Меконопсис

«Love don't give no compensation. Love don't pay no bills. Love don't give no indications. Love just won't stand still. Love kills, Thrills you through your heart.» Фредди Меркьюри Мобэй ловил нижнюю губу, слегка сжимал, немного тянул, чтобы отпустить и вновь поймать. Время от времени проходился по ней языком, а потом позволил себе припасть к губам Цинхуа и сделать поцелуй глубже. С этим у него было хуже. По крайней мере, язык омеги точно оказался куда проворнее, любопытнее и шустрее. Мобэю не хватило воздуха, когда Цинхуа перехватил инициативу в поцелуе. Омега довольно быстро освоился в новой квартире и привык к Мобэю во всех смыслах. Теперь Цинхуа все чаще перехватывал инициативу в свои руки, настойчиво требуя внимания возлюбленного. Кончик языка мучительно медленно прошёлся по зубам и скользнул глубже, умудрившись почти одновременно задеть нёбо и язык Мобэя. Чувство парения в невесомости окутало альфу с головы до ног, заставив сильнее сжать в объятиях своего любимого человека. Словно Цинхуа — единственный якорь, не позволяющий Мобэю лишиться равновесия. — Я раздену тебя, ладно? Сам. — Мобэй перехватил запястья Цинхуа, невольно улыбнулся, отметив на руках снежную пенную белизну, и принялся сосредоточенно расстёгивать рубашку. Сдвинул ткань, обнажая узкие плечи. Провёл пальцами по коже от шеи в стороны, вниз — до самых локтей. Рубашка упала на пол, а Мобэй коснулся пояса джинсов. Пальцы уже заметно дрожали, потому с молнией пришлось повозиться. Альфа напряжённо замер, глядя Цинхуа в глаза. Кончики пальцев покалывало, когда он поддевал широкую резинку и слабо тянул вниз. Смотрел на помеченные синяками-засосами лодыжки, пока омега послушно переступал ногами, сбрасывая брюки и бельё. Мобэй сглотнул, тронув результат своей работы ладонью. Мягкие волоски щекотали кончики пальцев. Альфа прикрыл глаза, бережно коснувшись губами колена. Собравшись с силами, отпрянул и принялся торопливо стаскивать одежду с себя, стараясь не замечать жадный взгляд Цинхуа. Покончив с раздеванием, обнял омегу и прижал к себе. Слепо водил руками по горячему телу и задыхался от ответных прикосновений. И этого было мало. Твёрдость и напряжение мышц под пальцами сводили с ума. Мобэю хотелось трогать и трогать каждый кусочек Цинхуа, одновременно прижимаясь губами к быстро пульсирующей жилке на шее. Весь Цинхуа был только для Мобэя сейчас. Самый идеальный — для него. Самый особенный. Горячий, пылкий, чистый и искренний. Ладони Цинхуа едва заметно подрагивали, прижимаясь к бёдрам Мобэя. Прикосновениями они повторяли все линии, пока пальцы не впились слегка в ягодицы, заставляя альфу придвинуться ещё ближе, потереться. Руку на члене Цинхуа воспринял без энтузиазма. — Эй, ну ты же не… — Не спеши. — Мобэй занял омегу поцелуем, чтобы утихомирить и отвлечь. Сам же придвинулся ещё немного. Ровно настолько, чтобы обхватить ладонью сразу оба члена и поймать пальцы Цинхуа, чтобы притянуть к своей руке. Чтобы они оба в равной степени сжимали крепкие стволы и чувствовали возбуждение друг друга одновременно. — Не отпускай, — хриплым шёпотом попросил Мобэй, переплетая свои пальцы с пальцами Цинхуа. Он всё ниже склонял голову, хватая ртом выдохи омеги. Шан не уклонялся, алея скулами, и тоже тянулся к нему. Пока их губы не встретились. Тихо шумела льющаяся в раковину из крана вода. Этот шум разбавляли звуки поцелуев и тяжёлое дыхание. Мобэй свободной рукой обводил острые очертания лопаток на спине Цинхуа и снова целовал его, всё быстрее толкаясь в тесное кольцо из их переплетённых пальцев. Отчётливо чувствовал трение о рельефный ствол, увитый