Дорогой Стив,

Дорогой Стив, мне нужно с кем-то говорить. так уж вышло, что единственный человек, с которым я когда-либо говорил – это ты. наверное, ты спросишь кому нужно. точно не мне. обязательство перед родиной, очередное, которое выполнять должен я, а контролировать меня они. меня ведь помиловали. я жертва. вознесли меня на алтарь победоносной войны. я никогда не был жертвой. ты же знаешь. иногда я мечтаю, чтобы я умер там, во льдах. помнишь? я помню, как зацепился за острую скалу, как из меня фонтаном хлестала кровь, красная, как кнопка на панели управления, оповещающая о крушении самолета. красная кровь, которая глушит мой крик о помощи. я кричал, кажется, твое имя, потому что из последних сил хватался за протянутую руку. лучше бы я умер там, в этих холодных, жестоких скалах, ушел бы под лед, мое тело бы разложилось со временем… или я умер там? не могу понять. прости за столь мрачный тон письма. оно первое. мне сказали, что я должен с кем-то говорить об этом. надеюсь, что ты счастлив. я представляю тебя счастливым. если ты смог обрести свое счастье, то и я смогу. однажды это с каждым происходит. говорят. Баки. // Стив, я решил, что “дорогой” слишком старомодно. мне кажется, так уже не пишут. или пишут? я не общаюсь с теми, кто пишет письма на бумаге ручкой, сейчас все печатается в экранчиках. в твоем мире сложно жить: я бы спросил у тебя, как ты ко всему привык, как ты выдержал это? но ты бы улыбнулся и сказал, что этот мир не твой, и тем более не мой, нас в этом мире не должно было быть вовсе. но это твой мир. это твое лицо я встречаю каждый раз, когда покупаю кофе в маленькой кофейне в центре города, где девушка с карими глазами очаровательно мне улыбается и протягивает звездно-полосатый стаканчик. я вижу твой символ на стенах, которые потом закрашивают равнодушной серой краской; я вижу флаг страны и думаю о тебе, о том, как тебя замотали в него и поставили в роли капитана, тогда, в сороковых, или ты сам себя поставил? в сороковых новые технологии поражали мое воображение, тебя, кажется, больше привлекало искусство; я помню изрисованные тетради. я подарил тебе упаковку карандашей на рождество. ты так и не открыл ее. почему ты всегда мнил себя не достойным чего-либо? я подарил твой рисунок девушке, с которой тогда встречался, она плакала от нахлынувших чувств, даже не подозревая, что с оружием я обращаюсь лучше, чем с кисточкой. я пил пиво сегодня. мне запретили употреблять любые влияющие на сознание вещества. боятся, что снова снесет крышу, что я снова обращусь в машину-убийцу. я тоже боюсь. но хмель приятно тлеет у меня на языке в шуме футбольного матча. раньше я любил спорт. теперь не понимаю. мне не с кем что-то понимать. надеюсь, что ты счастлив и сегодня. Баки. // Друг, странно называть тебя другом, кажется, что это так по-детски, так не для нас. так не для меня. сегодня я ходил в парикмахерскую. мужчина, невероятно худой, с подкрашенными веками, равнодушно отрезал мои беспорядочные локоны, будто эти волосы всего лишь волосы, а не полотно многолетних страданий. я попросил побрить меня налысо, но он разнервничался и сказал, что я слишком красив, и у него не поднимется рука это сделать. я засмеялся. представляешь? искренне. кто-то назвал меня красивым, а он даже не знал, что мои руки по локоть в крови. теперь у меня короткие волосы. как тогда, в сороковых. дома у меня нет зеркал, поэтому свое отражение я вижу часто размыто: в витринах, в погасшем экране телевизора, в воде. звонил сэм. несколько раз сегодня утром. наверное, мне стоит говорить с ним, потому что писать своему мертвому другу не совсем здорово. я написал “мертвому другу” и задумался мертв ли ты. я знал, что ты не вернешься. ты потерял всех: ты потерял тони, ты потерял наташу, ты потерял веру в человечество окончательно, ты понял, что больше нет смысла сражаться, ведь ты отдал войне всего себя, она выжгла твою душу и твое сердце, оставила только пепелище. ты остался один посреди поля боя, посреди