Границы

      – Еще.       – Хватит с тебя.       – Я сказал: еще!       Все в Джеке протестует против глухого приказа, но ублюдок снова добивается своего. Это какая-то чертова магия, Джек замахивается и бьет, хотя уже давно пора остановиться. Любой нормальный человек остановился бы. Еще ударов десять назад. Но Джека угораздило связаться с наглухо отбитым отморозком.       Брок вздрагивает от удара и хрипит:       – Еще. Сильнее.       Глубокие желваки на его спине вздуваются кровавыми пузырьками. Кровь, смешиваясь с потом, стекает вниз, собираясь у крестца. Темными подтеками отпечатывается на резинке серых спортивных штанов. Джек смотрит. Моргает вдруг, будто очнувшись от странного забытья. И не верит, что это мог сделать он.       – Роллинс, ты оглох?       – Брок, достаточно!       – Это я решаю, когда достаточно! Я сказал тебе: продолжай!       Джек не знает, как ублюдок это делает. Как заставляет подчиняться себе вопреки ебанной логике. Каждый гребанный раз. Что на миссиях, что в эти моменты. Он, блять, еще не отошел от того, что пару часов назад собственноручно вогнал пирсинг ему в сосок.       – Роллинс, я жду. Давай. Ну!       Джек замахивается. Но нет. Боже. Он же похож на жертву инквизиции в дешевом ужастике. Это же ебанный пиздец.       – Брок, нет. Все. Я не могу, блять!       – Роллинс, бей давай! Заебал ныть!       – Стоп-слово! – орет Джек, срываясь.       – Чего? – Брок отлипает от стены и смотрит на него с удивлением. – У нас нет стоп-слова.       – Теперь есть!       Джек швыряет ремень на пол и уходит.       Отморозок ебанный.       Садится на крыльцо у входа в гараж и закуривает. Брок является спустя несколько минут с бутылкой виски. Подсаживается к нему, обдавая запахом крови и пота. И Джеку кажется, его сейчас вывернет наизнанку.       – Эй, старик. Успокойся. На, выпей.       Джек забирает у него бутылку и делает жадный глоток, чувствуя, как алкоголь неприятно дерет пересохшее горло. Он не большой фанат этого пойла, но сейчас слишком уж хочется абстрагироваться от произошедшего пиздеца. И если Брок любит порассказывать о том, как пережил пытки талибов еще во время армейской службы (и вполне вероятно, пиздит), то Джек, блять, не нанимался мастером экзекуций. У всего есть предел. Ебанные границы, которые этот отморозок сегодня просто смел.       Брок выдергивает у него бутылку после третьего глотка и смеется:       – И чего тебя так накрыло? Я контролирую ситуацию, здоровяк.       Джек смотрит на него исподлобья. В соответствии с распределением ролей это, вроде как, должна быть его фраза. Кто бьет – тот и доминант, верхний. Кто верхний, тот, блять, и контролирует ситуацию. И успокаивает нижнего после чересчур жесткой сессии, когда пришлось использовать стоп-слово. Но у них все через одно место. Джек изучил сотни форумов, статей и рекомендаций для верхних, но, черт возьми, доминант в их паре явно не он. Самое время начать выплескивать душу в теме «что делать, если твой дом – мудак» с нижними ребятами.       И самое забавное, что Джека это все вообще не привлекает. Брок ржет, что он ебанный палач в ГИДРЕ, прошел Афган и Ирак и, херли, он ноет. Но это невъебически разные вещи. Охотиться за обезличенной целью или загонять бритву под кожу этого ублюдка, который Джеку как минимум небезразличен. Раздвигать пальцами порезы, потому что этот урод морщится от боли, но шипит «давай, сделай это, давай, я не верю, что ты, блять, не можешь это сделать». Он может это сделать. Он действительно повидал немало и, конечно, их игры – это детские сказки, по сравнению с тем, через что он прошел и что он делал. Они оба делали. Но, черт возьми, Джек вообще не ловит от этого кайф. В ходе зачисток он абстрагируется, – это его работа. Но с Броком абстрагироваться не получается. Причинять боль ему как минимум не приятно. Про возбуждение вообще речи не идет. Но каждый раз, думая о том, а не послать ли его нахуй, Джек понимает, что тот все равно свое получит, будет искать любые пути, – он же чокнутый, помешан на боли. Так пусть уж лучше с ним.       