набухшими от возбуждения венками, большим пальцем оглаживал округлую головку и ощущал лёгкие касания горячих пальцев на собственном члене. В самом низу живота невыносимой тяжестью скапливалось удовольствие, скручивалось, как тугая пружина, которая вот-вот сорвётся и со звоном выстрелит, распрямится… Кончить вместе было… как прыжок с тарзанки над морским заливом. Сначала захватывает дух, потом хочется ухватиться за напарника изо всех сил, а затем — один сплошной восторг и блаженная невесомость. Мобэй прижимался лбом к плечу Цинхуа, едва дышал и дрожал от нахлынувшей слабости. Рукой бессмысленно водил по твёрдым мышцам живота, размазывая по коже густые капли, потом ловил такие же влажные от спермы пальцы омеги и сжимал в своей ладони. Жмурился, чувствуя частые горячие выдохи ухом и щекой, украдкой проводил губами по плечу и теснее прижимался к дрожащему телу. Цинхуа по-прежнему оставался его верой, его религией и его божеством. Единственным, кого Мобэй хотел здесь и сейчас. Навсегда. И единственным, кого Мобэй не мог отпустить и готов защищать всегда, даже ценой собственной жизни. *** Через несколько недель, когда Цинхуа окончательно привык к тому, что он не один и у него есть регулярный секс, Мобэй придумал идеальный вариант, когда поставил колено на край кровати. Сначала склонился над Цинхуа, мягко целуя в губы, потом медленно ласкал шею, плечи и грудь, без спешки спускаясь губами всё ниже и ниже. Коснулся ладонями бёдер, огладил ноги и легонько надавил на колени, заставляя омегу немного раздвинуть ноги. Ему требовалось место, чтобы устроиться между ног Цинхуа — для удобства. И он снова гладил голени, проводил пальцами по внутренней стороне бедра, наклонившись, водил губами по слегка подрагивающим мышцам живота, разглядывал наливающийся тяжестью член и притрагивался к нему пальцами. — Мобэй… это не честно? — почти неразборчиво прошептал приподнявшийся на локтях Цинхуа. — Просто получай удовольствие, — хрипло отозвался альфа, вдыхая запах омеги и оглаживая тугие яички большим пальцем. — Главная действующая роль у тебя будет во втором акте этой пьесы… Мобэй прикрыл глаза, ощутив на губах приятную округлость головки. Охватил пальцами основание члена, провёл до самых губ, обратно и позволил головке скользнуть в рот. Альфа уверенно вёл губами вниз, стараясь взять как можно глубже и дышать носом, чтобы плотнее сжимать ствол внутри и создавать возбуждающую вибрацию. Он прижимал ладонями бёдра Цинхуа, удерживая на месте и пока не позволяя двигаться. Омега, уронив голову на подушку, смотрел на него пристально, не отводя глаз. Он шумно выдыхал приоткрытым ртом, и в уголке слева розовел кончик языка. Вздрагивал из-за прикосновений, комкал в пальцах простыню и иногда пытался податься бёдрами вверх. Мобэй твёрдо положил ладонь ему на плоский живот и надавил, повёл левой рукой по правому бедру, охватил пальцами ногу над коленом и осторожно потянул. Держал и заставлял Цинхуа отвести правую ногу в сторону, но не позволял оторвать её от кровати. Мобэй целовал горячую кожу от колена до паха, без остановки поглаживая и губами, и пальцами по внутренней стороне бедра. Там же, где отчётливо ощущалась твёрдость под кожей — рядом с пахом, надавливал пальцами немного сильнее и слушал, как Цинхуа громко втягивает в себя воздух и задыхается. На его теле сухожилия по твёрдости напоминали кости, но он бурно реагировал, стоило их приласкать. Мобэй вернул ногу Цинхуа в то положение, в котором она была прежде, и опять огладил бёдра. Медленно забирал в рот твёрдый пульсирующий член и вёл ладонями по бокам, животу и груди. — Мобэй… Мобэй… — пальцы