Новый мир «Коллектива» — мир Лимбо, где каждый умен и счастлив.

День сменялся на ночь очень быстро, даже слишком. Этот мир для каждого является своим раем, так же наказанием. Когда они только задумывались с помощью «Коллектива 2.0.» создать то, что поможет человеку «раствориться» в информации, несказанно воодушевило Диму. Харитон же думал об этом по-своему. Не все люди имели право на «Коллектив 2.0», так как им будет все равно на это, пока «поилка» в виде Сеченова и его науки кормит их с золотой ложечки. Захаров хотел, чтобы академик уже перестал надеяться на людей и заниматься тем, чем они занимались… Наукой. Они шли вдоль длинных коридоров, который окружало большое количество дверей и окон, будто бы похожи были чем-то на лаборатории. Но каждая из них скрытней другой. Захаров остановился около своего друга и положил ладонь на его плечо. — Хочу тебя предупредить, что дорога будет тяжелой в плане сознания. Это место выжимает из тебя все соки. Повезло тем людям, у которых на плечах не висит груз. — пробурчал хмуро ученый, рассматривая дверь перед ним. — Ты готов? — Да, ради того, чтобы выбраться от сюда и разгрести все то что натворил Петров… Мужчина коротко глянул на академика и вскинул свою бровь, почему он не удивлен в этом. Сразу разглядел в этом парнишке нечто завистливое внутри и темное. И конечно же он его не передал Берии, оставил всё же на предприятии. Да уж, Дима эта сторона погубит тебя изнутри. — Я знал, что он что-то замышляет. Подозревал по крайней мере. — начал Захаров, открывая двери он вместе с коллегой прошел внутрь. Яркий свет ослепил их, и они еле как могли оглядеться по сторонам. Более-менее привыкнув к помещению, их взгляду пала операционная. На столе лежала агент Блесна, истекающая кровью, которая струйкой текла по ножкам стола. «Это же…после Болгарии» -пронеслось в голове Сеченова. Его руки и ноги застыли в легком оцепенении, он не мог двинуться. Захаров обратил внимание на поведение академика и осторожно подошел к столу, где лежала девушка. Для него она была знакомой… — Это та, о ком я думаю сейчас, Дима? Что случилось с ней и почему она здесь в таком состоянии? — мужчина медленно надел на кисти рук перчатки, поднимая взгляд на академика. В глазах Димы читался ужас, боль и скорбь. Нижние веки наполнились слезами, а кистью правой руки он закрыл свои губы, отворачиваясь от стола. Замечая, что за стеклом стоит Зинаида Муравьёва (мама Кати), мужчина почувствовал, как желудок скрутило и вот-вот его вырвет от переизбытка кортизола. Сжав свои ладони в кулаки, Сеченов вновь перевел свой взгляд в сторону окна и подошел немного ближе. — Зинаида винит меня в её смерти, но…я старался! Я старался её спасти, Харитон! И…и не смог. Бедная девчонка погибла у меня на операционном столе. Но как это объяснишь матери? — он провел своей ладонью по лицу и бороде, слегка сжимая мелкие волоски. — Я не смог. И до сих пор виню себя, за то, что не обеспечил их должной защитой. Мать не потеряла бы дочь, а муж жену. — Дима, ты не сможешь спасти всех. Ты винишь себя не за то, что совершил, а за то, чего не смог предотвратить. Это уловка, в этом нет ответственности! — начал рассуждать Захаров, смотря на своего друга. После молчания, мужчина продолжил. — Хотел иначе, вышло вон как плохо. «Но я же не хотел, не хотел». Хватит мямлить, Дима! От таких слов у Сеченова прошлись по плечам мурашки. Конечно Харитон тот еще циник, но в чем-то он прав. — Но если мы не будем работать еще лучше и совершенствовать то, что разрабатываем, смерти поглотят еще больше людей. — парировал академик, поворачиваясь лицом в сторону ученого, который пытался разобраться, что произошло с телом Кати. — Наука и медицина не стоит на месте и каждый раз нужно совершенствовать ее. — Не в этом дело, ты можешь хоть годами улучшать и дорабатывать медицину, но такова природа. Наша природа. Ты даже меня не успел спасти и так же себя винишь в том, чего не смог исправить. — серьезно