Hiraeth

***

Какаши хмуро глянул на свою входную дверь. Никто не рисковал трогать его последние две-три недели, поэтому тихий стук по деревянной поверхности вверг его в смешанное удивление. Чтоб кто-то рискнул прийти к нему? После того, как Шизуне собрала всех шиноби, чтобы вместо Хокаге объявить о том, что Сакуру похоронили для деревни, Какаши пропал. Он лишь сочувствующе посмотрел на Хинату, которая прижимала к себе поникшего Наруто, тот видимо не выдержал этой новости. Саске даже не явился, видимо Итачи узнал и сообщил новости брату раньше, чем Шизуне нашла в себе силы поделиться со всеми людьми, которые знали Харуно. Хатаке окончательно прекратил выходить из дома, только редкими ночами он выбирался к круглосуточному магазину за чем-то съестным и черничными сигаретами. Книги стали для него ещё более запойной вещью, утомляя ноющее сознание. Почти все он перечитал дважды и планировал пойти на третий круг. На самом же деле, его душило, уничтожало чувство вины, оно пережимало массивными когтями горло мужчины, шептало о вопиющей бесполезности его жизни и сыпало на рану крупными кристаллами соли. Хатаке постоянно думал о том, что мог бы сделать, что надо было что-то предпринять. Может надо было скандалить и разнести к чертям резиденцию? Гнуть свою линию? Требовать продолжить поиски девушки? Но он лишь медленно побрёл в сторону дома, когда над именем Харуно захлопнулась могильная крышка. О, захлопнулась она оглушительно громко, и Какаши предпочёл бы быть в этом чёртовом гробу вместе с ученицей, чем жить в болезненном вакууме. Внутри мужчины теплилось и росло чувство подавляющее его здравый рассудок — кристально чистая ненависть. Откуда она взялась? Где начало её чернильных потоков, сжигающих ниндзя изнутри? Жажда ненависти, которую он никогда не мог понять и, тем более, принять без осуждения, теперь всё чаще пробиралась в его мозг. Он сдерживался лишь за счёт силы воли, топя все эмоции. Но его здравое отношение к ситуации блекло, ниндзя вымораживало всё в его родной деревне, где так легко ставили крест на жизнях людей. Перед сном он вспоминал, сколько его крови пролилось на полях сражений за Хокаге, за Коноху, сколько похорон своих родных людей он посетил, сражаясь за идеологию, которая в итоге отвернется от тебя. Скольких ещё ему нужно потерять прежде, чем что-то изменится? Это была уставшая злость, вымученное отчаяние и тяжелая нехватка его драгоценной ученицы. Довольно близкого человека, по которому Какаши так невыносимо скучал. Он не понимал, за что? Хатаке просто хотел снова проснуться теплым весенним утром, спокойно обнаружить, что опаздывает уже на час и собравшись, поспешить на очередное задание для их дружной команды. Снова увидеть, как оглушительно громко смеется Наруто, снова вести долгие дискуссии с Саске, хихикать над перепалками Учихи и Узумаки. Он так хотел снова наблюдать за тем, как Сакура оттаскивает блондина от всех запасов еды, и тем, как куноичи улыбается. Какаши хотел снова пить саке в кафешках, отчитывать напившихся до дров парней, а потом провожать до номера пошатывающуюся Харуно. Но он открывал глаза в своей пустой квартире, где на завтрак у него была громогласная тишина. Какаши ждал, когда Цунаде даст ему задание, чтобы он мог заняться чем-то, кроме созерцания своего потолка. Этим утром пошла ровно третья неделя с того самого дня, как Хатаке лишился единственной ученицы, и этим утром он, как и всегда, полусидя расположился в своей постели. Его ноги были слегка прикрыты одеялом, сам мужчина был одет в излюбленную чёрную безрукавку с маской. Какаши пожевывал фильтр сигареты, который терпко отдавал черничной сладостью: однажды Харуно обнаружила сенсея за тем, как он украдкой курил на улице, на что он очень смутился и сказал, что просто балуется. В руках он безучастно вертел книгу про историю родной страны, скучнее которой были последние недели жизни Хатаке. Он выпустил немного дыма изо рта и прислушался. — Хм? Копирующий ниндзя отложил книгу