sk8er boy

Чонин был взволнован и удивлён, когда на вопрос о подарке на день Святого Валентина Чан обнял и очень горячо прошептал, что лучшим подарком будет сам Чонин. Чонину и самому стыдно от своих мыслей, а тут ещё масла в юношеский огонь подливают. Просто странно было осознавать, что рано или поздно у них это случится. И каким бы смелым ни казался Чонин в общении, абсолютное отсутствие дальнейшего, более серьёзного опыта, заставляло тушеваться и переживать. Отношения с Чаном — лучшее событие не только прошедшего лета, но и, пожалуй, всей жизни Чонина. Подготовка к экзаменам и работа обоих отнимала много сил и времени, в таком режиме оставалось только лежать в обнимку, смотреть кино и целоваться. Целовались они с Чаном много и не всегда скромно. Иногда Чан укладывался сверху, и от тяжести его тела всё внутри сладко сводило. Но что делать с этим чувством Чонин только догадывался, и, пока судорожно искал в голове подсказку, начинал пыхтеть, напрягаться и отвлекаться по сторонам. На этом всё и заканчивалось, потому что Чан — понимающий бойфренд и не будет давить. Хотя с таким виш-листом начинаешь сомневаться. Но если уж быть совсем откровенным, то это и не принуждение вовсе. Чонину тоже хочется, ужасно хочется Чана, до гула в голове, до подрагивающих плеч под бьющими кожу струями душа и до постыдно красных ушей после. Чонин скорее боится облажаться, поэтому ему проще думать, что это когда-то произойдёт. Когда-то не сегодня. Теперь, когда Чан обозначил дату, она будто выделена красным маркером в календаре. И пусть вокруг рисуются маленькие сердечки, трепет в груди совсем не напоминает о влюблённости и романтике. Но Чонин взрослый, он справится. В один из вечеров, преодолевая неловкость и стыд, Чонин честно говорит, что никогда не был с мужчиной и вообще с кем бы то ни было в постели, поэтому не знает, как ему подготовиться. Он пытается успокоить себя, массируя голову Чана на груди, и тот точно слышит, как сильно и быстро паникует его сердце. — Под подготовкой ты имеешь в виду… — Да, это и имею в виду. — Чонин хмурится, стыдясь озвучивать прямым текстом. — Не переживай на этот счёт, я сам себя растяну. — Чан ластится, елозит щекой по груди и говорит об этом так просто, будто речь об утренней пробежке. Если раньше было тревожно и немного непонятно, то теперь всё стало ещё хуже. Чонин был на 200% уверен, что роль верхнего возьмёт на себя Чан, и теперь он, вроде как чувствует, что один страх отпустил, но на его месте разросся другой, более неприятный и липкий. Чонин ужасно, невыносимо и до обморока боится облажаться. Это же теперь вся ответственность за вечер на нём. А вдруг Чану не понравится? А вдруг у него было много более опытных и виртуозных любовников? А вдруг у Чонина недостаточно большой? Да и вообще Чонин же хлипкий и мелкий, какой из него актив? Даже думать об этом странно. Но не думать тоже невозможно. Особенно когда Чан щеголяет в этих своих коротких шортах по квартире, как Белла Свон перед воздерживающимся Эдвардом. Будто специально дразнит, хотя и не делает ничего особенного. Мир в голове перевернулся, фантазии стали горячее, а пару раз они даже снились. Чонин смутно помнит подробности, но фрагменты и ощущения он точно не забудет. Это было красиво, жарко, влажно и очень стыдно на утро. Чан никогда не будет с Чонином таким, каким предстал в этих снах, потому что сам Ян не сможет сделать ему так хорошо. Поездка с братом в Пусан, семейный ужин по случаю дня рождения и вечера у холодного зимнего моря проходят в паникующих мыслях. Ещё и билеты обратно на 14 февраля, как назло. Может, приехать раньше? Или не приезжать вообще? Нет, это будет совсем мерзко, Чонин обещал, что больше не сбежит. Значит, он приедет и сразу честно всё расскажет: как он боится, как не уверен в себе и как переживает, что Чану не понравится и он решит расстаться. Чан поймёт и не осудит. Сразу не получилось. Сначала Чан встречает на вокзале, довольный, как пёс, дождавшийся возвращения хозяина, хоть и держит себя в руках. Не будь рядом старшего брата, понимающе уткнувшегося в телефон, Чан бы точно сжал в объятиях до