Райская птичка

Я знала это чувство, и при этом, очень его боялась. Всё, как в первый раз. Видя одну и ту же дату смерти у садящихся пассажиров, я знала, что это значит. Так же хорошо, как и тогда, когда увидела, как поменялось число у Лайта, над его головой, ровно после того момента, как я оттащила его подальше, тем самым, обманув судьбу. Я не знала лишь одно, под силу ли мне спасти не одну жизнь, а такое большое количество? Ведь если я даже и попытаюсь сконцентрироваться хоть на ком-нибудь из них, то скорее всего увижу агонию от падения, как причину смерти, ничего из видений не даст мне понять из-за чего случилась катастрофа, а пока я пересмотрю судьбы остальных, может стать слишком поздно. Лайт требовал объяснений. И по его глазам, я поняла, что все же ему известно далеко не все о моей способности. — Нам нужно не дать гребанному самолету взлететь. Если верить моему чутью, то авария случится в воздухе, если бы было иначе, то… То здесь у каждого была бы обозначена одинаковая дата кончины. Черт. Может сообщить, что в самолёте бомба? Анонимно. Пока будут перепроверять, может, заметят неполадку? Или пересадят пассажиров на другой самолёт? Лайт закрутил головой, словно ища разгадку в окружающей обстановке. Я не сильно рассчитывала на его помощь, всё же, те, кто когда-либо сталкивались с такими сведениями, предоставленными мной, либо крутили пальцем у виска, и в лучшем случае просто тихо уходили, либо угрожали уже мне расправой. Последнее было более распространённой концовкой всех моих взаимоотношений. — Давай попробуем анонимно сообщить о предстоящей аварии на борту? — Взмолилась я, потому что чувствовала, без поддержки я сама не разгребу это дерьмо. — Посмотри, здесь повсюду камеры, стоит тебе подойти к телефону и сделать звонок, как твоя личность будет идентифицирована, и тогда придётся объясняться с полицией. Людям в самолёте это не поможет. — И что, просто смотреть, как все эти люди садятся на рейс к своей верной гибели?! — Я была готова топать ножками, лишь бы мне помогли принять правильное решение. В конечном счете, мало что можно было бы засунуть в рамки этой самой «правильности». Все слишком относительно. Я тряхнула головой, силясь избавить себя сейчас от лишних философствований. Я, черт подери, сумею изменить эту ситуацию. Вбежав на борт, я сначала поглядела на стоящую в углу стюардессу. Ее ещё детское лицо выражало глубокую усталость. Она держала свою правую руку в левой, нервно потирая ладонь о ладонь. Цифры над ее головой были идентичны остальным. — Послушайте, Жизель, мне кажется, я слышала разговор двух мужчин в аэропорту, они говорили страшные вещи об этом рейсе. Что-то о том, что может произойти теракт. Глаза девушки округлились. Она явно пыталась переварить информацию, и решить, как со мной лучше поступить. — Прошу вас, не переживайте, у нас тщательная проверка всех и каждого перед посадкой. Ничего страшного не произойдёт. Вот же дура! Но если я надавлю на свою версию, это будет равносильно признанию, что я и есть один из участников всего происходящего. Злодей. Нужно было сообщить пассажирам о нависшей угрозе, но постараться не создавать панику, которая бы их напугала. Я однажды прочла в одной книге по психологии, что любая агрессия заразительна. И это забывать не стоит. Самолёт был почти полным. Никто не обратил внимания на взбалмошную девицу, замершую между двух кресел. А я искала глазами любую деталь, что сыграет мне на руку. Ничего. Слишком много жертв и невинных жизней. Я откашлялась, стараясь придать голосу уверенность. В горле пересохло, будто