в сторону и внимательно посмотрел на дверь. Кто-то мялся под ней уже несколько минут, и, наконец-то, раздался робкий стук в дверь. Бровь мужчины вопросительно изогнулась. Он поднялся и дошёл до двери, так же пошаркивая ногами. На пороге стоял человек, которого Какаши абсолютно не ожидал увидеть, поэтому он откашлялся в кулак и попытался приветливо улыбнуться. — Ино, доброе утречко, — протянул мужчина, но блондинка не выглядела радостной. Её волосы были распущенны, они каскадом спадали с её плеч и закрывали лицо девушки. — Какаши-сенсей, — Яманака подняла голову, будто раскрываясь. Она не стесняясь посмотрела на мужчину припухшими, красными от слёз глазами. Губы девушки были искусаны до кровавых ранок, а лицо побледнело и осунулось, будто у Ино были проблемы со здоровьем. — Йо, проходи, — он отошёл в сторону, пропуская блондинку. — Может, хочешь чая или кофе? — Кофе, если можно, — тихо ответила блондинка, располагаясь в гостиной. Меж ними ощущалось странное напряжение, но Хатаке прилагал все усилия, чтоб казаться абсолютно непринуждённым. Он что-то расспрашивал у гостьи, пока делал кофе, но получал лишь скомканные ответы, поэтому уже через пару минут рассудительно решил замолчать. Мужчина поставил перед Ино кружку с горячим кофе и сел напротив, снова доставая помятую пачку сигарет. — Ты не против? — Какаши посмотрел на гостью, дожидаясь разрешения закурить. — Нет, что вы, — мотнула головой Ино, снова кусая свои губы. — Сакура говорила, что вы курите. Хатаке не подал вида, скрыв привычным спокойствием участившееся сердцебиение, подумал немного и прикурил. Мужчина неспешно курил, позволяя блондинке вдоволь подумать и собраться с мыслями. — Я не считаю, что верхушка деревни ошибается, — спустя пару минут молчания начала Ино. — Я просто не согласна с этим. Просто, Сакура… Поймите, она моя лучшая подруга, родной человек. Я… Чёрт, я не могу это оставить вот так. Голос девушки дрожал и срывался, её пальцы нервно перебирали края одежды, а глаза наполнялись крупными каплями слёз. — Какаши-сан, почему-то я не хочу стоять в стороне. Я хочу найти её, — Хатаке хотел что-то сказать, но не успел. — Даже если все считают, что она мертва, пусть. Может нам удастся вернуть домой тело, может останки, может хотя бы узнать кто это сделал. Может быть, она жива и ждёт помощи… Если деревня не может нам помочь, так плевать на них, значит надо справляться самим. Даже если я буду совсем одна — я не сдамся. — Ино, послушай, — тихо начал Какаши. В глубине души он гордился тем, что Асума смог вложить в свою подопечную: она сидела в чужом доме, но ощущала себя чужой в своем же поселении, уставшая, но безмерно сильная, её глаза горели жаждой действий и поблескивали от непролитых слёз. Ино была тем, кто сквозь мучительную боль сдерживал чёртовую крышку гроба, не позволяя похоронить родного человека. Какаши понял, какой он слабак по сравнению с хрупкой девушкой, которая готова в одиночку пойти против всего, что было ей родным мирком. — Я пойму ваш отказ, но не смогу понять ваших намерений, — перебила Яманака. — Мне было трудно понять Цунаде, но вроде это было на благо деревни. Она так прикрывала свою потерянность. Я не смогла понять Наруто, который ушёл в самобичевание вкупе с жалостью к себе, которую регулярно подпитывает Хината. Не пойму Саске, для которого только обретённая семья важнее товарища. Почему это так? Они имеют право на выбор, конечно. Но почему этот выбор всегда — сделать вид, что это не твоё дело и опустить руки. — Эй-эй, — доброжелательно помахал рукой Какаши, ощущая всплеск злости в девушке, — я ничего такого не говорю. Просто хотел уточнить, сможет ли Сай раздобыть для нас немного информации. Ино уже открыла рот, чтобы попрощаться. Она привыкла к жестким отказам и глупым отговоркам, поэтому в эту секунду замерла, ошарашенная тем, что, наконец-то, её услышали. Кому-то не плевать на розоволосую девушку-медика, про которую уже никто не хотел вспоминать. Яманака закрыла руками