мертвых друзей. а я не смог тебя спасти. как ты не смог спасти свой мир, так и я не смог спасти свой. были ли мы друзьями после того, как встретились тогда, на мосту, когда ты впервые произнес мое имя, когда механизм щелкнул в моей голове так отчетливо и так больно. я так и не сказал тебе спасибо за то, что спас меня. спасал. каждый раз. спасибо. Баки. // Капитан Америка, сегодня обращение официальное, так как дело не терпит отлагательств. мы с сэмом подвели тебя. я продолжаю спрашивать себя, почему ты верил в меня? ты должен был оставить меня в психиатрической больнице, ты должен был убить меня. ты ведь герой, ты должен бороться со злодеями. я - зло в этой истории. тебя заменили на голубом экране телевизора, нарядили какого-то клоуна в тебя и выдают за нового спасителя человечества. за нового спасителя рода людского от всех погибелей, очередной вояка с синдромом завышенных ожиданий. было бы все так просто, если бы людей можно было просто заменить на более удобных. ты не был удобен этой стране, никогда, все мнили тебя послушным мальчиком, но был ли ты таковым хоть когда-то. ты был упрямым, целеустремленным, просто тихим. когда умерла твоя мама я слышал, как ты плачешь. нет, это было беззвучно, я просто чувствовал, как слезы катятся по щекам, как ты позволяешь себе освободиться от этого. я помню, как хулиганы сломали тебе несколько ребер, но ты тихо лежал на сырой земле, пока я не нашел тебя: ты не звал на помощь, не стонал от боли. ты просто лежал там, придерживая холодными ладонями сломанные кости. ты всегда был хрупким. казалось, что все изъяны человеческого организма помещались в твоем бледном теле. ты боялся потревожить хоть кого-то, боялся быть неудобным людям, боялся, что об тебя запнутся. и только ради других готов был потеснить весь мир. ради меня. ради других обреченных на возгорание людей: ради девочки с красными искрами в глазах, ради сэма, ради наташи; ради тех, кого ты любил. мы подвели тебя. этот мир заполнил место, которое ты оставил после себя, другим солдатом. ты для них был лишь одним из солдат, которые кладут свои жизни на пьедестал победы. однако в моей душе так пусто без тебя, эта пустота ничем не заполняется, она только заполняет собой все остальное. мне сказали, что я одинок. что мне не с кем поговорить. но я не одинок, пока эта пустота в моей душе носит твое имя. пока я знаю, что живу не зря, что все эти годы ты спасал меня, чтобы однажды я спас себя сам. кажется, я начинаю понимать. Баки. // Дорогой Стив, я говорю прощай. странно снова быть. снова делать обычные вещи: подметать пол, мыть посуду, читать книги, ходить в музеи, разговаривать с людьми. но это твой мир, в котором ты по какой-то причине оставил меня одного. ладно, не одного. с сэмом. он проверял не застрелился ли я. я хотел однажды. когда кошмары стали невыносимыми, когда мысли метались внутри черепной коробки с такой силой, что я хотел было вырвать голову из основания. но мне нельзя пользоваться оружием. фактически мне нельзя пользоваться собой. любой акт агрессии с моей стороны будет воспринят, как преступление. мне нельзя убивать себя. убийство кого-либо – акт агрессии. я подумал, что должен искупить вину. я должен покаяться в содеянном и только тогда смогу избавиться от монстров, которые лапами терзают мою душу. то, что от нее осталось. мне тяжело с тобой прощаться. даже на бумаге. мысли плохо помещаются в моей голове. но когда я говорю с тобой, я снова способен размышлять и вспоминать. мне тяжело думать. мне тяжело воспринимать информацию. я уже не такой быстрый, не такой сильный, потому что я никогда не был настоящим воином. ты был. я был массовым убийцей. я никогда не был солдатом. но я бы хотел стать хорошим человеком. сэм в меня верит. они все верят, что Джеймс Бьюкенен Барнс встанет на путь исправления. самое главное, что ты верил. и эта вера поддерживает во мне жизнь. я верю, что ты счастлив. я верю, что ты в своем мире теперь. спасибо, что подарил мне этот мир. твой друг. Баки.