я наглоталась раскалённого песка. — Минутку внимания! — Провозгласила я, абсолютно не готовая к десяткам поднятых на меня глаз. — Извините, но необходимо, чтобы вы сошли с самолёта. — И почему я всегда говорю только то, что нужно, а потом выясняется, что я говорю что-то не то? И как тяжело даются слова. — Есть сведения, что он в аварийном состоянии! Люди едва слышно перешептывались, сомневаюсь, что они мне поверили, но я продолжила прожигать всех умоляющим взглядом, потому что больше ничего другого мне не оставалось. За руку вытягивать каждого — означало бы, что я спятившая малодетная девица, и делила бы я соседство в психушке с матерью. Я ведь дала людям выбор. Но никто даже не пошевелился. Старая дама с высокой прической нервно и весьма демонстративно отвернулась к иллюминатору. Двое молодых парней, скорее, выбрали приоритетом пообсуждать мои внешние данные, чем сказанное. А остальные вообще сделали вид, что я — пустое место. Жизель, аккуратно обхватив меня за плечи, постаралась менее заметно вывести из самолёта. — Вы же понимаете, что такими вещами не шутят, и за это предполагается наказуемость. Ее слова расплывались как красная дымка, а я не мигая, позволила видению цифр захлестнуть меня. Я чувствовала, как меня окружает очень узкое пространство, это были не стены, а скорее, что-то похожее на место для уборочного инвентаря. Вокруг меня трубки, какие-то провода. Рука сама зажимает мне рот, намокнув под градом слез. Дверь открывается слишком неожиданно, яркий свет бьет по глазам, а затем темнота, принёсшая с собой этой страшный звук. Бах. Но на этом видение не прекратилось, а потащило меня ещё глубже, в самые закрома подсознания девушки. Я вдруг отчетливо увидела ее родителей. Милые старики, одинаково седые, одинаково улыбавшиеся так, что морщинистая кожа буквально поглощает в себя глазницы. Они сидят на диване, застеленном пледом в блеклый цветочек. А на стене висит ее фотография. Жизель в полный рост, в костюме выпускницы. Улыбается во весь рот. И вот я уже снова смотрю на эту девушку, только от улыбки не осталось и следа, она продолжает настойчиво доставать меня угрозами о вызове полиции, а я пытаюсь вернуть себе дыхание. — Твои старики. Ты у них одна, верно? Они сидят в маленькой гостиной, на диване плед в цветочек. А на стене твоя фотка. Выпускной. Если все так, не садись в этот чертов самолёт. Я едва сдерживаю слёзы, но решаю идти ва-банк. Жизель больше не держит меня, ее взгляд стал словно прозрачным, и я понимаю, что лучше сейчас уйти. Я не выдержу лишних вопросов, и не уверена, что она все-таки поступит так, как мне бы того хотелось, а не вызовет на меня полицию вместе с психушкой. Я возвращаюсь к Ягами, который без слов, только по одному взгляду понимает, что мне не удалось. Он не опечален, как я. Скорее принимает это, как данное. Этакий фатализм. Мне казалось, что такое качество нарабатывается с возрастом. Тогда откуда в нем это? Ведь ему нет ещё и двадцати! Или у него железный самоконтроль? Не понимаю. Его эмоции не поддаются анализу. Сейчас он просто молча следует за мной по пятам. Похоже, я для него — точка отсчета в обширном пространстве сомнений и противоречий. Возможно, если бы мне удалось произвести на него впечатление, Лайт бы проникся ко мне доверием и не отказал в помощи. Теперь яд произошедшего в полной мере расплескался в моих венах. Самолёт только что взлетел. Не знаю, послушала ли Жизель моего совета, но по крайней мере, нас с Ягами никто не преследовал. А это значит, что пусть и с опозданием, но мы все равно окажемся в Японии.