лицо, но ей не удалось скрыть своих слёз. Они градом катились по её щекам и подбородку, дыхание сбилось полностью, а тонкие плечи дрожали. — Н-нет, ему и всем в АНБУ сейчас дают мало информации, — дрожащим голосом ответила девушка, тыльной стороной руки проводя по лицу, но её попытки успокоить слёзы пошли прахом. — Сай всё равно ищет и готов в любой момент отправиться на поиски, я т-тоже. — Ино, ванна дальше по коридору, умойся. Всё в порядке, правда. Блондинка исчезла в коридоре, а Какаши бросил взгляд в окно. Может, это всё абсурдная идея девушки, которая не готова смириться с тем, что её подружка мертва. А может бред то, что все попытки предпринять что-то для помощи своим же шиноби рухнули, не успев окрепнуть? Хатаке размышлял о том, что он транжирил драгоценное время за которое может уже бы нашёл свою ученицу. На что тратил? «На томную грусть и «самобичевание в купе с жалостью к себе». Неужели я так жалок?» Какаши мотнул головой, отгоняя от себя неприятные мысли. Ино вернулась через пару минут, уже абсолютно спокойная, она даже пыталась улыбаться уголками губ. Её печаль выдавали лишь припухшие красные глаза, но сейчас в них плескались призрачные отголоски надежды. Яманака села на своё место, но выглядела более собранной и уверенной в себе. — То немногое, к чему мы смогли с Саем подобраться: скорее всего, похитители из страны Огня или самых ближайших. Просто глупо тащиться за одной девушкой из далёких стран, особенно после войны. — Ты намекаешь на то, что это рисково из-за сильной военной мощи? — Какаши немного наклонил голову, все ещё всматриваясь в окно. — Да, военный потенциал сильнее, чем когда-либо. Вы ведь знаете про патрули АНБУ? Хатаке кивнул. По ночам простые жители не могут заметить караул, который обшаривает каждый участок земли, но мужчина постоянно видел их — способности скрываться у членов АНБУ сильно снизились, что не могло не вызывать у копирующего ниндзя тяжелого вздоха. Группы шиноби днём просто гуляли по Конохе, но Какаши давно заметил, что они ходят по определенным маршрутам, выдерживая определенные интервалы времени. Ночью они заглядывали в каждую щелочку, будто что-то искали. После войны старейшины опасались повторного нападения или того, что какая-нибудь страна решит воспользоваться возможностью, ведь великая деревня, скрытая в листве, была прилично обессилена. Возможно это был лишь маразм, но у Конохи появились глаза, особенностью которых было полное отсутствие слепых зон. — Они напали утром, но ведь ночью они, ну, никак не могли бы пройти незамеченными. Тем более, я уверен, что это был не один человек, а целая группа. Как же они проникли в деревню, обойдя… — Глаза Хатаке удивлённо расширились, когда он понял такую простую истину. На губах Ино играла пустая, ироничная улыбка. Она будто ждала, когда до него дойдёт. — Они прошли все стадии охраны, Какаши-сенсей. Может, это лучшие шиноби, которые хитрее всех на свете, но мне кажется, это почти невозможно. Даже под прикрытием — в резиденции проверяют личность каждого торговца, каждого мелкого туриста или путника, который решил заглянуть в нашу деревню, — кивнула блондинка, разъясняя то, что лежало на самой поверхности. — У них ведь ещё было оружие, не так ли? — Мечи, да. Таких личностей никак не могли пропустить, — снова кивнула Ино, прикусывая губу. — Вы понимаете, что они не могли пропасть просто так? Несколько вооружённых человек с раненой девушкой на руках, которая ещё и истекает кровью. Они могли бы убить её на месте, но не стали. Почему? В крови был найден странный яд, который должен был парализовать её. Почему они не убили её? Потому что не собирались. Сакура потеряла много крови, думаю они не стали бы её лечить, это значит… — Тихо. Рука Какаши потянулась к излюбленной скомканной пачке. До него доходило, приходило болезненное осознание того, что это может быть правдой. Эта мысль, то к чему вела Ино, то, что всё это время Харуно была где-то очень близко, прошла дрожью по рукам мужчины.