сдавленного кряхтения. Не хочется обсуждать всякие серьёзные и интимные вещи на перроне и в присутствии кого-то. Потом оказалось, что у себя дома Чан приготовил ужин, поэтому «поедем сразу ко мне, сходишь в душ и переоденешься у меня» не принимает никаких возражений. По дороге Чан не унимается с расспросами о Пусане, родителях, младшем брате и делится детскими воспоминаниями, когда они с семьёй тоже ездили на юг страны, но летом. Чан, предавшись воспоминаниям, кажется счастливым, прерывать его сейчас совсем не хочется. Чонин выдыхает, откинувшись на пассажирское кресло, заталкивает тревогу поглубже и откладывает разговор на потом. Ужин оказался и правда вкусный. Чонин знал, что Чан хорошо готовит, но сегодня он превзошёл сам себя. А Чан ещё смотрит так искристо в свечных огоньках, улыбается, интересуется, дурачок, вкусно ли. Конечно вкусно, даже если бы это был обычный варёный рамён. Чан подливает ещё вина, и Чонин надеется, что оно поможет набраться храбрости и, наконец, всё обсудить. В принципе, подарить Чану несколько долгожданных поцелуев перед волнительным разговором тоже не помешает. Задобрить, приласкать, сказать всеми способами, что Чонин любит, просто ещё не знает многого. Чан точно учился где-то гипнозу. Благодаря щекочущим бока пальцам сквозь мутные мысли просвечивает осознание уже текущей ситуации: Чан под ним, ёрзает нетерпеливо просит помочь ему снять с Чонина футболку. Мурашки на обнажённой, смуглой даже зимой коже действуют ещё более отрезвляюще, и Чонин знает, что выглядит, как дурак, уставившись на раскрасневшегося до шеи Чана. Он такой красивый сейчас, тянет руки навстречу, гладит спину, кусает припухшие губы и дышит на грани звука. Чонин видит, как измялась его рубашка, скрывающая красивое упругое тело; видит, как Чан трётся о его бедро, тяжело дышит и гладит обнажённые плечи. Чан же готовился, в том самом восхитительно смущающем смысле, и отступать сейчас равносильно ножу в сердце. Ну и что Чонин тут сопли развесил, не справится что ли? У всех получалось, и у него получится, это же где-то на уровне инстинктов должно быть. И прямо на этом уровне Чонин хочет Чана, это ощущается нутром и упирающимся стояком, придавленным бельём. Похер, что там будет, получится или нет, с этим они разберутся позже. Чан этой перемене настроения удивлён и обрадован, цепляется крепче, мнёт сильнее, голову задирает и сучит ногами, желая быть ближе и теснее. — Я уже растянут, пожалуйста, — Чан помогает с презервативом, потому что руки у Чонина трясутся и сам он не справляется, снова тянет на себя и шепчет в поцелуй, — я долго не выдержу, пожалуйста, малыш… Малыш? Чонин направляет свой член к сфинктеру, пытаясь собрать всю свою выдержку. В каком, блин, смысле малыш? Всё же маленький? Или потому, что он младше, а значит от него ничего не ожидают? Блять, да как они там в порно так ладно вставляют? От былого возбуждения как будто не осталось следа, а нарастающая паника абсолютно не способствует ситуации. — Давай я помогу, — Чан скользит рукой вниз, — вот… подожди, ты… обмяк? Ужасно, стыдно, унизительно… — От алкоголя бывает такое, не переживай. Катастрофа, пиздец, лучше сдохнуть… — Я помогу, давай не спешить, это я виноват, наверное… — Чан, заткнись, пожалуйста! Чан отдёрнул руку и отпрянул назад к подушкам, это видно даже через застывшие в глазах слёзы. Не хватало ещё и разреветься тут — полное разочарование. Грубость эта даже не специально, просто вырвалось, а попробуй объяснить, что Чонин не это имел в виду. Чонин сворачивается в клубочек прямо там, где был, сжимает от злости и обиды скомканное покрывало и трясётся, хнычет и уже не старается сдержать слёзы. Сейчас Чан его прогонит. Вот он уже разочарованно вздыхает, носом своим вечно больным шмыгает. Но самое ужасное, что он молчит. Хоть бы сказал что-то, или накричал за грубость. Слышен шорох постели, Чан поднимается и уходит. Так даже лучше, пусть Чонин сожрёт себя здесь сам, а потом уйдёт и больше никогда не вернётся. Нечего тут объясняться, всё кристально понятно. Чонин ужасный, неловкий, неопытный и вообще должен оставить Чана и его прекрасную