***

Я забилась как можно глубже в сидение, натянув повязку для сна на глаза. Хотелось, чтобы мир не существовал. Перешептывающиеся вокруг люди очень раздражали, но больше, чем это, раздражал внутренний голос. Он тягуче шептал, что я снова облажалась. За эти года подобное чувство не раз меня преследовало, и сейчас казалось, что выбор стать нелюдимым социопатом — лучшее решение. Лайт не навязывался, не старался все разузнать. Он дал мне время прийти в себя, за что я безмерно была ему благодарна. Я чувствовала его рядом, и на мгновение мне даже показалось, что я хочу ощутить тепло его ладоней. Забыться в его руках. Абсолютно инстинктивно я нашла его руку и крепко сжала ее, Лайт же позволил мне этот жест, никак его не прокомментировав. И нужно было заметить, что руки он не одернул. Видимо, я слишком сильно вцепилась в нее, чтобы Лайт заметил мою неуклюжесть. Пока я тактильно изучала все линии и складочки на ладони, размышляя, что сказать, он заговорил сам, но так тихо, что я поняла его слова только по паузе между слогами, хотя даже последние были на очень приличном расстоянии друг от друга. Он тоже обхватил мою кисть. Мне показалось, что его пальцы чуточку дрожали. Тогда я попыталась высвободиться. Но у меня ничего не вышло. — Все хорошо, — я услышала его голос прямо над ухом, и тёплое дыхание защекотало кожу. — После прилёта у тебя будет время немного отдохнуть в арендованной квартире. Неужели японская полиция так щедра, чтобы выделить мне недвижимость? Я не знала, но чем сильнее потряхивало самолёт, тем больше в мою голову приходила осознанность происходящего. Особенно тот факт, что я понятия не имела, на что подписалась. — Лайт, что от меня потребуется? — Хороший вопрос, который стоило бы задать при самой первой встрече. — Давай обсудим это более в подходящей обстановке по прибытию? Логично. Если верить, что это расследование и правда такое тайное, то трепаться в людных местах не следует. Рука Лайта ослабла, и я поняла, что нужно прекратить этот тактильный контакт, испытав даже что-то похожее на смущение. У меня давно не было каких-то постоянных отношений, обычно с парнями я встречалась не больше одного раза. Разумеется, тяжело полюбить кого-то, когда знаешь момент его смерти. Когда можешь испытать не только боль от потери, но и ту боль, что испытывает объект твоей любви. Я стянула повязку, позволив себе разглядеть Лайта получше, словно это дало бы ответы на все вопросы. Его губы сжались в полуулыбке, а глаза были плотно закрыты. И мне вдруг померещилось, что сейчас эти глаза приоткроются, и он откроет страшную тайну, которая навсегда меня изменит и даже оторвет от прежней жизни. Это напоминало паническую атаку. Я чувствовала, как кровь пульсирует в висках, а дыхание заметно участилось. Нужно отвлечься от этих мыслей. Подумать о чем-то, что меня радует. Например, о яблоках.

***

Лайт сопроводил меня до этой самой квартиры, что скорее напоминала чердак. Низкие потолки с деревянными перекрытиями, странного рода хлам в углу, большое антикварное зеркало с резной рамой и двуспальная кровать, аккуратно застеленная накрахмаленным выцветшим серо-голубым пододеяльником. Единственное окно, в форме дольки апельсина, (странное сравнение, но именно оно приходит в голову по виде этого запыленного стёкла, собранное треугольниками, где вершина внизу) не было занавешено ничем, но видимо за долгие годы настолько стало мутным, что едва ли пропускало свет. Не знаю, сколько придётся ютиться в этой конуре, но такого гнетущего чувства, что мне хочется поскорее вернуться на Родину, не было. Даже наоборот, мной завладел азарт от новых переживаний, и я хотела скорее осмотреть все близлежащие улочки с обилием магазинчиков и славных кафешек. В голове сам собой обрисовывался план на этот вечер, в кармане была припрятана сумма в долларов двести, стало быть, необходимо поменять их на местную валюту. И кстати, была одна из деталей, что я скрыла от Лайта. Я знала японский. Пусть и не в совершенстве, но достаточно, чтобы понимать суть практически любого разговора. Этот козырь я все ещё намерена приберечь у себя в кармане, так, по крайней мере, я сумею быть в курсе дел, и проверить, правильно ли переведёт мне диалог Ягами. Лайт давал небольшой перечень инструкций, которые я не сильно старалась запомнить, ведь в любом случае, буду поступать, опираясь лишь на собственный выбор, но чтобы не обидеть парня, приняла понимающий вид, и сильно (даже чересчур) кивала, где это было необходимо. — И да, Руби, я не смогу навещать тебя каждый день, но завтра после школы я зайду. Разложу весь план и твою в нем роль. Думаю, адаптироваться самой у тебя получится. Я оставлю мобильник, но лишь для экстренной связи. Не предпринимай без меня никаких самодеятельных попыток, идёт? — Попыток чего? — Это уже интересно, слишком странные условия прорисовываются для того, кто должен быть прозрачен в своих помыслах. Но я то уже знаю, Лайт способен на обман. — Попыток самой разыскать отца. Просто наблюдай, этот вечер. Включи новости, к примеру. И отдохни хорошенько. Твои силы понадобятся уже очень скоро. Прощания в общении с Лайтом мы видимо вдвоём считали чем-то ненужным, поэтому он просто вышел. Я ещё несколько секунд слышала эхо его шагов в коридоре, и лишь когда все звуки затихли, я позволила себе расслабиться. Пачка сигарет, изрядно помятая, сама прыгнула в руки. Плевать, можно здесь курить или нет, сейчас мне это было необходимо. Ментоловый, но сильно едкий запах заполонил собой это маленькое пространство, и в свете солнца дым клубился, приобретая странные и даже причудливые формы. День склонился к вечеру быстрее, чем мне бы того хотелось, но я не сильно боролась с ленью разобрать хотя бы вещи, поэтому валялась в этой, к слову, удобной кровати. Когда мы поднимались сюда, я заметила в соседнем здании небольшую забегаловку с яркой неоновой вывеской, и решила, что поужинаю там, а вместо десерта возьму яблочный сидр.