Брок ухмыляется и смотрит так, словно чувствует, что о нем думают. Его потряхивает – вечер холодный, адреналин рассасывается в крови и истерзанное тело берет свое. К виски он не притрагивается, и это плохой знак. Значит, намерен догоняться. Недополучил он. Не просто так здесь сидит, иначе бы уже давно выгнал Джека взашей.       Брок нетерпеливо ерзает, легко постегивая себя ремнем по ноге, и бросает на Джека выразительные взгляды. Он не отстанет, не достигнув своей мазохистской разрядки. И ебал он чужие границы.       Джек смотрит на него и качает головой:       – Тебе надо к мозгоправу, Брок. Я серьезно.       – Ты прекрасно справляешься с этой ролью.       – Нет, я, блять, не справляюсь! Извини!       – Пора искать замену?       Джек дергает его на себя в злости, наматывая на кулак цепочку с армейским жетоном. Алкоголь горячит кровь, а Брок хохочет, довольный его реакцией. Склоняет голову, и кажется, будто сейчас поцелует. Но, конечно, это обманка, никогда он этого не сделает. Что не мешает ему бесконечно провоцировать.       – Хочешь меня? Ты же делаешь это потому, что хочешь меня? Я прав?       Член болезненно явно реагирует на этот блядский шепот, но Джек знает, что это все пустые надежды. Потому что мы не трахаемся, Роллинс, запомни.       – Я помню о границах, – хмуро отвечает он, разжимая хватку.       – Мы можем их пересмотреть. Ты пересмотришь свои, я пересмотрю мои.       Как-то это подозрительно.       – Чего ты хочешь, Брок?       Бутылка возвращается в ладонь, и Джек машинально делает глоток. На этот раз Брок не пытается ее забрать.       – Для начала я хочу, чтобы ты меня поцеловал.       Определенно творится что-то ненормальное. Но алкоголь отдает в голову, Джек сходит с ума по этому ублюдку, кажется, целую вечность и какого черта он должен терзаться сомнениями насчет поцелуя, если только что избил его до кровавых пузырей и, блять, похуй.       Он подается вперед, но поцеловать Брок себя, конечно, не дает. С нескрываемым удовольствием дергает его за волосы и сам направляет его голову.       – Ниже.       Джек впечатывается губами в солоноватую влажную кожу. Трется носом, вдыхая преимущественно запах спирта и крови. Пытаясь добраться до его запаха без этих чужеродных примесей, но Брок весь в свежих порезах, живого места не найдешь. Джек не знает, чего тот добивается сейчас, но откровенно поебать. Он делает то, что хочет сам. Мягко накрывает губами его сосок и, можно сказать, идет на компромисс – Брок получает свою порцию боли от свежепроколотого пирсинга, а Джек получает свою долю удовольствия от ласк вместо ударов.       Но Брок к компромиссам не готов.       – Зубами. Сильнее.       Джек прекрасно знает эти интонации. Брок злится. Ему не хватает. Но алкоголь несколько притупляет восприимчивость к приказам, поэтому Джек продолжает неторопливо и максимально нежно обсасывать металлический шарик пирсинга, аккуратно перемещая его кончиком языка. Это все равно должно быть чертовски больно. Но на контрасте с тем, к чему Брок привык, это ничто. Хотя лично ему хотелось бы добиться реакции не на боль, а на ласку.       