Искры на двоих

      Капли дождя ударялись о стекло с ритмичным стуком. Лампа, стоявшая в углу гостиной возле большого кремового дивана, отбрасывала мягкий свет, освещая комнату лишь наполовину. Тёплое освещение распространялось по комнате, растворяясь в полумраке.       На небольшой кухне, не разделённой стеной, горела приглушённая подсветка, окрашивая её в нежный тёплый оттенок, а лёгкий аромат свежесваренного кофе ещё витал в воздухе.       Напротив дивана стоял шкаф во всю стену, выполненный в современном стиле. На нём висела плазма, а в нижнем ящичке лежала игровая консоль с двумя джойстиками: один зелёного, другой оранжевого цвета с чёрными узорами. В стеклянном шкафу слева от плазмы стояли книги разных жанров: детективы, стратегии, фэнтези; манга, комиксы и тетради. На верхней полке — цветы, стебли которых каскадом свисали вниз, несколько кубков, пара фигурок и рамки с фотографиями, символизирующих любимые моменты их жизни.              Длинные пальцы перебирали пряди волос цвета густого леса. Волосы спадали на колени Кацуки, давая ему возможность легко играть с ними. Блондин смотрел сериал, а Изуку лежал у него на коленях, укрывшись пледом до подбородка, и с тихой улыбкой наблюдал за свои парнем, словно лицо того было важнее всех сюжетных поворотов на экране.       Кацуки не смотрел на него, но пальцы его правой руки нежно поглаживали голову Изуку, вырисовывая по коже невидимые узоры. Спустя некоторое время он поднял левую руку, которая до этого покоилась на груди Изуку, и коснулся его щеки, на которой был шрам. Большой палец медленно скользнул по его поверхности, даря мягкое тепло. Руки Кацуки всегда были тёплыми, они приносили покой.              Изуку закрыл глаза, погружаясь в тишину и прикосновения. В этот момент он чувствовал, как мир за пределами комнаты растворяется, оставляя только его и Каччана. Он был с человеком, которого любил больше всего на свете. И он знал, что Каччан чувствовал то же самое. Он мог бы пожертвовать собой ради него, но также мог бы и жить ради него. Наверное, правильнее сказать: он жил благодаря ему.       Когда поглаживания прекратились, изумрудные глаза распахнулись, и они увидели перед собой самого дорогого человека. Кацуки слегка наклонился, а на его лице отражались умиротворение и покой. Острый подбородок, губы нежного розоватого оттенка, ровный нос, и слегка сонные багровые глаза, светящиеся в полумраке, длинные светлые ресницы — всё это было тем, что Изуку так любил. Тем, чем он всегда наслаждался и что лелеял в своём сердце, бережно пряча от чужих глаз. Надеялся, что это у него никогда не отберут.              — Пялишься, — тихо, слегка хрипло произнёс Кацуки, нарушая тишину.       — Ты красивый, — просто ответил Изуку.       Кацуки ничего не ответил. Он лишь склонился ближе к лицу, которое покоилось на его коленях. Его губы остановились в миллиметре от губ Изуку, и тот тепло выдохнул в них. Тёмные ресницы затрепетали. Кацуки опустил свои губы на чужие, позволяя им обоим раствориться друг в друге.       Поцелуй был мягким, почти невесомым. Словно они оба боялись нарушить это мгновение, как будто слишком резкое движение могло разрушить хрупкий мир, который они создали только для себя. Жар Кацуки переполнял Изуку, растекаясь по его телу, заставляя сердце биться медленнее, но сильнее. Каждый выдох сливался с дыханием другого, смешиваясь в одном ритме.       Изуку оставался неподвижным, полностью отдаваясь ощущениям. Его руки, до этого безвольно лежавшие на пледе, начали медленно подниматься. Пальцы едва ощутимо касались шеи Кацуки, проходя по его коже, как будто изучая каждый миллиметр. Сначала робкие, но с каждой секундой всё более уверенные, они скользнули по крепким плечам, потом вверх, к лицу. Когда он мягко коснулся его скулы, Изуку почувствовал, как внутри него что-то щёлкнуло. Желание стать ближе, почувствовать его ещё острее, охватило его полностью.        Кожа Кацуки под пальцами Изуку была гладкой, а его дыхание стало неровным. Он ответил на поцелуй с большей настойчивостью, углубляя контакт, приподнимаясь и опираясь о локоть. Их губы теперь двигались в унисон, в котором сливались чувства и желание. Язык Кацуки мягко прошёл по нижней губе Изуку, и тот инстинктивно приоткрыл рот, позволяя поцелую стать ещё более интимным. Их языки встретились в медленном, но настойчивом танце, исследуя друг друга с тихой жадностью.       Тело Изуку откликнулось на это прикосновение. Он почувствовал, как его собственное дыхание стало горячим, а внизу живота вспыхнул жар. С каждым касанием и каждым движением губ, его желание стать ещё ближе только усиливалось. Пальцы Кацуки скользнули ниже, вдоль его шеи, оставляя за собой след. В этом было что-то притягательное и настойчивое, но не терявшее своей нежности. Кацуки задержал руку на его груди, чувствуя, как под тонкой тканью пижамы бьётся сердце Изуку, затем медленно начал поглаживать его грудную клетку и эти прикосновения, словно электричество, пробегали по всему телу.       Кацуки прервал поцелуй, лишь на мгновение, и их губы остались на расстоянии нескольких миллиметров друг от друга. Его рука скользнула ниже, останавливаясь на животе, поглаживая его. Когда Изуку опустил голову на плечо своего любимого человека, невесомый стон сорвался с припухлых и красноватых губ. Кацуки, не говоря ни слова, поцеловал Изуку в шею и это был его способ сказать: «Я здесь, и я буду здесь всегда».