В окнах дома

Дорогая, я вышел сегодня из дома,

поздним вечером,

Подышать свежим воздухом,

веющим с океана

©Бродский

С пустыми руками на чай идти не хотелось. Пришлось спускаться сначала в магазин, и только потом подниматься не на родной третий этаж, а на четвертый. Там Вильгельма уже ждала приоткрытая дверь. Сохраняя приличия, мужчина все же постучался. Неловко стоя у порога, оповестил о приходе: —Григорий, здравствуйте? Могу войти? —Тут же он показался в дверном проеме. —Здравствуйте, конечно. —Ничего не сказав больше, ушел обратно. По пути на кухню, Вильгельм не мог понять, что за странное ощущение его преследовало. Проведя некоторое время только в сопровождении закипавшего старого эмалированного чайника, после его снятия с огня, стало до звона в ушах тихо. Слишком стерильно. Шум ветра за окном не слышно, и перманентное гудение голосов соседей тоже. Находиться в молчании было некомфортно. Но никто из них не знал с чего начать разговор. Вильгельм решил, что спросить про тишину будет уместно. —Могу спросить, почему у Вас так тихо? —Разглядывать кружку с чаем, безусловно, очень увлекательно, но гораздо интереснее внимательнее рассмотреть собеседника — он поднял глаза. —Хорошая звукоизоляция. Это был главный критерий при выборе квартиры. —Подстать тишине ответил Гриша. Неспешно поднялся со стула и подошёл к полкам. —Конфеты или печенье? Вильгельм задумчиво моргнул. На него так повлияла зыбкая атмосфера? Возможно. А Гриша своими плавными движениями органично вписывался в это. —Печенье. И не напрягает Вас ничуть? —Что? Тишина? Нет. Так спокойнее. —Мужчина облокотился плечом о стену, поднял взгляд. То ли вечерний свет, резкими лучами падающий из окна, давал такой эффект, то ли у него правда были красные глаза. Не от недосыпа или переработок, как бывает у многих, а сама радужка. Чем бы эффект не оказался, Вильгельм счел это красивым, и уже прокручивал в голове приблизительное текстовое описание. —А Вас напрягает? Мне гудения холодильника хватает. —В некотором роде да. Иногда у меня создается ощущение, что стены не просто тонкие, а их нет вообще. Непривычно скорее. —Вильгельм неоднозначно качнул головой. И спокойное, если можно сказать, отрешенное даже, лицо Гриши тронула лёгкая улыбка. —Возможно, я просто отвык. —В доме настолько шумно? —Вы даже не можете представить как. Спасают только шумоподавляющие наушники. Но и это не панацея, не жить же в них. —Снова тишина разрезала на немного образовавшуюся атмосферу спокойствия. Постепенно скованность уходила. —Вы писатель? —Это был вопрос, но получилось скорее утверждение. —У Вас красивый слог... И почерк тоже. —Гриша не понял сам, почему и для чего заметил про почерк, по большей части, это ни к чему отношения не имело, но его правда впечатлили ровные строчки с редкими завитками. Вильгельм довольно сощурился. Одно дело, когда хвалят вылизанный и чисто отредактированный текст, другое — душевный порыв, не подвергшийся редактуре. —Спасибо. Вы красиво поете, разве что слов я не слышал. Если не секрет, что поете? —Разное, но если в общем, то рок. БГ, Бутусов, Би-2. —Вильгельм на это немного огорченно выдохнул, но только потому, что ему эти названия ни о чем не говорили. О предпочтениях красноречиво говорила скорее всего мерчевая футболка, которая только попалась на глаза. —Не знаете? Думаю, стоит ознакомиться. А Вы что слушаете? —Гриша тепло улыбнулся, тема музыки явно его очень трогала. —Даже не знаю. Жанр точно не назову, сейчас разное. —Мне кажется, Вам бы понравились Queen или Pink Floyd. Зарубежную слушаете? Вы немец, ведь так? Мужчина взмолился, чтоб его избавили от шуток про Рамштайн. Ни один русский на его памяти не смог промолчать. Хотя собеседник по первому впечатлению не был похож на того, кто мыслит так клишированно, и все же ассоциация не очень желательная. —Да. Но я разве упоминал об этом? —Вскользь, но и по вам видно... Почему Волгоград? —Вильгельм слегка потерялся от смены темы, думал, всё-таки продолжат про музыку. Даже не быстро нашелся с ответом, немного посмотрел на Гришу, действительно думая “почему”. —Не знаю. Я просто хотел уехать. Разошлись во мнениях с братом. —Вильгельм закатил глаза. —А сюда ему слишком проблемно будет добираться, он не станет так заморачиваться. —Бунт значит? —Гриша продолжал по-доброму улыбаться. Ему отвратительно шло то бьющее в глаза освещение, как будто он сам светился. Так нерасторопно и легко они общались совсем не долго. Преимущественно беседа ушла к городу. Шуму, дорогам, управлению, в итоге пришла к прогулкам. Возможно, ещё рано судить, но этот человек вызывал доверие, положительно избавив от неуместных комментариев по поводу национальности. Несмотря на то, что разговор начался с неловкости, сейчас спокойствие струилось по кухне лучами. Вильгельм был рад, что, возможно, нашел себе ещё одного друга в городе. Кроме Рахима. Остальные были достаточно далеко, чтобы видеться часто. К прочему прибавлялось то, что, пока Вильгельм собирался подвести к возможности следующей встречи, Гриша предложил встретиться у него, чтобы не бегал лишний раз с костылями. Внимательность необычайно подкупала. После обволакивающей и тянущей тишины, возвращаться в шумную квартиру было не то чтобы приятно. Соседи как под настроение решили устроить очередной скандал. Вильгельм замкнул дверь и прислонился к ней спиной. Вовремя, потому что в следующую секунду ногу прострелило болью. Он съехал вниз, схватившись за место травмы. Спицы давно вынули, но переломы не проходят бесследно, оставляя за собой неожиданные резкие боли. Неприятно. Радоваться было нечему, но он утешался тем, что вторая нога была целее, всего лишь содрало кожу.

