Цветы лучше пуль

Эта война с ним — сражение слов. Каждое слово — раскаленный клинок, что врезается в плоть под сердцем и оставляет умирать в луже крови собственных чувств. Этими словами они метят прямо в душу, но не всегда они достигают цели, а промахиваются и улетают далеко-далеко…        Василиса всякий раз остается в комнате одна и корчится от боли собственных мыслей и обрывков эмоций, что златоключник раскромсал на мелкие кусочки. Она лежит и смотрит в потолок, размышляя над его словами. А если он все же прав?        А еще ее иногда посещают мысли, ужасно запретные, ужасно некрасивые и противные. Она отмахивается от них, но они так въедаются в кожу и мозг, что девушка перестает отличать реальность от вымысла и странно краснеет, когда он произносит ее имя. А это случается очень редко.        Стоит ему произнести «Василиса» вслух, как ее обуревает чувство, словно ее нежно погладили по голове раскаленной рукой. Приятно и больно.        И она думала: «А что, если бы я влюбилась в него?» В него? В эгоцентричного, токсичного ублюдка? Нет уж, точно не в него. Она пыталась посмотреть на златоключника со стороны его многочисленных фанаток, но это отталкивало еще больше. В разы больше. Ему просто-напросто нужна недоступная, хитрая девушка. Он будет добиваться ее годами, а потом, когда она все-таки сдастся (А она сдастся, ведь он не устанет), ему надоест. Она будет просто новой игрушкой в океане старых. А это отталкивает еще сильнее.        А он ищет таких недоступных. Ему просто интересно, всякий раз в нем просыпается нездоровое любопытство — трудно ли поцарапать новый кусок стекла или нет? Но ему становится скучно просто царапать стекло — он со злорадным хохотом бросает его оземь, а потом оставляет осколки другим, кто захочет еще поиграть. Он похож на маленького жестокого ребенка, которого вместо родителей этому учит жизнь.        Василиса была не такой. Девушка, что всюду и у всех ассоциировалась с голубыми цветами по имени васильки, видела в людях только солнце, за исключением таких конченых эгоистов. В ней самой бурлило солнце и разливался глубокий океан. В отличии от него, ее жизнь поломать не сумела. Она в гимнастическом прыжке поднималась с колен и кружилась далее с грациозной лентой в руке. Привлекал ли ее смертельный огонь? Она бы ответила: «Нет.» Но мотыльки всегда летят на губительный свет. Не всегда по своей воле.        Что если бы она влюбилась? Расклада могло быть два: если бы она призналась ему в несуществующих, придуманных чувствах, то он мог жестоко над ней посмеяться. Или он бы сам все понял, поиграл с ней, а потом так же, смеясь, разбил, словно синее стеклышко, украшенное васильками. Это удалось бы проще простого, и Огнева запрещала себе краснеть при его виде, запрещала себе даже о таком думать. Но как же жаль, что кожа не совсем зависит от человека… А мысли все равно въедались в кожу, словно самый дешевый дым. Черноключница в панике, почти доходя до состояния истерии, прогоняла их, только завидев в конце коридора белый проблеск волос златоключника, но все мы знаем, что дым не так уж легко вывести. Обычно он въедается намертво.        А потом приближался июль, та заветная дата, в которую ей должно было исполниться шестнадцать. Василиса знала, что, скорее всего, проведет весь день рождения в библиотеке — да кому она нужна? Разве закатит кто-то праздник в честь нее? Даже друзья не сумеют прийти. Да, ей вновь придут поздравления от всех, кроме Фэша, конечно, в часолист, ведь такие «тайные, секретные собрания», на которые ее никто не приглашает, естественно, должны проводиться именно седьмого июля и никак иначе!        Все произошло именно так: все уехали, она осталась одна. Одна во всем огромном замке наедине с тяжелыми томами сопливых романов, детективов, старинных Эфларских преданий и слезливых драм вперемешку с приключениями.        И Василиса не нашла ничего лучше, чем снова запереться в библиотеке на весь день, как и вчера, и позавчера, и поза-позавчера и читать, читать, читать… Иногда девушка проверяла часолист, но никто, совсем никто не писал ей, и она успокаивала себя тем, что бормотала под нос: «С днем рождения меня!..»        