Цинхуа сжали его волосы на затылке, заставив коротко усмехнуться — прямо с членом во рту. Мобэй с силой прижал бёдра омеги к кровати, не разрешив рвануться вверх, и прикрыл глаза, умирая от долгого низкого стона. — Мой король… Пусть и едва слышное, прерывистым шёпотом, но такое обращение из уст возлюбленного, сорвало у Мобэя все планки, и он каждый раз безжалостно мучил Цинхуа и дразнил лёгкими касаниями пальцев и губ, а брал в рот и дарил пьянящее удовольствие только в ответ на “Мой король”. Его мальчик всегда был умным и сообразительным. И всё понимал правильно. Прикрыв глаза, Мобэй насаживался ртом на подрагивающий член и больше не пытался сдерживать Цинхуа. От такого усердия заныла челюсть, а некоторые особенно сильные толчки отдавались тупой болью в горле, но это не имело никакого значения. Цинхуа сбивчиво повторял и повторял заветные слова, танцуя у него в руках, пытаясь ускользнуть и одновременно дорваться до последней грани. Мобэй жадно глотал струйки семени, собирал губами капли с кожи и продолжал оглаживать напряжённое тело, пока омега не притих. Приподнявшись, он зачарованно смотрел на вздымающуюся и опадающую грудь, на чётко проступающие очертания рёбер и слабо подрагивающие мышцы живота. Потом неторопливо целовал шею и водил пальцами по ключицам, пока Цинхуа сражался с дыханием и цеплялся за него. Омега удивлённо распахнул глаза, стоило выдернуть у него из-под головы подушку. Приподнялся на локтях, наблюдая за тем, как Мобэй укладывал подушку на простыню и садился на неё. Дотянувшись до смазки на краю тумбочки, альфа, поймав Цинхуа за руку, подтащил к себе и вложил тюбик в дрожащие пальцы. — Что… — Ш-ш-ш. — Мобэй невесомо тронул губами уголок рта, и отклонился назад, опираясь на руки. Медленно согнул ноги в коленях, широко разводя их перед омегой. — Шан, сделай это и не отводи глаза. Цинхуа с мукой закусил нижнюю губу, но послушно уставился туда, куда велели. На шее альфы выразительно дёрнулся кадык. Омега подался вперёд, но тут же спохватился, повозился с тюбиком, а через минуту Мобэй вздрогнул от лёгкого прикосновения. Влажное и прохладное на коже заставило альфу похолодеть — снаружи и внутри. Не из-за страха, а из-за ожидания. Он понятия не имел, каким будет Цинхуа в этой игре, и терялся в предположениях. А Шан не смел отказать своему альфе, даже в такой странной просьбе. Если Мобэй хочет попробовать эту сторону, то Цинхуа приложит максимум усилий, чтобы доставить любимому удовольствие. Мобэй невольно зажмурился, едва омега левой рукой прикоснулся к его члену, продолжая правой оглаживать чувствительную кожу меж разведённых ног. Не выдержав долго, Мобэй вновь поймал руку Цинхуа и заставил плавно надавить на сжатые мышцы, проталкивая внутрь кончик пальца. Тихий выдох заставил Мобэя распахнуть глаза и залюбоваться ошеломлённым лицом Цинхуа, а потом он сдавленно застонал — палец вошёл немного глубже. Омега, закусив кончик языка, медленно двигал пальцем, не пытаясь пока погрузить его полностью в мягкую тесноту, а лишь растирал стенки и очерчивал полукружия, и проводил внутри пальцем по спирали. Это было приятно. Приятнее, чем Мобэй рассчитывал. Он сбито дышал, а Цинхуа увлечённо изучал его реакции: жадно смотрел, то облизывая, то покусывая губы, снова возбуждался и трогал внутри. Мобэй даже потерялся во времени и дёрнулся всем телом от неожиданности, разводя ноги ещё шире. — Что?.. Мобэй… — Уймись, — рухнув спиной на простыни и переведя дух, хрипло попросил Мобэй. — В яблочко. Повторить сможешь? — А… — Цинхуа снова начал мягко поглаживать внутри, растягивая края заднего прохода увереннее. Мобэй