Геройские монологи

      Детский плач — привычный звук для Сар-Шаззара. Пусть их община невелика пока, а круг его учеников и того меньше, жизнь торжествует в ней, и гордая радость теплом разливается внутри ученика Седьмого Дракона. Большое счастье и великая радость, когда у Тиграна рождается сын — первый и единственный ребёнок в их небольшой общине, избравшей своим путём поиск знаний и стремление к ним и осевшей в оазисах неприветливой пустыни.       А потом к ним пришёл ангел. Печальный ангел скорби с крыльями чернее ночи. Он прижимал осторожно к груди дитя, и почему-то для Сар-Шаззара не было картины величественнее и одухотворённее. Ангел с ребёнком на руках — он пришёл в их общину и остался в ней, и стал её неотъемлемой частью, как будто всегда был с ней.       Детский плач негромкий и хныкающий — он врывается в мысли мудреца, и Сар-Шаззар мягко качает головой, сбрасывая задумчивость. Идёт по длинному коридору общего дома, который делит вместе со своими учениками, направляясь в сторону своей комнаты. Ночью тревожно не только младенцам, хотя сегодняшняя ночь удивительно спокойна и тиха как для этой части пустыни.       Из-за приоткрытой двери, мимо которой лежит его путь, льётся тусклый оранжевый свет. Там горит свеча, и химерные тени пляшут на полу и стенах. Оттуда и доносится детский плач, и Сар-Шаззар почему-то замедляется, заглядывая в чужую тайну.       Он видит крепкую ангельскую фигуру, облачённую в тяжёлые чёрные одежды. Траур вечной скорби невидимым шлейфом тянется за ней. Но сейчас человеку приоткрывается совсем иная грань, и он невольно задерживает дыхание, видя Белкета в пол-оборота. — Не плачь, моя милая Звёздочка. Папа заберёт себе твою печаль, Астра.       Ангел стоит посреди комнаты. Аккуратно держит хныкающее дитя и прижимает к своему сердцу. Отдаёт ему своё тепло и успокаивает, с мягкой нежностью гладя покрытую светлым пушком головку. Он улыбается с какой-то родительской грустью, тёплым взглядом глядя на хрупкое сокровище в своих руках. — Спи, спи, маленькая милая девочка, Спи в темноте, пока облака не уйдут, И лунный свет осветит всю округу.       Негромкий голос, тихая песнь. Колыбельная мягкой рекой льётся следом за рассеянным светом свечи, колышущимся от неспешных движений. Ангел мягко покачивает дитя у своего сердца, и девочка затихает, глядя небесно-голубыми глазами на улыбающееся лицо. — Спи, спи, маленькая милая девочка, Звезда, и ещё звезда, и луна глядят на тебя, Ночь идёт, деток спать кладёт.       У ангельского пения, говорят, существует целительный эффект. Сар-Шаззар слышал, что оно способно дарить покой и умиротворение. Но став невольным свидетелем и слушателем, он чувствовал, как сжимается его сердце. Глубочайшая горечь и скорбь, и бесконечность тоскливой печали поднимают в груди человека волну, которая сразу спадает, изумлением мелькая в его глазах.       Отцовская боль теряется на фоне нежности — пение Белкета никогда не будет исцелять, по крайней мере не теперь больше, но сейчас он в первую очередь родитель, который любит своё дитя, а потому он вкладывает эту любовь в колыбельную песнь, которую мужчины в принципе редко поют. — Спи, спи, маленькая милая девочка, Завтра вернётся твой отец, тот, кто тебя любит. Он поцелует тебя, и в счастливом сне согреешься ты.       Голос затихает и гаснет, и взгляд чёрных глаз смягчается и теплеет ещё больше. Отец взирает на затихшее уснувшее дитя, укрывая его от всего мира на своих руках. Наклоняется, ласково целуя светлый детский лоб, и Сар-Шаззар бесшумно делает шаг назад.       Только что он стал свидетелем чего-то очень нежного и личного, и странная радостная горечь мягко колышется где-то внутри. Скорбный ангел — заботливый отец. Хрупкая ценность случайной откровенности — Сар-Шаззар обязательно сбережёт её и сохранит.