Приходи

      Приходи, приходи, приходи, Коралина, ко мне — я живу за секретной дверцей в твоей стене; здесь всегда открыто, проложен кратчайший путь, в коридоре тесно и некуда будет свернуть, я сижу и жду в конце твоего пути.       Я же знаю, что ты сегодня должна прийти.       Здесь уют, приют, залежавшийся тёплый шарф, здесь никто не посмеет нам с тобой помешать; здесь в шкатулке лаковой для тебя чудеса: цирковые мыши, лиловые небеса, заколдуй-цветы, гирлянды огней ночных…       Это место создано только для нас двоих.       Приходи, приходи, приходи скорее ко мне — я плету паутину с другой стороны теней, я и ключ, и цель, и твоя суррогатная мать, у меня восемь лап, чтобы крепко тебя обнять. Да зачем тебе, детка, эти глаза сдались? Чтоб встречать вокруг равнодушие лживых лиц? Чтобы выплакать от предательств последнюю соль? Чтобы видеть, как время красит седым висок? Ты прими мой дар: он пугает тебя пока, и дрожит в замешательстве мелко твоя рука, и сомнения гложат тебя, будто зверь, изнутри…       Ведь не пуговки — целый мир я хочу подарить.       Пусть он сумрачен, склепен, пускай в нём клубится ночь,       но он сможет, моя Коралина, тебе помочь.       В нём отказов нет — всё как пожелаешь ты.       Запирай-ка дверь! А я замету следы.       Приходи ко мне, приходи, приходи, приходи — чтобы матерью зваться, вовсе не нужно родить. А родившей, милая, на тебя плевать — из меня ничуть не худшая выйдет мать. Я в коре, в норе, с иной стороны земли, и меня твоё одиночество, Кора, злит: почему не хочешь уйти со мной навсегда? Не живая — мёртвая у меня вода, но зато и смерти здесь не познать вовек.       Сыплет пыльным ватином серый паучий снег.       То хрипо́й ноябрь у меня, то хромой февраль.       Укрывает липким пеплом моя вуаль —       как в саду, что заброшен уже сто лет;       как во сне, которому продолженья нет;       как в кошмаре, в удушливом чёрном бреду…       Приходи!       А не то я сама       за тобой       приду.