не знал наверняка, но предполагал, что Шан растягивает его уже двумя пальцами. — Чёрт! Мобэй вскинулся и удивлённо уставился на застывшего омегу. Потом сообразил, что к чему. — Господи, это всего лишь пальцы! — Прости… — Цинхуа зажмурился, едва выговаривая слова и честно пытаясь сдержать возбуждение. — Я представил, что не пальцы… — Ага, ещё ляпни, что у меня такие красивые бёдра, что ты можешь кончить только от вида вставленных в меня пальцев. — Ты весь очень красивый, — оклемавшись немного, тихо ответил Цинхуа с неподдельной искренностью и провёл кончиками пальцев внутри Мобэя. Прямо по… Альфа разметался на кровати, закинув руки за голову и приподняв бёдра выше. С рваным стоном насадился на пальцы сильнее, заставляя их вновь ударить “в яблочко”. Метался, почти не ощущая прикосновений свободной руки Цинхуа к бёдрам, животу, груди. Омега терпел и снова трогал его внутри, привыкая к пульсации мышц и оглаживая набухший от прилившей крови бугорок то осторожно, то резко. Мобэй опасался, что Цинхуа в этой игре надолго не хватит, но прогадал. Хватило. Глаза горели, конечно, пугающе, но он ни разу не попытался накинуться на Мобэя в попытке засунуть в него член. Явно хотел, но сумел сдержаться. И сумел довести альфу до оргазма одними пальцами так, что у Мобэя перед глазами потемнело, а все пять чувств окончательно перепутались. Мобэй долго лежал, прижимая к себе Цинхуа и приходя в себя. Не сразу осознал, что омега смотрит на него в упор и кусает губы. Альфа поймал его за руки, крепко обнял, оглаживая спину и затягивая в поцелуй, проходясь языком по полным губам и не позволяя сделать вдох. — Мой король… — Хриплым выдохом в подбородок за секунду до возни с перехватыванием рук. Мобэй жёстко сдавил пальцами правое запястье и провёл языком по ладони, обхватил губами указательный палец, втянул в рот, выпустил и тщательно облизнул средний, чтобы втянуть в рот уже оба пальца. И замер, потому что по щеке скользнули губы Цинхуа. Мобэй пытался облизать пальцы, а Шан пытался его поцеловать. От таких поцелуев рассудок сжимался в крошечную точку и исчезал с горизонта надолго. Это было то, что Цинхуа всегда называл “мне надо тебя почувствовать”. Одна из граней. Они вместе целовали те пальцы, которые вскоре мягко толкались в тугую тесноту мышц. Мобэй запрокинул голову, когда Цинхуа прижался губами к его бедру, одновременно медленно двигая пальцами внутри его тела и поглаживая гладкие стенки. Альфа с шумом втянул в себя воздух, потому что Шан добрался до внутренней стороны бедра и одними поцелуями не ограничился — слегка покусал, вызвав дрожь у Мобэя во всём теле. Дрожь нетерпения. На большее альфы уж точно не хватило бы, потому он развёл ноги шире, подхватывая под коленями и подтягивая к груди. Он хотел почувствовать Цинхуа не меньше. И ещё больше — получить его полностью. Всё равно как. Лишь бы близко, так близко, когда не разделить. Цинхуа уткнулся ему в грудь лбом, потёрся, тревожа приятной щекоткой — влажными от пота волосами о пылающую от множества поцелуев кожу. Сражался с неровным дыханием, едва касаясь тёмной головкой подготовленного входа. Всё сильнее впивался пальцами в бёдра Мобэя, сжимал почти до синяков. Потом резко подался вперёд и погасил стон поцелуем. Целовал настойчиво, стараясь заполнить языком рот. Целовал и мял пальцами ягодицы — отвлекал от присутствия внутри, но напрасно. Мобэй чувствовал в себе его крепкий член и улыбался бы, если бы не поцелуй. Сладкое напряжение в растянутом кольце мышц, трепет эластичных стенок и наполненность твёрдостью, что отзывалась в паху тяжестью и возбуждением. Цинхуа