Вообще не спасало. Неа. Ни капельки. Становилось так обидно и липко до дрожи, что она обнимала себя за плечи руками и слезы катились из ее глаз. И она думала, где же она так избаловалась, что плачет из-за того, что ее просто не поздравили? Ведь всю жизнь ее поздравлял только Лешка… Эх, Лешка, Лешка… где он сейчас?..        И так, в одиночестве, под звуки дождя за окном и шелест страниц Василиса провела все утро. Девушка сумела осилить полторы книги к обеду, а потом не пришла в столовую, только нашептала тому фарфоровому блюдцу кусочек торта, который сразу появился. Так прошло много времени.        И, забившись сладким шоколадным тортом и таким же ужасно шоколадным какао, она не заметила скрипа паркета «елочкой», что устилал весь пол библиотеки. Она не заметила шороха книг, она не заметила вздохов, казалось бы, дождя… А эти самые шаги обходили всю библиотеку, не замечая шелеста страниц и тихого позвякивания, наверняка, стекол.        Василиса насладилась огромным количеством шоколада и со звоном поставила тарелку на подоконник. Новый очень шумный переворот страницы, и девушку ощутила, как вздрогнула вся библиотека, а вместе с ней и шаги за соседним стеллажом. Огнева вся напряглась. Все обитатели замка уехали, она была одна, не считая слуг, занятых работой. Никому не нужно было подкрадываться к ней в ясный день, кроме недоброжелателя, поэтому стрела мгновенно перетекла с запястья в пальцы девушки, книгу та как можно тише положила на подоконник и медленно направилась к стеллажу, уставленному книгами.        Шаги за ним, кажется замерли. Напряжение в воздухе можно было, как говорится, резать ножом наподобие масла или почти осязать руками. Василиса медленно, медленно прильнула к деревянным полкам стеллажа и вытянула одну книгу… и никого не увидела. Было пусто. Тогда она направилась в обход все с тем же напряжением. Один шаг, еще шаг… как мышь кралась. И вот, когда она хотела победно выпрыгнуть из-за угла, она услышала тяжелое дыхание и столкнулась лицом к лицу, стрелой к стреле с тем, кого она не просто не ожидала увидеть, а кого всей душой лицезреть не желала.        Все верно, златоключник предстал перед девушкой с аккуратно собранными в хвост на затылке волосами и вытянутой в руках золотой стрелой. Василиса стояла в точно такой же позе, и по случайности забредший в библиотеку наблюдатель мог посчитать, будто там открылся дуэльный клуб, и его участники готовятся к бою.        Сцена была абсолютно молчаливой. Мысли Огневой внезапно пришли в полное запустение, из вопросов остался только один: «кто это?» И, когда до девушки наконец дошла мысль, кто перед ней, на лице парня успела нарисоваться противная усмешка.        — Здравствуй, малышка Огнева, — искусственно улыбнулся Маркус и перевел стрелу чуть ниже ее лица. Василиса немного замешкалась, глаза ее беспокойно забегали, и она стала осознавать, что заливается краской до самых корней волос. Она снова попыталась с корнем вырвать эти мысли из головы, но они приросли надежно.        — И тебе не хворать, Ляхтич. — «Да чтоб ты сдох наконец…» — Почему ты здесь? — насторожилась девушка. — Вы все, кажется, на каком-то супер-секретном совещании были?        Марк свернул стрелу на запястье и улыбка исчезла с его лица. Он вновь стал серьезен и сдержан. Василиса тоже свернула стрелу, всеми силами уговаривая себя смотреть в сторону, но парень притягивал ее взгляд, словно сильный магнит.        — Это не твоего ума дела, Огнева, но я раскрою тебе одну карту. — с претензией на наглость ответил Марк, глядя на Василису слегка склонив голову к плечу. Он расправил плечи, хрустнул пальцами, подошел к окну, на котором девушка только что сидела, и взобрался на подоконник, сев на нем, как хозяин библиотеки.        Мало того, что Василиса была красная, как рак, так еще и ее ужасно раздражала манера златоключника вот так вот занимать чужие места, развалившись на них. Но парень продолжил.        — Взрослые решили остаться. Ключников выперли за дверь и отправили в каретах в замок. — Марк взял книгу, что Василиса читала, и пролистал ее со скучающим видом. — Маришка с твоим братцем и сестренкой сейчас ходит где-то в коридорах и обсуждает некую рыжую черноключницу, у которой сегодня, кажется, день рождения. Я прав?        Златоключник даже не обернулся на Василису. Девушка и так залилась краской до самых ушей, но сейчас она, наверное, стала точной копией спелой помидорки. Как он может вот так вот нагло заявиться к ней в уединенное место и настолько беспардонно и бесстыдно разговаривать с ней, будто бы между ними нет никакой вражды?! И откуда он может знать о ее дне рождения? А, действительно, отовсюду.        — Я не знаю, о какой девушке ты говоришь. — упрямо заявила Василиса, явно намереваясь уйти. Кажется, она одна тут испытывала ужасное напряжение и всячески прятала раскрасневшееся лицо от златоключника, отгоняла неуместные, противные, липкие и неправильные мысли, которых быть не должно никогда. Девушка потянулась за блюдцем с едой, что стояло прямо рядом с Марком, но тот, не поднимая взгляда от книги, в которой что-то читал почти в конце, незаметным движением сжал рукав белой рубашки Василисы.        — Ну что же ты, Василиса, — с деланым сожалением покачал головой он, все так же глядя в книгу. — Малышка Огнева испугалась…        Сердце Василисы тут же забилось в бешеном ритме, когда она услышала свое имя. Вновь к ней будто прикоснулась раскаленная рука. Она вмиг вспыхнула, словно искорка в углях, в ней проснулось детское упрямство. В глубине души она понимала, что этого делать не стоило, но…        — Ничего я не испугалась! — скрестила она руки на груди. — И я тебе не малышка, малыш Ляхтич!        Марк закатил глаза и поднял взгляд на Огневу.        — Зубки не выросли, а уже кусается… Ведешь себя, как ребенок. — скучающе заявил он и спрыгнул с подоконника. Парень направился к стеллажу книг, перед этим ненавязчиво коснувшись щеки черноключницы, что горела, словно пожар. — О, да ты вся горишь, малышка Огнева. — усмехнулся он, ставя книгу на полку.        Василису разозлило его беспардонное прикосновение, которое успело разжечь в ней новый огонь обиды на саму себя. Девушка тяжело сглотнула и помахала на свое лицо рукой, охлаждая разгоряченную кожу. В ней бурлили огромные вулканы, ей хотелось бежать, но все внутри противоречило ее словам. Девушка злилась на саму себя. А златоключник видел ее будто насквозь, и в глазах его черным пламенем на зло ей танцевали два слова: «Василиса Огнева».        — Раз уж у тебя день рождения сегодня, — обернулся Марк и пробежался по Василисе совершенно издевательским взглядом. — Я хочу сделать тебе подарок, Василиса.        Василиса опешила. Подарок? О, если он выкинет ее из окна и, присвистывая, уйдет, она почему-то вообще не удивится. А нездоровое любопытство все равно поднималось в ней волнами, поэтому скучающий, с затаенной долей интереса взгляд Марка и настороженный взгляд Василисы столкнулись в борьбе. Марк выиграл.        — Что за подарок?        Марк прищурился, как бы оценивая, достойна ли Василиса его потерянных сил на ответ, и в итоге лишь махнул рукой, призывая пойти за ним. Но Огнева не двинулась с места.        — Что за подарок, Ляхтич? — настойчиво повторила она. — Я не хочу получить такой приятный сюрприз, как зачасование или очередное насилие над моими друзьями, ты знаешь.        Девушка с некоторой угрозой глядела на златоключника из-под светлых ресниц, а тот, в свою очередь, глядел на нее, и ее голову заполняли ужасные мысли. Нет, нет, нельзя думать об этом. Огнева еле сдержалась, чтобы не схватиться за голову в попытке отогнать ужасные фантазии и образы, но ее пыл немного сдерживали черные глаза-колодцы, в которых медленно утопало имя «Василиса».        Уголки его губ еле заметно дернулись в усмешке.        — Не волнуйся, Огнева, это удовольствие я оставлю на потом. Ты это вряд ли увидишь.        Казалось бы, эти слова должны были ее насторожить, но ее уставший разум заволокло облако невыносимого, придуманного тумана.              Ты это придумала. Все не может быть насколько плохо. Верни же себе рассудок, Василиса…        Девушка ушла в себя. Она пыталась в срочном порядке реанимировать свое сердце, разум и тело, но никто из них не хотел оживать. Ноги Василисы стали ватными, и девушка с ужасом поняла, что не контролирует свое состояние.        Очнулась Огнева только, когда ее плеча коснулась ледяная рука. Девушка вздрогнула и попыталась скинуть с себя ладонь, которая была не теплее, чем у мертвеца. Рядом с Василисой стоял Марк. Когда она скинула его ладонь, в его наиграно-обеспокоенном взгляде промелькнули нотки раздражения. Но руки Ляхтича ассоциировались у нее только с болью.        — Ты в порядке? — поинтересовался Марк, на что Василиса неопределенно дернула головой. Разве должно это его волновать? Конечно, нет.        — О, я же вижу, что нет, — ухмыльнулся парень. От его неестественно растянутых губ Огневой стало только хуже. Златоключник подошел чуть ближе, заставляя девушку сделать шажок назад. — Не хочешь присесть?        Василиса бы не отказалась. Марк каким-то неизвестным образом понял это и помог ей сесть на подоконник. Он, наверное, не понимал, что девушка придет в себя, если он уйдет. И, похоже, ключник телепат.        Хлопни в ладоши, если умеешь читать мысли.        Марк только холодно рассмеялся, словно скрип наждачной бумаги.              — Глупая, я не могу читать мысли, — наверное, в ее глазах что-то отразилось. — У тебя на лице написано.        Василиса разочаровано откинулась на спинку стула, а Ляхтич сел рядом на подоконник, свесив ногу вниз, и гладя на девушку так, будто она очень интересный экспонат.        Жар от щек медленно отливал. Огнева постепенно приходила в себя, но дыхание продолжало вырываться из ее рта со свистом. Нет, это просто сон. Странный, но не реальный. И проснуться она не может.        Марк глядел в мокрое окно. Он распахнул его настежь и выглянул вниз, будто оценивая расстояние до земли. Когда его голова вновь появилась в комнате, белые волосы стали чуть влажными из-за воды.        — Высоко, — присвистнул он. — Как ты?        — Нормально, — кивнула Василиса. Не ударит ли он ее сейчас со смехом? От него можно ждать в прямом смысле всего.        Марк спрыгнул на пол, оставив окно распахнутым, так что в библиотеке вмиг стало холодно, и нос защекотал приятный запах сырости. Василиса встала, и Марк не останавливал ее — она вольна делать все, что захочет. Почти.        Парень внезапно как-то незримо изменился. Его движения стали более мягкими и плавными, дурманящими голову, — Василиса помнила, он общался так со всеми девушками из Рубинового шпиля. Огнева почувствовала, что вновь начала медленно заливаться краской.        — Я обещал тебе подарок, ведь так? — вкрадчиво произнес Ляхтич уже совсем рядом с Василисой. Его мертвенно-холодные руки опустились девушке на плечи, и она оказалась буквально прижатой к крепкой груди ключника.        Ключницу так и воротило от него. Ей было невероятно мерзко стоять с ним вот так, она бы ни за что в жизни не совершила такого поступка, но в глубине души ей было так противно, что аж интересно. А как это, стоять очень близко со златоключником? И не важно, что он был на два года старше ее.        — Ты что-то задумал? — то ли утверждающе, то ли вопросительно произнесла Василиса. Кажется, Марк сам не уловил ее интонацию, но его мерзкая самоуверенность становилась все больше с каждым ударом его сердца, которое билось так медленно, словно он вот-вот попадет в кому.              — Лишь маленькую шалость… — голос Марка раздался почти над самым ухом Василисы, и в следующую секунду ее лицо подхватила холодная рука, а девушка была вовлечена в мерзкий, холодный, но до боли интригующий, манящий поцелуй.        Нет-нет, это сон, просто страшный сон… Она скоро очнется. Это лишь кошмар, в котором она не может двигаться, словно она — марионетка, а проклятый кукловод отпустил ее ниточки, и теперь он волен делать с ней все, что захочет. Она должна очнуться. Василиса чувствовала, как ее щеки алеют. Она чувствовала, как Марку хочется рассмеяться, но так же чувствовала, что оттолкнуть его просто не способна.        Они стояли прямо у окна, ветер развевал рыжие волосы Василисы и чуть длинноватые белые — Марка. Парень подходил к окну все ближе, и Огнева уже чувствовала холодные капли дождя на своей коже. Она не различала грани меж кошмаром и явью, по глупости отдала свою судьбу в руки коварному кукловоду, который волен сломать ее в любой момент. Но кукловод продолжал целовать ее, и девушка все больше плавилась в его руках, как восковая свеча.        Девушка не успела отреагировать, когда Марк развернул не только ее лицо, но и тело к себе, и она стояла к нему совсем вплотную. Василиса твердила: это сон. Но от ее слов легче не становилось. Она ведь сама виновата, что захотела узнать, что такое Маркус Ляхтич.        И Василиса была уже на грани жизни и смерти, когда в ее глазах потемнело от волнения, холодные руки исчезли, и дверь в библиотеку захлопнулась. Она лишь успела уловить тихие, словно дыхание, слова: с днем рождения, Василиса.