***

На своем рабочем месте, преследовало зыбкое ощущение неправильности. Не настолько очевидное и крепкое, но ощутимо неприятное. Перед глазами косые заметки, а на экране по-прежнему пусто. Положительный настрой перебивался работой. Невозможность собраться в кучу, невозможность найти мысль, невозможность сесть, выжать хотя бы пару строк, хоть каких. Все это приводило в не лучшее состояние. Ему и так перенесли дедлайн черновика, а он ещё и не был начат. Может и стоило бросить это и окончательно уйти в редактуру или жанр поменять. Может и прав был брат, когда сказал, что на “почеркушках” далеко не уехать. Может изначально надо было идти по накатанной в журналистику. Или рецензентом, к кинематографу тоже лежала душа. Не смотря на плохие мысли, Вильгельм не собирался бросать свои миры. И даже не начатый этот. Надо довести дело до конца. Он очень жалел, что не мог много ходить, так бы прогулялся по парку, отвлекся. Все проблемы решаются хорошей прогулкой. Ну, и кофе тоже. Или чаем, если случится настроение. И правда же, после короткой встречи заметно полегчало, совсем ненадолго, но возымело эффект. Просидев ещё немного, захотел всё-таки выйти из дома чуть дальше двора. Неспешно распахнул дверь и в шоке распахнул глаза. Перед ним стоял Гриша, протянувший руку к звонку. Признаться, неожиданно. Разошлись пару часов как. —Он не работает. Ты… Вы зачем? —Мы так и будем общаться самолётиками? —В подъезде потемки, а Вильгельму кажется, что Гриша может вместо лампочки быть. Вероятно, только кажется, ведь лицо оставалось спокойным, да и темно же, что там Вильгельм увидел? Несмотря на очевидную Гришину неловкость, что-то было в нем искрящееся забавой. В выражениях, голосе? —Может обменяемся номерами? —А Вы против? —Плохое настроение было жалобно прижато и откинуто в сторону скорой встречей. Получив в ответ насмешливо-саркастичный вздох, согласился. —Тогда ладно. Прогуляемся? Гриша окинул себя взглядом, намекая, что в домашних шортах и выцветшей футболке далеко не стоит ходить. Вильгельм пожал плечами, ответил, что ему недалеко сходить переодеться, но если он не хочет, то ничего страшного. Гриша обещал пару минут и убежал, а Вильгельм, прикинув сколько у него займет спуск по лестнице, решил не тратить время зря. Замкнул квартиру и медленно, по одной ступеньке, пошел, не рискуя спускаться быстрее после приступа. Гриша нагнал его на втором этаже. Молча шел рядом, понимал, что помочь может только не торопя. Вильгельм был намерен погулять подольше, чем обычно, но не представлял как к этому отнесётся новый знакомый. Чесалось поболтать, но настроение подкидывало только искренне дурацкие темы. В силу того, что мысли уже перескочили на работу, только такие темы и попадали на язык, но проблемой делиться с практически незнакомцем не хотелось. Вполне комфортно просто находиться в чужом обществе. Лёгкая прохлада покусывала руки и забиралась под штаны и рукава тонкой кофты. Приятная осень, с ярким небом и не до конца облетевшей листвой, позволяла наслаждаться пока ещё короткой прогулкой по двору. Не так давно, он регулярно выбирался в парк или подолгу сидел на площади, рассматривая прохожих, изредка делая заметки. Наблюдать за людьми интересно, куда-то спешат, поодиночке или компаниями, перебегают