Не наши звёзды погаснут

      Близнецы смотрят на Федю, он смотрит на них, и конец предложения, казалось бы, очевиден. Однако вместо искр, бурь и безумия происходит только непонимающее молчание. Потом Лёша предлагает Смолову зайти в дом, чтобы не стоять на пороге, возможно, привлекая чьё-то постороннее внимание, что уж совсем никому не нужно. Антон смотрит на Федю холодно, но всё-таки убирает пистолет обратно в ящик комода.       — И какого хера припёрся? — громко захлопывая его, спрашивает Миранчук, резко разворачиваясь.       — Здравствуй, Антон. Я к вам по делу.       Близнецы вопросительно переглядываются, искренне не понимая, какие между ними теперь могут быть общие дела, тем более, спустя два года. Единственное, что на данный момент очевидно, — Федя на «стреле» выжил, потому что вряд ли это коллективная галлюцинация. Да и потом, с чего бы вдруг галлюцинации быть именно такой? Есть что-нибудь получше, наверняка.       — Как ты нас нашёл вообще? — спрашивает Лёша, проходя вслед за Федей на кухню, обходя вместе с ним стол, останавливаясь около окна.       Смолов отмечает, что в доме у близнецов всё такое же недоделанное, запущенное, как и во дворе. А ещё здесь слишком пусто, мебели практически нет, словно он попал в какую-то конечную стадию переезда, когда привезли только необходимое, а остальное пока в пути. Только Федя уверен, что ничего близнецы не ждут и живут именно так, среди хаоса и неприятной пустоты, от которой сквозит холодом.       — Я вам это село советовал. Логично, что я знаю, где оно находится, верно?       После такого ответа Лёша как-то виновато опускает взгляд вниз и отходит в сторону, предоставляя брату продолжать диалог, если он, конечно, состоится. Никто, впрочем, в этом уже не уверен, слишком резко и грубо всё началось. А ведь первым высказался Антон.       — Ладно, я спешу, так что, сразу к делу, — но стул Федя отодвигает так, словно никуда не торопится. — Я здесь по поручению Дениса...       — Дениса? Это значит, что «Ригель» выиграл «стрелу»? — тут же вновь включается Лёша.       — Да, мы победили. Теперь Денис снова собирает свою команду. Вы ему тоже понадобились, и он послал меня, потому что... Потому что мы работали вместе, а ещё я лучший переговорщик.       — Смотри, не лопни от гордости, — фыркает Антон, скрещивая руки на груди.       — Мне от вас нужен конкретный ответ, — будто даже не замечая его, продолжает Федя, смотря, в основном, либо в стену, либо на Лёшу, который вообще, кажется, потерялся в ситуации и обстановке. Он ничего не понимает и совершенно не знает, что делать.       — Нет. И пошёл на хуй из нашего дома, — говорит Антон.       Только сейчас Федя удостаивает его мимолётным взглядом, в котором сквозит усмешка. Это было слишком ожидаемо. Конечно, неприятно, что их взаимоотношения скатились на тот уровень, с которого когда-то тяжело поднялись, но Федя изначально был готов к этому. Всё же прошло целых два года, как они не виделись, а расставались при не самых благоприятных обстоятельствах. Что касается конкретно Антона, то он ещё напоследок успел обидеться, и Федя даже может уловить логику в этой обиде.       — Стоп, давайте успокоимся, — предлагает Лёша. — Мне одному кажется, что всё пошло, извините, по пизде? По-моему, дела так не делаются. Федя, может, хочешь чаю?       — Он, вроде как, спешит, нет времени чаи гонять.       — Тоша! — укоризненно произносит близнец. — Лично я вообще ничего не понял и хочу, чтобы Федя ещё раз нормально и спокойно нам объяснил, как «Ригель» выиграл, зачем Денис собирает команду, почему вдруг вспомнил о нас, что будет, если мы согласимся или откажемся...       — А лично мне вообще поебать, — заявляет Антон. — Я к преступности больше отношения не имею, как и ты, мой дорогой. А этот, — презрительно кривится, — пусть уходит. Всё село, наверное, своим идиотским видом собрал, теперь ещё придётся перед ними оправдываться.       — Какой ты предсказуемый стал, — усмехается Федя, поднимаясь. — Хотя всё такая же истеричка. Лёша, спасибо за предложение, но я действительно пойду. У вас там маршрутка последняя скоро поедет. И да, что б ты знал, — останавливается напротив Антона, смотря прямо в глаза. — Денис дал мне две недели, так что, заеду завтра.       — Обломишься. Хоть на десять метров перед домом покажешься — пристрелю.       — Удачи.       Спускаясь по ступенькам крыльца, Федя вдруг чувствует чью-то руку на своём запястье. Конечно, он знает, что это Лёша. Во-первых, Антон никогда бы к нему не вышел. Во-вторых, Федя прекрасно помнит, что так невесомо и осторожно касается только Лёша.       — Если ты действительно захочешь завтра приехать, то лучше сделай это часов в шесть-семь вечера. Понимаешь, Тоши дома не будет, у него дела до восьми, а я как раз с работы вернусь. Просто втроём мы ни до чего не договоримся. Но я, правда, хочу знать, что произошло.       Федя утвердительно кивает, оставляя Лёшу на крыльце. Несмотря на такую короткую встречу, Смолов всё равно видит, что за два года близнецы, его близнецы, никак не изменились. Учитывая все потрясения, связанные с Краснодаром и попойкой с Тарасовым, только этот факт и радует. Хоть что-то стабильно, но и не находится в застое.       Он идёт по единственной улице села, имеющей название Центральной, что довольно очевидно, и вдруг чувствует чей-то неприятный взгляд на себе. Оглядывается, но понимает, что никого подозрительного поблизости нет. Вообще никого нет, только в домах горит свет, да собаки заинтересованно высовывают носы из будок, заслышав чужие шаги. Федя мотает головой, прогоняя наваждение. Боже, да кто мог на него смотреть? Кому он тут нужен?       Маршрутка приходит практически пустая — лишь на самом заднем сидении дремлет какой-то ребёнок лет двенадцати. Водитель тот же, что и на пути сюда, видимо, маршрутка одна, поэтому и ходит довольно редко. А у гостиницы Федю уже встречает Тарасов.       — Заколебался ждать тебя. Как задание?       — Пока никак. Завтра снова поеду.       — Чёрт, значит, сегодня не пьём. Ты же там с утра намылился.       Федя хочет возразить, что поедет ближе к вечеру, но понимает, что тогда обречёт себя на очередную пьянку с Тарасовым. Снова приезжать к близнецам после похмелья совершенно не входит в смоловские планы. К тому же, до четырёхчасовой маршрутки тогда будет время поискать свой чемодан. Вот не хочется этого делать, но, видимо, придётся обратиться в полицию... Тут же есть полиция, да?

***

      В четверг на рынок лучше идти с самого утра и стоять там до позднего вечера. Есть несколько отрезков времени, когда приходит наибольшее количество людей. Сначала, с половины девятого утра до полудня, рынок наполняют всякие неработающие бабки, деды, пьяницы, тунеядцы и прочие замечательные жители села. Кому-то необходимо домашнее молоко от Игната, потому что магазинное пить невозможно, да и ненатуральное оно, кто-то рассчитывает на творог тёти Ани, а кто-то приходит за самогоном к Павлу Тимофеевичу. Иногда доходят, чисто из интереса, посмотреть на предметы быта, малогабаритную мебель и другое барахло, что располагаются в самом конце рыночной площади.       После двенадцати усиливается жара, все предпочитают разойтись по домам, но торгаши упорно продолжают стоят на солнцепёке, лишь передвигая свой товар в тень. Некоторые, особенно продуманные, берут с собой пляжные зонты, которые втыкают в землю, и усаживаются под ними на какое-нибудь пластиковое кресло, нужное только для таких четвергов. Зато потом, после четырёх, когда возвращается с работы основное население, когда солнце уже не парит так сильно, начинается самый ажиотаж. Здесь люди ищут что-нибудь целенаправленно, и продукты обычно их редко заинтересовывают, ведь те пробыли на улице весь день.       По сути, Антон со своими книгами мог бы всегда приходить после четырёх, но он всё равно начинает выстаивать на жаре с самого утра, надеясь на удачу. Ведь, кто знает, может, какая-нибудь старуха заметит никчёмный детектив от Донцовой, каких существует великое множество, и купит его?       