***

Обито перестал появляться с того самого момента, как к Сакуре подселили Юнги. Единственное, что выдавало его немое присутствие и покровительство — рисовые булочки, которые регулярно девушки находили после сна в углу камеры, за злосчастным ведром. К ним в придачу всегда шёл небольшой кувшин с водой, который теперь опустошался в два раза быстрее. На следующий день, после появления соседки, Харуно нашла на дне кувшина странную скляночку небольшого размера с прозрачной жидкостью, по запаху Сакуре удалось распознать обеззараживающее средство. Именно его куноичи щедро лила на изуродованную щеку Ноэ, отчего пострадавшая тихо скулила. Грязная корка и ошмётки кожи белели под лекарством, обнажая глубокие рваные раны, растянувшиеся от лба и до подбородка, через всё лицо девушки. Харуно была не в восторге от того, что вода лишала её любых намёков на чакру и силы, но жажда не щадила абсолютно и это стало ощутимым, когда Тоби не появлялся около двух дней: о жидкости пришлось забыть, о еде тем более. Ноэ, более менее привыкшая к нечеловеческим условиям, переносила это испытание не плохо, героически выдерживая лёгкое обезвоживание, но розоволосая ощущала себя хуже, чем могла ожидать от себя. Именно в эти два дня настала очередь Юнги ухаживать за Харуно: Ноэ постоянно поддерживала куноичи и держала за руку, успокаивая в самые тяжелые моменты. Именно в эти два дня болезненно Сакура прочувствовала насколько её жизнь зависит от мужчины, против которого её родное поселение вело целую войну. На почти третий день соседки обнаружили заветный кувшин. Ноэ оказалась яркой и громкой личностью, в её глазах горел тёплый огонёк задора, она была лучиком света в кромешной тьме камеры. Её не пугало изувеченное лицо, отсутствие пищи и шансов на то, что они когда-то выберутся из своего заточения. Юнги была старше Сакуры на почти десять лет, но они никогда всерьёз не затрагивали эту тему. Сакура постепенно пыталась убедить себя, вдолбить в себя мысль, что больше не увидит близких ей людей, но упёртое сердце отказывалось принимать вязкую правду. Это всё казалось кошмарным и очень долгим сном, после которого она обязательно очнётся в своей тёплой постели. Но она просыпалась на полу, снова и снова разочаровываясь в своей судьбе. День шёл за днём, и, хоть Харуно и не ощущала их вполне, она отчетливо ощущала другое: бьющуюся в груди надежду, которая с каждым часом, проведенным в неволе, всё больше покрывалась уродливыми трещинами. «Сколько я уже здесь? Сколько я ещё тут буду? Наверное ребята с ума сходят, пытаясь найти меня.» В самые тяжелые моменты, когда девушка подолгу сидела в своём же уголке, к ней тихо подсаживалась Ноэ и протягивала руки к розоволосой. — Ну-ну, будет тебе, — сладким как патока голосом говорила Юнги и доброжелательно улыбалась. — Иди сюда, расскажи-ка мне, что случилось? В первые разы Харуно поднимала удивлённый взгляд на соседку, но та лишь смущённо улыбалась и пожимала плечами. — Не обращай внимания, я так успокаивала сына, когда он плакал, — через некоторое время разъяснила Ноэ, уже поглаживая по голове Сакуру, которая стала стабильно находить какое-то подобие утешения в руках своей новой знакомой. Ей было странно и неловко идти в руки Юнги, но куноичи едва сдерживала себя от своевременного схождения с ума, поэтому решила, что ей нужно человеческое тепло. Почему-то объятия соседки были волшебными и утешали даже в самую безумную минуту смятения, которая накрывала Харуно. — Сын? — О, да, — в голос Ноэ просочилось поразительное количество любви и нежности, а глаза её засияли невозможно ярко. — Моему мальчику всего четыре годика. Мечтаю скорее обнять его. У него такие бархатные щёчки, ты бы знала! А ещё он