Гладиаторша

ПРОЛОГ Вечерело. Заходящее солнце багровыми лучами освещало небо и поле, на котором буквально только-только отгремела масштабная битва между восставшими рабами и гладиаторами под предводительством Спартака и войсками Марка Лициния Красса. Победа досталась тяжело, ведь несмотря на ловушку Красса и большие потери, восставшие значительно потрепали сорокатысячное войско римлян. И всё-таки в последний момент к императору на помощь подоспел Гней Помпей, приведший из Испании свои легионы. Позже, именно войска Помпея уничтожили большую часть убежавших в горы рабов. Император Красс, весь в крови и разорванном плаще, стоял посреди груды мёртвых тел, слушая стоны раненых и ища глазами тело того, из-за которого римская республика на два года погрузилась в хаос и страх. И, словно в насмешку судьбы, он не видел изрубленного тела Спартака, хотя сам лично нанёс ему два удара. Проклятый фракиец словно растворился, едва отгремели последние удары мечей друг о друга. Сколько Красс, с трудом пробираясь сквозь нагромождение тел, пробыл на поле, он не знал, но заметил, что солнце село, а на небо взошла серебристая полная луна. Её свет и отблески факелов освещали местность. Где-то на краю, у дороги, нетерпеливо гарцевал на коне Гней Помпей, но Красс не обращал на него внимания. К императору подошли флейтисты и два воина ликтора с фасциями на плечах. Устав от бесплодных попыток найти тело Спартака, Красс тряхнул головой и громко сказал: — Завтра мы устроим торжественные похороны и сожжём на кострах тела павших римлян… И, не обращая внимания на кривившего губы мрачного Помпея, прошёл мимо него прочь. ГЕРАРДЕСКА — Мерзавцы! Убийцы! А ну-ка пустите меня! — вопила красивая молодая женщина с буйной гривой смоляных волос и нежнейшей оливковой кожей, которая совершенно не сочеталась с её внешним видом дикой воительницы. — Пустите, скоты! Для пущей убедительности девушка со всей силы пнула одного из легионеров, и он в ответ, разъярённый от удара, так врезал ей, что она на мгновенье замолчала и лишь хватала ртом воздух. Наконец, буйную девицу удалось связать, и ей ничего не оставалось, как ожидать своей участи: либо быть распятой, либо проданной в лудус, как будущая гладиаторша. Да, и среди гладиаторов встречались женщины. Пусть их было мало, но они пользовались популярностью среди римской публики. Звали девушку Герардеска, и когда-то она была рабыней, но однажды, в одну из ночей, на виллу, где она работала, ворвались сбежавшие из Капуи гладиаторы. Хозяевам Герардески очень повезло, что в этот момент их не оказалось на вилле — они как раз накануне спешно уехали на север, в столицу. Девушка и ещё несколько рабов остались в поместье вместе с управляющим. Жена хозяина не захотела брать слишком красивую рабыню, а тот не посмел возразить. Да и куда было плебею, хоть и богатому, тягаться с патрицианским происхождением супруги?! В ту же ночь возбуждённые от короткой битвы гладиаторы воспользовались положением Герардески и ещё нескольких девушек в качестве удовлетворения своей похоти, но рабыня не обиделась на них. Уж больно увлекательно и восторженно рассказывал о свободе длинноволосый гладиатор, назвавшийся Гаем Ганником. Окончательное же решение идти вместе с восставшими девушка приняла утром, когда увидела при свете дня самого Спартака: высокого, прекрасно сложенного мужчину с пронзительным взглядом синих глаз. Он выглядел немного усталым и оттого ещё более прекрасным. Сначала Герардеска обслуживала в войске Спартака мужчин и старалась держаться в этом вопросе ближе к лидерам восстания. Спустя несколько месяцев, набравшись смелости, бывшая рабыня решила, что пора бы и самой взять в руки оружие. Она не будет за свою свободу спать со всеми подряд — и в одну из ночей уговорила лежащего рядом с ней Ганника, чтобы тот обучил её воинским премудростям. Тот сначала посмеялся, но видя, что девушка настроена решительно, согласился. И совсем скоро Герардеска сражалась наравне с мужчинами. Не многие могли тягаться с той яростью, с которой она бросалась в бой, словно это было в последний раз. После первых побед пришли и первые разногласия между лидерами восстания. Галл Крикс со своими людьми ушёл на север, но вскоре пришла горькая весть, что он и его армия были уничтожены войсками Марка Лициния Красса. Оставшиеся в живых поклялись отомстить за Крикса, но получилось ещё хуже. Легионеры Марка Красса, прошедшие сквозь жуткую децимацию, оказались сильнее и дисциплинированнее людей Спартака. Да, возможно, не будь в его армии столько рабов и женщин, не слишком-то умеющих пользоваться оружием, всё могло быть по-другому. А вскоре, в одном из боёв близ Луканского озера погиб и Гай Ганник. Герардеска была свидетельницей того, как людей Ганника и Каста смяла вступившая в бой римская конница. Каст был зарублен одним из конников. Ганник попытался с мечом в руке прорваться через толпу окруживших его легионеров на соседний фланг, но был убит в неравной схватке. Герардеска оказалась одной из немногих, кто уцелел в том бою и кто смог дойти до места, где стоял лагерь Спартака. Она поклялась отомстить за наставника. Пылкой клятве не суждено было сбыться, потому что вскоре войска Красса, а затем и прибывшие из Испании легионы Гнея Помпея разгромили армию восставших. Спартак дрался на сколько хватало его сил. Герардеска сражалась рядом и старалась не выпускать из виду своего лидера, но в какой-то момент её отвлекли сразу несколько легионеров. Герардеска взревела не хуже разъярённой львицы и ринулась в гущу боя. Ей каким-то чудом удалось избежать тяжёлых ранений. И пока её силой пытались связать, она поняла, что упустила из виду Спартака. Она кинула взор туда, где он мог быть, но там уже, среди своих и чужих мёртвых тел возвышался высокий, крепко сложенный римлянин с лицом, словно вырубленным из мрамора. Он оглядывался по сторонам, как будто искал кого-то. Его доспех был весь заляпан кровью, а алый плащ порванной тряпкой свисал с плеч. — Чтоб ты сдох, Красс! — заорала Герардеска, но ей так вдарили по животу, что она упала прямо в дорожную пыль. Глотая пыль, она не увидела, как обернувшийся на её крик император лишь вытер рукой пот со лба и пошёл прочь с поля боя. На утро Герардеску в числе большого количества пленных рабов и гладиаторов повели туда, куда уже устанавливали кресты — на Аппулиеву дорогу. Очередь девушки подошла после первой сотни распятых соратников. Она попыталась лягаться и кусаться, но её снова приложили, как следует. Девушка затаилась. Стоя на коленях перед крестом, на котором ей суждено было встретить свою смерть, она зыркала по сторонам и стала свидетелем того, как поле, залитое кровью после вчерашнего боя, объезжали двое высокопоставленных командующих римской армии. Один из них был весь в белом и на роскошном гнедом коне, а второй в новом алом плаще императора сверкал тёмными доспехами. Его красавец-жеребец белой масти легко гарцевал под всадником. Герардеска заскрипела зубами. Если б только удалось освободиться — она бы вцепилась в глотку надменному Крассу. Судя по всему, эти двое римлян искали тело Спартака. Про себя Герардеска молилась всем своим и чужим