протараторил Захаров, махнув рукой в сторону коллеги. — Люди рождаются, люди уходят. Мне просто интересно, ты хотел создать таблетку, чтобы люди не умирали? Но знаешь, что будет, если убрать смерть? Перенаселение, голод, начнутся многочисленные войны, но дайка подумать. ОНИ БЕССМЫСЛЕННЫ! Все, о чем ты переживаешь, это мать твою как камню дробина! Сеченов коротко посмотрел на Харитона и сжал ладони в кулаки. Он упомянул ему о своей смерти и это еще сильнее взвалило груз ответственности за то, чего он не успел предотвратить. — Прости меня, Харитон. — тихо прошептал мужчина и подойдя к ученому ближе, похлопал по спине. Захаров молча продолжал стоять около операционного стола, держа в пальцах скальпель, он внимательно осматривал «живое» тело Нечаевой. От череп толком ничего не осталось, только маленькие крошки кости. Мозг разделен на две части и вряд ли был вариант спасти её тогда. События после Болгарии стали для академика еще более тяжелым грузом ответственности. Только одного он успел спасти из лап смерти это был Сергей Нечаев, конечно ему повезло больше, но некоторые конечности пришлось заменить на протезы, делая из него подобие «супер солдата». — Дима, тебе нужно взять себя в руки, подойти к столу и начать оперировать. Других дверей я здесь не вижу, предполагаю, что «Лимбо» хочет, чтобы ты проходил все переживания заново. — нарушил молчание профессор, искоса глядя на друга. Тот не раздумывая подошел к столу, надев маску и перчатки, взял в руки скальпель и разжим. — Просто пойми, у тебя не было шанса её спасти. Даже от сюда я вижу и понимаю это. Время тянулось как резина, они даже не могли подсчитать сколько простояли около стола, копаясь в мозге Екатерины, чтобы спасти хотя бы его. Но приборы довольно резким писком обрушились на ученых, заставляя их вздрогнуть. Руки Димы остановились над телом девушки, а взгляд методично направился в сторону экрана. — Время смерти…****. Мы. — академик начал говорить, но слова не шли, образуя в горле ком. — Мы сделали все что могли. Выпрямившись, Сеченов опустил свой взгляд на тело и прикрыл веки, зажмурив крепко глаза. Грудная клетка медленно поднималась и опускалась, делая большие вдохи и выдохи. Он не смог её спасти тогда, но большее что сделал это погрузил сознание Катерины в тело одной из Близняшек. Стянув с рук окровавленные перчатки, потянул следом маску с лица, отбрасывая использованные предметы на пол. — Я сделал все что возможно. И считаю, что сумел спасти хотя бы её сознание и дал такую жизнь. Прости меня, Катя. За то, что не сказал ни Сергею, ни твоей маме о том, что хоть твое тело и мертво, но… Твоя душа в одной из моих роботов. Моей вины в твоей смерти нет. — грузно проговорил академик последние слова, поворачиваясь лицом в сторону окна, где все еще стояла Зинаида. Глаза её были красные и опухшие от слёз. Он подошел ближе к стеклу и положил осторожно ладонь на прохладную поверхность. — Зинаида, твоя дочь умерла. Но в этом нет моей вины, ты знала, что я сделаю все чтобы спасти их двоих. Прости что многое тебе не рассказал. Я считал эти слова для тебя острым ударом по твоему сердцу матери. Харитон отошел от стола к стене и облокотился о бетон спиной, внимательно наблюдая за этой всей картиной. Он скрестил руки на груди и перевел взгляд на противоположную часть операционной, где появился небольшой рубильник с красным наконечником. Оторвавшись от поверхности, мужчина подошел к Сеченову и дотронулся до его плеча. — Дима, смотри. — Захаров кивнул головой в сторону появившегося предмета. — Похоже, что это новая дверь. Академик повернулся в сторону, куда показал профессор и слегка прищурил свои глаза. Медленно пройдя в сторону к тому месту, он коснулся его и опустил рубильник вниз. Из стены появились очертания лифта, с легким щелчком открывая створки. Они вместе зашли небольшую кабину и двери закрылись за ними. Гул подъема заложил их уши, блики от лампочек проскальзывали через отверстия немного