопросов сказала, что найдёт мне специалиста. Я успел добавить, что уже нашёл к кому ходить.       Всё то время, пока я был у Толи, Яков меня не трогал, но стоило вернуться к себе, как вернулся и он. Словно Толя был моим волшебным амулетом, который прогонял злых демонов.       Его покровительство спасало меня.       На первом сеансе я не хотел сходу показаться сумасшедшим, но пришлось с самого начала рассказать о том, что конкретно со мной происходит и почему. Девушка, на удивление, спокойно выслушала, задавала только уточняющие вопросы и искренне мне сопереживала. Я был ошеломлён. Ожидал, что она на меня косо посмотрит. Но, когда под конец сеанса она сказала, что мне следует обратиться к психиатру за медикаментозной поддержкой, я подумал, что официально стал психом. Она разъяснила этот момент: психиатр только выпишет подходящие моей ситуации лекарства, чтобы стабилизировать состояние, а она продолжит работу со мной.       Второй раз рассказывать полную историю, хоть и в краткой форме, мне не понравилось ещё больше, чем в первый. Снова думал, что за больного примут, но мне выписали только транквилизаторы для понижения тревоги. Ещё было не до конца ясно: то, что я вижу и слышу, – галлюцинации или иллюзии? Оба варианта меня не устраивали.       Я бы предпочёл вообще ничего не видеть и не слышать.       — Тебе стало легче? — спросил Толя.       — Даже не понимаю. Кажется, от транквилизатора я стал менее восприимчивым. Вроде бы чувствую, но это не так волнует, как раньше.       — Ни рыба ни мясо.       — Вот именно! Мне, конечно, нравится, что я не такой тревожный и не загоняюсь, но мне не нравится, что он… здесь.       — Сейчас?       — Нет, сейчас его как раз нет. — И слава богу. — «Здесь» в общем смысле. Он просто есть, пока что. К сожалению, — выдохнул я.       — Надеюсь, его скоро не станет.       — Да. Во второй раз.       И во второй раз мне придётся его убить. В своём сознании, в своих воспоминаниях. Но пока Толя со мной, я пребывал в оазисе умиротворения и радости и не вспоминал о Якове. Меня отрезало от него так, как это сделали прошедшие года. Я мог дышать так, как делал это обычно, – не задумываясь о вдохах и выдохах. Не чувствовал резкого перепада температур, не мёрз беспричинно и не парился, ниоткуда не задувало. Я мог улыбаться и смеяться, и сторонние мысли не трогали.       Спустя время меня даже не трогало, что родители остались далёкими, пусть и немного ближе, чем прежде, людьми, что у них были другие семьи и другие жизни. Конечно, новость о том, что мать беременна на какой-то момент меня подкосила, но я прилично быстро оправился.       Теперь я с большим доверием осознавал, к кому могу обратиться за помощью, кто может стать на время опорой и чьи слова успокоят меня.