Однако сегодня Антон приходит на час позже, и все выгодные места уже заняты. Он обречённо тащится в самую даль рынка, становясь рядом с Алёной Евгеньевной, постоянно норовящей пристроить дурацкие украшения для газона, которые зачем-то понакупила сто лет назад, а они внезапно не пригодились. Впрочем, садового гнома высотой в полметра ей удалось втюхать Витьке Флакону, местному алкашу, и он, очевидно, потом на этого гнома приобрёл бутыль у Павла Тимофеевича. Антона всегда убивала эта дикость в нравах односельчан. Он думал, что подобные истории остались только в книгах прошлого века, а в действительности сельская жизнь не настолько притормозила в развитии. Но действительность часто оказывается обманчивой.       С другой стороны от Антона расположилась Марина. Её все так и зовут Мариной, хотя женщине уже далеко за пятьдесят. Она приезжает в село из какой-то деревни неподалёку, перевозя с собой в огромных клетчатых синих сумках всякую одежду и обувь. Марина, как достаточно цивилизованный продавец, раскладывает всё на составленных в ряд коробках, сверху предусмотрительно накрывая их клеёнкой. Антон же, не сильно заморачиваясь, стелет старый кусок целлофана, найденный два года назад в одном из шкафов на втором этаже, прямо на землю, а на него уже выкладывает книги. Марина всегда укоряет его за это, но какое Антону дело? Ему просто надо сбыть книги, получить деньги и уйти.       Ничего интересного не происходит, и Антон только смотрит по сторонам, подпирая спиной железный забор, когда-то огораживавший птицеферму. Сейчас, понятное дело, её не существует, говорят, будто закрыли ещё в конце девяностых. Антону скучно, ужасно скучно, и он мог бы уйти, но где тогда достать денег? Надо терпеть и ждать чуда. Лёша утром сказал, что чувствует, что именно сегодня у брата будет на редкость удачный день.       — И правда? Опять из Москвы? — доносятся до уха Антона слова Катерины Ивановны, которая вместе со своей подругой-соседкой, Кристиной Николаевной, стоит около женщины, продающей цветастые платки. Кстати, это главная конкурентка Марины от мира одежды, у них ни одного четверга без ссоры не обходится. Вот и сейчас уже самодовольная улыбка платочницы встречается со злым взглядом Марины.       — А откуда же ещё, они ведь тоже сюда из Москвы перебрались, — говорит Кристина Николаевна. — Сказал, что друг. Ну, я и показала, куда идти. Вообще, странный какой-то, посреди села в костюме. У меня муж такой только на свадьбу и надел, а этот!       — Да москвичи все с прибабахом. Глянь на Миранчуков — ни грамма здравого смысла. Вот, скажем, тот, который всё вокруг Розы председательской шляется. Два года, а ни одного слуха, что да как.       — Нормальный парень давно замуж позвал бы, а этот что-то тянет.       — Вот-вот! — Катерина и Кристина перемещаются от платков дальше по площади, по кругу обходя каждого продавца, продолжая вести свои сплетни. — Ой, здравствуй, Антоша! Всё книжечки продаёшь?       — Было бы другое, — хмыкает Миранчук, одаривая женщин не самым добродушным взглядом.       Ему понятно, что про Федин приезд, наверное, уже всё село треплется, и это совсем не к месту в более-менее спокойной жизни близнецов. К тому же, если все будут видеть, как Федя, этот якобы друг из Москвы, начнёт постоянно таскаться день ото дня в определённое время, то сразу поползут слухи, пойдут разговоры, а там недалеко и до подозрений известного характера. Не хватало только доказывать всем свою безобидность снова.       — А вот это вот что? — спрашивает Катерина Ивановна, указывая пальцем на тонкую книжку в мягкой зелёной обложке.       Антон поднимает её с целлофана, зачитывает название. Говорит, что, наверное, какой-то посредственный женский роман.       — А я возьму. Очень люблю романы, знаешь ли, — но, разумеется, вся эта сцена была затеяна Катериной Ивановной не просто так, и Антон это прекрасно понимает, напряжённо ожидая, что женщина скажет дальше. — Я тут краем уха слышала, будто к вам с братом друг какой-то из Москвы приехал.       — Да, заезжал вчера.       — А сегодня чего? Или спит ещё? Говорят, у вас в столице не принято просыпаться раньше двенадцати, не то что у нас тут, на Кубани.       — Уехал. Он где-то недалеко живёт, в каком-то посёлке. Просто решил проведать.       — И больше не приедет?       