перестал терзать его губы, чуть вскинул голову, шаря по его лицу расфокусированным взглядом. Подбородок обжигало частыми выдохами, вырывающимися из приоткрытого рта. Ладонью по ягодице, бедру — омега упёрся рукой в кровать, выпрямил в локте, медленно повёл другой рукой по бедру, огладил ноющий член Мобэя и живот и тоже упёрся в кровать. Первый толчок был плавным и осторожным — совсем не таким, как жадный поцелуй в шею. Цинхуа прихватил зубами кожу на плече и снова мягко толкнулся. Он никуда не спешил, как и Мобэй. Они ловили губы друг друга или вздохи, притираясь влажными и липкими от пота телами. Цинхуа иногда покусывал шею Мобэя, когда старался сдержаться и не сорваться, сохраняя неторопливый темп и дразня альфу чувственным трением внутри, из-за которого под кожей и в мышцах разливалось непередаваемо приятное тепло. Мобэй не сразу сообразил, что может не держать свои ноги — выпрямленные руки Цинхуа всё равно фиксировали их в нужном положении. Но, сообразив, альфа ухватился руками за Шана, притягивая его к себе. Обнимал за шею, запутывался пальцами в волосах, гладил по лицу, пробегаясь подушечками пальцев по веснушкам, или по груди, стирал с губ лишнюю влагу, чтобы через минуту вновь заставить эти губы блестеть. Целовал и растирал пальцами твёрдые вершинки сосков до низкого стона и резкого рывка. Зажмурившись и запрокинув голову, Мобэй пытался сделать нормальный вдох широко открытым ртом. Нормальный не получился. Вообще никакой не получился, потому что новый толчок был глубоким и сплетённым с влажным шлепком, а следующий случился слишком быстро. К подбородку прижались горячие губы, и очередной толчок выбил из Мобэя весь воздух. Вдох превратился во всхлип, а тело таяло от быстрых и сильных движений. Если альфа приоткрывал глаза, то непременно ловил напряжённый и немного сумасшедший взгляд Цинхуа — сверху вниз. Тот опирался на выпрямленные руки и продолжал бросать себя к нему, вжимался узкими бёдрами. Омега то торопливо облизывал губы, то часто и неровно дышал, то прижимался губами к подбородку Мобэя или к уголку его рта. Но альфе уже было всё равно, он почти не чувствовал этого, поглощённый тем пожаром, что творился у него внутри. Каждый толчок — призрачной огненной плетью вдоль позвоночника. Вспышка — и волны жара по всему телу. Когда Цинхуа немного сдвинулся, чтобы продолжить ещё быстрее, Мобэй сорвался на отрывистый громкий стон, заблудившись в сладкой дрожи и потерявшись в пространстве. Ухватившись за липкую от пота шею, качнул бёдрами, нанизываясь на член ещё резче, до отказа, до цветных пятен перед глазами и пьяного головокружения. Подставил губы Шану для поцелуя или укуса — всё равно. Омега мог делать с его губами что хотел, лишь бы не останавливался. Мог кусать до крови, только бы продолжал двигаться так же быстро и точно. Выше и выше. Чтобы после — долгая невесомость до приятного падения на влажные от пота простыни. И чтобы не вдруг отдышаться и ощутить под пальцами горячую и липкую спину, прижаться подбородком к спутанным каштановым волосам и различить на коже обжигающее и такое же сбитое дыхание. Чтобы понять, где собственная дрожь, а где чужая. И чтобы осознать — это не Цинхуа так взмок, а собственная сперма на животе. Прикрыв глаза, Мобэй лениво поднял руку и запустил пальцы в волосы Цинхуа. Гладил и перебирал, пока немного не оклемался. Достаточно, чтобы доползти до ванной с повисшим на нём омегой, и потом — стоять под тёплыми струями и ловить всё ещё расфокусированный взгляд. Его мальчик до сих пор терялся в отголосках оргазма и едва заметно дрожал. Требовалось срочное лечение лёгкими поцелуями.