Серьёзность молодости

Полна теней и черных домино Твоя душа — уединённый сад, Где звуки струн и смех, и всё равно Почти печален этот маскарад. В минорном тоне здешним голосам Привычно петь о радости земной, Ни счастью здесь не верят, ни слезам, И голоса сливаются с луной. Поль Верлен

      Вот уже скоро, скоро. Глаза её сегодня голубели больше обычного. Вот уже скоро, скоро. Она отошла от туалетного столика и снова вернулась к нему, чтобы правильно ущипнуть себя за щеки. Переусердствовала — во внутреннем уголке глаз скопился слёзный блеск. Она такая бледная. И сухие губы у неё цвета пожухшей розы. Она торопливо втёрла в них вазелин. Вот уже скоро, скоро. А что, если ему нравится бледность? Дрожащая рука — к пуховке, припудривала. Нарцисса остановилась на мгновение. На нижней реснице подрагивал хрустальный шарик, если скатится вниз — всё погибло. «Ведь всё уже решено, так зачем?..» — думала она в смятении. Ей почему-то воображались новые портреты — она и он. На этих портретах они уже другие, уже поумневшие, уже с тайным знанием, уже те, в которых не грех влюбиться подобострастно. «Нарцисса!» — позвал голос матери. В этих обстоятельствах он звучал на пару тонов ласковее. Она последний раз посмотрела на себя в зеркало, вышла из комнаты и стала медленно спускаться вниз. Чем медленнее, тем лучше. Она будет помнить только это: на тёмно-фиолетовых обоях дамасский узор вспыхнул серебром и погас. Ступенька скрипнула под ногой. Ох, не должна была она скрипнуть.       В гостиной он — стоял спиной к ней, заложив руки за спину, сжимая в одной из них трость. Тут же обернулся. Он улыбнулся ей. Он как будто рад ей. А она — рада?       Впервые они пили чай без посторонних. Они говорили о том, какой фарфор самый дорогой. Он допил последнюю каплю, осторожно поставил чашку на блюдце и сказал: «Позвольте, я продемонстрирую?» Ложкой — по фарфоровой стенке. Тонкий и мелодичный звон. «Вот такой должен быть», — пояснил. «Я мог бы быть вам опорой», — говорил он взглядом. «Я могла бы вас полюбить когда-нибудь», — говорила она взглядом.       Круглый стол посередине комнаты. На столе — высокая ваза из белого стекла, наполненная водой. Сезон чайных роз — кремовых, чуть коричневых по краям загнутых лепестков. Охапку их принесли из сада и положили на софу. «И кому в голову пришло?» — нарочито недовольно, чтобы скрыть смущение, воскликнула Нарцисса. И принялась сама подрезать стебли и ставить розы в воду. По одной. «Вам нравятся цветы?» — спросил он. «Не очень, — сказала она честно. — Цветы вянут. А я люблю то, что надолго».       Он собирался поведать ей, что ему нравится, как она мыслит, но вместо этого стянул тугую перчатку. Наблюдая за тем, как волнуются складки её подола, когда она отходила к софе и обратно, он думал, что будет заботиться о ней. Он закажет её портрет, и на нём её запечатлеют в таком же платье — это существенное условие. Эльф появился в комнате, чтобы забрать поднос с чайником и чашками. Шуршащую тишину нарушили его неуклюжие извинения и трение столовых приборов о медь. Когда эльф исчез — новая драпировка в бархат молчания. Он стянул вторую перчатку и принялся репетировать про себя: «С первого дня, как я увидел вас… увидел вас…» Ведь именно это начало объяснения соответствует случаю? «Нет, — отверг он, — не увидел, а узнал вас, потому что знание важней… так-так… И с тех пор я был убеждён, что нам… мне и вам…» Её хорошенький затылок весь в переплетении светлых прядей, а среди них мерцал камешек на гребне. Прибрано и аккуратно в её причёске всё, кроме пушка волос у шеи.       «Нарцисса», — обратился он. Она замерла. Неужели вот сейчас скажет? Как он это скажет? И ей придётся что-то придумывать в ответ — какая мука. Продолжение не последовало. Секунда, другая, третья. «Да?» — едва дыша, вымолвила она, оборотилась в профиль и опустила глаза. «Какое кольцо вы бы хотели?» — поинтересовался он с чопорной учтивостью, и словно бы свежий распустившийся бутон положили под пресс. Она расправила плечи. Что ж, зато теперь она поняла, как держать себя. Почувствовала облегчение. «Я полностью доверяю вашему вкусу». Она развернулась к нему совсем, развела руками, мол, делайте, как считаете нужным, и сцепила их в замок у талии. Хотя в ту минуту он этого знать не мог, жест впоследствии станет её любимым и будет считываться им как проявление женского смирения и дружеского дозволения поступать по-своему. Нарцисса прошла мимо софы и случайно задела её краем юбки. Одна роза упала на ковёр. Он подоспел раньше — поднял розу и держал её, как бокал шампанского. Над лепестками он видел лицо — совсем близко. «Я бы мог предложить вам поцелуй, чтобы скрепить договорённость», — вещал его взгляд. «Я бы рассмотрела ваше предложение», — вещал её взгляд.       Они поставили розу в вазу. Он сжимал стебель сверху, она — снизу. «У этого сорта нет шипов?» — спросил он. «Нет. Это гибридные розы, — пробормотала она. — Они выдерживают даже сильный холод. Так их вывели».       Он подарит ей кольцо с бриллиантом, решил он. Она ещё не знала, что в будущем, если ей покажется, что он уделяет ей мало внимания, а он будет искать путь к примирению, её присказкой-напевом сделается: «Бриллианты не вянут. Бриллианты не вянут». И всё-таки чайные розы — они почти терпимы.