***

Вместо сидра пришлось довольствоваться яблочным соком, и кто бы мог подумать, что здесь к моему возрасту будут относиться ещё более серьёзно, чем в Детройте? В общем, старуха с седыми прядками в висках любезно объяснила, что такой хорошенькой гостье не стоит иметь дело с алкоголем, но навалила в тарелку явно больше положенной порции. Эти люди мне были пока непонятны, по крайней мере - сборная солянка из разных возрастов, собравшихся здесь. Они были словно озадачены своими суперважными делами, и мало крутили головами вокруг, в отличие от меня. Стараясь игнорировать цифры над головами, я с интересом наблюдала за ними. Мимо проплывали незнакомые лица — было несколько парней с красными повязками на рукавах, усатый и уже хорошо седой дедуля в белой майке с изображением какого-то супергероя, стайка хорошеньких азиаток, которые были одеты согласно уличной моде, а это в моем понимании значило «много всего, и ещё, да больше». Яркие украшения, смешные и чаще разно-парные носки на ногах, два хвостика — видимо, самый популярный вариант прически здесь, в цветных прядях мелькали бусинки всех возможных оттенков. А одежды, наверное, так было положено, было по три, а то и больше слоя. Мне кажется, чтобы сочетать такое - надо быть смелым человеком, плюющим на чувство вкуса, либо действительно знатоком, который в состоянии пояснить за каждую деталь своего туалета, да так, что тебе самой захочется поскорее так вырядиться. Лайт, к слову, не выглядел так, его, вероятно, мало интересовала вся эта субкультура, в одежде он был весьма и весьма консервативен. За те пару дней, включая перелёт, я обратила внимание, что одежда на нем всегда свежая, выглаженная и очень сдержанная. То ли не привык он перед людьми красоваться, то ли было в нем что-то тонкое и не поддающееся обычному пониманию. Парень лишь единожды подарил моему взору свою улыбку, тогда, в момент знакомства. Но она запомнилась особенно, возможно, потому что была такой же редкостью, как и у меня. Собрав с собой недоеденный ужин, я решила вернуться в квартиру. С неба срывался едва ощутимый дождь, каплями превращая серую толстовку в почти чёрную. Я недовольно сморщилась, натягивая посильнее капюшон. Возле входа толпилась группа ребят, похожих на музыкантов-бродяг. Перепачканные одеяния, как у рок звёзд семидесятых, хорошо впишутся в антураж этой богадельни. Усмехнувшись этой аналогии, я быстрых ходом направилась к дому. В какой-то момент, буквально за долю секунды, прежде, чем я вошла внутрь, мое тело самовольно остановилось, а по затылку пробежала волна мурашек. Я кинула быстрый взгляд себе за плечо, и поняла, что это было за чутьё. За углом стояла темная фигура в плаще. Мне не было видно отсюда его лица, а цифры оказались достаточно далекими, чтобы их разглядеть. Но этот кто-то явно наблюдал за мной. Черт. Стараясь не выдать своей догадки, я быстрым движением, (хотя в тот момент оно казалось мне бесконечно длинным и долгим) открыла дверь и стремглав понеслась наверх. Лишь заперевшись в своей квартире, я позволила себе выдохнуть. За последние пять минут нервы до такой степени натянулись, что можно было прыгать с парашютом. На миг перед глазами потемнело, и я даже подумала, не испугалась ли я так сильно, что стою сейчас на коленях. Это была не