Наказание за жизнь во лжи

«Гроза.

Темное и ночное небо, где еле отражались звёзды… Громады серых туч и большие капли дождя, что так стремительно с громким звуком падали на чужие окна домов, успешно скатываясь по стеклу вниз…»

Отвратная погода.       Опустошённый, полон горечи и отчаяния, устремившийся в тёмную даль взгляд. Длинные пальцы тонких рук, медленно и поочередно слабо надавливают на фортепианные клавиши, издавая мрачные, в то же время тихие звуки. Чужие руки плавно перемещались по фортепиано с одной точки в другую, играя грустную, наполненную страданиями мелодию.

«Наказание за жизнь во лжи…» Даже сильный дождь в эту ночь не скроет всю пелену обмана и предательства. Огонёк в душе Альбериха окончательно погас… Мысли выворачивали и перерывали душу изнутри, разбивали несчастное сознание на тысячи мелких осколков. Что могло быть хуже?

«Так некомфортно.»       — Кэйа…? За дверью раздался до боли знакомый голос брата. Все гадкие мысли юноши тотчас испарились. Дилюк поспешно и обеспокоенно вошел в комнату Кэйи, присев на маленький пуфик у фортепиано.       — Ты очень красиво играешь, братец, — с искренней улыбкой на лице произнес Рагнвиндр. Улыбкой, которая заставила Альбериха невольно улыбнуться в ответ. Дилюк впервые видел, как его названный брат сел за столь прекрасный музыкальный инструмент, что отец купил когда-то в подарок родному сыну. Но несмотря на это, рыжеволосого не заинтересовало музыкальное хобби после нескольких нудных уроков игры на фортепиано.       — Я разбудил тебя, Люк?       — Нет конечно! Отец послал меня проверить спишь ли ты. Кэйа посмотрел на окно, а затем обратно перевел опустошенный взгляд на собеседника.       — Как в такую погоду можно уснуть? Тучи на улице стали немного рассеиваться, но вот гром всё никак не успокаивался и гремел, нарушая чужой покой. Неловкое молчание наполнило комнату. Дилюк невинно глядел на брата. Только вот выглядел сам Кэйа сегодня довольно грустным, отчего рыжеволосый обеспокоенно нахмурил брови, решив задать банальный вопрос, — Как ты себя чувствуешь? Честно говоря, синеволосый испытывал очень гадкие и неописуемые ощущения. Сердце было готово разорваться от плохих мыслей, которые казалось было невозможно выкинуть из головы.

«Чувствовать себя предателем — ужасно мерзко.» Осознание собственной лжи родным людям рано или поздно настигало Альбериха. Люди, что приютили с распростёртыми объятиями юношу — стали родной семьёй. Стали теми, кто по-настоящему любил и готов был помочь.

Было страшно потерять всё в один момент. «Разве так поступают с тем, кого ты любишь и кем дорожишь?»       — Ха-ха, все нормально, Дилюк! — Кэйа томно вздохнул, выдавив на лице глупую улыбку и тихо посмеявшись. Немедля, Альберих подошел к владельцу пиро глаза Бога и заключил того в наполненные любовью родственные объятия, тихо прошептав, — Всё хорошо… Прикосновения были до того нежными и крепкими, что Рагнвиндру хотелось просто рассыпаться в них и остаться навечно. Сводный брат аккуратно перебирал пряди чужих огненных волос, поглаживая по голове и уткнувшись в чужую бледную шею, вдыхая ароматный запах винограда, которым приятно и завлекающе пах Рагнвиндр. Соблазн, от которого устоять невозможно…

«Спасибо тебе, Дилюк.»

***

Лёгкий ветерок, пробирающий до костей и будто нагоняющий упущенное прошлое, еле заметное колыханье голых деревьев — всё казалось таким тёмным и прогнившим. Нагонять время бесполезно. Дилюк знал это. Дилюк чувствовал себя виноватым во всех несчастьях мира. Дилюк умер внутри. Воспоминания выглядывали в кромешной тьме и рассеивались, подобно туману, угнетая и ломая окончательно. Не торопясь, Рагнвиндр блуждает по кладбищу, аккуратно проходит между чужими могилами, выйдя по тропинке до боли к знакомой надгробной плите.

«Кэйа…» Ужасно. Рыжеволосый всё еще не может смириться. Не может принять то, что потерял. У него ничего не осталось. Огонь счастья угас так быстро и незаметно, что было невозможно поверить.       — Не уж то это сон? — тихо, почти шепча произносит Дилюк, опуская голову вниз. Потеря семьи, пожалуй, самое ужасное, что могло случиться. Потеря родного отца и потеря брата. Потеря тех, кто был опорой и мотивацией продолжать двигаться вперёд. Кэйа покончил с собой за несколько дней до смерти Крепуса. Рыжеволосый «праздновал» своё восемнадцатилетие в этот злополучный день после смерти брата. Но сейчас всё это казалось таким безнадежным, таким неправильным.

«Жестокое наказание судьбы… Заслужено ли?»       — Я люблю тебя, Кэйа.

«Простите меня…»