Indulgentia

— …Святой отец, я хочу исповедаться! — с придыханием сообщил Мидвэлли, со стуком поставив пустой стакан на стойку и накрыв его ладонью: мне на сегодня — хватит. Николас на всякий случай оглянулся. Может, в этот забытый Провидением обшарпанный салун на задворках Гансмоука занесло настоящего священника? Не занесло; очень жаль. — А я-то здесь при чём? — он прикурил и взмахом руки затушил спичку. — Сходи до местной церкви, вон она, через дорогу, если тебя так припёрло. Или там не те ощущения? — Точно! — просиял Мидвэлли, приглаживая набриолиненные волосы и приосаниваясь. — Я хочу исповедоваться тебе! Да он же пьян в стельку, идиот. …не убивать, да? Николас зажал сигарету зубами, наклонился, пошарил в сумке, вытащил переносную исповедальню и сунул Мидвэлли в руки: на, держи. Пробурчал: — С тебя пятнадцать двойных долларов — и исповедуйся сколько влезет. — Пятна… сколько?! — кажется, Мидвэлли даже начал трезветь на глазах. — А ты думал, Господь тебя забесплатно простит? — Николас с наслаждением выпустил дым. — Прощение свыше — оно, знаешь ли, дорогого стоит.