Нормально

      Йена совсем не заводит кучка жеманных пидрил, точно также, как и Микки. Но они все равно переглядываются, решают каждый для себя, что «да, а че бы нет», кивают в унисон, допивают остатки дорогого пойла, которое сами себе ни в жизь брать бы не стали, и принимаются стягивать друг с друга штаны.       Роли распределяются, кажется, даже не спонтанно. Микки дает себе засаживать одному только Йену, а сам долбит в очко смешливого блондина – Брэда, Тэда, похуй вообще, как. Они сцепляются паровозиком, сбиваются пару раз, ржут уже почти бухие, раскачиваются, ловят ритм на фоне попсовой дребедени, от который каждый здесь в восторге. Картина маслом та еще, только на выставку дивный порно шедевр брать никто не стал бы. Как-то неряшливо все, совсем не постановочно, местами почему – то все равно фальшиво.       Какой-то парень отсасывает Йену пока он сам смотрит на то, как Микки заглатывает чей-то здоровенный член. Не такой, конечно, большой, как у самого Йена, но такой, которого хватает, чтобы в горло толком просунуть нельзя было, который приходится брать за щеку чтобы нормально пососать. Микки глаза закрыл и на него не смотрит, но шеей все равно крутит в его сторону. Бьет по чужой руке, которая тянется за волосы потянуть ближе к курчавому темному лобку.       Чуть погодя Йен лениво вбивается в смуглую чужую тушу и почти даже готов излиться в презерватив, непривычный и слишком тугой. Передумывает в последний момент и вытаскивает член со звуком, который не слышно под громкими стонами, влажными шлепками и музыкой.       Он кончает за все время только раз - с усмешкой на губах на лицо своему суженому, в последний момент высунув член из умелого рта и, вздрочнув за основание пока Микки сжимал его яйца, сидя на кортах и в непонятках. Получил за это показушный удар по волосатой коже и игривую ухмылку в довольных глазах – «Смешно тебе, уебок. В этот раз хоть не в глаз».       Микки сам себе уже спустил в кулак - тоже не стал особо юзать доступные дырки, хотя можно было. Йен глядел на него волком, если кто – то тянулся ему ноги пошире раздвинуть. Глядел так даже, если этот кто – то получал по челюсти или по ноге или по бицепсу или по лбу и по носу ладонью. Микки сам на Йена глядел точно также правда не всегда, а только в те моменты, когда глаза открытыми держал.       - Вас ребята подвезти?       Йен тянет Микки к себе на колени, сминает губы своим ртом и целует в засос. Все на него смотрят. Смотрят на них и у Йена снова стоит и упирается в любимый белый зад.

***

      -Ну как, понравилось?       Той же ночью Йен сжимает серую футболку, когда липнет к теплому чистому телу и сует свой нос между шеей и плечом. Микки развалился и молчит, кажется, даже не слышит. Потом тихо выдыхает с улыбкой мягкой, как подушка, в которую уткнулся гладко выбритой щекой – Йену эту улыбку видеть не нужно, чтоб точно знать, что она есть.       - Твой хер там больше всех был.       Йен присасывается губами к загривку, жмурит веки, проводит руками по бокам и задерживается на ладонях, мягких после жирного слоя детского крема.

***

      На следующий день Тэрри убивает психанутая монашка. Глупо, жутко и нелепо, как старый чмошник и заслужил. Жалко только, что Микки носился с ним в последние дни, как угорелый. Строил из себя сиделку, делал все, чтоб мудила не сдох. Святой человек – Йен бы так никогда о нем не сказал, даже не подумал бы. Но это раньше, а сейчас только то, что тот не выпустил пулю в башку нерадивого папаши уже ставит его в очередь тех, кого в иконки срисовывать надо и продавать прихожанам в церквях, чтоб бдел хмурым взглядом за порядками в доме.       В новой развалюхе Милковичей глаза Микки краснеют, а фигура будто бы сжимается в комок, хотя на самом деле даже не колышется. Он говорит про похороны, про то, что нужно родственникам, которым все еще не похер позвонить, и оставляет перекошенный труп вонять и разлагаться.       Вечером, лежа в кровати Микки сует тонкие бледные пальцы в веснушках себе в рот и сосет, обводит языком подушечки, им же скользит в промежутках, во всех по очереди. Заводится сразу. Йен на это ничего не говорит, только дышит глубоко и в шею губами клюет. Он его целует за ушами, гладит по бедру. Йен занимается с ним любовью. В самом девчачьем смысле, который только может в голову прийти – в миссионерской позе, с кучей поцелуев, с громкими словами, с нежными объятьями, чтоб глаза в глаза, все как полагается, все как в старых фильмах.       Микки после всего утыкается носом в рыжую подмышку, причмокивает громко, как маленький ребенок и засыпает крепко до полудня.