Антон задумывается. Вчера Федя обещал ездить до тех пор, пока не закончится выделенное Денисом время на задание. Однако вчера же Антон предупредил Смолова, что ему тут не рады, поэтому стоит закончить свои посещения, даже толком не начав их.       — Приедет, наверное, — пожимает плечами Миранчук. — У него вообще дел много. Как только свободная минута появляется, так сразу к старым знакомым в гости.       — Да-да, слышала, у вас в Москве вообще никто без дела никогда не сидит. Сплошная работа и бизнес, даже в отпуск ездите с какой-то целью, а не для отдыха.       — Некоторым стоило бы поучиться, — добавляет Кристина Николаевна, недвусмысленно косясь в сторону Витьки Флакона, околачивающегося вокруг Павла Тимофеевича, прося дать ему бутыль настойки в долг. — Расплодилось у нас здесь всяких тунеядцев. Только и могут, что по селу шататься сутками.       И разговор двух подруг-соседок тут же переходит на обсуждение Витьки и его компании, с которой он каждую пятницу до поздней ночи горланит песни под заборами нормальных людей, не давая им спокойно провести вечер. Катерина Ивановна вспоминает, как однажды Игнат чуть было не застрелил Витьку, так сильно тот достал его... Дальше Антон уже не слушает, потому что, на его взгляд, опасная тема миновала.       Как и обещал, Лёша возвращается домой в шесть, хотя Федю уже находит сидящим на крыльце. Тот приехал раньше, потому что в Афипском совершенно нечего делать. Кстати говоря, с чемоданом разобраться не получилось. Отделение полиции, конечно же, единственное на весь посёлок, располагалось неподалёку от остановки автобуса, откуда Федя начал свой путь позавчера. Поскольку планов до вечера не было, Смолов практически с радостью отправился на другой конец поселения, но вдруг столкнулся с красноречивой табличкой на двери: закрыто. Какого чёрта полиция закрыта посреди дня, узнавать не имело смысла. Федя не удивился бы, если б ему сказали, что отделение уже несколько месяцев не работает.       — И у тебя много всего было в чемодане? — спрашивает Лёша, набирая воду в чайник. Пусть на улице и духота, давно требующая проливного дождя, но от чая Федя не отказывается. В большинстве своём, чтобы не отказывать Лёше, норовящем хоть немного создать атмосферу гостеприимства.       — Да так, по мелочи. Просто обидно. В первый же день спёрли. Не такого я ждал от своей родины, конечно, — и эта фраза относится ко всему, с чем Федя столкнулся в последние три дня здесь.       — Точно, ты же местный. Я и забыл, — Лёша бросает взгляд на часы, криво висящие на стене, в пластиковой бледно-зелёной, скорее всего, выгоревшей раме. — На пятнадцать минут опаздывают, надо бы подвести... Так, ладно. Федя, ты обещал ещё раз обо всём рассказать.       Смолов начинает со «стрелы», практически не уделяя внимание всяким подробностям, даже о смерти Кокорина и Мамаева сообщает, как о простом факте, случившемся событии. Лёша опускает взгляд, немного грустнеет и кивает головой, чтобы Федя продолжал говорить дальше. Смерти Кокорина Лёша, пожалуй, даже рад, хотя это плохо — радоваться, что кто-то умер. Правда, удивительно, как у Феди, который не так давно пистолет в руке держал неправильно, получилось расправиться с Кокориным. Настоящий подвиг... А вот по поводу Паши действительно грустно. Конечно, он мало хорошего принёс в жизнь близнецов, но хотя бы её сохранил. Глупо отрицать весь Пашин вклад в светлое будущее братьев, пусть и не вышло оно таким светлым, как все мечтали. А ещё Лёша знает, что Пашина смерть станет неприятным ударом для Антона. Не то чтобы Миранчук-младший испытывал к Мамаеву что-то, кроме благодарности, но Лёша всегда видел особенное отношение руководителя к Антону. Он делал много странных вещей, заставлял парня выполнять ужасные поручения, но, тем не менее, потом всегда, так или иначе, просил прощения за эти вынужденные меры. Иногда Лёше даже казалось, будто это у Паши к Антону такая непонятная любовь... Казалось до тех пор, пока на горизонте не появился Кокорин.       — Я не знаю, какие у Дэна планы, зачем он всё это устраивает. Сам, вроде, в Монако собрался, Головина забирать оттуда. А меня послал уговорить вас вернуться.       — И что, Дениса совсем не беспокоит, что мы из «Империи»? Были...       — Возможно, как раз потому, что были. Он, кстати, не знал, что вы предатели. Я ему ничего не стал говорить.       — Спасибо, — благодарно улыбается Лёша.       — Думаю, ему рассказал всё этот Паша, который у вас руководил. Они когда-то были друзьями, представляешь? Да, я тоже прихуел от этой новости.       — Значит, там, в Москве, нас с Тошей ждут?       — В какой-то степени. Понятно, что не все будут вам рады снова. Так что, вы вернётесь?       Лёша закусывает губу, пожимая плечами. Он не может принимать настолько сложные решения без Антона, потому что от этого будет зависеть их дальнейшая жизнь. Да и вообще, нельзя просто взять и за секунду определиться. Надо взвесить все плюсы и минусы, понять, что даст это возвращение, есть ли в нём смысл, а, может быть, это вообще ловушка, и, кроме смерти, в Москве близнецов ничего больше не ждёт.       — Ты тут ещё неделю будешь, правда? — спрашивает Лёша.       — Неделю и четыре дня, если точнее.       — Мы с Тошей подумаем. Он, конечно, не согласится, но я обещаю поговорить с ним.       — А сам ты что сделал бы?       — Федь, я бы уехал. Только не в Москву, а куда-нибудь за границу, причём, не сейчас, а ещё два года назад. Мы так с Тошей и хотели, но потом оказались тут... — Лёша качает головой. — Я не знаю, вернее, знаю, но не уверен. Мы не просто так остались здесь надолго. Тоша чего-то ждёт... ждал. Всё просил отложить дальнейший переезд, говорил, что потом-потом. И так два года, понимаешь?       Федя не успевает даже кивнуть утвердительно, потому что закипает чайник. Он, впрочем, не особо что-то понимает. Антон чего-то ждал все эти два года, поэтому близнецы никуда дальше села не уехали... И что это значит? Чего Антон мог ждать?       Лёша разливает чай в два гранёных стакана, какие обычно дают в поездах вместе с красивыми подстаканниками. Сейчас же ни о каких подстаканниках и речи быть не может, судя по всему. Федя сосредоточенно рассматривает стакан, удивляясь, откуда они вообще могли взяться в доме.       — От прежних хозяев, я думаю, — говорит Лёша.       — И вы всегда из них чай пьёте?       — Чай, кофе, воду, алкоголь. Мы всё из них пьём. Тут просто больше ничего нет... Ну, вообще были и чашки, и бокалы, и рюмки какие-то, но мы их продали. С руками оторвали, кстати.       — А зачем вы их продали?       — Федь, что за глупые вопросы? — с улыбкой спрашивает Лёша. — Потому что денег не было, вот и продали. Мы же всё, что было в наличии, потратили на этот дом. Да, выяснилось, что нас немного обманули, и дом практически развалился, но это неважно... В последнее время Тоше в «Империи» ничего не платили, он отказался от зарплаты, чтобы она уходила на нужды организации. Паша всё время спонсора какого-то искал, но так и не нашёл, вот Тоша и предложил свою кандидатуру. Хотя предложил он только себя, платить перестали почему-то и мне. Наверное, ошиблись, или одной его зарплаты всё равно было недостаточно. Короче, не знаю.       — Но в «Ригеле» вам тоже платили.       — Да. И всё заработанное ушло в этот чёртов дом. Когда мы ушли, карты заблокировали, так что ещё повезло, что мы успели некоторую сумму в Москве снять.       — Вот как, — тянет Федя.       — Мы продали всё ценное, что тут нашлось. Кое-что из своего, из ненужного. Потом я на работу устроился.       — Кем?       — Официантом. Тут председатель кафе держит, вот я там работаю. Тоша там же по пятницам поёт, — Федя чуть чаем не давится. — Да не так уж плохо он поёт, между прочим. Песни из девяностых, тем более, вообще никаких особенных способностей не требуют. А в среду Тоша в библиотеке книги таскает. Ну, в смысле в коробках, а потом по полкам расставляет.       