Голод

      — Мистер Фишер, не заставляйте меня злиться на вас. Или вы именно этого добиваетесь?       Леди садится на стул, забрасывает ногу на ногу, небрежно осматривая человека, что стоял напротив неё. Он переминается с ноги на ногу, под его весом жалобно скрипят половицы, поправляет деловой засаленный костюм, что довольно сильно сжимал его шею, заискивающе смотрит на неё. И на эту сволочь ей нужно тратить своё время.       — Мистер Фишер, я жду вашего объяснения этой ситуации. Не испытывайте моё терпение, а то знаете… — она под маской улыбнулась, глядя, как у человека забегали глаза. Даже договаривать не пришлось.       — Госпожа, это всего лишь недоразумение и…       — Это уже какая партия испорченных продуктов, которую вы называете «недоразумением»? Пятая? Или шестая? Думаете, если вы на суше, то я вас не достану? Ошибаетесь. Я давала вам один шанс, второй, третий. Но знаете, я больше не собираюсь делать вам поблажки, — Леди встаёт, медленным, размеренным шагом обходит Фишера, внимательно наблюдая за каждым колебанием его тела. — У меня клиенты, нужно чтобы всё было сделано по высшему разряду, а вы меня подставляете, — встаёт напротив него, немного наклоняется, заглядывая ему в глаза. — Чрево голодно. А знаете, что я делаю, когда оно голодно?       — Г-госпожа…       — Леди, не отвлекаю?       Леди смотрит несколько выше Фишера на человека, что стоял прямо в проходе.       — Нет, Тощий, ничуть не отвлекаешь, — она делает несколько шагов назад, выпрямляется, обходит побелевшего Фишера на почтительном расстоянии, подходя к Моно. — Самая обычная деловая встреча, — оборачивается, глядя на человека и произнося самым милым и добрым голосом, который она только могла сделать: — Пожалуйста, мистер Фишер, подождите меня здесь. Я скоро вернусь, и мы обсудим наши дальнейшие действия.       Неожиданно для всех она берёт Моно под руку, выводя его из комнаты и закрывая дверь. Леди делает несколько шагов по коридору, после чего тихо говорит:       — Повара сюда. Живо. Достал этот урод, только и делает, что завтраками и послезавтраками кормит, — она хочет сдержаться, но у неё не получается. — Мудозвон, по другому не назвать, — отпускает Моно, делает шаг в сторону от него. — Не ожидала я тебя после той попойки. Сколько мы тогда бутылок коньяка выпили? Шесть?       — Вроде семь, а может и больше, — Моно криво улыбается, шагая рядом с ней по узкому коридору. — После шестой ты пыталась меня съесть, это я точно помню.       — Именно поэтому я думала, что ты сюда больше ни ногой, — от неё исходит нервный смешок, она отворачивает голову в сторону, забывая, что маска закрывает её лицо. — Чёрт, прости, я не знаю, какая собака меня тогда покусала.       — Перестань извиняться, на тебя это не похоже, — Моно надменно приподнимает бровь, от чего Леди невольно скалится.       — Заткнись.       — Вот так гораздо лучше.       Леди утробно рычит, ускоряя шаг, Моно на это лишь сильней улыбается, переходя на свой обычный шаг. Первой заходит в лифт, ждёт Моно, после чего нажимает на рычаг и лифт трогается с места, увозя их вниз, в глубины Чрева.       — Что на этот раз тебя привело? Наша прошлая попойка? — она устало выдыхает, опирается на стенку, сложив руки на груди.       — Отчасти прошлая попойка, отчасти моё собственное желание.       Леди кивает, рассматривая его. Он сильно отличался от других жителей этого мира. Вечно в выстиранном и выглаженном чёрном костюме и белой рубашке, с ухоженными волосами, убранными назад, с идеально поставленной плавной, но чёткой речью. Он не был похож на человека, что был зависим от Сигнальной Башни, но в реальности он оказался к ней ближе всех, больше остальных под её влиянием.       — Собственное желание, да? А какое оно, можно посвятить в это хозяйку Чрева? — лифт останавливается, раскрывая двери, Леди неспеша выходит, маня рукой за собой Моно. В тёмном мрачноватом коридоре пахло древностью, сухой пылью и морской солью, всё было увешано разными формами и размерами кусками тканей.       — Я сам не знаю, как его сформулировать в общую мысль, — ложь. Он уже довольно давно смог понять, что его сюда тянет. Умиротворение, спокойствие, уют, лёгкое покачивание на волнах и, конечно же, она, как единственный и незаменимый компонент Чрева, который ощущался везде, в любой части корабля. Леди была с ним едина. И Моно мог бы довольствоваться и обычной прогулкой по кораблю, но, раз его не гонят прочь, он будет рядом с ней. Это было похоже на Стокгольмский синдром, только вот он осознавал происходящее, а она не была агрессором. Если, конечно, не считать того, как она в прошлый раз немного откусила ему язык.       — Как скажешь, — Леди кивает, а после ещё нескольких шагов замирает, быстро подходит к зеркалу и закрывает его тканью, которая случайно упала с него.       — Зачем они тебе в таком большом количестве, когда почти все они либо накрыты, либо разбиты?       Она молчит, неопределённо пожимая плечами, шагая дальше. Зеркал у неё и в правду было много, это Моно заметил с первого раза. Да и чтобы подобное не заметить — надо быть слепым или на голову отбитым, что ни то, ни другое ему не подходило.       — Ладно, если не хочешь говорить, то я и не требую.       — Что тебе такого предложить интересного?.. — задумчиво протягивает Леди, выходя из коридора в просторное помещение, которое Моно узнаёт, ведь в прошлый раз проходил через него.       — Пожалуйста, только не алкоголь, мне страшно за наши жизни ещё с прошлого раза, — быстро перебивает он её, предугадывая последующие слова. — Просто… Можно, я буду изредка приходить к тебе, и занимать твоё личное время?       — Тебе поговорить не с кем? — она окинула его взглядом, дождалась короткого утвердительного кивка. — В жизни не поверю. А как же подлизывание к Тощему? Я думала, у тебя много знакомых.       — Знакомые-подлизы есть. А вот того, с кем можно поговорить по душам — нет. Так можно или нет?       — Идёт тут рядом со мной, ещё спрашивает что-то, — она цокает, и Моно чувствует, как она под маской закатила глаза. — Конечно можно. Ещё глупее задавать вопросы будешь?       — Возможно, — Моно слабо улыбается: она так легка на подъём, когда даже не в особо хорошем настроении, даже не верится, что она тоже живёт в этом мире, как и все остальные. — Кто знает, что является для тебя глупым вопросом, а что — нет? Только ты. Но, возможно, через некоторое время я тоже начну в этом разбираться.       — Звучит заманчиво, — Леди слабо усмехается, открывает дверь в комнату, приглашая войти внутрь. — Чай?       Он входит, осматривается. Кухня. Всё те же красные раздражающие узорчатые обои, мебель из тёмного дерева, чистый деревянный пол, который не так давно (наверное, недели две назад) покрыли свежим слоем лака, небольшой тёмно-красный ковёр. Под потолком несколько ламп в японском стиле, в одну из стен был вделан малый грузовой лифт, такие часто используются на кухне. Делает пару шагов вглубь комнаты, собирается сделать третий, но замирает, а после испугано делает шаг назад. Он чуть не наступил на какое-то маленькое белое существо, чем-то похожее на поганку с остроугольной шляпкой.       — Что случилось? — из-за его спины выглядывает Леди. — А, это, — она подходит к существу, присаживается рядом с ним на корточки. — Что ты здесь потерял? — она приподнимает его, подцепив двумя пальцами. — Случайно сюда попал? — встаёт, оборачивается к Моно, показывая ему это существо на руках. — Это ном, у меня таких много, работают на Чреве.       — Он тебя боится, — усмехается Моно, глядя на маленькое дрожащее тельце.       — И правильно делает.       Он не успевает моргнуть, как слышит хруст ломающейся маленькой шейки и видит, как безвольно на её руках повис ном. Моно прикрывает глаза, отворачивается в сторону: это её место, её порядки, и не ему её критиковать, хотя это было крайне мерзко, отторгающе. Боковым зрением наблюдает, как она кладёт тело на небольшое фарфоровое блюдце, накрывает крышкой и отправляет в холодильник.       — Зачем тебе это?       — Чтобы съесть? — она криво усмехается, походит к нему. — Знаешь, когда я говорю, что Чрево голодно, то нужно есть мне, ведь мы неразрывно связаны. Погибну я, до появления новой Леди — погибнет весь корабль. А я питаюсь не только святым духом, но и чужими душами, и обычной едой…       — И сырым мясом. Знаем мы тебя, Шестая, — по его лицу расплывается тонкая пугающая улыбка, но Леди уже была далеко не из таких людей, у которых от одного его выражения лица сердце из груди выскочит. Раньше — да, она боялась его, вздрагивала, когда видела это лицо по телевизору, на фоне сигнала Башни, но сейчас — эта маска надменности только раздражала, ведь она понимала, что он не так уж и сильно изменился.       — Хватит называть меня этим именем, — она скалится, берётся за лацканы его пиджака, тянет на себя. — Сколько раз тебе это повторить, чтобы ты это запомнил? — она замолкает, отталкивает Моно на расстояние вытянутых рук, немного наклоняется. Слышится слабое урчание живота. — Чёрт, — резко выпрямляется, делает несколько быстрых шагов в сторону двери. — Чайник уже с водой, кружки и чай — в верхних шкафчиках. Всё, что найдёшь — всё твоё. Вернусь минут через десять, — слышится резкое захлопывание двери, звуки удаляющихся шагов и какая-то неразборчивая брань.       Он удивлённо смотрит на закрытую дверь, после чего слабо хмурится, ищет взглядом чайник. Её голод объяснял многое, но одновременно он всё ещё был для него загадкой. О Леди много говорили в обществе, но никто и никогда не упоминал о голоде. Возможно, просто потому что она говорила не про себя, а про Чрево. Моно снимает пиджак, аккуратно вешает его на спинку стула, берёт чайник, ставит его на уже включенную плиту, достаёт сигарету, закуривает. Теперь ему понятно, почему она убила нома, но, кажется, остатки не затуманенного сознания не позволили съесть его прямо на глазах у Моно, а тем более — наброситься на самого Моно.       Вернулась Леди и в правду через десять минут, когда Моно уже успел сделать чай и усесться на стул — как хорошо, что ему не пришлось вновь сидеть на полу.       — Поела?       — Так, на скорую руку, — она садится на соседний стул, он кивает, пододвигает ей кружку. — Это мне? Спасибо, — Шестая снимает маску, кладёт её на стол и берёт в руки кружку, языком пробуя температуру чая. — Кипяток. Убить меня собрался? — она улыбнулась, и Моно еле заметно улыбнулся ей в ответ: её настроение после приёма пищи улучшилось и стало куда легче просто находиться рядом с ней. — Жалко, что на долго не хватит, но оставлять гостя одного на длительное время — некультурно.       — Могла бы при мне поесть, будто я за свою жизнь не видел весь бред и ужас этого мира, — он слабо усмехается, но быстро замечает, как Леди потускнела, уставившись взглядом в стол. — Что такое? — он пододвигает свой стул поближе к ней.       — Не то чтобы я сильно волновалась о своей репутации, но остатки чести и достоинства не хочется терять перед тобой, ведь это очень низко.       — О какой чести или достоинстве может идти речь, когда ты меня когда-то давно бросила в Сигнальной Башне, а сегодня прямо при мне сломала шею нома? — кажется, при этих словах она стала ещё больше серой. — Может, тот давнишний случай я зря упомянул, но я всё же считаю его важным, требующим напоминания.       — Хочешь, чтобы я просила у тебя за тот случай прощения? — Леди злобно поглядывает на него, после чего крепче обхватывает кружку, отпивая из неё немного чая. — Что ж, без пробле…       — Я не собирался требовать от тебя прощения, так что умолкни, — огрызается Моно, откидывается на спинку стула, отпивает чай. — Не ты виновата, что я лицом не сильно вышел.       Леди смотрит на него. Лицо, как лицо, в нём нет, и не было ничего выделяющегося, не считая глаз. Вот они тогда сыграли над ними злую шутку. Склера самая обычная, но вот радужка… Светлая. Не голубая, не обычного серого цвета, а именно что бледно-бледно серая, практически не имеющая своего оттенка, сливающаяся со склерой. Моно, заметив её взгляд, отворачивается, прикрывает ладонью глаза. Комплексы всё ещё остались.       — Я, конечно, тоже молодец, — грустно произносит Шестая. Моно в ответ лишь кивает, без лишних слов берёт её за руку. Что-то рефлекторное, на подсознательном уровне, будто в нём проснулся тот самый девятилетний ребёнок. И при первом же осознании того, что он совершил, он хочет отдёрнуть руку, но чувствует, как тёплые тонкие пальцы Леди переплетаются с его пальцами. — Ведь именно на мне завязан этот чёртов цикл, который травит наши жизни, — всё с той же тоской в глазах она смотрит на их руки, оглаживая большим пальцем его сухую кожу на ладони. — Я бы хотела изменить жизнь, не быть зависимой от Чрева, от своего голода, из-за которого я совсем не похожа на человека. Да, мы — монстры, очередные жертвы Башни и кучи других обстоятельств, но я не хочу… — она замолкает, откидывается на спинку, запрокидывает голову, разглядывая потолок.       — Пожалуйста, перестань так мыслить. Мы уже ничего не изменим, — Моно наклоняется, заставляет её посмотреть на себя, осторожно проводит пальцами по её щеке, она, словно кошка, тянется вслед за рукой, жмурится, слабо и как-то неуверенно улыбается. — Ты уже ничего не изменишь, я — тем более. Я бы с удовольствием, но я не всесильный. Меня не бесит тот факт, что ты отпустила мою руку тогда в Башне. Но я копил на тебя злость и обиду за то, что ты оставила меня одного. Странно, да? Впрочем, это уже не важно. Спасибо, что разрешаешь находиться рядом с тобой.       — Я же тебе говорила, что скучала по тебе.       Моно неуверенно наклоняется ниже, с опаской целует в губы. Ничего не происходит.       — Можно задать тебе один очень глупый вопрос?       — Валяй, — она отпускает его руку, нормально садится на стул, распускает волосы, расчёсывая их рукой, внимательно смотрит на него, ожидая вопроса.       — Как бы это спросить, чтобы глупо не звучало, — впервые за долгое время к его лицу приливает кровь, он смущённо улыбается, отводя взгляд. Леди неспеша берёт кружку, медленно допивая чай. — Если дело дойдёт до постели, то мне быть готовым к тому, что ты попытаешься откусить мне голову? — ответная реакция не заставила себя ждать: она с изумлением посмотрела на него, выплёвывая чай обратно в кружку.       — Что? С чего в твою голову вообще это пришло?!       — Ты про что именно? Про постель или про откусанную голову?       — Про второе, конечно, — Леди фыркает, встаёт, доходит до раковины и выплёскивает чай, споласкивая кружку.       — Я не слышал, что ты делала со своими ухажёрами в постели, вот и предположил, что ты, как самка богомола, отгрызёшь мне голову, для восполнения своей энергии и утоления голода.       — Что за бред ты несёшь? Если тебе так интересно, то у всех своих прошлых хахалей я поедала душу, а тело отправляла поварам. Но я уверяю, тебя это не ждёт, даже не мечтай.       — Откусанный язык меня тоже не ждал, но как-то же он у меня появился.       Шестая усмехается, оставляет кружку на столе, садится ему на колени, заглядывая в глаза:       — А вот слушать надо было.