всегда стесняется, даже не знаю в кого он. Я думаю, он будет рад с тобой познакомиться, Сакура. Тогда Харуно подняла невидящие глаза на свою соседку. «Ч-что? Она правда верит, что мы выберемся отсюда? Неужели она правда верит в это…» Юнги взахлёб рассказывала о своём сыне следующие несколько часов: о его первых робких шажках, о том, какие фрукты ему нравились больше всего, и о том, как мальчонка первый раз разбил коленку до крови, но мужественно не плакал, чтоб не огорчать маму. Ноэ рассказывала о игрушках, которые мечтает подарить мальчику, и о том, что он больше всего любит играть в медика. Эти часы прошли как призрачное мгновенье, наполненное любовью и обожанием, Харуно даже стало казаться, что в их клетке стало светлее — так светились глаза её соседки, когда она рассказывала о первом слове мальчика. Первом. Конечно же он сказал заветное «мама». Сакура подумала о том, что у крохи впереди долгая, невообразимая жизнь и ему необходимо пройти её, опираясь на руку любящей матери. — Юнги, — аккуратно прервала девушку Сакура, поднимая глаза. — Ты обязательно обнимешь его, совсем скоро, я уверена в этом. На секунду Ноэ удивилась, но потом расплылась в широкой улыбке. — Я тоже так думаю! Мой муж погиб незадолго до рождения сына, поэтому я нужна малышу ещё больше. Но я не плакала, когда умер мой возлюбленный, ведь я готовилась стать мамой и должна была быть сильной. После этого рассказа, всё время девушки тихо разговаривали обо всём на свете: начиная с детства и до этого момента, Харуно рассказала про все свои миссии и даже про войну. Единственное, что они взаимно обходили стороной — причину или обстоятельства, из-за которых они оказались в этой самой клетке. Это не было тайной темой, просто именно эти долгие беседы помогали уйти от суровой реальности, в которой у Харуно был пробит бок и разбиты губы, а лицо Юнги навсегда испорчено чьей-то невообразимой жестокостью. Позже они начали робко обсуждать то, что хотели бы показать друг другу на свободе: Ноэ была из деревни скрытой под луной, что находилось в значительном расстоянии от Конохи, поэтому Сакура почти ничего не знала о поселении Юнги. Та рассказывала о необычных видах моти, которые делают только у неё на родине, и случайно обронила фразу о том, что хотела бы угостить Харуно разными деликатесами своего поселения. Им обеим было страшно говорить вслух наглые желания о том, что когда они обе выберутся на свободу, то обязательно посетят поселения друг друга. Куноичи казалось это робким немыслимым желанием, но оно было таким манящим, и соседка говорила об этом с таким упоением, что Сакура поддалась соблазну. Она тоже начала представлять. Уже смелее рассказала о том, какой бы хотела видеть свою клинику, которая в глубине души казалось розоволосой лишь плодом её фантазий. А совсем недавно у неё было всё, чтоб построить её, чтоб осуществить свою мечту. Теперь её мечтой стало выживание. — А ещё, я бы угостила тебя своими фирменными онигири с тунцом, — тихо шепнула Сакура, вспоминая рецепт, который узнала ещё от мамы. — О, я уверена, они безумно вкусные! Обожаю вкусную еду, — мечтательно протянула Юнги, неизменно улыбаясь. — Да уж, я ими накормила всех своих друзей. Их не пробовала только ты, сенсей и… Да, надо бы и Тоби угостить ими, наверное ему пришлись бы по вкусу, — заговорилась Харуно, на секунду задумываясь о реакции Обито на то, что в благодарность за спасение от голодной и страшной смерти девушки, он получит несколько рисовых комочков. Сакура хихикнула в кулачок, а потом широко улыбнулась, представляя озадаченность Учихи. Она не заметила, как что-то под потолком камеры шелохнулось и замерло, ругаясь про себя на тему потерянной сноровки и гибкости.