паранойя, не сбой психики от смены обстановки, нет. Это был чертов странный хер, который таращился на меня из-за угла. Я закурила сигарету. — Новости говоришь, — сказала я, обращаясь к покрытому толстенным слоем пыли маленькому телевизору, который по первой даже не заметила. К счастью, техника оказалась исправной, и из тех пары каналов, что он с трудом, но все же транслировал, я остановилась на том, где передавали местные новости. -… Этим днём несколько преступников умерли в своих камерах от сердечного приступа. Общественность продолжает приписывать это рукам так называемого темного блюстителя закона именуемого Кирой. Общественность разделилась на два лагеря. Одни считают действия Киры нелегитимными, другие воодушевленно утверждают, что Кира - надежда Японии на очищение от преступности. Диктор, женщина средних лет в строгом сером костюме читала свой текст сухим монотонным голосом, и мне пришлось приложить весь багаж знаний языка, чтобы разобрать сказанное, лишённое эмоциональной окраски. Кем на самом деле был этот Кира? Как он карает преступников? Делает ли он это на расстоянии или использует приспешников, чтобы убивать заключённых? Список важных вопросов в моей голове все рос, и я решила переложить их на бумагу. Так будет проще задать их Лайту при встрече. Собираясь уже выключать эту мерцающую коробку, я замедлила. Увидела, что новости продолжаются, а потом в кадре появился знакомый самолёт. Тот самый, который должен был доставить нас сюда. Я прибавила громкости. — Мы продолжаем вести переговоры с террористами, захватившими самолёт, летевший из Детройта в Токио, преступники выставили свои условия, но информации, что с заложниками на сегодняшний момент, у нас нет. Выключив телек, я ещё минуту таращилась в потемневший экран. Мозг словно забыл как дышать, или я настолько потеряла самообладание? Никто из близких этих людей не знает, что с их родными. Живы они или нет. Никто, кроме меня. Дата смерти над головами тех несчастных гласила, что конец жизни наступил вчера в 21:30. Но… я не понимаю, если это дело рук бандитов, как им удалось убить всех с точностью практически до минуты? Именно из-за этого фактора, я была уверена, что самолёт ждёт авиакатастрофа, что самолёт неисправен и все в таком духе. Мне захотелось немедленно позвонить Лайту, выплакаться ему о всем том, что сейчас закипало внутри. Он единственный, кто смог бы даже если не понять, но попытаться. Нельзя. Я завалилась на кровать, накрыв глаза ладонями. Слёзы застряли в горле противным комом. Такое чувство, словно я заново пережила всю жизнь. Через некоторое время я всё же заставила себя подняться и распустить волосы, точнее, слегка распутать тесемку, чтобы они беспрепятственно развевались по плечам. Свернувшись клубочком на кровати, я мрачно уставилась в потолок и принялась размышлять. Размышления получались самые неприятные. Я лежала и думала о том, что мир стал намного хуже. И дальнейшей перспективы на радужное будущее нихрена не было. Может, в деятельности Киры и правда есть какой-то смысл? Не знаю, как он там убивает этих людей, но если бы он узнал о том, кто те террористы и убрал бы их до того, как они зашли на борт самолёта, такого бы не случилось! Ага, наивная дурочка, если бы, да кабы. Надо заснуть. Иначе завтра я сойду с ума.