богам, чтобы тело прославленного гладиатора и лидера армии рабов не было найдено. Никто из его войска, в этом Герардеска была уверена, не хотел бы надругательства над его телом. Девушка, пока её грубо не потащили к кресту, видела, каким мрачным был император Красс и довольным другой всадник. Когда её привязали, она с облегчением подумала, что, может, Спартаку удалось скрыться. Если так, то пусть он будет спокоен — она не предаст их дело. Наконец крест, на котором была привязана воительница, установили и перешли к другому восставшему. Солнце сильно припекало, слепило глаза, и сквозь слёзы Герардеска видела лишь яркое пятно плаща Красса. Сознание она потеряла лишь под вечер, а очнулась от того, что на неё кто-то смотрел. Когда пелена спала с глаз, она увидела полный любопытства взгляд ненавистного Красса из-за которого погибли Ганник, Крикс и Спартак. Девушка попыталась обозвать его как можно грязнее, но пересохшее горло не давало возможности высказаться. Она лишь что-то с ненавистью просипела. Красс слегка усмехнулся и вдруг приказал снять её с креста. КРАСС Вечером того дня, когда начали распинать рабов вдоль Аппулиевой дороги, Марк Лициний Красс, несмотря на одержанную и долгожданную победу над Спартаком, был мрачен словно штормовое море. Причиной недовольства стал неприятный разговор с Помпеем, который состоялся буквально только что. Помпей, прибывший из Испании на всё готовое, доказывал, что он единственный, кто достоин триумфа. На эти доказательства Марк Красс лишь с тоской подумал о том, что проклятый победитель Сертория прав как никогда. Ну кто такой Марк Красс в глазах сената? Обычный жадный богатей, устроивший децимацию в войсках, а этого снобы-сенаторы не могли стерпеть. «Лучше пусть победа достанется Гнею Помпею», — так они скорей всего думали. Впрочем, если бы разговор между Помпеем и Крассом состоялся вечером, с глазу на глаз, то Красс был бы куда спокойнее, но самодовольный Помпей взялся вещать ещё на поле брани, которое Красс объезжал вместе с ним. Едва их кони поравнялись с войсками, то Помпей громогласно и с издёвкой произнёс: — Марк Лициний Красс, я признаю, что в открытом бою беглых рабов победил именно ты… Красс приподнял бровь, бросив косой взгляд на навостривших уши легионеров. Помпей же вдохновенно продолжил дальше: — А я уничтожил самый корень войны. — Ты? — едва сдерживаясь, спросил Красс. — Конечно, я, — ответил Помпей, гарцуя на гнедом коне. — Тебе стоит задуматься над тем, что сенат не согласится на триумф при такой победе над столь презренным врагом. Легионеры недоумевающе посмотрели на Красса. Тот жестом велел им уйти подальше. Они подчинились, но шли и оглядывались. Прекрасно! К вечеру все легионы Красса будут знать о том, что триумфа им не видать, а может, заодно, и денег. Высказавшись, Помпей замолчал, ожидая реакции Красса, а тот, сцепив зубы, делал вид, что ищет тело Спартака. Не удостоив Помпея ответом, Красс тронул поводья и направил коня к своим войскам. Подъехав, он приказал им собрать тела погибших римлян для большого погребального костра. Куда девать тела погибших рабов, Красс не задумывался. Впрочем, он нисколько не сомневался в том, что победили далеко не всех и Помпей зря кичится уничтожением «корня зла» — наверняка какая-то часть рабов просто спряталась, и уж они-то смогут потом позаботится о телах своих соратников. Помпей, сообразив, что Красс не намерен развивать спор на глазах у воинов, последовал за Крассом, который в очередной раз остановился у груды мёртвых тел, бегло осмотрел их. Не найдя ничего интересного, Красс прищурил глаза и стал наблюдать, как вдалеке распинают нечестивцев и ставят кресты. Внезапно у крестов поднялся клуб пыли — легионеры успокаивали какого-то разбушевавшегося раба. — Мне кажется или это женщина? — раздался позади насмешливый голос Помпея. — Твои легионеры, Марк Красс, не могут справиться с одной женщиной? — Всё зависит от женщины, — равнодушно ответил Красс и повернул коня в лагерь. Помпей не успокоился и к вечеру, поэтому разговор между ними продолжился в доме, где обитал Красс. Помпей намекнул на то, что из Рима вот-вот прибудет посланник с требованием распустить войска. — Я требую триумфа и денег, — отрезал Красс, жестом попросив остановиться разболтавшегося Помпея. — Мне обещали заплатить. Точнее, моим легионерам. По лицу Помпея было видно, что ему нужно то же самое, но на этом их единодушие заканчивалось. Что касается триумфа — Помпей был на стороне сената. Чтобы избавиться от назойливого гостя, Красс не удержался от сарказма: — До меня дошли слухи, Гней Помпей, что в Испании ты потерпел поражений больше, чем одержал побед. Тебе очень повезло, что среди товарищей Сертория оказались предатели, убившие своего военачальника, — Красс в упор смотрел на побагровевшего гостя. — Лично я ставлю под сомнение твой талант и мужество. Помпей вскочил с лежанки и рявкнул первое, что пришло в голову: — Просить триумф за победу над рабами?! Очнись, Красс и не смеши римлян! — По-моему, смешишь римлян сейчас исключительно ты, — не остался в долгу Красс. — Твои успехи в войне с рабами, Помпей, — это охота шакала, подбирающего падаль. При этих словах Красс увидел, что в глазах Помпея сверкнул злобный огонёк, и он шагнул к выходу, потом обернулся и прошипел: — Скоро триумф будет требовать надсмотрщик на каменоломне, плетью загнавший рабов в эргастулы после работы. — А я и есть надсмотрщик! — прорычал Красс в след уходящему гостю. Едва Помпей скрылся из виду, Красс в бешенстве разбил о стену полный кувшин вина, отчего на стене красным пятном расцвёл отвратительный «цветок». Легче не стало, Красс в волнении заходил по комнате туда-сюда. Умом он понимал, что сенат не позволит ему устроить триумф. Рабы — это не внешний враг, да ещё эта децимация, будь она проклята! Но Красс был уверен, что именно его жуткое решение и настроило войска на победу. Что-то до него никто не мог победить! И что теперь?! Победа уплывает к Помпею? Да будь он трижды проклят! Да чтоб его Плутон хоть сейчас к себе забрал! Относительное спокойствие пришло лишь утром, когда Красс решил проехаться вдоль Аппулиевой дороги, чтобы посмотреть хотя бы распятых рабов. Может, проклятый фракиец всё-таки жив и теперь висит на одном из крестов вдоль дороги? Надев новый алый плащ (пусть он мозолит глаза Помпею) Красс быстрым шагом вышел из дома, спустился и приказал привести коня. Вскоре белоснежный жеребец был приведён под уздцы одним из рабов Красса. Вскочив на коня и прихватив с собой десяток легионеров, Красс направился в сторону виднеющихся крестов. Подъехав к месту, где висели распятые рабы, Красс пустил коня медленным шагом. Он внимательно смотрел на лица беглых рабов и гладиаторов, словно пытался найти кого-то знакомого. Одни из повешенных на крестах наглецов пытались плюнуть на него, вторые выкрикивали ругательства, а третьи внаглую называли себя Спартаком. На последние высказывания Красс усмехался и двигался дальше. Он знал, как выглядит Спартак, и он не находил его среди тысяч висящих на крестах разбойников. Красс не знал — огорчаться ему или радоваться. Впрочем, скорее радоваться. Гней Помпей не проведёт