***

После пары часов поверхностного сна Харуно распахнула глаза. Мозг ещё ничего не осознал, но тело молниеносно подорвалось с нагретого места на полу. Дверь камеры распахнулась оглушительно громко, настолько громко, что Сакура поморщилась и хотела закрыть уши руками, защищаясь от противного лязга металла. Первая волна животного страха она ощутила уже через мгновение, когда поняла, что на пороге стоял тот самый мужчина с бордовыми волосами, который пару недель назад привёл к ней Юнги. Привёл конечно громко сказано, скорее бросил как собаку на обочине, ожидая, когда та сдохнет. Харуно вжалась в стену, опасливо наблюдая за каждым движением мужчины. Она бегло посмотрела на всё ещё спящую мёртвым сном Ноэ, которая абсолютно не реагировала на сильный шум вокруг себя. Сердце розоволосой нагло вырывалось из грудной клетки, ускорив своё биение до максимума. «Я никогда не знала, что такое интуиция. Теперь знаю. А ещё слышу, как она орёт, что нам полный пиздец.» На губах куноичи появилась странная улыбка, она не рисковала шевелиться. Сейчас она была жалкой ланью перед хищником и девушка была готова поклясться, что он заприметил её шею. Сакура приподняла голову, когда незнакомец наконец-то зашёл в камеру и аккуратно прикрыл за собой дверь. Девушка рассматривала его жадно, стараясь разглядеть всё, что может пойти ей на руку: за спиной «мучителя» виднелась ручка оружия, схожего с катаной, на поясе висело несколько цепей, которых точно не было в тот раз, на руках мужчины блестело что-то подозрительно похожее на видоизмененные кастеты. В голове Харуно промелькнуло предположение, что именно такими кастетами можно нанести страшные увечья, как к примеру увечья у Юнги. Мучитель шёл прямо к ней, и Сакура даже не пыталась убегать от него. Его крепкая рука ухватилась за отросшие волосы куноичи, он резко дернул голову девушки на себя и заглянул в её малахитовые глаза. Харуно сжала зубы до боли, стараясь не издавать ни одного звука, но по её телу прошла вторая волна ужаса — она готова поклясться, что в его глазах виднелась безумная жажда жестокости. Сердце Сакуры пропустило удар, когда она поняла, что он скорее всего, безумец. — Пс, готова? Сейчас будет весело, — прохрипел он, натягивая волосы на макушке заключенной до боли. Розоволосая лишь сильнее сжала губы, тяжело выдыхая ему в лицо. «Если я плюну в его грязную рожу, то чисто теоретически, с которой скоростью он убьет меня к чертям собачьим?» Почему-то Сакуре захотелось хихикнуть над собственной мыслью и это стало её первой роковой ошибкой — в следующую же секунду по челюсти девушки пришёлся тяжелый удар кулаком, усиленный металлическим кастетом. Едва зажившие губы снова были разбиты, а на щеке красовался глубокий след от края кастета. — Смешно тебе, сука? — Громко осведомился незнакомец, снова заглядывая в лицо своей жертвы. Его тёмные глаза горели ненавистью, а губы вытянулись в зловещую усмешку. Сакуре было смешно. Ударили сейчас не её, а те глупые мечты о свободе. Этот мощный удар вывел её из равновесия, но привёл в реальность, противную до тошноты. Бил мучитель правда со всей своей гребаной дури, поэтому голова Харуно закружилась и она не могла брыкаться, пока на её ногах защёлкивались импровизированные кандалы, соединенные с короткой цепью на стене. Мужчина несколько раз дёрнул эту цепь, проверяя её прочность и устойчивость. Именно этот звук немного привёл Харуно в чувство, хоть её голова и противно ныла. Обито инструктировал её ещё давно, что когда придут другие люди — задача Сакуры молчать и терпеть, тогда вскоре её оставят в покое. Куноичи сидела в своём любимом уголке, но теперь прикованная тяжелыми кандалами и жирной цепью. Её пустой, немного испуганный взгляд блуждал по полу, бесцельно цеплялся за любые неровности на полу. — Эй, я задал тебе вопрос, — рявкнул мужик, снова своей крупной лапой поднимая побелевшее лицо куноичи. — Будь добра отвечать, мразь. Смешно тебе? Харуно очень хотела съязвить, колко прокомментировать его тупейшие вопросы, но её размытый взгляд заметил Ноэ, которая