Моменты нежности

      Светлые локоны малышки Люцифиэль подпрыгивали задорными волнами, пока она кружилась на поляне в неуклюжем, но весьма трогательном танце. Миниатюрные туфли приминали травинки, оставляя запутанный след, а белоснежные крылышки трепетали, так и норовя приподнять их обладательницу над землёй. Люцифиэль и сама не против наконец научиться полётам, чтобы быть как взрослые, однако вмиг робеет под бдительным присмотром матери. И не только.       Мальбонте отвёл взгляд от широкого окна, обратив внимание на супругу, что стояла рядом и приобнимала его, поглаживая ладонью по спине. Это были редкие минуты покоя для обоих, свободы от повседневных забот и незначительных, но утомляющих пререканий. Поцеловав жену в макушку, он пробормотал:       — Когда смотришь на отпрыска наших советников, не думаешь о том, что у нас могла быть такая же красивая дочь?       Люция почти незаметно встрепенулась. Подол платья тихо зашуршал, стоило ей отстраниться и, упрямо скрестив руки на груди, отойти от полукровки на несколько шагов.       — Нет, Маль, нам не нужен ещё один ребёнок, — заявила с непоколебимой — поистине королевской — уверенностью. На секунду атмосфера комнаты оказалась буквально поглощена сгустками алой энергии, насквозь пропитанной раздражением. Люция не любила обсуждать вопросы, которые касались потенциального пополнения в их семье, — у нас и так два сына! Тебе этого мало? Тогда вынашивай и рожай сам, а я на это больше не подпишусь.       Мальбонте закатил глаза. В их недолгую идиллию вновь просачивалась характерная язвительность дочери Сатаны.       Иногда он не понимал, зачем вообще женился на ней. А потом Люция оттаивала, улыбалась нежно-нежно, и тогда он вспоминал причину.       Как бы то ни было, эту невыносимую дьяволицу Маль любил. И она любила его, а иначе между ними ничего не сложилось бы с самого начала, до примирения, ультиматума предложения руки и сердца, свадьбы и долгожданной не для Люции беременности.       Сейчас она бросала на него мрачные взгляды, отстраняясь и вновь замыкаясь в себе.       Кажется, в мире людей это называют склонностью к депрессии. Некстати вспомнилось давнее предостережение, озвученное Дино:       «Не знаю, каких небылиц наговорила тебе Вики, но, пожалуйста, оставь Люцию в покое. Она… боится серьёзных отношений. Ты причинишь ей боль»       С обречённым вздохом Мальбонте приблизился к супруге и, не встретив ожидаемого сопротивления, заключил в объятия. Провёл ладонями от лопаток до поясницы, привлёк ближе к себе, заметив тревожный трепет багровых крыльев.       — Я в детстве мечтал, чтобы родители подарили мне сестру или брата.       — А я рада, что у своих была одна.       — Эгоистка.       — Ещё какая.       Обстановка разрядилась столь же быстро, как была накалена. Люция снова улыбалась, и Мальбонте, наклонившись, потёрся своим носом об её.       — А ты, оказывается, умеешь быть милым, — традиционный жест примирения никогда не оставлял её равнодушной.       — За сотню лет нашего брака ты поняла это только сейчас?       За окном послышался звонкий смех, наполненный детской непосредственностью и простотой. Люцифиэль наслаждалась беззаботной жизнью, подаренной стараниями старшего поколения. Юные бессмертные даже не подозревали, какой ценой дался взрослым этот мир.       Пальцы Люции дрогнули, и она крепче вцепилась в плечи супруга. Сдалась.       — Из-за нас на Небесах случится перенаселение.       — Мы передаём уникальную наследственность.       — После отмены Запрета, лет через пятьсот каждый второй бессмертный нового поколения будет «уникальным».       Это и станет безоговорочной победой над старыми традициями, против которых он боролся. Они боролись.