жизнь. — Попей воды. — кровать сбоку проминается под его весом, а на плечах оказывается что-то мягкое и пушистое, кажется, халат. — И поговори со мной. Чонин выпрямляется, кутаясь в тёплую ткань и принимает бутылку. Чан уже успел натянуть шорты, но они всё ещё топорщатся в области паха. Какой же Чонин обломщик. — Ты… — Чан тянет, будто не решается спросить. — Ты не хочешь меня? От неожиданности слишком большой глоток выходит носом, и Чонин кашляет, покраснев и задыхаясь. — Мы уже давно вместе, Чонин, — Чан хлопает по содрогающейся в кашле спине и помогает вытереть капли с подбородка поясом халата, — но все мои попытки приблизиться к тебе дальше поцелуев ни к чему не привели. Ты так напрягался, и мне показалось, может, ты не хочешь. Но я как-то слышал, только ничего такого не подумай, просто краем уха услышал тебя в душе, чёрт, я был близок зайти и помочь. А потом подумал, что, возможно, дело во мне. Что я тебе не нравлюсь в этом смысле и ты меня не хочешь. Вот. — Хён, я… — новый поток слёз и новая волна стыда и истерики, — прости меня, хён, я не, это не то, я… Объятия Чана всегда дарили покой. И сейчас они такие мягкие и нежные, как пуховое одеяло. Чан прячет от всех тревог, целует в мокрый висок и укачивает. Заваливает их обоих на бок, и Чонин наконец может вытянуть затёкшие ноги. — Я боюсь накосячить, тебе не понравится и ты меня бросишь. — Чонин бормочет куда-то под ключицу. — Тревожное ожидание сексуальной неудачи? — У тебя было такое? — Нет, — Чан перемещает руку на затылок и играет с прядками, — я читал о таком. Ты как бы перенапрягаешься, надумываешь себе всякое, боишься не удовлетворить партнёра, стрессуешь из-за этого, а потом внезапно тело подводит в самый ответственный момент, и все страхи осуществляются разом. Это оно? — Похоже, что оно. — Чонин вздыхает судорожно. Видимо, он какой-то дефектный, раз это случилось. Чан о таком только читал, значит с ним не случалось. Ну конечно, он же сильный полноценный мужчина, не то, что Чонин — подросток и вообще не- — И не думай, что ты неполноценный. — поцелуй в лоб и тысяча тёплых чувств по телу от него, — Ты красивый мужчина, у тебя всё получится. Возможно, нужно обратиться к психологу, у меня где-то были контакты хорошего специалиста. — Подожди! — Чонин останавливает руку, тянущуюся к телефону, и прячет стыдливо глаза, — Давай позже, а сейчас… Может, мы можем попробовать ещё раз? Чан отстраняется и окидывает взглядом, будто решает, стоит ли вообще пробовать. — Ты уверен? — Абсолютно. Ладонь Чонина, ведомая каким-то внутренним чувством, ложится на крепкий бок, и Чан млеет на глазах, приближаясь в поцелуе. Он не такой страстный и торопливый, как ранее, скорее нежный, протяжный, ленивый, как потягивания затёкших после сна мышц. Чонину хорошо, он гладит слегка прогнувшуюся поясницу и позволяет себе, наконец, расслабиться, расплыться под тяжестью любимого тела и распустить руки, поглаживающие спину и плечи. Чан быстро считывает настроение, седлает Чонина, лишь на секунду разорвав поцелуй, чтобы снова соединить их губы. Кажется, они ещё никогда не целовались так. Было жадно, было томно, но не так медленно и распутно, сталкиваясь языками и глаза в глаза. Оказывается, если не зажмуриваться, внутри всё скручивает ещё сильнее от тёмного взгляда, каким Чан на него смотрит. — Ты можешь… — Что? Я для тебя всё могу, Чонин. — Чан жмётся ближе, громко выдыхая прямо в поцелуй. — Скажи ещё что-нибудь, — Чонин видит замешательство и утыкается в сгиб шеи, — ну там, про красивого и про мужчину что-то. Лёгкий, даже не обидный смешок и влажный поцелуй за ухом. — Ты просто пиздец какой красивый и сексуальный мужчина, Чонин, — голос у Чана тихий и хриплый, от него мурашки до кончиков волос, — я, кажется, совсем с ума схожу, но нет ни дня, когда я не думаю о тебе. И нет ни ночи, когда я не мечтаю о тебе. Его сладкие слова обволакивают, пока руки проходятся по груди, прессу, а сам Чан сползает ниже, покрывая поцелуями живот. — Мне так нравится твоя кожа, она всегда тёплая и напоминает о солнечных днях, когда мы только познакомились. — Чан откидывает край махрового