Спартака в цепях по Риму — и это единственное, что скрашивало Крассу горечь от уплывающего из рук триумфа. Внезапно внимание Красса привлекла худенькая женская фигурка на одном из крестов, едва дорога сделала поворот. Подъехав ближе, он понял, что глаза его не обманули — на кресте действительно висела стройная девушка с оливковой кожей и густыми чёрными волосами, которые гривой свисали вдоль лица и прикрывали собой груди. Заслышав стук копыт, девушка подняла голову и вперила в Красса огненный взор. Красс же не верил своим глазам, что такая красотка могла находиться среди треклятых рабов. Кто она? Что там делала? Тут же смутно припомнились рассказы своих легионеров о том, что в армии Спартака была сильная воительница, превосходившая по ярости мужчин. Неужели это она? Интересно. Красс нехорошо улыбнулся, глядя как девушка силится обругать его и велел снять её с креста. Такая красота не достанется не только смерти, но и Помпею. Снятая девица попыталась брыкаться, но её быстро усмирили, и довольный Красс повернул обратно, плюнув на попытки отыскать Спартака. ГЕРАРДЕСКА Упрямую воительницу, связанную по рукам и ногам, доставили в обиталище Марка Красса. Девушка по привычке попыталась пнуть связанными ногами хозяина дома, но император лишь сухо бросил, вышедшему ему навстречу нубийскому рабу: — Отнеси её в купальню. Девушка просипела: — Ещё чего! Но раб, взвалив девушку на плечо, пошёл туда, куда сказал хозяин. Следом двинулся Марк Красс, на ходу снимая доспехи. Герардеска сыпала отборными ругательствами. Она сразу поняла, что от неё хочет похотливый высокородный римлянин. Размечтался! Она не позволит этому мерзавцу взять её, словно продажную девку. Одно дело, когда она была рабыней. Но и тогда хозяин редко прибегал к её услугам. Хозяйка зорко следила за этим, несмотря на всю распущенность римской знати. А то, что Герардеска обслуживала бывших гладиаторов в лагере Спартака — так это в удовольствие и в благодарность. Оказавшись в купальне, девушка всё-таки смогла ударить ногами чёрного раба в живот. Тот же невозмутимо снял её с плеча, развязал руки и ноги и сбросил в бассейн купальни. Герардеска от неожиданности ушла под воду, наглоталась её, но сразу же вынырнула. Откашлявшись, она закричала: — Ты — скот! Ты никогда не ведал свободы! Чёрный раб молчал, словно воды в рот набрал. — А что такое свобода для тебя? — раздался насмешливый голос и из-за спины раба вывернул Марк Красс в одной тунике. Жестом он приказал рабу удалиться и присел на край купальни. — Так что для тебя свобода? — вновь задал он вопрос, взяв девушку за подбородок. Герардеска выдернула своё лицо из ладони римлянина и ответила: — Жить, как тебе хочется, без оглядки на вас, римлян. На тех, кто считает нас чем-то вроде мебели и… — Но ты и есть мебель, точнее — имущество. Не выдержав, что её сравнивают с имуществом, Герардеска изловчилась и влепила Красу пощёчину. Тот в долгу не остался, от его удара девушка снова погрузилась в воду. Когда она вынырнула и протёрла глаза, то увидела, что Марк Красс стоит перед ней в бассейне совсем голый. Несмотря на душившую её ненависть, Герардеска не могла не отметить отлично развитую мускулатуру Красса, плоский живот и белёсые шрамы старых ран. Мужчина не говоря ни слова, рывком сорвал с девушки остававшиеся на ней тряпки и отошёл подальше, словно любуясь ею. Но не такова была Герардеска, чтобы сразу сдаваться на милость победителя. Красс ещё пожалеет, что приказал снять её с креста. Умывшись, Герардеска сквозь мокрые волосы, закрывавшие лицо, осматривала помещение. Как назло ничего такого, что бы позволило хотя бы на время вырубить римлянина. Тем временем Красс рывком привлёк к себе бывшую воительницу из армии Спартака и, вцепившись ей в волосы, грубо поцеловал. Его вставший член упирался ей в бок. Не удержавшись от соблазна, Герардеска сжала мужское достоинство Красса. Опешивший от боли Красс со всей силы отшвырнул от себя девушку. Ударившись лицом о бортик, Герардеска почувствовала, что разбила губу. Солёная кровь попала в рот. Тяжело дыша, она вдруг увидела на полу, почти у бортика тонкий нож для фруктов, который рабы, видимо, забыли убрать с прошлого раза, когда их хозяин мылся здесь. Молниеносным движением схватив ножик, Герардеска кинулась на Красса, ещё не отошедшего от боли в причинном месте. Лезвие ножа сверкнуло в свете лучей заходящего солнца, но Красс успел отбить атаку, поранив ладонь. — Да ты успокоишься или нет?! — рявкнул он, встряхнув строптивицу как следует. — Я успокоюсь только тогда, когда убью тебя! — гордо ответила Герардеска. — Когда ты в муках будешь подыхать у моих ног… — Дура, ты и есть дура! — грубо оборвал её речь Красс, доставая полотенце и прикладывая его к ране. Понимая, что, несмотря на все её усилия, Красс не собирается её убивать, Герардеска спросила: — А почему дура? — Ну, убьёшь ты меня и что? Тебя поймают и просто раздерут на части или бросят львам. — Да мне всё равно, — буркнула Герардеска, глядя как кровь из раны Красса расплывается в воде. — Но себя я тебе на потеху не отдам. — Неужели? — усмехнулся Красс. — А в армии Спартака ты недотрогой была? — Я дарила этим доблестным людям свою любовь в знак благодарности, что они дали мне свободу. — О какой свободе ты говоришь? — вновь вопросительно проворчал Красс. — О человеческой свободе. О том, что теперь никто не может меня унижать и помыкать мной. Красс закатил глаза к потолку, а потом спросил: — Как тебя звать, свободная рабыня? — Я не рабыня! — Герардеска с наглым видом уселась в воду (на самом деле она слегка замёрзла, сверкая своим обнажённым телом перед Крассом). — Я — свободная женщина и воин! — Нет, ты не свободная женщина, ты — пленная беглая рабыня, которая убила множество воинов великого Рима. — Не велика потеря! Красс лишь сверкнул глазами, а довольная Герардеска засчитала себе маленькую моральную победу. Разумеется, она прекрасно понимала, что Марк Красс своего добьётся и хорошо, если ограничиться лишь собой. Он же с лёгкостью может отдать её на потеху своим легионерам, а уж они-то точно церемониться не будут. Герардеска и сама такое проделывала с пленными молодыми римлянами, а иногда становилась свидетельницей того, как бывшие рабы или гладиаторы насиловали попавших в плен легионеров, мстя через них всей римской республике. — Меня зовут Герардеска Манутиус, — четко произнесла девушка, наблюдая, как Красс пытается перевязать свою ладонь какой-то тряпкой. У императора ничего не получалось, было видно, что он нервничает и Герардеска, не удержавшись, фыркнула. Раздражённый Красс бросил на неё злобный взгляд и спросил: — Что смешного? — Смешно то, что без рабов вы ничего не можете сделать, даже рану перевязать. — Раз ты такая умная — перевяжи. — Я уже не рабыня, — отрезала Герардеска, про себя радуясь тёплой воде и вдыхая аромат чего-то сладкого, разлитого в воздухе. Ей очень понравилось злить Красса. Она надеялась, что сможет обхитрить его и сбежать. Наконец мужчина, кое-как перевязав рану, подошёл к девушке и рывком вытащил её из воды. Держа её на весу, спокойно сказал: — Будешь брыкаться и кусаться — привяжу. — Буду. Привязывай. Издав