Федя и не думал, что близнецы смогут устроиться как-то без преступности. Ему казалось, что она у них буквально в крови, но нет. Лёша и Антон вполне способны быстро перестроиться под обстоятельства и стать будто бы совершенно другими людьми. Обычными, совершенно типичными, парнями, по каким-то причинам переехавшими в село из столицы. Федя не знает, радует его это открытие или нет. Конечно, хорошо, что не сгинули, как наверняка сделал бы он, совсем ни к чему не подготовленный, умеющий жить только так, как сейчас. Однако Федя понимает, что мало радости в этой жизни. Взять хотя бы разваливающийся дом. Ведь близнецы жили в прекрасном небоскрёбе, да и до своего присоединения к «Ригелю» вряд ли ютились в какой-нибудь халупе. Теперь же непонятная трухлявая постройка, в которой ещё и ничего нет, кроме пустоты и некоторого количества старой мебели. Самое главное, что здесь совсем нет счастья.       Но время бежит, и Феде уже пора уходить, потому что скоро вернётся Антон. Лёша хочет проводить Смолова до остановки, однако быстро вспоминает, что дорога одна, и на ней есть много заинтересованных людей, которым совсем нет никакого желания объяснять, кто такой Федя и почему он снова тут. К тому же, Лёша опасается столкнуться с Розой, обещавшей сегодня после смены зайти в магазин. По времени она как раз может оттуда возвращаться.       Снова пустая маршрутка, и Федя смотрит в окно, думая о чём-то своём, прокручивая в голове все события последних дней. В Афипском его встречает непонятная суматоха. Все куда-то бегут, точно на пожар. Из отрывков разговоров понятно, что произошло нечто выдающееся, чего никогда в посёлке не было, а в других ближайших местах было очень давно.       Народное движение приводит Федю прямо к его гостинице. Впрочем, это уже не гостиница, а только оставшиеся от неё руины. Судя по всему, был взрыв, но потом, для верности, здание ещё и подожгли. Пожарные до сих пор тушат какие-то маленькие очаги. В воздухе пахнет отвратительной гарью, от которой начинает драть горло.       — «Афипс», — полушёпотом произносит какой-то мужчина в яркой рубашке. — Их почерк.       — И что же им сделала гостиница? — испуганно спрашивает женщина, прикрывающая лицо платком.       — В том-то и дело, что ничего. А вот кто-то из тех, кто был в ней... — подходит к паре ещё один человек.       Они обсуждают, насколько же страшно теперь жить в мире, где есть такая организованная преступность по типу «Афипса». Обсуждают, совсем не разбираясь в теме, причём. Женщина говорит, будто слышала, что при взрыве много людей погибло, так как они находились в здании.       — Получается, что из-за одного человека они убили столько невинных! — восклицает женщина. Мужчины просят её быть потише.       Федя прислушивается к этому и другим разговорам, не сводя глаз с пожарища и остатков гостиницы. Теперь ему негде жить. Мало того, что все вещи остались в чемодане, так ещё и спать придётся, видимо, на улице. Просто превосходные перспективы, ничего не скажешь. Но это ладно, чёрт с ним. Федя больше обеспокоен тем, что он мог легко погибнуть при взрыве.       Судя по всему, тот произошёл где-то после шести часов вечера, ведь до этого времени Смолов находился в посёлке, и прекрасно всё услышал бы, а то и увидел, если бы не поучаствовал. «Афипс» — преступная группировка, в которую входит Тарасов. Тарасов знал, в какой гостинице живёт Федя, и знал, что Федя из «Ригеля», вражеской, по сути, организации. Значит, целью взрыва был Федя. Ему просто повезло, что когда-то сказал Диме, будто в шесть часов вернётся в посёлок с задания, а вчера промолчал о том, что планы поменялись. Больше отсвечивать в Афипском нельзя. Если группировка догадается, что Смолов жив, то придётся свернуть всё задание Дениса, чего Федя сделать никак не может. Впрочем, даже сейчас лучше немного ускорить события, иначе, кто знает, может быть, «Афипс» продолжит наступать на пятки.       Разобравшись с этим, Федя уходит от гостиницы, заставляя группу из трёх лиц, бурно обсуждающих произошедшее, а также других людей, поодиночке толпящихся у места трагедии, удивлённо посмотреть ему вслед. Какой-то странный мужчина в костюме просто постоял около остатков здания и пошёл дальше по своим делам, даже ничего не сказав. Разумеется, обсуждения тут же коснулись личности Смолова, и кто-то даже предположил, что это был один из «Афипса», решивший убедиться в проделанной работе. Федя только хмыкает на эти заявления, сыплющиеся за его спиной. Перед ним сейчас стоит другая проблема, которую, впрочем, он практически решил.

