Глиняное сердце

Шрек аккуратно перевернулся на кровати, стараясь не потревожить только-только уснувшего Чарминга. Этот день и так выдался достаточно трудным для них обоих, поэтому портить его сильнее очередной ссорой не хотелось. Чарминг сладко спал, прижимая аляповатую мягкую подушку ближе к себе. Еще некоторое время назад, когда очередной приступ самокопания не жрал Чарминга изнутри, к себе он прижимал Шрека, который с блаженной улыбкой подгребал его ближе к себе. Такой счастливой теплой кучей они и засыпали. Но сегодня они, будто чужие, спали на разных сторонах кровати. Чарминг выпятил нижнюю губу: его руки сжались, а ноги нетерпеливо задергались. Ему явно снилось что-то неприятное, про себя подумал Шрек, аккуратно убирая налипшую прядь блондинистых волос со лба. Чарминг на секунду замер, будто прислушиваясь, а потом отвернулся, утыкаясь носом в подушку. Шрек тяжело вздохнул и поднялся с кровати. С момента первого знакомства, их отношения перешли от ненависти до любви. И только иногда, когда точка кипения доходила до высшей отметки, у Чарминга срывало тормоза. Он ярился, как снежный барс загнанный в ловушку, и кидался колкими и обидными словами. Шрек понимал, что ему было сложно смириться с тем положением дел, которое было сейчас. Сложно принять, что он — невероятный Принц Чарминг, находился в отношениях с огромным уродливым огром. Что они жили на топи, которую Шрек раньше делил с Фионой, что все привычное, все знакомое и родное, что его окружало, осталось далеко позади. И Чарминг обычно принимал все эти изменения, потому что он сам в свое время принял решение быть со Шреком в любви и понимании, в болезни и здравии. Но бывали моменты… Черминг метался по дому, бросая о пол глиняные горшочки, тарелки и стаканы. Книги, стулья, светильники — все, что попадалось ему на пути, он уничтожал безжалостно, не имея ни до, ни после никаких сожалений. — Ты! — кричал он в гневе, бешенной фурией перебегая с одного конца комнаты в другой, — мерзкий огр! Как я только мог согласиться жить в этой дыре с ТОБОЙ! Когда Чарминг начинал в очередной раз давить на их внешние отличия, что-то внутри Шрека каждый раз погибало. Он старался не отвечать на все претензии и оскорбления, которые летели на него, словно брошенные камни. Он терпеливо ждал, когда очередной приступ самоненависти пройдет и его милый маленький Принц вернется в прежнее состояние. В состояние любящего, готового на все ради удобства и комфорта, нежного и домовитого Чарминга. — Я ненавижу это место! — Чарминг, подлетев к столу, скинул на пол все, до чего только смог дотянуться. Сердце Шрека каждый раз разбивалось так же быстро и стремительно, как слепленная им самостоятельно глиняная посуда. — Ты самое худшее, что случалось в моей жизни! О Мария, за что мне все эти страдания?! За что я так сильно разгневал тебя?! После этих приступов бешенства, Шрек всегда оставался один. Чарминг стремительно покидал дом, чтобы побыть в одиночестве. Обычно, он уходил к обрыву, с которого открывался удивительный и прекрасный вид на поля местных фермеров, на небо, что всегда очаровывало своей умиротворенностью и красотой. А Шрек оставался один на один со своей болью. Он медленно приводил в порядок комнату за комнатой, сметал осколки в общую кучу, а затем медленно собирал их в урну. Все уцелевшее расставлялось по своим местам, все свернутые стулья и столы поднимались и все становилось на круги своя. Чарминг через некоторое время возвращался успокоившимся и, как ни в чем не бывало, лез подмышку, чтобы обнять. В такие моменты он был нежным, аккуратным и до безобразия родным, что все неприятные чувства улетучивались. Шрек, может, и был злопамятным, но всегда быстро отходил и спускал на тормозах подобные выходки. Потому что очень сильно любил. И понимал, что Чарминг такой, какой он есть. И все его истерики, все обиды и колкости будут раз за разом вылезать наружу. Шрек принимал его таким, какой он есть. В его огромном теле было еще много запасов терпения и сил, которые он готов был потратить на Принца. Ведь в сказках любовь и время всегда лечили разбитые глиняные сердца.