то ли короткий смешок, то ли стон, Красс усадил Герардеску на бортик и заткнул ей рот поцелуем. Девушка в отместку укусила его. Разозлённый Красс влепил бывшей воительнице пощёчину и, вытащив буквально за волосы из бассейна, кинул на пол. Из-за того что тело было мокрым от воды, Герардеска проехалась по полу и врезалась в скамью. Вскочить она не успела — Красс силой связал ей руки своей туникой. Но у Герардески оставались ещё ноги. Она быстрым и точным движением закинула их на плечи Красса и переплела, сделав захват. Мужчина, хватая ртом воздух, пытался разжать сильные ноги женщины на своей шее. Но Герардеска не собиралась сдаваться и вцепилась руками в короткие волосы Красса. Через какое-то время мужчина обмяк и закатил глаза. Девушка подождала немного, а потом ослабила хватку. Проверив пульс и убедившись, что Красс без сознания, она зубами развязала узел, связывающий её руки и затем надела тунику на себя. За окном была уже ночь и Герардеска решила попытать счастья, совершив побег. Глубоко вздохнув, она открыла дверь купальни и выскользнула прочь. Незаметно дойдя до двери, она вдруг увидела чью-то тень. По спине пробежал холодок, так как безмолвная мужская фигура скользнула в сторону купальни, где лежал слегка придушенный ею Красс. Герардеска могла бы плюнуть да пойти дальше, но перед её глазами вдруг возникли старые раны на теле Красса. Как опытной в боях женщине было ясно, что это не просто боевые раны — те, кто их наносили, имели цель убить свою жертву. Обругав себя за слабоволие, Гарардеска вернулась к купальне. Дверь была открыта и уже чья-то рука занесла над лежащим Крассом кинжал. Девушка молниеносно бросилась вперёд. Драка была короткой и едва не стоила ей жизни, но вмешался никто иной, как Красс. Он просто-напросто треснул убийцу по голове деревянным столиком с изящными резными ножками. Стоя перед Герардеской обнажённым и со столиком в руках, он вызвал у неё одобрительное фырканье. — А ты думала знатные римляне только развратничают? — ехидно спросил Красс. — Судя по рассказам Спартака, лентул Батиат и его гости именно этим и занимались. Красс усмехнулся, поставил столик и позвал рабов. — Почему ты вернулась? — спросил он, когда рабы вытащили труп убийцы прочь. — Не знаю. Вспомнила твои раны, — Герардеска пожала плечами и спросила. — Как ты их получил? — Подаришь мне свою ласку — расскажу. Герардеска гордо ответила: — Сначала накорми — я голодна. Обернув вокруг бёдер полотнище ткани, Красс взял девушку за руку и повёл в сторону своей спальни. Там их ждал накрытый стол. — Прошу. Герардеска опустилась перед столиком на пол, перестав ломаться напоказ. Она ещё не все свои хитрости использовала. Кто знает, может утром ей удастся получить свободу и она пойдёт искать тело Спартака? Напротив неё устало опустился Марк Лициний Красс. КРАСС У Красса сейчас было только одно желание — лечь спать. Даже прелести воинственной красотки перестали волновать после двух попыток за один вечер отправить его на тот свет. Но спокойной ночи Красс так и не дождался. К нему вновь пришли и снова Гней Помпей, да не один, а в компании прибывшего часом ранее принцепса Сената Луция Валерия Флакка. Приказав вредной девице сидеть тихо и не пытаться бежать, Красс надел на себя белую тунику с золотым поясом и вышел к гостям. — Приветствую тебя, император! — Гней Помпей, не дожидаясь приглашения, развалился на обитой шёлком кушетке. — И я тебя, — усмехнулся Красс, наливая вино в кубки. — Привет тебе, доблестный Марк Лициний Красс, — в дело вступил принцепс Флакк. — Привет почтенному Луцию Валерию Флакку, — ответил Красс, жестом приглашая его прилечь на другую кушетку. — Вот уж не ожидал встретить тебя здесь. Думал, что ты уже на покое и занимаешься разведением цветов на своей вилле. Флакк тяжко вздохнул, и Красс подумал, что это было сделано исключительно для него. — О каком покое ты говоришь, Марк Красс, когда Рим охвачен тревогой? — вкрадчиво начал Флакк. Тревогой? Интересно. — Все враги побеждены, так что же тревожит великий Рим? — делано удивился Красс. Флакк пожевал губами и вкрадчиво начал говорить главное: — Марк, сенату стало известно, что ты не хочешь распускать легионы? Если ты не думаешь о себе — пожалей своих воинов. При этих словах Красс удивлённо приподнял брови. — Легионеры отлично сделали своё дело и заслужили отдых, — вещал принципс. — Ты же понимаешь, что ветераны хотят домой, дабы обнять своих жён и получить свою землю. Красс слушал проникновенные слова Флакка, крутя между ладонями бокал с вином. Когда Флакк замолчал, Красс поднял на него взгляд и сухо ответил: — Мне нужен триумф. Или Рим не хочет увидеть храбрецов, спасших республику от восставших рабов? Значит, Рим забыл, как дрожал от страха, когда презренные гладиаторы собирались идти на столицу? — Сенат наградит тебя овацией, — вкрадчиво ответил Флакк. — Поэтому большого количества легионеров не требуется. Красс бросил холодный взор на Помпея и уточнил: — А что получит Помпей? — Триумф, — спокойно ответил Флакк, — но не за войну с рабами, а за Испанию. Помпей даже не пытался скрыть превосходство на своём лице. Красс в ответ нехорошо ухмыльнулся и процедил сквозь зубы: — По всему выходит, что мой противник был менее опасен, чем противник Помпея? Странно, мне казалось, что испанцы разбегаются при первых звуках римских труб — или это не так, Помпей? Интересно, если бы выжили поверженные преторы Вариний и Глабр, что бы они сказали на это? Разговор стал уходить в опасное русло. Принципс, с трудом сдержавшись, чтобы не почесать в затылке, решил взять ситуацию в свои руки. — Я не говорю, что война со Спартаком была праздничным шествием, — осторожно начал Флакк, бросая косой взгляд на Помпея, уполовинившего кувшин вина. — Только подумай сам, Красс, стоит ли Риму видеть триумф над беглыми рабами? Всем известно, что в триумфальном шествии ведут знатных пленников. А кого поведёшь ты, да ещё в золотых оковах? — усмехнулся Флакк, — Гладиаторы, свинопасы, рабы с каменоломни, а на них золотые оковы… Красс молча слушал принципса, но его взгляд был устремлён в одну точку. Краем глаза он заметил, что гости после речей Флакка переглянулись. — Разумеется, — Красс тряхнул головой и продолжил вместо гостя. — Вслед за военачальниками и царями должны следовать изображения покоренных городов. Ха! А у меня только разграбленные и сожженные виллы и разграбленные римские городки. — И где твоя военная добыча? — перебил Флакк, давя на больную мозоль. — Неужели ты думаешь, что за неё сойдут римское оружие и орлы, которых ты отбил у разбойников? — Орлы были захвачены у преторских армий, разбитых Спартаком, — зло уточнил Красс. — Кто выл, что Рим падёт под натиском рабов?! — Марк Красс, ты нас не так понял! — влез в диалог между принципсом и Крассом Гней Помпей, решив, видимо, подсластить горечь последнего. — Ты заслуживаешь свой триумф даже в большей мере, чем я, но это была позорная война и её нужно забыть, как страшный сон. Римляне не могут поставить твою трудную победу над Спартаком на одну доску с победами над Ганнибалом, Митридатом и Антиохом. Не станет ли твой триумф новым несмываемым позором для