Синдром любви

Я слышала знакомый писк аппаратов, но веки были, словно из олова. Попытка их разлепить увенчалась успехом не с первого раза. Было тепло и спокойствие заполнило мое сердце. Постаралась пошевелить рукой, что отозвалось болью во всем теле. Раздался какой-то шорох. — Где я? — осипший голос был не похож на мой, но явно принадлежал именно мне. Через мгновение, я почувствовала, как чья-то вложенная ладонь в мою, сжала ее крепче. — Черт, Акира… — раздался какой-то знакомый голос, но слишком далекий для того, чтобы осознать кому он принадлежал, а потом я увидела перед собой расплывчатый образ. Как бы я не пыталась сфокусировать зрение, все двоилось и туманилось. Голова неистово сильно кружилась, как будто бы я была пьяна. Пощупав пальчиком ладонь, я узнала ее шероховатость. — Папочка… — прошептала я, а слезы, совершенно неоправданно, покатились из моих глаз. Черные волосы чуть ниже плеч, нарисовали образ в моем разуме. Его теплые губы коснулись моего лба. — Температуры нет. — констатировал отец, куда-то пытаясь уйти. — Не уходи, пожалуйста, папа. Побудь со мной еще немного. — моя рука слабо ухватились за его, он слегка погладил мою ладонь большим пальцем. — Прости меня, Акира… Pov Мадара. Она лежала на белых простынях, ее кожа была мраморно бледной, казалось, можно разглядеть все вены и капилляры под ней. Черные густые ресницы изредка подрагивали, Акира будто просто спала. Я просидел с ней до самой ночи, испытывая жгучее чувство вины, за то, что случилось. Рука сжимала ее, то и дело поглаживая. Не мог думать ни о чем, кроме того, как халатно отнесся к девушке, и теперь моя глупость свела человека, который мог принести мне деньги, в больничную палату. Я корил себя за то, что решил воспользоваться пустым домом с утра и понежиться подольше в кровати, потом пообедать в ресторане, напрочь не думая о Акире, которую я запер в своей комнате. Доктор сказал, что ничего угрожающего жизни нет — гипогликемия и анемия. Выкуренная, крепкая сигарета, на пустой желудок, отключила ее, а небольшие судороги начались из-за низкого сахара, который был из-за длительной голодовки. Как оказалось, всю неделю, она отказывалась от еды, но все равно это была моя вина. Груз, который давил на меня. К часу ночи Сино зашевелилась, немного сжав мою руку. По телу, словно ток прошелся, в горле тут же образовался ком, мешая дышать. Я сперва не решался встать и подойти к ней, но голос слабо влился в общий гул: — Где я? — Черт, Акира… — начал я с желанием извиниться, но замешкался, не зная, что сказать. — Папочка… — самым нежным голосом произнесла она, разбивая мне сердце. Хрустальная слеза скатилась по ее веснушчатой щеке, растворяясь в простынях. Док предупредил, что под морфием она может начать бредить, но все же для достоверности я коснулся ее лба, проверяя температуру. Девушка слегка подалась вперед, но была слишком слабой для того, чтобы приподнять голову с подушки. Нужно было позвать медсестру, но Акира сжала мою ладонь, не дав уйти. — Не уходи, пожалуйста, папа. Побудь со мной еще немного. — губы растянулись в улыбке, и я стер с ее лица влагу, неожиданных слез. — Шшш… Хорошо. — прошептал. Сухие и потрескавшиеся губы растянулись в улыбке, а глаза цвета океана прикрылись. Мои пальцы безостановочно гладили ее слегка шероховатую ладонь, без, уже приевшихся, длинных ногтей, как у всех остальных девушек. Я, словно вот так, жестами пытался выпросить прощение, которое скорее всего ей и не было нужно. — Прости меня. — говорит она, — Я отвратительна. — Почему это еще? — удивился, такой неожиданной фразе. — Позволяла ему унижать себя. С самого начала же знала, что он не любит меня. Ты же другого хотел, чтобы я была счастливой, а я… — девушка сжала зубами губу и заплакала. Твердая горечь опалила внутренности, заставляя сжаться. — Я так и не узнала, что такое любовь, папочка. — Шшш… — руки гладили ее голову, которая стала постепенно успокаивается. Она была откровенной, Акира не знала, что я не ее отец, но ее слова настолько царапали мою душу, что я забывал дышать. — Пап, сделай какаушку. — Что? — переспросил я. — Какаушку, — чуть громче произнесла она. — Ну, какао. — Хорошо, малышка, но мне для этого нужно будет уйти. — Если ты вернешься, то я подожду. — говорит она, отпуская мою