освещая пространство. — Не так уж и сложно подумать хоть раз головой, признавая себе то, что ты не виновен в их смерти. Верно? — проговорил Харитон, смотря на друга, облокотился спиной о стену, тихо выдохнув. — Значит мне нужно просто согласиться с тем, что я не виновен? — ответил ему Дима. — Возможно. Раз нас выпустили после того, как ты понял все. — пожал плечами профессор, методично засовывая руки в карманы брюк. — Мне кажется, что это не простая дверь. Выглядит как…маяк о котором я тебе говорил. Харитон задумался, проводя своими пальцами по щетине и кивнув. — Значит мы на правильном пути и скоро найдем Блесну. Лифт остановился и с щелчком открыл створки, выпуская мужчин в какое-то другое помещение. Пройдя в кабинет, Сеченов осмотрелся и приподнял брови удивленно. Это был его старый кабинет на Челомее, но все выглядело на столько старым и не модернизированным, что даже он забыл каким раньше было это место. Пройдя вдоль красного ковра к массивному столу, мужчина провел по поверхности пальцами, слегка улыбаясь уголками губ. Но окунуться в воспоминания ему не дала дверь, которая открылась и из нее вышел Штокхаузен, а в след за ним Петров и двое сопровождающих его охранников. У Димы словно в голове что-то переключилось и брови нахмурились, взгляд стал серьезным. — Дмитгрхий Сегрхеевич, по Вашем пгригхазу, товагрхищ Петгрхов. — проговорил немец с ярким акцентом, указывая в сторону Виктора. Сеченов присел на свой стул, ближе подвигаясь к краю стола. Он сцепил руки в замок и прикрыл глаза. Воспоминания нахлынули на него, возвращая в тот момент, когда из-за его глупой ошибки отправил Петрова не в тюрьму, где ему и положено быть, а в один из комплексов. После этого началось самое страшное: роботы вышли из-под контроля и осуществили проект «Атомное сердце». Кровопролитие от военных роботов как-то смогли унять, но с остальным приходилось разбираться другими силами. Но скольких жертв можно было избежать, если бы Сеченов принял правильное решение и отправил этого недомерка в тюрьму, вместо работы в «Вавилове». Вот что значит, когда амбиции лезут туда, куда не позволено. Академик не спорил, если бы Петров еще немного поработал над собой и своими научными рвениями, то обязательно обратил не него внимание. Захаров подошел к столу и встал около коллеги, скрестив руки на груди. — Значит это еще одна твоя ошибка за которую ты винишь себя. — начал профессор, внимательно наблюдая за этой всей картиной. Штокхаузен встал по другое плечо академика и смотрел то на Виктора, то обратно на главу предприятия. — Интересно с чем это связано? Так как я немножко не понимаю это действие. — Сейчас увидишь. — голос Димы жестче прозвучал на весь кабинет. — Но я не смогу его здесь послать в тюрьму и поменять свое решение. Это место прокручивает все так, чтобы я понял свою ошибку. — Сеченов замолчал на мгновение и прикрыл глаза. — Я надеялся, что Петров одумается и исправится, будет делать все для развития науки и оказывать помощь товарищам. Дотянувшись до папки, он открыл её, проскальзывая взглядом по тексту. Тихо выдохнув, мужчина перевел свое внимание на стоявшего перед ним Петрова и прижал пальцы к губам. — Люди не исправимы, и ты это прекрасно знаешь в глубине себя, но твоя человечность ко всему просто глушит его. Их глупость зашкаливает — они, как устаревшие машины, застряли в ржавом цикле обыденности, не замечая, как самоуничижение и равнодушие становятся их повседневной реальностью. Исправление? Для большинства это как попытка прочитать вторую страницу тома, который они даже не открыли. — размышлял Харитон, проходя вдоль кабинета, осматривая находившихся здесь людей. Останавливаясь около Петрова, он засунул руки в карманы брюк, впиваясь в него холодным взглядом, продолжив. — Им нравится болтать о великих идеях, рассыпая философские термины, как конфетти, в то время как их мысли блуждают в бездне несоответствия. Они вообще не понимают, что умение мыслить — это не