Геройские монологи

      Имение Ла Сегадора было унылым местом. Алехандро ненавидел его столько, сколько жил в нём.       Несмотря на большое количество прислуги и самих господ — графа, графиню и шестерых детей графа — здесь всегда было тихо и уныло. Подчёркнутая чопорность царила во всём, сквозила в каждом движении и слове. Все жители этого проклятого места были словно фарфоровые куклы, неживые, скопированные друг с друга. Пустоголовые и глупые, но мнящие себя едва ли не эльратовскими праведниками.       Алехандро ненавидел это место. Но более всего он ненавидел его жителей.       На прислугу он просто не обращал внимания — хоть в чём-то дворянское высокомерие могло быть полезно. Просто не замечал её, будто букашек, не считая приемлемым тратить на челядь своё внимание. С тираном-отцом и мачехой старался лишний раз не пересекаться — ненавидел их втихую, понимая, что открытая демонстрация чувств может быть чревата. Однако это правило абсолютно не работало с его мерзкими сестрицами.       Четверо из пяти — одна лишь нежная Альма была отрадой и спасением в этом болоте! — были откровенной ошибкой природы. Собственно, о строптивом братце они думали аналогично, но в голове Алехандро хотя бы, в отличие от них, были мозги, а не гулял ветер.       Он презирал их. Смотрел на них и не видел между ними никакой разницы: ни возрастной, ни внешней, ни уж тем более внутренней. Каждая из них была пустышкой, глупой, необразованной и подавленной волей отца, с младенчества вбивавшего дочерям мысль о том, что они — ничтожества. Собственно... ничтожествами они и выросли. И лишь одна Альма смогла сохранить себя и свет в своей душе.       Юный Алехандро кривит губы в презрительной насмешке. На светских раутах всегда царит приторная и фальшивая атмосфера беззаботности и дружелюбия. От неё становится особенно смешно, когда знаешь, что мило и непринуждённо беседующие друг с другом графы да бароны, едва собеседник отвернётся, шепчутся с их врагами, желая всадить сопернику между лопаток отравленный кинжал. В высшем свете нет места искренности и любезности, это змеиное кодло, которое жалит себя же собственным ядом.       Только такая пустоголовая дура как Мигэлла может верить в не слишком качественную иллюзию и принимать происходящее за чистую монету. Юный Сандро фыркает себе под нос и спешит отвести от сестры взгляд.       Его от неё натурально тошнит.       Не скрывая собственную скуку, Алехандро окидывает зал небрежностью. С каким-то обнищавшим дворянином-авантюристом флиртует Кармен — ещё одна пустышка их семейства, считающая себя первой красавицей герцогства. Дура, этот «кавалер» терпит твоё присутствие только потому, что надеется поиметь с тебя выгоду, чтобы покрыть собственные долги да пропить новые деньги, которые он надеется получить от тебя взамен на полные грубой лести комплименты!       Впрочем, какое Алехандро дело до этого? Он-то никогда не обманывался высоким интеллектуальным уровнем своих сестёр. — Надо же, отшельник Сандро соизволил почтить своим визитом нашу светскую встречу, — писклявый мерзкий голос Клаудии зудит будто комар над ухом, и Алехандро нехотя, словно делая большое одолжение, одарил девицу в ответ равнодушным взглядом.       Вторая с конца по старшинству, Клаудия всегда напоминала Алехандро собачонку, тявкающую в ответ на слова хозяина. У неё никогда не было собственного мнения, но зато она всегда рьяно поддакивала старшим сёстрам, безусловным авторитетом выделяя среди них самую старшую Долорес. А потому раз эта болонка здесь, значит... — Не будь так груба, Клаудия, — в холодном голосе самой старшей сестрицы слышится насмешка, а взгляд тёмных глаз обжигает презрением. — Наш милый младший братишка наслаждается последними днями свободы... Прежде чем доведётся познать ему все тяготы монашеской жизни церковника, — тонкие губы скривились в подобии ироничной усмешки, уродуя лицо, в то время как Клаудия противно натужно рассмеялась от откровенно глупой шутки сестры. — Ты, видимо, знаешь, о чём говоришь, — Сандро обжёг сестрицу чёрной ненавистью, которая тут же сменилась безразличием и ледяным сарказмом. — Замужем поди света белого не видишь... Ах подожди! Разве можно так скверно отзываться и думать о своём господине! — он натурально округлил глаза, и напудренное лицо Долорес от ярости побледнело ещё сильнее.       Она сжала губы в тонкую линию и гневно прищурила глаза. С громким свистом раскрытый веер в её руке сложился, и Долорес крепко сжала его. — Следи за языком, щенок, — сквозь стиснутые зубы процедила она, на что Алехандро холодно ухмыльнулся: — Поучай жизни своего мужа, сестра. Или держи рот на замке, если не хочешь вызвать его гнев — кажется, этому отец приучал тебя ещё с детства? Молчи и будь покорной, — он не сдержал смешок.       Долорес заскрипела зубами. Не хватало ей остроумия и мозгов, чтобы достойно ответить брату. А потому в уязвлённой гордости она вскинула голову, и схватив под руку Клаудию, развернулась, уходя от Алехандро. Он провожал сестринские спины насмешливым взглядом, лишь после отведя его и всё с той же скукой окидывая им зал. Будто специально снова и снова натыкаясь на остальных сестёр, от одного взгляда на которых в груди поднималась волна раздражения.       Он ненавидит их — и эта ненависть взаимна. Кровные узы едва ли имеют для них какое-то значение, и Сандро просто игнорирует их. Четверо из пяти его старших сестёр — глупые пустые девицы, и едва ли Алехандро когда-нибудь будет воспринимать их иначе.