руку. Я отошел, но завис у дверей, еще раз обернувшись в ее сторону. Раскинутые по простыни огненные волосы, и эта милая по-детски улыбка, заставила трепетать что-то внутри. Этот безумный контраст, в который она меня погрузила за эти два дня просто пленял — от ненависти до «какаушки». Акира была такой нежной сейчас. Пусть в ней было две ампулы морфия, которые поддерживают опьяненное состояние, но я искренне мог позавидовать ее отцу. Если когда-то у меня родится дочь, хочу, чтобы она была такой же, как и Сино. Девушка, которая может быть такой ласковой для своих, и стоять до последнего против кого угодно. — Господин Мадара, виски? — посмотрел на меня бармен, а потом удивился. Я так и не смог стереть улыбку со своего лица. — Нет. Я сам все сделаю. Все в порядке, Ичи. — произнес я, зайдя за стойку. У нас не было какао, поэтому я растопил темный шоколад в подогретом молоке, и убедившись, что это вкусно, понес девушке. Мои быстрые шаги эхом разносились по пустому коридору, и когда открыл дверь застыл. Акира уже сидела, натянув одеяло до подбородка, прислонившись спиной к стене, выставив только руку, к которой была подключена капельница. Ее синие глаза уставились в мои с болью разочарования, не меня она ждала… — Я бредила. Да? — спрашивает так горько, что рот начинает вязать. — Да. — отвечаю. — Держи. Протянув ей какао, понимаю, что она сейчас настолько слаба, что не может удержать небольшую чашку. Она пытается ее принять своими руками с багровыми синяками на запястьях, но я не отдаю ей, а подношу прямо к губам, и тогда Акира делает большой глоток. — Спасибо. — Не за что. — Извини, я думала, что ты мой отец… — смутилась она. — Тебе не за, что извиняться. Я позавидовал ему, ведь навряд ли у меня когда-то будет такая прекрасная дочь. — признался я. Почему-то с ней хотелось быть искренним в этот момент, ведь она тоже не врала. — В смысле? — уставилась она на меня, своими огромными океанами. — Ты так мило к нему обращалась. Никогда ничего подобного не слышал. Так, по семейному. Ну, у вас в Америке все иначе же… Слушай, у тебя были плохие отношения? — спросил я напрямую то, что интересовала меня все это время. Девушка тонко усмехнулась, и опустила, ставшие мокрыми, глаза. Зубы закусили губу, и плечи задрожали. Все, что я мог в этот момент — это отставить в сторону кружку, и взять ее руку в свою. — Типо того. Он меня бил настолько сильно, что сережки слетали. — Почему ты была с ним тогда? — искренне не понимал я. — Потому что хотела быть любимой, потому что чувствовала себя шлюхой, что спала с кем-то до него. У моих родителей все просто — папа у мамы единственный, а я… Просто хотела быть счастливой. — ножом по сердцу прошлись ее слова. Я осознавал это чувство. Нами правит наше сердце, которое жаждет быть кому-то нужным, чтобы биться с любимым человеком в один такт. Дарить себя и получать в ответ тоже самое. В этом нет ничего постыдного, ведь любовь это самая главная составляющая нашей никчемной жизни. — Но видимо это не мое. А знаешь, самое глупое, что со мной впервые был нежен мужик, который выкрал меня из дома, сломав мою жизнь и в очередной раз изнасиловав меня… — В очередной? — переспросил я, стараясь не показывать то, что ее слова удивили меня до глубины души. Обычно девушки, столкнувшиеся с изнасилование ранее, тихие, молчаливые и похожие на марионеток, чтобы только им не причиняли боль, готовые подчиниться, а вовсе не такие, как Акира — дерущиеся, кричащие, курящие дорогие сигареты из моего портсигара. Они не закидывают ноги на мой журнальный столик. Они иные, даже если и сопротивляются, в них нет того, что есть в ней. — Мой первый раз был по принуждению. Потом был бывший, который просто не спрашивал, чего хочу я, ведь я уже не девочка, а значит шлюха… — она закрыла рукой лицо и горько заплакала. Я сел рядом на постель. Все, что мы можем дать человеку в тяжелую минуту — это свое тепло и ей оно было нужно больше, чем мне сейчас, хоть я и чувствовал себя полнейшим мудаком. Легко приобнял ее содрогающееся тело. Акира тут же уткнулась носом в мое плечо. — Первый, кто был со мной нежен, сволочь, которая меня похитила. За, что я должна любить свою жизнь? Меня кинуло в дрожь. После этой фразы я поднял ее лицо к своему и поцеловал. Нежно, как только мог.