начала просыпаться, всё же заметив странные звуки в камере. Ради неё Сакура прикусила свой острый язык. — Нет, мне не смешно, — с трудом ответила розоволосая, с печалью обнаруживая повреждение челюсти. — То-то же, — самодовольно фыркнул мучитель и немного отошёл назад, рассматривая девушку на цепи. Харуно только приподняла голову, но в её глазах отразился панический страх: мужчина перенёс вес своего тела на правую ногу и сделав разворот, приземлил левую ногу прямиком на корпус Сакуры. Из её рта вырвался кровавый вскрик. Видимо затрещало ребро, боль была невыносимой. Глаза девушки наполнились горячими слезами злости, но в этот раз она запретила себе плакать. Ему было мало, он хотел, чтобы она закричала от боли и поплатилась за свою дерзость, никто ещё не смел смеяться ему в лицо. Он ударил ещё, специально целясь туда, но куноичи не кричала, лишь тяжело хрипела, задыхаясь кровью, которая полностью заполнила её рот. — Эй, — глаза Сакуры расширились от удивления и мгновенно она подняла голову, с ужасом смотря на Юнги, которая стояла посреди камеры, уперев руки в боки. Её лицо, ещё немного сонное, выражало искреннее недовольство, а губки были слегка надуты. Харуно стала махать ей руками, не способная ничего сказать и передать угрозу из-за крови, которой становилось во рту всё больше. — Не смей трогать её, бугай. Мужик ошалел не меньше розоволосой от такой наглости, но его тело уже двигалось к Ноэ: он наматывал на кулак цепь, висящую на боку и женщина даже не успела пискнуть, как размашистый удар пришёлся ей ровно в подбородок. Харуно кричала. Выходили лишь кровавые пузыри слюней, голос пропал абсолютно. Всё вокруг неё замедлилось и это сводило её с ума. Юнги медленно падала на пол, будто этот момент поставили на паузу, а её челюсть безжизненно болталась, видимо сломанная одним четким ударом. На её затылок и голову сыпалось бесчисленное количество ударов, после каждого из которых глаза Сакуры расширялись в немом ужасе и страхе. В стороны разлетались капли крови и ошметки кожи, разорванной кастетом. Разум куноичи ломался, её хрупкий мирок разлетелся к чертям, разбивался на миллиарды крошечных осколков, которые впивались в горло и сердце, раздирали их в кровь. Всё произошло так быстро, что осознание только плелось к испуганному мозгу девушки. Ноэ просто хотела её защитить. Она забыла о боли в теле и ринулась к Юнги, совсем забыв про кандалы. Сакура упала на грудь, лицом вниз и зарыдала навзрыд от тупой безысходности. Ноэ даже не кричала, лишь смотрела пустым взглядом куда-то в сторону. Харуно даже не знала, жива ли ещё её соседка: лицо той стало кровавым месивом, без намека на человеческий облик, едва зажившая рана разошлась снова. Мир для куноичи стал блядским цирком, в котором она и её жизнь были великим посмешищем, ухмылкой над всеми её целями и мечтами и сейчас у неё отбирают последний оплот, то, что стало ей дорого до безумия за короткое время. Её кулак с силой приземлился на участок земли, но чакры в теле не было. Харуно продолжила глотать слёзы, мечтая спрятаться от глухих звуков ударов. Ей казалось, что это не имеет конца, когда мужик наконец остановился. Сакура приподняла голову и завыла, поняв, что череп её соседки разбит сразу в нескольких местах, а кровавая лужа под ней настолько огромна, что залила почти весь землистый пол камеры. Мучитель переводил дыхание и разминал суставы запястий, улыбаясь так же удовлетворённо, как будто совершил главный подвиг своей жизни. Юнги не подавала никаких признаков жизни, даже дыхания было не видно. Куноичи заметила, что мучитель достаёт нож из-за своего плаща, пока на его лице плясала ласковая улыбка, он явно предвкушал то, что собрался делать дальше. — Отребье будет знать, как открывать свою грязную пасть, — промурлыкал мужчина, нежно разрезая грязную одежду на бездыханном теле Ноэ. Харуно охватила слепая ненависть, а в голову пробрались самые страшные предположения о том, что он собирается делать. — Остановись, оставь её, — едва ли не взмолилась Сакура, выговаривая слова через пронзающую