Рима? Треклятый Помпей знал, куда бить. Красс и сам понимал: всё то, что он сделал ради победы над презренными рабами, никогда не простят. Во время монолога Гнея Помпея принципс Флакк демонстративно молчал, давая тому возможность переиграть Красса. Красс сам не заметил, как сильно сжал бокал — и хрупкое стекло разбилось, кровь из порезов смешалась с вином и жгла ладони. Бросив взгляд в глубину комнаты, где была занавесь, Красс увидел мелькнувшую женскую фигуру. Обругав про себя непоседливую воительницу, Красс процедил сквозь зубы: — Ладно, я всё прекрасно понимаю и не требую для себя высоких почестей. — Если понимаешь, то почему не распускаешь легионы? — снова поинтересовался Флакк. — Во-первых, мои воины заслужили вознаграждение, а им полгода не выплачивалось даже жалование, — напомнил Красс. — А во-вторых? — этот вопрос задал Помпей. — А во-вторых, меня беспокоишь ты, Помпей, — Красс, не обращая внимания на капающую из ранок кровь, сложил руки на груди и выжидающе уставился на гостя. — Никто не может знать, какие мысли могут возникнуть в твоей молодой ветреной голове, когда под началом находится сильная, проверенная в боях армия. Как бы не пришлось пожалеть всем нам, отправив моих легионеров к жёнам. — Ты на что намекаешь? — взвился Помпей. «Намекаю на то, что ты подослал убийцу», — зло подумал про себя Красс, а вслух ответил: — Пока ни на что. Я всего лишь указал на то, что легионы должен распустить не только я, но и ты. В назревающий конфликт вмешался Флакк, встав между Крассом и Помпеем. Он повернулся к Крассу и осторожно сказал: — Я прекрасно знаю тебя, Марк. Не старайся казаться безрассудным. Тебя же не прельщают лавры Суллы? Красс нехорошо улыбнулся. Он, конечно, не Сулла, но кто знает, кто знает… Пришлось спокойно ответить вопросом на вопрос: — Зачем ты спрашиваешь, если ответ тебе известен? — Я-то знаю, что Марк Лициний Красс достаточно умён, чтобы не натворить бед, но ты должен знать, о чём говорят в Риме. — И о чём же? — приподнял одну бровь Красс. Флакк жестом попросил Помпея отойти и спокойно продолжил: — Ходят слухи, впрочем, недалекие от истины, что всё, попавшее в руки Марку Крассу, приносит ему доход. [Красс на эту лесть криво улыбнулся.] Поговаривают, что сейчас у него в руках огромное войско, и кое-где начали биться об заклад: куда поведет его победитель Спартака. — И куда же я его поведу? — сухо спросил Красс, усаживаясь в кресло. Потерев ладонями лицо, он устало произнёс: — Почтенный Луций Флакк, постарайся успокоить Рим, ибо мои легионеры разойдутся по домам, как только будут достойно вознаграждены. — За этим дело не станет, — Флакк едва не потирал руки. — Назови требуемую сумму — мы заплатим золотом из восточной добычи Луция Лукулла. — Это хорошо, принцепс, но ты ничего не сказал по поводу моих опасений, — Красс бросил огненный взгляд в сторону второго гостя. — Войско Помпея остаётся, и вскоре его численность увеличится. Из Испании возвращается Метелл. Флакк жестом попросил Помпея выйти прочь. Тот сначала заартачился, но принципс так на него посмотрел, что Помпей счёл за благо не спорить и ушёл. Дождавшись, когда Помпеем скроется из виду, Флакк тихо сказал следующее: — Поверь моему опыту, Марк Красс, что Помпей честолюбив, не ему не хватает решительности, чтобы обратить оружие против римлян без согласия Сената и народа. А такого согласия не последует — все устали от бесконечных войн и хотят мира. Со своей стороны я попробую уговорить Помпея оставить для триумфа один-два легиона и распустить остальные. Скажу молодому честолюбцу, что на содержание его войска нет денег. Ты, Марк, пока молчи, что я обещал рассчитаться с твоими легионерами, — при этом старик заговорщицки подмигнул Крассу. — Что касается Метелла — можешь его не опасаться. Он уже отдал воинам приказ расходиться, как только перейдут Альпы. — Это я и хотел от тебя услышать, — удовлетворенно произнес Красс. — Я сделаю всё, как ты пожелаешь, Луций Валерий Флакк, но отныне вся ответственность за последующие действия Помпея ложится на тебя. — Думаю, мои плечи смогут выдержать этот груз. — Жаль, Луций Флакк, что ты не смог поговорить так же с Марием и Суллой; тогда Рим, возможно, избежал бы многих бед, — обронил на прощание Красс. Флакк пожал плечами и вышел. Красс и сам прекрасно знал, что никакие разговоры не спасли бы республику от вражды Суллы и Мария. ГЕРАРДЕСКА После вынужденного ухода Марка Красса к своим гостям Герардеска, разумеется, спокойно сидеть не стала. Этот напыщенный римлянин не позаботился даже о том, чтобы её привязать, а значит, есть шанс вырваться на свободу. Заплетя свои непослушные волосы в подобие косы, Герардеска вооружилась неосмотрительно оставленным изящным кинжалом и тихо выскользнула за дверь. Никого, даже рабов не видно. Зато прекрасно слышно, о чём говорят Марк Красс и его гости. Герардеска не смогла сдержать женского любопытства и осторожно заглянула в щель между занавесью и стеной. Она видела, как нервно ходил по комнате Марк Красс, с силой сжимая бокал, что в итоге разбил его. Теперь обе ладони императора оказались в порезах. На кушетках вальяжно развалились гости: молодой военный и убелённый сединами старик. Судя по неприятному разговору между Крассом и его гостями, Сенат решил не выполнять собственные обязательства. Герардеска тихо злорадствовала — так ему и надо, этому напыщенному индюку Крассу! Пусть он ничего не получит за то, что разбил войска Спартака. А может остаться и дослушать? Почесав за ухом рукояткой кинжала, Герардеска решила остаться. Уж больно ей понравилось донимать императора. Когда разозлённый и утомлённый Красс вернулся в спальню, то его удивлению не было предела. Герардеска чинно сидела на месте и поглощала виноград. — Я думал, ты сбежала. — Ты специально дал мне шанс? — вопросительно приподняла брови девушка, покончив с виноградом и придвинув к себе орехи в меду. — Так получилось, — отмахнулся Красс и спросил. — Почему ты осталась? — Мне стало тебя жалко, римлянин, — высокомерно ответила Герардеска, облизывая испачканные в меду пальцы. — Как я поняла из вашего разговора — ты не получишь ничего. — Почему ничего? — горько улыбнулся Красс. — Я получу овацию, но никто не вернёт мне спокойствие в те ночи, когда я слышу стоны отправленных на децимацию легионеров. Герардеска поднялась с пола и встала рядом с Крассом. — Даже Спартак был встревожен, когда до нас докатились слухи о таком жутком наказании для легионеров, — тихо произнесла она. — Спартак., — Красс обошёл девушку и встал у кровати. — Что мог понимать твой Спартак в устройстве римской республики и римской армии? — Он когда-то был одним из легионеров, — напомнила Герардеска. — Именно, что был. С этими словами Красс рухнул в постель, не снимая туники. — Не боишься, что убью тебя? — Герардеска встала над ним с кинжалом в руках. — Попробуй. Не ты первая, не ты последняя. — Какое самомнение насчёт последней, — воительница присела рядом. В темноте лицо Красса было плохо различимо, но Герардеска по-женски чувствовала, что мужчина сильно устал и жаждет отдыха. Герардеска поджала под себя ноги, подперла рукой голову и торжественно сказала: — Спи, римлянин. Я