Раз уж они дошли до поцелуев, то Джек считает себя вполне вправе опустить ладонь на его пах, прощупывая сквозь неплотную ткань совершенно мягкий член. И вроде бы все в порядке вещей – у Джека бы тоже не встал, если бы его выстегали хоть в половину того, что получил сегодня Брок. Но с другой стороны, какой тогда смысл во всем этом действе, если боль его не возбуждает? А Джек ни разу за это время не видел его возбужденным. Хотя проблем с потенцией у Брока, вроде, нет, – он спит с бабами. Трахается как обычный человек без всей этой поебени. А с Джеком он, видите ли, может только вот так. Или вот так только с Джеком. Хуй его разберет.       Брок раздраженно дергает бедрами, сбрасывая его руку. Тянет за волосы чуть выше и хрипит:       – Оближи.       Джек, не задумываясь, лижет свежие порезы на его груди.       – Глубже.       Он подчиняется, раздвигая кожу языком. И когда вкус крови наполняет рот, а дыхание Брока заметно учащается, понимание запоздало приходит. Ублюдок снова его провел. Чтобы дополучить свою порцию боли. Поэтому и напоил виски, чтобы алкоголь на его языке разъедал незатянувшиеся полосы от бритвы.       В раздражении Джек спихивает его с себя.       – Ты больной ублюдок, Рамлоу! Тебя ведь даже не возбуждает боль сама по себе!       Брок лишь усмехается, смотрит расфокусировано. В его голове наверняка зреет новый план, как заставить Джека сделать так, как нужно ему. И это пора прекращать. По крайней мере, на сегодня.       – Я читал, что через боль люди пытаются компенсировать отсутствие подлинной близости и блокируют душевные переживания.       Занимательная цитата с одного из БДСМ-форумов кажется как никогда подходящей.       Брок лишь хмыкает, выгибая бровь:       – Рад, что тема тебя настолько увлекла.       – Что так выбесило тебя в Небраске? – спрашивает Джек на пробу, просто чтобы выбесить его тем, что лезет в личное. Он не ожидает в ответ ничего, кроме очередного подъеба. Но Брок вдруг вскидывает на него резко осмысленный взгляд – как у пресловутого оленя в свете фар и, блять, задумывается, что ответить. И не отвечает ничего. Джек бы не поверил, что такое бывает, если бы только что не увидел сам.       Конечно, у творящегося сегодня пиздеца должно быть объяснение, и Джек его неожиданно нашел. Брок естественно ничего не расскажет, – Джек и не надеется на это. Он просто устал и хочет прекратить творящуюся дичь, которая уже давно вышла за рамки нормального.       – Пойдем, Брок. Хватит с тебя.       – Нет. Закончи, – требует тот. Но то внутреннее спокойствие, которое позволяло ему диктовать собственную волю, сейчас пропало. Его приказы перестают иметь силу. Джек неожиданно ощущает собственную власть в этом странном тандеме. Наконец-то.       – Пересмотри свои границы, Рамлоу, и я пересмотрю свои, – мстительно возвращает он.       Брок щурится зло, и тянется к его ширинке. Поразительно, насколько ему все-таки неймется.       Джек лишь усмехается и толкает его в грудь.       – Я не это имел в виду. Про Небраску расскажи, Брок. Это мне гораздо интереснее, чем твой неумелый отсос.       Он, конечно, лукавит, но и Брок бы отсасывать ему не стал – что уж там. А с Небраской действительно что-то не то. Потому что именно после поездки туда, ради которой Брок взял внеочередной отпуск, он вернулся вот таким. Совершенно на пределе. А Джек видел его разным. Очень разным. Они знакомы уже лет десять в общей сложности, бывали в разных передрягах. Но вот таким Джек его раньше не видел. Брок сейчас не просто бешенный отморозок – это не новость. Он какой-то болезненно бешенный на этот раз.       – Проваливай нахуй!       Что и требовалось доказать. Взвинчен пиздец. Еще хуже, чем до того, как они начали, хотя обычно становится лучше к концу, – успокаивается. Но в этот раз все пошло по пизде. Началось и не закончилось.       