халата и целует кожу лобка, слегка колючую от отросших волосков, — Это, наверное, звучит не очень, но если бы ты меня тогда попросил отсосать тебе, я бы сделал это дважды. Чонину стыдно, но так приятно слышать это. А влажные поцелуи на ещё не вставшем члене ощущаются приятной щекоткой и теплом физически и в груди. Даже такой, опухший от слёз, не до конца возбуждённый и неопытный он Чану нравится. — Положи руку мне на затылок. — Чан сам цепляет его ладонь и заводит за свою голову. А потом полностью погружает ещё мягкий член в свой рот, скользит губами от основания вверх и громко чмокает, выпуская. От его действий, даже не прямого контакта с тёплым ртом, а от этих звуков, движения головы и самого факта, что Чан так его ласкает, у Чонина дёргаются ноги и сгибаются в коленках. — Только не убей меня своими ножищами, хотя это была бы достойная смерть. Чонину кажется, что он где-то в бассейне с кучей маленьких шариков, так ощущаются чувства, бегущие под кожей. Движения головы под рукой размеренные и уверенные, Чонин чувствует, как кровь разгоняется, бежит к паху, и это возбуждение уже не остановить. Стоит Чану задать темп, как Чонина сковывает приятная судорога, и хочется уже самому толкнуться навстречу. Чан тогда замедляется, двигает только языком, погружая набухший член глубже и сжимая у основания. — Я, кажется… — Чонин напрягается всем телом, лишь бы не кончить так рано, хотя хочется так, что скулит. — Всё хорошо, Чонин, ты умница. Вытяни ноги. — Чан ласкает член рукой, пока ищет презерватив. — Тебе придётся немного подождать, но я быстро. Раскатав презерватив по, кажется, впервые настолько возбуждённому для Чонина, члену, и избавившись от шорт, Чан снова садится сверху, над торсом, и заводит руку за спину. — Положи руки мне на талию. — он двигает рукой, растягивая себя, а вторую сжимает поверх ладони Чонина. — Ты не представляешь, как это сводит с ума, как я хотел ощутить твои руки. Наверное, я кончу, лишь представляя, что ещё ты можешь со мной сделать. Ты готов? Слабый кивок, и Чан насаживается на член Чонина. Он тяжело дышит, привыкая, подаётся вперёд и сжимает плечо и шею. Взгляд тёмных глаз, как ориентир, всё, как тогда, когда Чан осваивал скейт. Горячие и немного липкие ладони крепко держат за талию и придают сил и уверенности. — Сейчас я начну двигаться. — Чан заглядывает в лицо, будто спрашивая. И Чонин отвечает на это, снова мелко кивая. Колени начинают дрожать сильнее, хватка на талии крепче, и только она спасает от моментальной отключки. Первый толчок отзывается в теле Чонина дробью мурашек и несдержанным стоном. — Я точно долго не продержусь, Йенни. — Чан выпрямляется, приподнимается на коленях и кладёт руку на свой член. — Но это же не в последний раз, да? Помоги мне своими сильными бёдрами. Чонин, на самом деле, даже не понял, о чём его попросил Чан, но быстро подобрал под себя ноги и вошёл в Чана. — Вот блядство! Нет, Чан, ласкающий себя и закативший глаза — вот где настоящее блядство. И Чонин рад бы залюбоваться, но в животе уже ноет от желания, и терпеть больше нет сил. Поэтому Чонин вбивается глубже, сам срываясь на стоны, пока Чан ноет, иногда закусывая губу и продолжая двигать рукой по своему члену. Напряжение в теле возрастает, но Чонин знает, что конец близок, ещё пара таких движений и сумасшествие точно накроет. Чонин кончает, падая всем телом и разумом, но продолжает сжимать Чана в руках, пока он увеличивает темп руки и ёрзает, посылая импульсы в догонку предыдущему оргазму. Его скручивает, и он почти наваливается сверху, даже не целуя, а просто выстанывая что-то в пересохший от частого дыхания рот. Чонин чувствует тепло спермы Чана на животе и его слегка подрагивающее тело, чувствует капелки пота Чана на груди и висках. Чонин чувствует легкость и долетевшую до своего возможного пика любовь. — Ты как? — голос Чана сиплый и еле слышный. — Ахуенно. — тело вдруг такое лёгкое, что Чонин, не рассчитав с усилием, стискивает Чана в объятиях. — Спасибо. — Тебе спасибо. За доверие. — Чан целует влажную шею и пытается восстановить дыхание. — И больше не убегай, помнишь? — Не убегу.