посторожу твой сон. — Ты? — невесело рассмеялся Красс. — Я, — ответила девушка. — Не ровен час, кто-нибудь опять захочет тебя убить, а свалят на меня или ещё кого. — Какая ты умная, — фыркнул Красс, пытаясь залезть рукой под тунику девушки. Герардеска остановила поползновения Красса. — Ты слишком устал, император, ничего у тебя не получится. — Откуда тебе знать? — возмутился Красс принижением своих мужских достоинств. — Думаешь, я не знаю, что такое усталый мужчина? — хмыкнула Герардеска. — Ладно, скажу тебе по секрету: Гай Ганник, которого ты заманил в засаду и убил, тоже порой сильно уставал. Приходилось всё делать самой, но без толку. Благо, он сразу засыпал. Красс, уязвлённый, что ему приводят в пример какого-то жалкого гладиатора, попытался приподняться и обнять упрямицу, но Герардеска вновь пресекла его попытки. Поняв, что ничего не выйдет, император смирился и попытался уснуть. Глядя, как он возится, Герардеска тяжело вздохнула. Был один способ угомонить Красса — и она решила им воспользоваться. Через какое-то время в темноте раздался протяжный мужской стон удовольствия. КРАСС Красс проснулся рано, когда солнечные лучи только-только проникли сквозь окно, и обнаружил у себя под боком «свободную рабыню». Упрямая девица так и не ушла, умудрившись доставить Крассу удовольствие. Что её держало — непонятно, но сейчас Красс был не против продолжить. В лучах утреннего солнца девушка была необыкновенно хороша со своей смуглой кожей и роскошными чёрными кудрями. Точёные черты лица совсем не подходили для рабыни и уж тем более для воительницы. Конечно, от своего учителя Красс слышал, что есть такие женщины, называемые греками «амазонками». Они были сильны и выносливы, а с мужчинами сходились лишь по причине продолжения рода и рождения девочек для своих племён. Мальчиков отдавали отцам. Красс уже собирался приступить к делу, привстал на постели, как Герардеска распахнула глаза. Она молча, в упор смотрела на Красса своими глазищами в обрамлении длинных ресниц. — Как тебе спалось, свободная рабыня? — шутливо спросил Красс. — Лучше, чем в палатке или в пещерах, — усмехнулась она в ответ, потягиваясь. Туника натянулась на грудях — и стали видны соски, задравшийся подол не скрывал треугольника внизу живота. В конце концов, Красс римлянин, а перед ним какая-то жалкая рабыня из лагеря Спартака. Да, пусть она спасла ему ночью жизнь, но, кажется, Красс и так был достаточно любезен по отношению к ней. В мгновение ока кинжал, который взяла себе ночью девушка, вышвыривается из кровати, а туника на Герардеске рвётся сильными мужскими руками. Девушка сделала очередную попытку вывернуться, но оказалась прижатой к ложу тренированным телом Красса. Теперь она в попытке освободиться лежала на животе, ощущая на себе жар от тела победителя Спартака. Красс жарко зашептал на ухо Герардеске: — Я отдам тебя в Капую, в школу гладиаторов, и если тебе повезёт, ты сможешь выкупить себе вожделенную свободу. — Скотина! — прошипела девушка, барахтаясь в шёлковых покрывалах. Красс коротко рассмеялся: — Ты забыла, что я хозяин этого мира. Я могу взять всё, что хочу. А кто ты такая? — Женщина, вкусившая свободы! — Герардеска не оставляла попыток выползти из-под Красса. — Даже если ты меня продашь в лудус, я смогу стать свободной. — Вот и попробуй, — усмехнулся Красс, разворачивая строптивицу к себе лицом. Герардеска мгновенно воспользовалась ситуацией и попыталась плюнуть прямо в лицо Марка Красса. Но мужчина увернулся и залепил девушке пощёчину, та в ответ вцепилась зубами в его запястье. Зашипев от боли, Красс крикнул: — Не заставляй меня применять силу! — А она у тебя есть? — в ответ буркнула Герердеска и змеей вывернулась из-под Красса. Она проворно отползла к краю кровати, но Красс схватил её за лодыжку и вновь подтянул к себе. Они ещё долго барахтались, но силы были неравны и девушка обмякла, но была напряжена, как струна. Красс немедленно воспользовался ситуацией и просунул ладонь между ног строптивой рабыни. Помогая себе второй рукой, Красс раздвинул ноги девушки, и его пальцы наконец добрались до вожделенного бугорка. Слегка помассировав его, Красс навалился сверху, удерживая бёдра Герардески, а его член проник-таки в её лоно. Тяжело дышавшая Герардеска вскрикнула и, улучив момент, вцепилась зубами в плечо мужчин, но Красс не обращал внимание на боль. Он, словно изголодавшийся зверь, таранил тело женщины. Всё напряжение последних дней, победа над Спартаком, ссора с Помпеем, из-за чего пришлось отдать триумф, — теперь выливалось в животном обладании наглой рабыней. Девушка под ним извивалась, проклинала, а иногда вцеплялась зубами то в плечо, то в шею, но в тот миг, когда Красс излился своим семенем в неё, девушка обмякла и затихла. Красс же, вспотевший от усилий, ещё долго лежал между её разведённых ног, не вынимая члена. Наконец Герардеске надоело изображать бревно, и она попыталась выползти из-под Красса. Тот что-то пробурчал, но скатился с неё, укладываясь на спину и уставившись в потолок. Герардеска ткнула его в бок сильным кулачком. — Зверь! — припечатала она. — Замолчи! — лениво буркнул Красс. — Ты — зверь, Марк Лициний Красс! Бездушная скотина и мучитель. — Согласен. А что, твои гладиаторы были мягкие, как перина? — Они были… — Да-да, борцы за свободу! — Красс приподнялся на локте и мрачно посмотрел на девушку. — Только ты так и не ответила, чем была для вас эта свобода? Ожесточённо вытираясь дорогущим покрывалом, Герардеска пробурчала: — Эта свобода означала жить отдельно от вас, римлян. Жить самим и… — Тогда почему Спартак не уходил из Италии? Почему после победы и награбленного вы продолжали кружиться по югу? Герардеска метнула на Красса злобный взгляд. — На самом деле, свободная рабыня, вы все хотели стать гражданами ненавистного вами Рима, не так ли? — с этими словами Красс поднялся и направился в сторону купальни. Герардеска запустила в него скомканным куском шёлка, признавая, что он был прав. Красс не обратил внимания на упавшую ему под ноги ткань и сказал: — Пошли, рабыня, вымоешься в купальне свободного римлянина в последний раз. Сегодня же тебя отправят в Капую. — Ты всё-таки скотина, Марк Красс, — воскликнула девушка, но пошла следом. А к вечеру Красс, как и обещал, отправил строптивицу в компании ещё нескольких захваченных пленных из числа армии Спартака в Капую, в один из лудусов. В душе Красс надеялся, что упрямая воительница сможет добиться свободы через гладиаторские поединки. Где-то через неделю после данных событий оба возмутителя спокойствия римлян — Красс и Помпей — удивили всех: они распустили свои войска, стараясь в этом опередить друг друга и показать славным римлянам своё миролюбие. Рим устал от гражданских войн и восстаний и жаждал спокойствия. В свои тридцать шесть лет Гней Помпей отпраздновал очередной триумф как победитель Сертория и покоритель Испании, став триумфатором в обход всех законов. Известно же, что по законам на торжественное шествие по Риму обладал лишь человек, облекавшийся консульской властью. А Помпей даже ни разу не избирался не то что претором, даже квестором не был и членом Сената тоже, но римляне