дорогу на красный или вовсе идут там, где ни перехода, ни светофора нет. Но дом слишком далеко от центра города, в одиночку сложно и не хочется. В одиночку… —Григорий, позволите два вопроса? —Получив в ответ заинтересованный взгляд и кивок, продолжил, —Можем ли перейти на ты? И не против ли Вы съездить в парк? Я давно там не был. —Думаю, можем. Все сразу. —Вильгельм собирался разворачиваться в сторону остановки, Гриша не двинулся с места. —И далеко уедешь на маршрутке? —В руке блеснули ключи. Предупреждая вопросы, Гриша наигранно растерянно усмехнулся и объяснил: —Случайное стечение обстоятельств. Без понятия как они оказались в кармане. Вильгельм сделал вид, что поверил, и пошел следом. В машине всяко лучше, чем на общественном транспорте, до и от которого ещё надо дойти. Нервно перебирая ключи между пальцев, Гриша спросил, куда он обычно ездит и не против ли пройтись по набережной. На своем хоть на край света, а ночная набережная с видом на реку, иногда и правда походила на него. Как только раздался звук зажигания, из динамика заиграла смутно знакомая мелодия. Половину песни Вильгельм внимательно слушал, в такт постукивая пальцами по подлокотнику. Как будто что-то не то было, что вызывало сомнения в ее правильности... Манера исполнения! Не дослушав до конца, Вильгельм поделился впечатлением, слегка прикрутив колёсико магнитолы: —Мне кажется, твоя версия лучше. —Не ожидая ответной реакции, мазнул взглядом по напряженному Грише и отвернулся обратно к окну. На нем светлый, вязаный свитер очень хорошо смотрелся. —Спасибо. Но почему тебе так кажется? —На осмысление комментария ушло немного внимания, без которого чуть не пропустили зелёный светофор. —Если бы я знал, —Вильгельм задумчиво хмыкнул, —но кажется, на слух приятнее. Без задирания тональности. Гриша почти рассмеялся. Редко увидишь человека, который предпочтет любительское исполнение оригинальному. Хотя и любителем себя было некорректно называть. —Не впечатлил Кипелов? —Почему же, это красиво. Понимаю почему музыкант на слуху. Набор высоты отлично передает настроение песни, —Вильгельм запнулся о мысли, стоило немного подумать над дальнейшими словами. Эмоции есть и есть что сказать, но как это грамотно выразить… —Просто… по другому ощущается, и то, что первым услышал как будто откликается больше. —Мужчина откинулся на кресло, повернул голову, в этот раз намеренно ожидая рассмотреть реакцию. Едва поджатые губы в улыбке, большие пальцы, нервно поглаживающие руль, чуть покрасневший кончик уха. Даже не понял, как сделал человеку комплимент. И самому стало приятно. Вильгельм мог многое сказать конкретно про Гришино пение, разными выражениями, на разных языках и отчего-то этот порыв его смутил. Возможно потом. Пока что неуместно. Музыка из динамика сменяла друг друга под их лёгкие разговоры. Вечер располагал к беседам о чае, кофе, детских площадках и своем детстве, школе и книгах. Вильгельм так восхищённо отзывался о зарубежных авторах, русских поэтах, Грише казалось, что он понял, почему тот пошел по литературному пути, но в то же время не до конца. Было в рассказах что-то тоскливое. —Почему ты начал писать? —Успел заполнить короткое молчание, начавшееся с биографии одного из прозаиков о его подходах к работе, Гриша