Брок вскакивает на ноги, порываясь уйти, – явно настроенный догоняться сам. И вот это, пожалуй, худший из вариантов. Лучше уж дать ему то, чего он так хочет.       Чертыхаясь, Джек дергает его к себе. Вжимает грудью в металлическую стену гаража, удерживая за горло. Формально он нарушает границы, – нельзя держать, ограничивать подвижность, – Брок на этом помешан. Но сегодня ублюдок довел его до белого каления, поэтому Джек позволяет себе некоторую вольность. Броку это ощутимо не нравится, но ничего, потерпит. Подхватывая бутылку виски, Джек мстительно проводит горлышком по вздувшимся порезам. Брок дергается, и на этот раз неожиданно быстро командует вожделенное:       – Хватит. Хватит, блять!       Впервые говорит «хватит» дважды. Джек отпускает его еще на первом. Но алкоголь стекает по спине, и боль продолжается, больше не подконтрольная ни одному из них.       – Больной ублюдок, – рычит Брок. Так и стоит у стены гаража, скрипя зубами. Получил желаемое, сам хотел.       – Да, Брок, ты больной ублюдок, – соглашается Джек, и спрашивает с неожиданным участием:       – Реально, что ли, настолько больно?       – Блять, да!       И у Джека происходит сбой в программе. Как-то ни разу этот придурок не жаловался. Да и в этом вроде смысл. В боли. Он должен быть доволен, разве нет? Он же мазохист. Но довольным Брок не выглядит. Он выглядит ровно на свое «больно, блять, да». Еще и толкается в отместку, будто это Джек виноват в отсутствии у него мозгов. Выхватывает бутылку, тут же к ней прикладывается и, пошатываясь, шагает в сторону дома.       Джек плетется за ним. Заваливается на диван, морщась от запаха спирта, который так и не выветрился. На журнальном столике валяется скомканная медицинская салфетка в темных пятнах крови. Лезвие бритвы опасно поблескивает из-под вывернутых наизнанку одноразовых перчаток. Чертов уголок потрошителя. И Джеку просто не верится, что на пятом десятке он проводит вечера, вспарывая шкуру отмороженному извращенцу, вместо того чтобы спокойно и незамысловато трахаться. Просто трахаться, без вот этого всего.       – Ты еще здесь?       Брок возвращается из душа и смотрит на него вопросительно. Потому что Джеку позволено загонять иглы ему под кожу, но переночевать под одной крышей хоть раз за все время их странных интеракций – ни в коем случае.       – Тебе явно понадобится моя помощь. Сегодня, блять, ты превзошел себя, – отзывается Джек, зевая. Спать охота пиздец. И добираться еще час до собственного дома он не готов как никогда.       – Съебись нахуй, – рычит ему Брок. Но Джек лишь демонстративно закидывает ноги на диван.       – Я не сажусь пьяным за руль.       – Вызови такси.       – Не выеживайся, Рамлоу. Ты сам меня споил. Не умрешь, если я переночую на твоем диване одну ночь.       – Ты нарушаешь границы, Роллинс.       – Значит, мы квиты.       Формально, конечно, Джек границ не ставил, наивно полагая, что ему как верхнему они не нужны, – это Брок выкатил целый список. Но есть же какие-то общечеловеческие границы разумного, которые сегодня этот урод просто смел.       Пока Брок подчищает последствия их чудного времяпровождения с журнального столика, Джек беззастенчиво на него пялится, и зрелище это, конечно, не для слабонервных. Брок смыл кровь, но толстые крученые желваки, еще больше разбухшие от воды, выглядят страшно. Некоторые, особенно глубокие, продолжают кровоточить. Джек следит глазами за водянисто-красными каплями, скользящими вдоль позвонков, и не понимает, почему вообще ввязался в это с самого начала. Ладно, понимает. Он рассчитывал, что они потрахаются. И, наверное, надежда еще теплится в нем, раз эти издевательства продолжаются. Издевательства над его, Джека, психикой, конечно. Этот урод вроде как удовольствие должен получать.       