Геройские монологи

      У Соршана была скверная репутация, и сам он, в общем-то, уже давно смирился с этим. Тёмные эльфы поглядывали на него косо, некоторые из них — ещё и настороженно; а некоторые, которых было большинство, ещё и с презрительной насмешкой. Едва ли кто-то из них воспринимал сумасшедшего наркомана, коим все и видели Соршана, всерьёз.       Отчасти, впрочем, они были правы. Гномий плен изрядно повредил его разум, и Соршан сам знал и чувствовал, что больше не был прежним. Голоса в его голове ядовитым шёпотом отравляли существование, снова и снова напоминая ему, как он слаб и что во всём виноват сам.       Он пытается избавиться от них, бежать от них, и единственное средство избавления — наркотический угар, туманом обволакивающий разум. В нём голоса замолкают, но повреждённый, помутнённый разум рождает фантастические, фантасмагорические образы. Нереальные галлюцинации, искажающие реальность, и Соршан теряет в них не только восприятие времени и пространства, но и самого себя.       Жалкое зрелище. Да и сам он в принципе жалок.       В среде тёмных эльфов на него смотрят косо и с насмешкой. Все знают, что Соршан — тот ещё безумец. Никто не воспринимает его всерьёз, никто не верит его рассказам и видениям. И едва ли слава о нём расходится по другим уголкам Асхана — зачем вообще говорить о тёмноэльфийском отшельнике, потерявшем разум и утоляющем боль в дурманящих порошках да грибах?       Соршану хватает и того, что он имеет. Ни сочувствия, ни поддержки, лишь презрение да жестокие насмешки. Впрочем, в среде тёмных эльфов иначе и не бывает — так уж у них повелось, что каждый беспокоится исключительно за самого себя. А потому стремится к наибольшей выгоде для самого себя и собственного дела, каким бы при этом оно ни было.       Это одна из тех вещей, которые они умеют делать особенно хорошо. Распускание сплетен и слухов, и даже самую набожную весталку тёмноэльфийские клеветники способны правдоподобно изобразить похотливой шлюхой. Что уже и говорить о нём, Соршане, безумце и наркомане, вздрагивающем от теней и шарахающемся от собеседников?       Ничего удивительного потому в его славе нет. Помешанный, слабоумный, с повредившимся рассудком, не поддающимся восстановлению — кто добровольно захочет иметь с таким дело? Какую ещё реакцию у ожесточённых эгоистичных собратьев, кроме насмешек и презрения, будет он вызывать?       Соршан смиряется и просто игнорирует все слухи и сплетни. Он слишком устал для того, чтобы реагировать и воспринимать всерьёз всё это дерьмо. Ему незачем кому-то что-то доказывать, так что хотя бы сейчас он может позволить себе быть собой — жалким, уставшим, сдавшимся безумным наркоманом.       Пока в его жизни не появляется Раилаг.