боль в лице и груди. — Прекрати. — Ты вообще закрой рот, брошенка. Ты вроде та самая шиноби, да? Слышал, тебя никто даже не начинал искать, — расхохотался мучитель. — Так что, готовься, сдохнешь сразу после этой уродки. Правда с тобой я повеселюсь подольше. Сакура никогда не ощущала ничего подобного, такого отвращения и агрессии к живому существу, что ей просто было страшно сейчас. Её тело распирало от странной силы, необузданной и грубой, которая сильно пульсировала во всех частях скованного тела. Его слова впитывались в мозг, били по воспалённому сознанию, ранили измученное сердце и пробуждали что-то, что было страшнее злости. Из сердца Харуно прорвалось чувство обреченности. Почему именно Ноэ? Почему? За что именно этого светлого человечка? Мужик удобно сел, брезгливо раздвинул бедра девушки движением ноги, и устроился за спиной Юнги, от лица которой не осталось ничего, кроме костей, обтянутых кожей и крови. — С… Сакура… Моего сына, кх, — остатки головы Юнги хрипло зашептали, вводя мужика в лёгкое удивление. — Его зовут Исаяма Ноэ, ему 4 года. Он любит клубнику и игры в медика. Молю, позаботься о нём. Молю, Сакура, мой сын… — Ничего себе, строптивая сука ещё не сдохла, — хихикнул мучитель, опуская руки к своей ширинке. — Ну тогда я устрою тебе впечатлений напоследок. Прошла одна секунда. На землю перед лицом Сакуры упал кунай. Блестящий, острый. Идеальный для жестокого убийства, мелькнула маниакальная мысль в голове Харуно. Её губы растянулись в безумной улыбке, ей на секунду показалось, что она сходит с ума и все рамки внутри неё разлетелись, как и её терпение. Мощный поток силы наполнил её жилы, этот бурный ручеек разошёлся отравляющим ядом по телу куноичи. «Так много жизненной энергии, неужели это… Я преобразую её в чакру. Я буду на пике пару минут, а потом скорее всего умру. Это всплеск перед смертью. Плевать. Убить его. Убить. За Юнги.» Тело лежащей на полу девушки вспыхнуло белоснежным светом, невообразимой силы чакра вырывалась из её пор, прорывалась через нежную кожу и требовала мести. Требовала, чтоб ею воспользовались. Сломанные рёбра Харуно срослись сразу же, началась молниеносная регенерация всех поврежденных конечностей, а кандалы, сдерживающие куноичи от действий, взорвались к чертям. Металл разлетелся по камере, участок земли на котором лежала девушка, начал разрушаться. Отголосок ужаса отразился на лице мужчины, он поспешил натянуть на бёдра свои штаны, которые с таким удовольствием снимал. Сакура хмыкнула, неспешно поднимаясь с пола, предварительно прихватив новенький кунай. — О, наконец-то. Сейчас посмотрим, как быстро сдохнешь ты, сука, — прорычала девушка. Её волосы приподнялись, а глаза потеряли намёк на зелёный цвет — их покрыла белая пелена. — Т-ты, слышь, остановись, — рычал мужчина, медленно пятясь назад. Он понял, что его ждёт тупик и сильно поверив в себя, рванул вперёд, вонзая нож в грудину Харуно. Розоволосая хмыкнула и схватила мучителя за шею, сжимая её до сладкого хруста. Она сломала её. Но он ещё дышал, рвано и сдавленно, морщился от неприятной боли. — Хватит… Мне больно, хватит, прошу… — Ах, больно? — Тело Сакуры вспыхнуло ещё больше, чем до этого, ярость охватила её мозг и смела все остатки человечности. — Скули, скули от боли. Скули, сука! Кунай в её руке треснул от силы сжатия, поэтому не желая тратить подаренное оружие, она размахнулась и вонзила лезвие в горло человека, который пару минут назад измывался над дорогим для неё человеком. Оно прошло легко, будто разрезало расплавленное масло, а не человеческую глотку, прошло нежно, насквозь, показывая свой острый кончик со стороны затылка. Кровавые капли брызнули на лицо Сакуры, но ей было плевать. Она улыбалась во весь рот, держа на весу уже обречённого на смерть человека. Он умирал, а в его глазах отражалась куноичи, для которой рухнул весь её мир. В его глазах, полных ужаса, отражалась плотоядная улыбка и маниакальный блеск побелевших глаз. В его глазах отражалась девушка, за спиной которой едва был заметен высокий мужчина в маске.