***

      Вернуться домой с рынка в восемь у Антона не получается. Ему повезло сегодня продать все книги, даже те, которые никому не понадобились в прошлый раз, что подтвердило Лёшино предчувствие удачного дня. Однако потом, на обратной дороге, Антону совершенно не повезло столкнуться с Таней — старшим библиотекарем. Она приветливо окликает Антона, подходит к нему с доброжелательной улыбкой, уже чисто механически находящейся на её лице, ведь к открытому для общения сотруднику всегда подойдёт больше потенциальных читателей. Антон так не умеет. Он не может врать, не может притворяться, что какой-то человек ему приятен, если он его ненавидит. Антон выразит это на своём лице, да и словами тоже, в полной мере, чтобы омерзительная личность знала своё место.       — А ты с рынка? — спрашивает Таня, зачем-то увязываясь вслед за Антоном, хотя её дом в совершенно другой стороне. — Ой, знаешь, сегодня Катерина Николаевна заходила... — и библиотекарь начинает пересказывать все подробности встречи с женщиной, которая, кстати, не особенно посещала библиотеку раньше.       Антон слушает этот поток абсолютно бесполезной информации только за тем, чтобы убедиться — Катерина не выдала его незаконную продажу книг, ещё недавно пылившихся на полках в хранилище. Опасения, к счастью, не подтверждаются.       — Слушай, Антош, — говорит Таня, кажется, даже не делая перерыв между одной своей речью и другой. Надо признать, она страшно болтлива, потому, наверное, и работает с посетителями. Антон, по сравнению с ней, совершенно замкнутый, мрачный, нелюдимый парень. Ещё и довольно грубый. — У тебя есть какие-то планы на вечер?       — Хотелось бы поесть и лечь спать.       — То есть ничего глобального. Просто у меня к тебе маленькая просьба. Совсем-совсем небольшая, правда, — увидев, как Миранчук закатывает глаза, начинает уговаривать Таня, касаясь его плеча. — В общем, я позавчера шкаф себе новый купила в спальню. Из Краснодара везли, кстати.       — Я похож на сборщика мебели?       — Нет, что ты, он уже собран. Дело в другом. Его надо подвинуть. Просто его собирал дядя, но прямо посреди спальни оставил. А я никак не могу подвинуть этот гроб!       — Так пусть дядя и двигает. Его проёб.       — Дядя уехал в город вчера, — виновато произносит Таня, опуская взгляд.       — Соседи не уехали?       — Причём тут соседи? Ах, ну да, можно попросить соседей... И как я не догадалась? Антош, но просто уже поздно по соседям бегать, а ты в курсе проблемы. Может, подвинешь? Дело-то пятнадцати минут не стоит.       Дело, конечно, не стоит ни времени, ни денег. Хотя, впрочем, Антону ещё потом обратно возвращаться около получаса, так что время всё-таки затрагивается. Он тяжело вздыхает, понимая, что проще помочь Тане, чем придумывать какие-то отговорки или просто послать её. Во-первых, получится некрасиво и грубо, она может обидеться. Во-вторых, вроде как, вместе работают, и лучше помогать коллегам, чтобы, в случае чего, те могли прикрыть.       Таня трещит без умолку, пока Антон смотрит на шкаф. Действительно, гроб. Огромная деревянная коробка, чуть ли не до потолка высотой, спасибо, хоть без шмотья и прочего хлама внутри. Но и пустой он довольно тяжёлый. Таня объясняет, что выбрала в качестве жертвы Антона, потому что тот постоянно таскает коробки с книгами, которые будто бы весят примерно столько же, значит, он сильный и справится.       — Если что, мне эта информация никак не помогает, — фыркает Антон, толкая шкаф ещё на несколько сантиметров к стене.       — Ой, ну, вот там уже немного осталось. Спасибо, Антош, спасибо! Может, хочешь чего-нибудь?       — Домой я хочу.       И, не прощаясь, уходит, оставляя Таню то ли в лёгком недоумении, то ли в сильном потрясении, ведь та явно рассчитывала на другое завершение всей операции.       А дома Антона ждёт ещё более удивительная и неприятная картина. Кажется, обещанный Лёшей удачный день стремительно летит на дно.       — Этот что тут забыл? — спрашивает Миранчук у брата, небрежно отмахиваясь рукой в сторону Феди, сидящего за столом и ужинающего, как у себя дома.       — Я сейчас всё объясню, — торопливо говорит Лёша и утаскивает близнеца в сторону лестницы на второй этаж. — Короче, у Феди сгорела гостиница, и ему теперь негде жить. Я подумал, что будет не очень хорошо оставлять его просто на улице в нашем непонятном селе...       — Спасибо, что поставил меня в известность, братик.       Федя, конечно, как будто знал, куда сесть. Именно напротив Антона, ни сбоку, ни где-нибудь с угла. Весь ужин проходит в напряжённом молчании, и почему-то наиболее виноватым себя чувствует Лёша, который ведь даже не сказал Антону, что в шесть Федя уже был здесь, и они обсуждали возможное возвращение в «Ригель». Не стоит поднимать эту тему сейчас. Вряд ли Антон отреагирует адекватно.       — Какое поразительное стечение обстоятельств! — вдруг громко произносит он, откидывая в сторону вилку. — Сто лет эта ёбаная гостиница стояла, а появился в нашем ауле Федя, и сразу внезапно сгорела!       — Думаешь, я её поджёг, чтобы к вам переселиться? — усмехается Смолов. — Я, конечно же, похож на поджигателя, да и заняться мне явно вообще нечем, только бы здания в Афипском уничтожать.       — А ты и не на такую хуйню способен.       — Послушай, не преувеличивай свою значимость. Ради тебя и этой развалюхи, — Федя обводит взглядом кухню, подразумевая весь дом в целом, — я бы не стал такой чушью заниматься.       «Ради меня ты вообще ничего делать не станешь», — мысленно произносит Антон, чуть было на эмоциях не озвучивая фразу вслух. Вместо этого молчит несколько секунд, а потом говорит:       — А точно ли гостиница сгорела? Может быть, стоит себе и дальше?       — О, так я, по-твоему, ещё и врать буду? Ну, съезди посмотри, что ли. Может, хоть тогда успокоишься, истеричка.       — Я съезжу, не переживай. И если сраная гостиница на месте, поверь мне, Смолов, лучше тебе убраться отсюда поскорее.       Федя никогда прежде не ощущал такого яркого дежавю, как в этот момент. Всё повторяется практически в точности, как и два года назад, когда он с близнецами только успел познакомиться. Однако тогда он понятия не имел, что делать, и единственное желание было в том, чтобы поскорее от них как-нибудь отвязаться. Теперь же Федя хочет привязаться к ним и никогда больше не покидать. Пожалуй, судьба к нему благосклонна, раз закинула в это село, да ещё и уничтожила гостиницу, при этом самого Федю никак не затронув. Одно плохо — за все подарки судьбы потом точно придётся как-то расплачиваться, а судьба любит забирать в большем объёме, чем давать.       Антон с грохотом отодвигает стул, благодаря Лёшу за ужин, и уходит наверх с намерением успеть до завтрашней смены в кафе смотаться до Афипского, чтобы убедиться в наличии гостиницы. Антон уверен, что Федя врёт и вообще делает всё возможное, лишь бы не оставить их в покое.