***

      - Давай еще пихарей найдем? Может в том же зале? А, мы же там на пробном были – не пойдет. Ну, тогда в другой, щас погоди, найду.       Очередной порыв – загон за последнюю неделю Йена совсем не удивляет. Он идет на поводу у всех его хотелок. Потрахаться с кучей гомиков почти со всеми теми же что были в прошлые выходные – не вопрос. Забить на работу и отсосать друг у друга за углом местной аптеки, а потом в машине перед гипермаркетом едва ли не палясь – пожалуйста, любимый. Набрать в сексшопе добра на пятьсот баксов – непонятных анальных стимуляторов, зачем – то для обоих, плетку, зажимы для сосков и бабские трусы с дыркой, прости, Господи - все для тебя, капризная принцесса.       Микки вообще себя ведет, как маньячело заведенный: то нянькается с Фрэнни, то хату драит - не только их общие хоромы, в которых они спят, едят, да в койке резвятся при любом удобном случае, а все по очереди. То помогает Лиаму с проектом, то Липу с Фрэдом, когда оставить не с кем малыша. Вот этому всему Йен очень удивляется, но делать ничего не думает вообще.       А потом Микки рыдает с самого утра. На вопрос «почему?» рявкает, что ни черта и сам не знает. Йену – то все и так как будто бы понятно – батя из могилы ебет сынулю в мозг и в душу. После этого он его не трогает в такие вот моменты, пытается по языку лица и тела прочитать, что делать нужно: иногда за плечи притянуть - когда тот успокаивается, поцеловать на публике, встать пораньше, приготовить чашку горячего кофе и тихонько в рот взять слабый утренний стояк. Все это, кажется, даже не напрасно.       Как – то вечером Микки кидается ему пятки помыть – отдраить щеткой и в промежутках между пальцами губкой пройтись. Йен ахуевает и отпихивает цепкие ладони. Не сразу, правда – соблазняется неожиданной заботой, взглядом снизу вверх и красными цветом щек. Микки от этого ходит надувшись, нос воротит от него пока спать не ложатся.       Привычка сосать пальцы никуда не уходит. Когда Йен обнимает его со спины и засовывает руки в подмышки, Микки снова берет в рот сначала указательный, а потом большой. Обводит языком их долго, так что у Йена глаза слипаются и нос норовит засопеть. Потом один вытаскивает, оставляет только тот, что покороче и потолще, держит не выпуская. Даже, когда тот скукоживается.       Йен гладит по горячим губам сухими подушечками, проводит по щеке и стирает влагу с ресниц. Наклоняется и тычется в острую скулу носом – Микки совсем исхудал, так, что аж ребра виднеются. Это, хотя у него давно началось. С тех пор, как по УДО оба вышли, больше года назад.       -Ну, ну. Ты чего у меня – Йен целует в лоб, в глаз, в нос, в сомкнутые крепко на его же пальце губы, в подбородок, - все нормально же, все будет хорошо.       Микки пытается отпихнуть тяжелое тело подальше и втемяшиться в подушку лицом. Йен все никак не заткнется. Все шепчет, воркует: «да он же мудак, уебище недоделанное, ему там и место сейчас, я сам тобой гордиться буду, и вообще обожать». Микки от этого начинает рыдать, как ребенок, палец выплевывает и кулаками себе глаза трет. Впивается тупыми ногтями над бровью до красных отметин, бьет по виску.       - Сюда дай. – Йен забирает чужие ладони и крепко сцепляет их пальцы, – мы же не хотим эту головку испортить. Глубже дыши.       Микки слушается и дышит. Все равно дрожит. С каждым вдохом все меньше. Йен целует в ершистй затылок и растирает круги по спине.

***

      Две последние клетки мозга машут Йену на прощание, когда Микки снова облизывает его левые пальцы, указательный и средний, накручивая умелыми бедрами по стоящему члену.       Микки глаз не открывает, стыдится, но в последнее время по-другому не может. Проделывает эту фишку постоянно. Знает, сучок, что Йен тоже кайф ловит не детский – все ниже пояса каменеет, а таз начинает быстро вколачиваться. Перед самым оргазмом паршивец сует уже свои пальцы в йенов рот и начинает сгибать, чтобы языком и зубами обвел – херня кринжовая, но и тут все не мимо, а в цель. Йен сильно кончает, что аж теряется на несколько долгих секунд.       Микки все это становится очень смешно, он запрокидывает голову в блаженной истерике. Йен сдерживается, чтоб не подмять под себя и не начать натягивать его, как последнюю сучку, как какую – то течную щель. Йена просто на просто бесит, что все, что он может – ждать и терпеть.

***

      - Я совсем ебанутый?       Йен вздрагивает и переводит непонятливый взгляд на усталого Микки. Тот ровно дышит после четвертого раунда ночного секс - марафона и не открывает глаза.       - Реки пускаю тут из-за говна этого – он долго ничего больше не говорит, потом сглатывает громко и продолжает совсем – совсем тихо, с остановкой после каждого слога, будто бы стало противно – скучаю по нему.       Йен разворачивается на бок, берет за руку, целует и жмется ко лбу.       - Ты меня дико пугаешь в последнее время. Будто биполярку от меня подхватил.       Микки не знает, куда ему двигать бровями, пялит в оленьи глаза и думает, что они сейчас очень трогательные.       - Но это нормально.       Йен сгребает Микки к себе и утыкается носом в макушку. Вдыхает не мытые волосы, как последнюю сигу. Старается каждую затяжку растянуть на подольше и начинает тревожиться, что скоро закончится. Как же ее растянуть – толком не знает, но знает, что сможет. Конечно же, сможет.       - Я же с тобой.       Проводит подушками пальцев по мягким губам и сует в рот все по очереди.