просто пустой звук. Вместо этого они предпочитают вращаться вокруг своих социальных сетей, выдавая за глубокие размышления банальные статусы о «жизни в моменте» и «позитивном мышлении». — Но многих же можно исправить, Тоша. Не все люди такие. — парировал ему академик, укладывая свою ладонь на край стола, он внимательно смотрел на своего друга. — И что же ты можешь сделать с этим? Зачем тратить свою человечность на безмозглую популяцию, которая высасывает из жизни всё, как неразумные вампиры, но в итоге остаётся лишь с пустыми бутылками и горы мусора вокруг? Это безнадёжно. Но, конечно, ты всё равно можешь попробовать — вдруг хоть один из них соизволит включить мозги и услышать, что ты имеешь в виду. Хотя, скорее всего, они лишь посмеются и продолжат верить, что их «правильный» путь — единственный верный. Сеченов тяжело выдохнул, зарываясь свободной рукой в густые волосы, обдумывая слова Харитона. Конечно в чем-то он был прав и спорить с этими суждениями глупо. Каждый человек имеет право на ошибку и исправление, разве не так работает их система. Академик внимательно смотрел на коллегу, который стоял около Виктора и лишь мотнув головой, приподнял папку. — Товарищ Петров. Обвинения и доказательства в вашем деле очень много, у меня не остается выбора, как направить Вас на принудительные работы в комплекс «Вавилов» до дальнейшего исправления. — начал Дима, хмуря свои брови. — Скажите спасибо, что Вас не отправили под суд партии и не лишились жизни. — Но Дмитгрхий Сергхеевич, Виктор Петгрхов нарушил закон, а именно пргхедал паргхтию и Советский Союз, пергхедавая важные исследования пргхедприятия… — вклинился в разговор Михаэль, посмотрев на Сеченова, но тот вопросительно перевел взгляд на немца. — Михаэль, я понимаю, что это всё очень серьезно и подтягивается под пункт расстрела в случае Петрова. Но нужно понимать, что люди имеют право на исправление. Даже такие, как Виктор. — раздавшийся металлический голос академика, будто разрезал воздух в этой комнате. — Поэтому товарищ Хрущев принял мою просьбу о сохранении жизни заключенного и выдать ему последующую меру наказания. Заседание окончено. Охрана проводите товарища Петрова в комплекс «Вавилов». В глазах заключенного виднелась злость и не желание мириться с решением Сеченова, последнее что он сказал тому было: «Вы еще увидите на что я способен и пожалеете, что не обратили на меня внимание». После всего этого кабинет опустел, оставляя мужчин одних. Дима облокотился спиной о спинку стула и тяжело выдохнул, прикрыв ладонью лицо, он погрузился в свои мысли. Если время повернулось вспять и зная о последствиях выбора, то решение по поводу Петрова повернулось под другим углом. Но тогда Сеченов слепо верил в исправление этого паренька. Был бы с ним в тот злополучный момент Харитон, то в своей манере он хоть как-то до него достучался. Но его тогда не было и Диме пришлось принимать решение самому. — Знаешь, если бы ты был рядом со мной в этот момент… — прервал молчание академик, но его перебил Захаров. — То вставил бы твои мозги на место и указал на ошибки? Да, соглашусь. Но весь казус в том, Дима, что ты тогда должен был научиться не верить слепо в людей и стараться что-то исправить. Быть мной ты не можешь, но вот подумать стоило бы. — профессор посмотрел на новый появившийся маяк в стене, слегка улыбнулся уголками губ. — Пойдем, наш лифт приехал. Настроение Сеченова упало до нуля, отбивая стремление ко всему, скорее он делал это машинально. Столько всего обрушилось на него, заставляя проходить все моменты из его ошибок, просто не осталось сил. Захаров прав, нужно поскорее выбираться от сюда. — Пошли. Я не знаю даже, что будет на следующем этапе. — пробормотал Дима, покидая свое кресло, направился в сторону коллеги, который ждал его около рубильника. Опустив металлический стержень вниз, они скрылись за створками лифта. Второй маяк был пройден. До Блесны осталось всего-то ничего, но путь только начался.