Брок уходит наверх, и Джек уже не надеется увидеть его до завтрашнего дня. Но неожиданно тот возвращается. В пижамных штанах и с пластиковой аптечкой в руках.       – Ладно, помоги мне. Раз ты все равно здесь.       Это нечто новое в их отношениях. Брок никогда не позволял себе помогать. Принципиально. Но сегодня это, пожалуй, просто вынужденная мера – основной акцент пришелся на спину, и самому несподручно обрабатывать. Джек, конечно, стегал его ремнем и раньше – они начали с порки, и долго ей ограничивались, – Брок милосердно повышал степень пиздеца происходящего постепенно. Но ни разу это не было так жестко, откровенно до крови. До хуевой тучи крови, как сегодня. Брок никогда не требовал так долго и сильно, по свежим порезам, а именно он всегда решал, когда хватит, когда сильнее, когда ниже, выше, – все всегда решал он. Всегда контролировал процесс, поэтому все порезы, все проколы делались так, чтобы он видел. Манипуляции со спиной всегда были минимальны. Но сегодня Брок буквально взбесился. Будто хотел сам наконец потерять контроль. Джек бы и рад был ему помочь, но, блять, не в таком проявлении.       Пока Джек обрабатывает ему спину, Брок допивает остатки виски. И это плохо, потому что хотелось бы, чтобы хотя бы один из них сохранял рассудок. А по себе Джек чувствует, что уже зашел за опасную грань опьянения. Глаза слипаются, удерживать внимание становится тяжело. Наверное, он делает больнее, чем нужно, слишком сильно давит на поврежденную кожу, слишком много перекиси льет, но руки слушаются плохо и сознание буквально расплывется. В какой-то момент Брок дергается и шипит зло, чтобы был аккуратнее. Джек смотрит на пузырящейся белой пенкой порез, набирает полные легкие воздуха и по инерции дует на него.       Брок замирает.       – Что ты, блять, творишь?       – А тебе мама так в детстве не делала? Мне вот делала, – сообщает Джек, заполняя затянувшуюся паузу. – У волчонка боли, у зайчонка боли, а у…       – Роллинс, ты в своем уме?       Брок резко меняет положение и разворачивается к нему лицом, видимо, проверяя не началась ли у Джека белая горячка. Но что, блять, в этом такого. Он просто пытается отвлечь и разрядить обстановку.       – Тебе так не говорили в детстве?       – Нет, не говорили.       – И что зайчонком не называли? Или, скорее, волчонком…       – Блять, Роллинс, ты пиздец надрался. Знал бы я, что тебя так вынесет…       – Ты сам не лучше, Рамлоу. Что с тобой сегодня? Ты другой.       Брок моргает, и опять этот взгляд, – будто он чертов беспомощный зверек, а на него на полной скорости несется фура. Чувствуя себя всесильным (или бессмертным) Джек спрашивает снова:       – Что произошло в Небраске, Брок?       Брок смотрит на него сложно. И снова задумывается. Не то что бы Джек сомневался в его способности мыслить, но Брок обычно делает это после, а не до того, как открывает рот. Интересно, он уже успел надраться настолько, чтобы расколоться? А заодно не вспомнить об этом на следующее утро. Было бы идеально.       Джек облизывает губы, поражаясь собственному безумию. Он смутно чувствует, что должен сделать. Но не делал так никогда. И ни с кем. Даже с бывшей женой не выступал с подобными инициативами. Но сейчас ему кажется, что надо сделать именно так. С Броком прости-господи Рамлоу. О чем он вообще думает. Главное, чтобы никто не вспомнил об этом наутро.       – Иди ко мне, я тебя обниму…       В эту секунду Брок, кажется, трезвеет:       – Ты, блять, ебанулся?       Определенно. Джек дергает его к себе. Сгребает в объятия, запоздало думая о том, что придется обрабатывать ему спину заново, а заодно сдавать в химчистку любимую рубашку. Ладно, похуй.       К чести Брока – тот делает попытку вырваться, но – весьма номинальную. Видимо, все-таки не против обнимашек и тоже рассчитывает, что никто не вспомнит об этом наутро. Ну или как минимум не заговорит.       Джеку очень кстати вспоминаются многочисленные статьи о важности послесессионных ласк, демонстрации любви и заботы своему нижнему. У них этого никогда не было, – его «нижний», получив свое, выпинывал Джека взашей – какие там послесессионные ласки. И спорить с ним – себе дороже. Да и гуру нежности и заботы из Джека такой же, как из Брока сабмиссив, – он и в сексе никогда особо не любил все эти ненужные прелюдии, объятия, поцелуи – пустая трата времени, может, поэтому он и стал спать с мужиками – они как-то попроще в этом плане.       Но когда Брок наконец добровольно утыкается носом ему в шею, щекоча кожу сбившимся дыханием, Джек ловит себя на мысли, что есть в этом определенный кайф. Может, потому что он пьян. А может, потому что от Брока подобного ожидаешь меньше всего. Джек на пробу поглаживает его плечи в грубоватой ласке, чувствуя, как тот медленно расслабляется, прижимаясь ближе, – так и не может согреться и льнет к Джеку, наоборот, разгоряченному алкоголем, – греет ладони о его живот, а кончик носа о его шею, и в это мгновение кажется таким обманчиво беззащитным, что это даже как-то… трогательно? Джек бы никогда не подумал, что Брок сможет вызвать у него такие чувства. Дроча на него до одурения, он всегда представлял их секс быстрым и жестким, а сейчас вдруг испытывает непреодолимое желание медленно и нежно трахать его на шелковых простынях и при свечах, блять, или что-нибудь подобное.       Джек забывается в своих мыслях, неторопливо и монотонно поглаживая его плечи, стараясь по возможности избегать вздувшихся желваков. Брок расслабленно сидит у него на коленях, уткнувшись лбом в шею. Дыхание выравнивается, и иных признаков жизни он не подает. Чувствуя влажные капли на своей руке, Джек с трудом сдерживается, чтобы не заржать, – Брок, похоже, заснул и пьяно пускает слюни. Нет, он не забудет об этом наутро. И Броку не даст забыть.       Джек легонько хлопает его по щеке в попытке разбудить, и Брок реагирует как-то слишком быстро для спящего. Но руку перехватить все равно не успевает. Джек с удивлением смотрит на собственную ладонь, влажную от соприкосновения с чужой щекой, и ничего не может понять. Брок не спит. Он, черт возьми, рыдает?       – Ты… что, блять, происходит? Тебе больно? – пораженно выдыхает Джек, не зная, что и думать. Брок как-то вдруг оказывается уже очень далеко, стоит к нему вполоборота, и их разделяет журнальный столик.       – Я в норме, – хрипит тот, отворачиваясь.       – Брок…       – Вали домой.       – Слушай, это ненормально…       Не самый лучший подбор слов, но Джек никогда не умел их выбирать, тем более, в таких ситуациях.       Брок в ярости пинает журнальный столик, и тот больно бьет Джека по ногам.       – Нахуй убирайся, я сказал! – от его ора, кажется, лопнут стекла – причем во всем квартале. Брок явно не в адеквате, и тут ничего уже не сделаешь. Еще и надрался ко всему прочему.       – Тебе определенно нужно к мозгоправу, приятель, – бросает ему Джек, уходя. И говорить этого определенно не стоило, – но что уже. Вслед он слышит очередное пожелание проваливать нахуй и глухой звук удара о дверь чем-то тяжелым.