***

Тем для разговора с Лайтом Ягами было предостаточно, а у меня весь день язык словно в узел завязался. Мне подумалось, что в этой ситуации хорошо бы помогло красное вино, или что пьют в этой стране? Саке? Я не сильный ценитель, и мало разбираюсь во всем этом гастрономическом разнообразии, и сейчас хотелось просто залить в себя что-то спиртосодержащее, чтобы суметь настроиться на разговор. Попробовав в паре супермаркетах честно пройти через кассу с выбранным напитком, мне каждый раз давали отворот поворот, пока я не решила просто протащить его в куртке. Скрестив два пальца я с издевкой обратилась к небесам, мол, не портите мое личное дело этим невинным проступком, мне сейчас сливовое вино нужнее. Проверив, что никакой слежки за мной сегодня нет, я медленно, позволив себе разглядывать улицу, поплелась в сторону дома. Несколько раз я сбивалась с пути и возвращалась, запутываясь в каменном лабиринте этих пустых улочек, но теперь я точно знала дорогу, а ещё, приметила местный антикварный, куда постараюсь как-нибудь попасть. Вскоре показалось высокое здание из красного кирпича, за которым виднелись развалины домов, заросшие высокой травой. Одна стена здания сохранилась, она уходила вверх и терялась в небе, а другая, полностью разрушенная, походила на огромную старинную оплывшую свечку. Хорошо, что мои окна выходят на противоположную сторону и эта картина не добавляет тяжести и так в поганое состояние. Кто бы мог подумать, что учеба у Лайта затянется до темноты? Он абсолютно не выглядит как зубрила, да, его речь поставленная и грамотная, но это не всегда бывает связано с учебой. В чем же дело такого опоздания? Звонить, пожалуй, рискованно. Я выпила второй бокал вина и ощутила стойкое желание лечь спать, пусть на часах не было и девяти вечера. Стук, глухой и медленный, быстро вырвал меня из этого состояния, и я поправляя выпавшую из дульки прядь уже направляюсь к двери. Прежде, чем открыть, я разумеется с напущенным безразличием уточняю, кто там. — Это Лайт, — отвечает долгожданный гость и через мгновение оказывается в квартире. Что-то в его привычном виде тотального спокойствия сегодня не так. Он явно на нервах. Прежде чем закрыть за собой дверь, Лайт убеждается, что на этаже пусто. — К слову о паранойи, — шуточно пытаюсь перейти к делу, глупая защитная реакция, заставляющая рассказывать о своих переживаниях, занижая их значимость посредством шутки или нелепо вставленного смешка, — Я почти со стопроцентной уверенностью могу заявить, что за мной следили. Такие дела. Глаза Лайта округляются, он начинает мерить шагами комнату, и я понимаю, шутки шутками, но возможно, преследовали не только меня. — Не говори, что и тебя тоже. — Нет, я взволнован по другому поводу, — странно, а по реакции мне показалось, что он хорошо понимает, что это такое, когда за тобой следят. — И да, прошу прощения за свою задержку, учеба длилась дольше обычного, и мне пришлось заскочить домой, чтобы близкие не волновались. Для меня это было что-то не из этого мира. Близкие. Не волновались. Пускай деда не стало не так уж и давно, но меня никогда не заботило, беспокоился ли он обо мне. А ведь я чудила без баяна не один раз. С его стороны были попытки меня «держать в узде», но я не сильно им содействовала. Теперь я понимаю. От вина было чувство, словно меня укачало. Голова кружилась как-то нездраво, а ведь обычно попускало чуть ли не молниеносно. Я указала пальцем на бутылку, вопрошающе изогнув бровь, но Лайт без слов дал отказ. Я очень засомневалась, что это поможет. Кажется, вина для него было маловато. Так, для затравки. Лучше бы он выпил чаю. Увы. Напомнив себе, что дело предстоит серьезное, я отошла к кровати, осторожно присела на краешек и сложила руки на коленях. Я была готова слушать, но Лайт опередил меня. — Руби, я хочу знать, что именно вас объединяет с отцом? Что это за особенность? Ты можешь попытаться мне довериться. Ох, не с того ты начал. Для такого признания понадобится как минимум, ещё две бутылки, причём выпить их необходимо было бы залпом, и раскрасневшаяся от обилия этилового спирта, я бы выложила тебе всю подноготную в самых ярких красках. Но, кажется, этот план идёт нахуй. — Ладно, Лайт. Думаю, один тот факт, что я уже здесь, за хуллион километров от родного дома, говорит о моем к тебе доверии. Но пойми меня правильно, выложить тебе все, как на ладони, да ещё и за один вечер, уж вряд ли получится. Я сглотнула, чувствуя, как затряслись коленки, и с чего бы я так распереживалась? — Давай так, я начну этот сложный для себя монолог, а ты поможешь мне в случае чего не впасть в ступор. Парень напряг брови и медленно кивнул. — Все дело в гребанных цифрах. — После этой фразы я как-то по-идиотски улыбнулась, словно говорила не о себе, а о чем-то, что не имело право на существование в реальном мире. — Я вижу их над головами людей. Это даты. Даты их смерти.

