Повезло же встретить именно тебя...

* * *

      Из приоткрытого окна веяло прохладой и запахом весны. В апреле ученики вновь отправляются в школу.       Девушка, стоящая возле окна, с интересом наблюдала за детьми.       Кто то бежал на встречу друзьям, при этом смеясь и спотыкаясь на ровном месте. Кто-то шёл один, в надежде найти новых приятелей. Но были и всеми давно известные “одиночки” — коем являлось малое количество детей.       Для кого-то этот год будет наполнен огорчением и разочарованием, а для кого-то он будет спасением. А для людей более проблемных, все в совокупности.       О’ота Хацуки закончила школу четыре года назад и вновь вернулась в неё. Уже не ученица. Учитель.       Теперь она будет преподавать литературу и японский. Эти предметы её более чем привлекали.       С младшими классами работать гораздо труднее, чем со старшими. Это Хацуки поняла ещё на втором году обучения в академии, когда впервые пошла на практику. Токио известен своими образовательными учреждениями. Однако, учитель — профессия, которая требует исключительной внимательности и умственной зрелости в какой либо сфере. Потому, преподаватель — является не такой уж и значимой должностью. На любителя, если откровенно.       О’ота всё же вернулась в свой родной город — Йокогама. Криминальный и все же, до боли, красивый. Чарующий. Особенно при сумерках.       — Ой!.. — послышалось со стороны двери.       — Чего застыли то? — голоса детей смешались, из-за чего разобрать кто и что говорит было практически невозможно.       У двери стояла группа мелких ругающихся засранцев. Шестилетние ребята в школьной форме с интересом наблюдали за своим будущим сенсеем, которая уже кривила дружелюбную улыбку, представляя себе утомительные рабочие дни.       Девушка, стоящая у окна, поправила тёмно-синюю юбку чуть ниже колена, и расправив плечи, прошла к столу.       — Меня зовут О’ота Хацуки, —начала девушка с лёгкой улыбкой. — С этого дня я буду вашим классным руководителем, а также учителем японского языка и литературы. Надеюсь, мы подружимся.

* * *

      Шагая по тротуару, О’ота думала о вчерашнем дне. Середина апреля выдалась прохладной, потому приходилось надевать достаточно тёплоё пальто. Совсем новое, молочной расцветки, чуть ниже колен, красовалось на девушке.       Голубые, светлые глаза смотрели на вывески магазинов и кафе. Девушка поправила выпавшую угольную прядь с конского, слегка неаккуратного хвоста, прищурилась.       Черты лица были мягкими, будто очерчены тонким карандашом. Маленький, слегка вздёрнутый носик и припухлые, персиковые губы. Внешность особо не примечательная, да и Хацуки не считала себя обладательницей прекрасной внешности, однако, её все устраивало.       На губах и заиграла плохая привычка О-ота.       Кусая губы в кровь, девушка даже не думает о последствиях. А они оказываются весьма плачевными. Хоть и выглядели они весьма притягательными, на ощупь были более чем сухими и неприятными.       Впрочем, это никак не отталкивало от всеобщего обозрения её таковой причуды. Гены сделали своё дело и девушка выглядела не как коренная японка. Отец был немецкой крови, а мать точная японка. От отца ей передались большие голубые глаза и любовь к литературе, а от матери аккуратные черты лица и любовь к порядку.       Дойдя до подъезда многоэтажки О’ота достала карточку, которая и пропускала её в свою обитель. Достаточно дорогая, двухкомнатная квартира привлекла Хацуки своим расположением и уровнем охраны.       Преступность в Йокогаме возрастала в разы, но кого это волновало? В таковом городке-криминала, это было его неотъемлемой частью. Властей, ко всему прочему, явно хорошо подкупали, раз никаких действий они не делали. Когда Хацуки только закончила школу и собралась в Токио, Мафия уже начинала набирать обороты.       Страх за свою жизнь граничил с мыслью о том, что Портовая Мафия трогают только тех, кто причинил вред организации. Однако и сего мысль, что должна была как-бы успокаивать, не давала повода расслабиться. Ведь не только Мафия была преступной группировкой.       Девушка вошла в прохладную и до приятного чувства, родную квартиру.       Бежевые стены, располагающая к себе, легкая атмосфера — все как и должно быть. В квартире веял запах одиночества и комнатными растениями. Типичный однотонный день сурка.       Со стороны зала послышались неторопливые, ленивые шаги. В коридор вышел чёрный, пушистый кот, что с ленцой потянулся.       Большие, полузакрытые глаза отдавали плавленым золотом.       — И тебе привет, — ладони О’оты коснулись мягкой, шелковистой шерсти кота. — Соскучился по мне?       Закрыв дверь на замок, девушка прошла в небольшое кухонное помещение.       У окна стоял небольшой, квадратный стол сделанный из тёмного дерева. Несколько стульев и белоснежный ковёр.       Холодильник практически пуст. В нём лишь самое необходимое — яйца и салат. Очередная привычка — красноречиво забивать на свой рацион.       На плите стоит чайник.Налив в него воду из крана, О’ота поставила его на огонь. Белая рубашка оказалась на стуле. Девушка устало, ежели не задумчиво выдохнула, подходя к окну. Легкая апатия уже витала ветерком в её черепной коробке, а пачка сигарет, до этого лежащая на столе, незаметно оказалась между указательным и средним пальцами Хацуки.

* * *

      Акутагава Рюноске. Верный пёс Портовой Мафии. Бессердечный и чёрствый. Довольно пафосное описание сей непременной на вид худощавой персоны. Но всю гармонию яростно убивает понимание того, что это паренёк буквально шагает по трупам.       — Хигучи, — парень выходил из здания Мафии, одевая очки, с чёрной оправой и обращаясь к своей подчиненной, что шла чуть позади обладателя бесстрастного голоса.       — Да, Господин Акутагава? — тут же волнующе воскликнула блондинка, с присущей ей внимательностью, глядя на парня. Светлые волосы завязаны пучком на голове.       — Найди информации о воронах, как можно больше — брюнет был короток и ясен. Хмур и в тоже время ужасно холоден, а бледные губы сомкнулись в тонкую полосу.       — Поняла, я могу вам... — Ичие не успела толком закончить, как её грубо схватили за воротник и подняли на уровень чужих серых глаз.       — По-твоему, я не смогу справится с какими-то мусором? — лицо Рюноске вырожало злобу, что Хигучи быстро поняла и виновато склонилась голову. — Сиди молча и не суйся не в свои дела.       Как только Акутагава отпустил девушку, она крепко, до побеления в костяшках, сжала кисти.       На душе заскребло, а в глазах появились слёзы.       — Я могу идти, Акутагава-семпай? — Хигучи помнила о том, как сильно Рюноске ненавидел слабость в любых её любых проявлениях, потому зажмурила глаза как можно сильнее.       — Ступай. — равнодушно кинул перед тем, как безмолвно пойти в противоположную сторону.

* * *