Лучший друг, а может и кто-то больше...

      Я никогда об этом не задумывался, но стоять голыми коленями на мокром асфальте, под проливным дождём, в тонкой, старой, потрёпанной временем куртке, в луже чужой, но такой родной крови так… мерзко, больно.       В голове совсем нет мыслей — только злость.       Так сильно хочется придушить этого человека, распростёртого перед собой, с закрытыми, будто во сне, глазами, но увы, это не даст результата.       «-От него сильно несёт алкоголем, — заметил Хидан, и, взглянув на открытое нараспашку окно, со знакомыми с самого детства серыми шторами, продолжил мысль, — Он, видимо, выпал из окна, ведь он явно не покончил жизнь самоубийством, — горячие, обжигающие слёзы текли по щекам, сливаясь с контрастными, холодными потоками дождя. Вопрпеки всему, разум оставался чистым, но все внутренности до боли сжались, а желудок, казалось, вывернулся на изнанку, — Он был обеспечен всем, я точно это знаю, — переведя взгляд на серое небо, подумал седоволосый парень, чьи волосы растрёпаны и испачканы, — Вытолкнуть его никто не мог, дверь в квартиру была закрыта, а окно…»

* * *

Мы с Какузу сразу поняли, что пацаны следят за нами, и решили «сегодня поесть в забегаловке», дабы ребятом надоело ждать и они просто-напросто ушли. Наш план хорошо сработал! Мы спокойно дошли до улицы и… Увидели большую толпу народа, а в просветах между туфлей — кровь. Я сразу побежал туда, и увидел своего отца…

* * *

      Сзади кто-то тормошил большой и тёплой ладонью плечо, крича какие-то слова, смысл которых Хидан не понял.       Всё было как в тумане.       Скулы сжались до боли, руки свело судорогой от того, что те, сами собой, сжимали тёмно-зелёную отцовскую футболку.       В головке крутился вопрос:       Почему?..       Зачем?!       Конечно, я ненавидел его, и не без причины:       Он избивал до полусмерти, бухал без конца и края, просаживал все деньги, которые я копил для поступления в институт…       Но…       Я всё равно его любил.       Любил через ненависть, любил через боль.       Просто любил как человека.       Когда он начал пить, я не обращал на это внимания, думал, что само пройдёт… Как-нибудь самостоятельно, без моего вмешательства…       Но когда начались избиения, мне стало тревожно: «Вдруг не перестанет? Вдруг совсем запьет и забудет обо всём на свете?..»       Во мне тогда ещё тлели тёплые воспоминания из раннего детства, когда мы с отцом прогуливались по парку, он катал меня на качелях, а иногда даже, если сильно попросить, поднимал и усаживал на плечи…       Но вскоре и эти тёплые воспоминания испарились, покрылись толстым слоем пыли, остались на задворках воспоминания, как ненужная никому старая книга, в самом дальнем углу полки.       Какузу оттянул меня за лечи от уже холодного трупа отца:       — Хидан!.. Хидан! — он развернул меня к себе и тряс за плечи, приподняв над землёй, — Хидан, ты слышишь меня?!       Я незрячим взглядом окинул лицо парня: всклокоченные, мокрые, длинные волосы, большие, от страха и тревоги, глаза, приоткрытый рот, жадно хватающий сырой воздух…

* * *

      Куча народу, и все рвались меня утешать.       Мне это нафиг не сдалось, мне не нужно их картинное сострадание!..       Полицейские приехали быстро, накрыли тело чёрной тканью, расспросили очевидцев, но из-за грозного вида Какузу ко мне не притронулись.       В такие моменты я особенно ценю то, что этот громадина со мной.       Меня укутали в голубое теплое одеяло и посадили на ступени около подъезда. Сил совсем не было, и я просто сидел и наблюдал как безжизненное тело погружают в темный с пыльными разводами фургон.       Какузу пошёл что-то выеснять про причину смерти, и я оказался прав в своих догадках.       По версии полиции он хотел выйти из квартиры в дверь, но, из-за того, что был пьян, вышел в окно, как бы это комично не звучало…       Потом Какузу подошёл ко мне, и начал успокаивать, обнимать за плечи, говорить, что всё будет хорошо, что он со мной… а я в ответ уткнулся лицом в его грудь, и, всхлипывая, тихо проговорил, не в силах выдать из себя ничего более:       — Давай уедем отсюда… Я… Я не хочу!.. Мне больно здесь…       Он обнял меня крепче, и обещал, что мы уедем.       Обязательно уедем…