***

Отлично. Главное, ее не спугнуть. Нужно создать максимально комфортную обстановку, и не перебивать, даже если появятся вопросы по ходу. А если учесть количество выпитого, она разболтается почти мгновенно. Лайт краем глаза заметил, как Рюук расположился в углу комнаты, закинув ногу на ногу. У Бога Смерти от интереса самопроизвольно открылся рот, и он следил за Руби не моргая. Рюук был изумлён, очевидно, судьба девушки интересовала его куда больше, чем он заявлял изначально. Впрочем, вряд ли Бог смерти вообще мог об этом говорить. Он просто не смог бы на это ответить, даже если бы захотел. В действительности Рюук не мог даже допустить, что в мире существуют такие слова, которые бы сумели описать что-то похожее на его радость или печаль. Вероятно, поэтому ему и приходилось так тщательно скрывать свои мысли. Но в потаённых уголках его создания было удовлетворение от того, что он — Рюук — наконец встретил Руби — человека, обладающего таким же даром, а может и проклятием, как у него. — То есть, над головами людей, абсолютно каждого, ты видишь дату их смерти, верно? — Лайт блестяще отыграл свою роль, эдакого удивлённого юнца, которому раскрыли страшную тайну тайн. — Ага, но можешь даже не пытаться спрашивать за себя, после определённых событий я пообещала себе не говорить никому этих цифр. Попытаться исправить что-то самой, это да. Руби опустила голову, словно прокрутила в голове все то, о чем говорила, затем сделала хороший глоток вина, осушив сразу пол бокала. — Как ты понимаешь, что можешь что-то исправить? «Хитрец» — усмехнулся про себя Рюук, убеждаясь все сильнее, как изворотливо подбирает вопросы Лайт, и как точно подмечает разные детали. Девушка подняла голову, ее опечаленные глаза были наполнены слезами, и с неожиданной силой, она проговорила: — Я могу залезть в этот их последний день жизни, увидеть предшествующие смерти события. Это повергло Лайта в шок, но разумеется, он не подал виду. «Значит Рюук не все мне рассказал» — Ягами потёр лоб. «Это ее качество может хорошо помочь, когда я решу расправиться с Л, чтобы я сделал все правильно, не допустил ни одной ошибки, я буду знать все наперёд. И именно Руби сможет осветить эти будущие события». — Ну, разумеется, я не бог, чтобы судить, кто имеет право жить, то есть, кого нужно спасать. Если не говорить о болезнях и преклонном возрасте, где я уже ничем помочь не могу. Вот в случаях убийств, это другое дело. Но там тоже понять, кто прав, а кто виноват… «Значит, она не презирает убийства как нечто тотально отрицательное, раз делает такую ремарку» — Лайт продолжает пронизывать взглядом собеседницу, пока Руби вновь наливает себе бокал. Запах алкоголя наполняет душную комнату, и от этого, у шатена самого голова идёт кругом. Он безразличен к алкоголю, негатива как такового нет, но для себя Лайт решил, что употреблять его будет допустимым лет в 50, сидя у камина, и это будет какой-нибудь дорогой шотландский виски, с парой кубиков льда, а не дешевое вино, что распивает эта девица. — На что это похоже? — Эмоции Руби по поводу пережитого мало волновали Лайта, ему нужно было просто знать информацию. Без окраски. Голые факты, не более. — Я даже не знаю, — девушка трёт глаза. «Явно соображать начинает медленнее, а потому, следовало бы убрать бутылку подальше, чтобы не упустить ее на грани яви и сна», — На карусель, но такую, знаешь, поломанную. Одни лошадки с дикой скоростью вращаются по часовой стрелке, — Руби неловкими движениями старалась сопровождать свои слова жестикуляцией. — А другие, очень и очень медленно в противоположную сторону. Но все это происходит одновременно в том состоянии, в которое я попадаю, стоит мне сфокусироваться на этих цифрах. — Все, Руби стала терять координацию движений и плюхнулась на кровать. Я не могу позволить ей уснуть сейчас, нужно спровоцировать разговор дальше. Лайт без особого желания скинул с себя кардиган, оставшись