весьма уместно и быстро. Вильгельм потёр висок, пытаясь вспомнить, как и когда это случилось. Будто литература всегда была с ним, успеваешь забыть, что это не так. —Причину сказать?.. —Ответил на протяжном выдохе. —Может быть, мне хотелось насолить одноклассникам, сочиняя про них всякую ересь. Правда, они об этом не знали, но это хорошо меня успокаивало. К тому же родители не были в восторге от драк и я придумал, куда деть свою мстительность. Теперь Вильгельм по-ностальгически спокойно улыбался, вспоминая содержание. Смотря на него, Грише не могло не передаться настроение. Видно, человек горит своим делом и не жалеет, что начал это из-за глупости. —Сейчас что-то пишешь? —Пытаюсь. —Раскрывать мысли по-прежнему не хотелось, несмотря на образовавшееся доверие. Но желание дружить кричало, что должны быть не единичные точки соприкосновения во мнениях. Чуть ли не самым главным критерием в проверке на адекватность стоял вопрос насчёт работы писателей или художников. И к большому удивлению многие плошали с ответом. Не то чтобы Вильгельм сомневался в собеседнике: о работе не хотелось думать. Нервно дёрнув плечами, прогоняя наваждение, натянуто-спокойно продолжил: —Пишу номинально. Черновик должен быть через два месяца; у меня даже плана нет. Надеюсь, что чудом справлюсь. Гриша не сразу ответил, не подумав говорить лишь бы сказать — плохая идея. Они пошли каждый в своих мыслях, уводя взгляд друг от друга, разглядывая все подряд. В будни ночная набережная относительно немноголюдна. Река переливалась отраженными огнями. День почти закончился, в том же спокойном темпе, что и начался. Нервотрёпка с работой вновь была временно отодвинута. Забавно получается, Вильгельм шел на прогулку специально, чтобы хоть немного подумать над книгой, а по итогу, за вечер мысли были совершенно о другом. Не лучше, не хуже, и тем не менее, даже те, другие мысли, неизбежно привели к работе. —Нет идей? —Пустота в голове. Ей богу, хоть про бабок во дворе пиши. Очень жизненно. —Вильгельм тяжело вздохнул и остановился. —Какую бы историю ты рассказал ребенку? —Может быть что-то магическое? У тебя есть требования к сюжету? —Нет. Мне дали полную свободу. —Вильгельм задумчиво склонил голову, обдумывая чужие слова. —Ну например, разрозненность перед праздниками, в которые всегда случалось чудо. Или может жильцы дома настолько мрачные и не дружелюбные, что их дом магия обходит стороной? —Гриша предложил хорошее решение, очень хорошее. Сменить жанр — то о чем думал сам, но не решался. Вильгельм ошарашенно смотрел, отчего мужчина стушевался и отвернулся к речке. —Я просто фантазирую. Можно ведь в творчество завернуть свои переживания. Это правда имело смысл. Но Вильгельм не задумывался об этом пока писал детские рассказы — довольно малое пространство для художественного маневра. То, что он делал в основном подсознательно, обрело форму после чужих слов. Всегда он надеялся на свой профессионализм и отрицал возможность сублимации. Но оглядываясь назад… Во многих его книгах точно прослеживался он сам, что приносило некоторое разочарование. Зачем засорять своими чувствами своих героев? Получается, они от этого становятся однобокие? Вовсе нет, наверное, это попытка донести что-то не только до читателя, но и до себя.