предпочли этого не заметить. Красс проглотил унижение, но решил теперь всецело заняться своей политической карьерой, и на его пути вдруг возник молодой и уверенный в себе Гай Юлий Цезарь, племянник Гая Мария. Только этому неординарному человеку удалось невозможное: объединить троих таких непохожих, имеющих претензии друг к другу мужчин в триумвират. Но это было гораздо позже, после того, как Красс решил, спустя почти год, проведать в Капуе «свободную рабыню». ГЕРАРДЕСКА Капуя. Одиннадцать месяцев спустя после разгрома восстания Спартака. С утра ланиста сообщил, что Герардеска будет драться с двумя карликами. Девушка с трудом удержалась, чтобы не скорчить обидную мину. Она терпеть не могла этих двух мелких гадливых мужичков, но кто будет спорить с ланистой? Ожидая, когда выкрикнут её имя, Герардеска насмешливо поглядывала на своих соперников — два карлика с чисто мужским шовинизмом ненавидели её всей душой. Герардеска справедливо полагала, что из-за своего уродства и мелкого росточка. Ведь, стоя рядом с такой красавицей как она, карлики едва доставили ей до талии. Она же была звездой Капуи. У неё было двести одержанных побед, где она с лёгкостью расправлялась с самыми сильными и опытными гладиаторами с чисто женским коварством. Вот и сегодня гладиаторша вышла под радостные вопли зрителей на трибунах. Медленно обходя цирк с поднятыми руками, Герардеска вдруг почувствовала на себе чей-то пронзительный взгляд. Прищурив глаза, она посмотрела туда, где, по её мнению, мог сидеть тот, кто слишком заинтересовался ею. На какое-то мгновенье ей показалось, что она видит знакомый мужской облик с лицом, словно высеченным из мрамора, — Марк Лициний Красс. Тряхнув головой, чтобы прогнать его образ, она приступила к бою. Несмотря на то, что во время сражения Герардеска так и не смогла стряхнуть с себя назойливый взгляд Красса, она всё-таки почти добралась до победы. Но взгляд Красса её раздражал, выводил из себя, а трибуны ревели и требовали крови. К несчастью, именно внутреннее раздражение Герардески и привело к роковому удару со стороны одного из карликов, который зашел девушке за спину, воткнув свой трезубец прямо ей в почки. Она упала, но сквозь мутнеющий взор видела, как вскочил со своего места Красс, и, похоже, он был в меньшинстве среди беснующийся толпы, направившей свои большие пальцы вниз. Той самой толпы, которая всего час назад ревела от восторга при виде неё. Герардеска, преодолевая боль и кривя губы в подобии улыбки, подняла палец левой руки, согласно правилам, а два злобных карлика-воина вогнали ей трезубцы в грудь и живот. Тёплая кровь заполнила горло, но девушка нашла в себе ещё силы прошептать напоследок: — Теперь я совершенно свободна, Марк Лициний Красс. Герардеска уже не почувствовала того, как её, окровавленную, утащили с арены, а затем грубо и бесцеремонно спустили с лестницы и бросили в угол на кучу собранных за день мертвых жертв во имя ублажения мёртвых. КРАСС Да, Красс хотел узнать, как там сражается на гладиаторской арене воительница с оливковой кожей, прекрасным телом и густыми чёрными кудрями, но он ещё долго размышлял, поворачивать ли коня в сторону Капуи или проехать мимо в свои владения на юге, где опять росли виноградники, цвели апельсиновые рощи и вот-вот должна была заколоситься пшеница. Постояв в некотором раздумье на перепутье дорог, Красс направился в Капую. Прибыв в дом человека, к которому одиннадцать месяцев назад он отправил буйную воительницу, Красс услышал лишь хвалебные речи в её адрес. Узнав, что сегодня она дерётся с карликами, Красс решил остаться. Правда, сел несколько дальше от лентула и обратил внимание на молодого человека, который старательно штудировал свитки, не обращая внимания на сражение гладиаторов. Почувствовав на себе пристальный взгляд, молодой человек повернулся в сторону Красса. Консул понял, что смотрит прямо в серо-синие глаза, взгляд которых напомнил ненавистного Мария, из-за которого в молодости нахлебался горя. Несмотря на горькие воспоминания, Красс сдержался и только теперь понял, что перед ним никто иной, как племянник Мария — Гай Юлий Цезарь, успевший получить дубовый венок за воинскую доблесть. Кошки в душе Красса продолжали скрести, но он понимал, что Юлий Цезарь ни при чём. Он сам едва не погиб во время проскрипций Суллы, будучи почти ребёнком. — Приветствую тебя, Гай Юлий Цезарь, — нейтрально выдавил из себя приветствие Красс. — И тебя приветствую, Марк Лициний Красс, — почтительно сказал Цезарь, бросая следом недовольный взгляд в сторону гладиаторской арены. Там как раз чернокожий гладиатор праздновал победу. — Тебе не нравятся гладиаторские бои? — спросил Красс, усаживаясь рядом. — Не то чтобы совсем не нравятся, — уклончиво ответил Цезарь, убирая свитки в дорожную сумку. — Я не вижу в них смысла, но если не буду ходить или оплачивать их, плебсу это не понравится. Красс в насмешливом изумлении слушал Цезаря. — Ты хочешь попробовать себя на политическом поприще, Гай Юлий? — Разумеется, — кивнул тот в ответ. И тут как раз объявили выход Герардески Манутиус. Красс встрепенулся и уставился на арену, где ослепительно красивая, обнажённая по пояс, молодая женщина обходила арену по кругу. Почти напротив Красса она слегка застопорилась и с прищуром, в упор, посмотрела на него. Было видно, что она его узнала. Красс, поймав на себе изумлённый взор Цезаря, буркнул: — Она одна из тех, кто сражался вместе со Спартаком. Я даровал ей жизнь, отправив сюда, в Капую. Судя по лёгкой усмешке Цезаря, тот прекрасно понял, о чём умолчал Красс. Бой длился недолго. Было заметно, что гладиаторша немного нервничает, и Красс невольно списал это на свой счёт. Потом, когда один из карликов ткнул трезубцем ей в спину, Красс в волнении вскочил. Девушка упала, а потом подняла вверх палец левой руки. Через минуту всё было кончено. Мертвенно-бледный Красс опустился на скамью. Вокруг него бесновалась толпа, приветствуя новых победителей. Нельзя сказать, что Красс чувствовал сожаление от смерти Герардески, но он жалел о том, что не позволил ей либо умереть на кресте, либо сбежать в ту ночь. Его кто-то тронул за плечо. Он обернулся. Цезарь уже встал и теперь протягивал руку. — Пойдём, — сказал он. — Я могу сделать так, что её хотя бы сожгут на погребальном костре. — Ты о чём? — делано удивился Красс, но покорно пошёл за Цезарем. — Я видел, как тебя огорчила смерть этой гладиаторши. Думаю, как одна из воинов Спартака, она заслуживает большего, чем просто быть зарытой где-то в поле или спущенной в реку. — Ты восхищаешься Спартаком? — возмутился Красс, дёрнув на себя наглого выскочку. Цезарь оказался на минимальном расстоянии с Крассом, глядя глаза в глаза, но совершенно спокойно ответил: — А почему нет? Он — достойный воин. — Не ты ли предупреждал Спартака об армиях, которые хотели его уничтожить? — прошипел Красс, вспоминая развороченные лагеря погибших преторов. — Марк Лициний Красс, мы сейчас всего лишь пытаемся отправить на погребальный костёр убитую девушку, — чётко, почти по слогам, произнёс Цезарь, высвобождаясь из рук Красса. — Почему ты решил, что тебе разрешат это сделать? — выдохнул Красс. — Мне