в однотонной светлой футболке и темных приталенных джинсах и медленными, грациозными движениями, даже чуть театрально, прилёг рядом с Руби. Длинные, аккуратные пальцы едва ощутимо заправили выпавшую на лоб девушки прядь за ухо. — Я… Хотела…позвонить тебе вчера, — то ли от нерешительности, то ли от большого количества выпитого, Руби произносит свои слова неуверенно, словно прислушиваясь к каждому из них. — Мы договаривались, что телефон только для экстренной связи, — Лайт пожалел, что сказал это, его излишняя требовательность к тому, чтобы его указания выполняли четко, могла сейчас все испортить. — Я помню, — тяжело дыша, проговаривает Руби, — но они все погибли, Лайт, все те люди в самолёте, их убили захватившие борт террористы. Я не смогла им помешать. Истерика захватила рассудок Руби, и она вжималась в пахнущую сладкими персиками футболку Лайта, пачкая ее солеными слезами. — Об этом передали в новостях? — Уточняет Ягами, ему обязательно нужно будет потом ознакомиться с этим случаем. Он чувствует, как Руби интенсивно кивает, и решает прижать ее к себе, кажется, девушки любят, когда их вот так успокаивают. — Я считаю, что убивать это плохо, Лайт, но как же я желаю, чтобы эти террористы сдохли, все до одного. Прости. — Получается, ты разделяешь взгляды Киры? Это его цель добиться полного упадка преступности, очистить мир от зла. — Лайт понял, что это тот самый момент, когда психика девушки не стабильна, и ней можно манипулировать как только вздумается, главное, сказать правильные слова. Он уже убедился в том, что искренность провоцирует не только доверие, но и элементарные желания, поэтому от того, что сейчас скажет Руби зависит слишком многое. — Вы стараетесь поймать его, а на деле, бросаете лишь пыль в глаза. Никто не имеет право брать на себя такие обязательства, ведь так? А может, это лишь потому, что никто это право не одобрит? Ни одна страна в жизни не допустит, чтобы в руках одного человека была такого рода власть, но дай только повод, и каждый вывернется наизнанку, чтобы оторвать от этого дара хотя бы кусочек. Лайту показалось, что девушка свела тему в свою сторону, и нужно было вести ее от этого прочь. — Если бы у тебя был выбор, и ты бы узнала этого человека, поняла его мотивы, и они стали, скажем так, близки к тому, о чем ты сейчас говоришь, захотелось ли бы тебе упечь такого человека за решётку? Или ты бы стала помогать ему? Ягами показалось, что в комнате в миг стало ещё жарче, адреналин наполнил кровь с избытком, а на лбу выступила испарина. Он почувствовал, что и его истина стала чуть ярче и интересней. Руби тянула с ответом, наверное, пыталась соизмерить сказанное с действительностью. Ведь, по сути, скажи так, как у неё на душе, то она в миг станет предательницей для Лайта и полиции Японии, на помощь которым она приехала, но если Руби скажет, что полностью отрицает сотворенные Кирой деяния — то соврёт сама себе, а договор с совестью, штука очень тонкая. — Я бы, наверное, помогла ему, — она опустила глаза, точно провинившаяся школьница, с румяными от слез щеками, она и правда выглядела на пару лет младше своего возраста. Лайт нежно поднял ее подбородок вверх, так же медленно придвинул лицо девушки к себе, и — отчетливо увидел в ее глазах всю ту же неспешную темную печаль, которая поразила его в начале знакомства. Лайт почувствовал эту грусть сразу. Но так же сразу он понял, что больше не в силах бороться с ней и потому просто принял ее как данность. В этот же миг он накрыл губы девушки своими, Но сперва он дал ей возможность влепить ответный поцелуй. И за этот короткий миг он понял: Руби совершенно искренна, его рука на ее щеке вовсе не случайно (ей и вправду этого хотелось). И еще он понял, что, если он захочет, она согласится на что угодно. — Руби, — медленно оторвавшись и покусывая губы, демонстрируя наигранное удовольствие, Лайт посмотрел ей прямо в глаза, — Я — Кира.