не посмеют отказать, — гордо бросил Цезарь. — К тому же у тебя есть деньги. Ну и нахал! Наконец, они оказались под трибунами, куда были свалены в кучу мёртвые тела гладиаторов. Герардеска лежала где-то сбоку, запрокинув голову, уставившись в потолок неподвижным взглядом. На лице была улыбка. — Я думал, у неё всё получится, — тихо сказал Красс, опускаясь перед телом Герардески на одно колено. Довольно интимный момент прервал чей-то грубый голос: — Римлянину не пристало опускаться на колени перед рабыней. Красс вздрогнул и увидел, как к ним подошёл ланиста. Выругавшись про себя, Красс метнул на него такой взгляд, что незваный ланиста тут же поспешил убраться. — Я как-нибудь переживу это, — крикнул Красс вслед торопливо уходившему ланисте и добавил, глядя на мёртвую Герардеску. — А она теперь свободна. — Красс, — печально сказал стоящий рядом Цезарь. — Она уже давно ушла в мир мёртвых и не слышит тебя. — Знаю, Цезарь, — ответил Красс и поднялся. — Цезарь? — спросил чей-то глухой мужской голос, и из темноты шагнул один из победителей сегодняшних боёв. — Ты и вправду Гай Юлий Цезарь? Высокий молодой мужчина с многочисленными ранами на торсе выжидающе смотрел на Цезаря. Красс многозначительно молчал. — Откуда ты знаешь обо мне, гладиатор? — хмуро спросил Цезарь, хотя по его лицу было видно, что он доволен своей известностью. — О тебе рассказывал Спартак и другие гладиаторы. — Спартак? — вопросительно прошипел Красс, готовясь сжать в руках изящную шею Цезаря. Тот лишь усмехнулся: — Вот они последствия того, что порой бывший фламин Юпитера шляется по злачным местам Рима и помогает всем нуждающимся. — Это ты так хвастаешься? — буркнул Красс. — Было бы чем хвастаться, — проворчал Цезарь в ответ и уточнил. — Погребальный костёр для этой женщины будет или нет? Красс кивнул головой и вышел прочь. Следом направился и Цезарь. Тогда ещё никто из них не знал, что судьба свяжет их на долгие годы. ЭПИЛОГ Карры, 53 год до н.э. Марк Красс стоял на коленях перед царём Парфии Митридатом и думал о своей жизни. Он видел себя то в пещере в Испании, то радостно принимающим участие в проскрипциях Суллы, то разгромившим восстание Спартака… Триумвират, который создали он, Гней Помпей Магнус и Гай Юлий Цезарь… Вечные его ссоры с Помпеем, а так же Цезаря, который, сцепив зубы, каждый раз их мирил… Сейчас перед глазами стояли пики, на которые были насажены головы его сыновей. На какое-то мгновение Крассу показалось, что он видит перед собой голову сына Мария. Сейчас Красс был готов поклясться, что чертами лица голова отпрыска Мария схожа с лицом Цезаря. Теперь можно было подумать о том, что зря он не послушал совета Юлия Цезаря не дёргаться и подготовиться к войне с парфянами более тщательно. Но как всегда, блеск золота затмевал в голове Красса всё остальное. Он так и не смог избавиться от этой пагубной привычки, испытав в юности все прелести жизни нищего и бесправного человека. Когда Цезарь вернулся из Галлии с таким количеством богатств, то в душе Красса вспыхнула чёрная зависть. Он собрал войско и двинулся на Парфию. Но царь Митридат и его люди оказались хитрее. Красс проиграл эту бестолковую войну. Уцелеть смогли лишь те, кого увёл с собой Гай Кассий Лонгин. Да и то потому, что он просто-напросто плюнул на поход и повернул со своими людьми обратно в Рим. Красс лишь надеялся, что Цезарь достойно «наградит» этого предателя. Ведь единственное, что отличало Цезаря от него и Помпея, — это умение разглядеть саму суть вещей. Другое дело, излишняя доброта Цезаря ни к чему хорошему не приведёт. А тем временем ближайший советник царя Митридата заявил, что их «справедливый правитель решил вдоволь накормить Марка Лициния Красса тем, за чем он к ним пришёл, — богатствами — и поэтому ему даруют выпить чашу с расплавленным золотом». Неожиданно для всех Красс рассмеялся. Даже когда принесли тяжёлую, вырезанную из камня чашу, в которой плескалось расплавленное золото, Красс продолжал иронически улыбаться. Царь Митридат хмурил брови — он не понимал в чём дело. Римлянин должен был выть от страха и просить о пощаде, а он лишь открыто усмехается. Парфянский царь дал знак, и Крассу запрокинули голову, а следом нажали на нижнюю челюсть и вставили туда воронку. Жёлтым водопадом расплавленное золото полилось в горло Красса. Жуткая боль от горячего золота обожгла рот и глотку, в глазах потемнело и завертелись искры, а потом всё пропало. Крассу сначала показалось, что он жив, но потом понял, глядя на распростёртое внизу тело, залитое золотом, — он умер и это его душа висит в воздухе. Тяжко вздохнув, Красс оглянулся и увидел далёкий свет — и он пошёл на него. Красс ожидал увидеть мрачный Стикс и перевозчика через эту реку крови и гноя, этакого греческого Харона, но вместо гнойной реки и Харона он вышел на залитую солнцем поляну, где его встречала никто иная, как Герардеска. — Почему ты? — удивился Красс. — Наверное, потому, что ты попытался дать мне шанс стать свободной. — Нет, я мог тебя отпустить, как ты хотела, а вместо этого отправил на гладиаторскую арену в Капуе. — Там когда-то блистали Спартак, Ганник и другие. Я не жалею, — пожала плечами Герардеска и протянула руку. — Идём. Они шли недолго и оказались у каких-то многочисленных ажурных беседок, увитых диковинными цветами. Сладко-пряный аромат разливался в воздухе. Вдалеке блестело море, лёгкими волнами накатываясь на берег, где бродили несколько мужчин. В одном из них, когда тот обернулся, Красс признал Мария. Ладони сами собой сжались в кулаки. Герардеска заметила и слегка покачала головой. Красс резко выдохнул. — Приветствую тебя, император, — кто-то тихо, но с усмешкой, произнёс за спиной. Красс резко обернулся. Спартак! — Куда ты пропал? — выдохнул Красс. — Когда? — уточнил Спартак. — После того, как ты ранил меня, император? — Именно. Я искал твоё тело. — Знаю. Видел. — Значит, ты выжил? — выдохнул Красс. — Да, император, — Спартак отвесил шутливый поклон. Красс закатил глаза. А вскоре Красс умудрился встретиться в этом странном месте не только с Герардеской и Спартаком, но и с родными: сыновьями, отцом и братом. Даже Гай Марий соизволил процедить пару приветственных слов. Можно было наконец расслабиться и предаваться отдыху от земной жизни. * * * Сколько прошло времени, Красс не считал, но однажды здесь же оказался Гней Помпей. На расспросы Красса Гней лишь прошипел злые слова о Цезаре, но Красс не поверил в них. А затем к Помпею вдруг подошла и увела за собой молодая женщина, чей взгляд выдавал в ней дочь Цезаря. Разбушевавшийся было Помпей присмирел и покорно шёл следом за ней. Самого Цезаря пришлось ждать недолго. Крассу в тот миг показалось, что над этим благословенным местом, где души предавались отдыху от тягот жизни, громыхнула гроза и в каком-то кровавом мареве появилась фигура Цезаря. На мгновенье наступила такая тишина, ибо облик Цезаря был страшен: окровавленная тога и глаза без глазниц. Но это длилось недолго, и вскоре душа Цезаря стряхнула с себя всю грязь прошлой жизни. Увидев Красса, Цезарь улыбнулся: — Вот мы и встретились, друг мой! Красс улыбнулся в ответ, а довольная Герардеска стояла рядом.