Bad (Good?) birthday.

Здесь сыро. Мокро. Противно. В воздухе витает запах металла и пороха. Дождь капает с темного неба, окропляя землю живительной влагой. Это мог бы быть прекрасный, ясный, счастливый день.

Ах, если бы он только успел.

Ну что за картина перед его глазами — Рагнвиндр старший истекает кровью, находясь в крепких объятиях любимого сына. Его бедро было разорвано, а левая рука — жестоко откушена, сломана и вырвана наживую чудовищем. На ее месте болтались куски окровавленной, пахнущей металлом плоти, прикрытые жалкими, мокрыми от дождя и крови, кусками разорванного в клочья рукава пальто. Его лицо исказилось в ужасающей гримасе, когда новая волна боли прошла по телу, заставляя выгнуться дугой, приводя лицевые мышцы в тонус, потом — упасть, сделать резкий, тяжелый выдох, опустошая легкие... И замереть. Его смерть была ужасающе мучительной, но недолгой. Крепус Рагнвиндр умер с открытыми глазами, которые пришлось насильно закрывать рукой его родному сыну.

———

Кэйа не находил себе места этим вечером даже после того, как люди разошлись, повозки убрали, и место смерти Крепуса вновь стало пустующим. Он был невольным свидетелем ужасающих, разрывающих сердце и холодящих душу событий. Он ведь еще мог успеть. Почему он не ехал еще быстрее? Это вполне могло бы предотвратить столь печальный исход и избежать трагедии, которая затронула его семью. В таком случае он виноват, верно? Что ж, он не чувствует ни капли вины. В конце концов, примерно в этом и заключалась его роль, его главная в жизни миссия, и то, зачем его сюда отправили. То, зачем его бросил его родной... Нет, биологический отец. А бросил ли бы своего ребенка действительно "родной" отец?.. Это уж вряд ли. Он издает усталый вздох, а после изо рта вылетает едкое, но тихое ругательство. Черт, похоже, он совсем запутался. Ему стоило бы немного отвлечься.

———

Кэйа держит в руках два одинаковых стакана — один — с виноградным соком, другой — с хорошим, крепко заваренным зеленым чаем. Кэйа хорошо знал Дилюка и его вкусы в напитках. Хах, помнится, когда они были совсем маленькие... Легкая улыбка трогает губы синеволосого, но он быстро одергивает себя. Сейчас не время думать о прошлом. Ему нужно успокоить и поддержать Дилюка — во-первых, во вторых... Да, возможно, ему стоит извиниться. Да, он понимает, что, пожалуй, это не лучший час, чтобы перевести внимание Дилюка на свои собственные проблемы, но он знает, что просто не сможет найти подходящий момент позже. А если и найдет — не сможет решиться. Он трижды стучит в дверь, и та, будучи толстой и увесистой, отдается на это глухим звуком. — ... Кто там?, — с задержкой звучит тихий, низкий голос из-за двери, и раздается пара шмыгающих звуков. Плачет? Кэйа прислоняется ухом к поверхности из старого дерева, покрытого лаком, обилием трещин и сколов. — Это я, Кэйа, — он внимательно прислушивается, улавливая пару шуршащих звуков, — я принес кое-что, что должно тебе понравиться. — Входи, — коротко бросает голос по ту сторону стены, и Кэйа заходит внутрь, быстро находя взглядом брата. Он сидит на полу прямо посреди комнаты, перелистывая пачки бумаг с какими-то картинками. Жаль, с такого ракурса не разглядеть, что на них. Кэйа стоит на месте пару секунд, раздумывая, прежде чем начать говорить. — ... Я понимаю, что ты сейчас не в настроении разговаривать с кем-либо, — он ставит на тумбочку рядом с ним два стакана с приятным на вкус содержимым, — я просто... Оставлю это здесь. Он действительно хотел уйти. Это было бы трусливо, просто сбежать, так ничего никому и не рассказав. Но, быть может, так будет лучше для всех? Он нес весь этот груз в одиночку все это время, так что пронести его еще немного не составит никакого тру- — ...Стой, — Ох. Его одёргивают на полпути, — иди сюда. Кэйа медленно разворачивается и подходит к Дилюку неуверенной поступью. Он все еще не уверен, делает ли он все правильно. Да, теперь, когда он подошел ближе, стало понятно, что это были за картинки. Это их семейный альбом с фотографиями. Дилюк переворачивает страницы, рассматривая каждую так, будто желал запомнить на ней всё до мельчайших деталей. На этой он и Кэйа. Им по шесть-семь лет, они стоят на пляже, освещенном закатным солнцем, улыбаясь и держа в руках корзины с ракушками. Большими, маленькими, зелеными и розовыми... Рука с длинными, худыми пальцами вновь перелистывает страницу альбома, открывая вид на следующий снимок. А здесь они уже повзрослее. Оба одеты в форму Ордо Фавониус, которую им выдали при поступлении на службу. Сидят на стульях плечо к плечу, а между ними стоит Крепус. Их отец, поддержка и крепкая опора. На его лице всегда играла добрая и светлая улыбка, и это было причиной, по которой не было ни одного снимка с ним, который бы не удался. Кэйу из мыслей вырывает лишь очередное тихое всхлипыванье его брата. Дилюк редко плакал, и Кэйа уже и не вспомнит, когда был последний раз. Что ж, сейчас или никогда. — Дилюк, как ты?, — он садится рядом с братом на пол, будучи готовым слушать. Глупый вопрос, глупый, конечно, ему плохо сейчас. Кэйе лишь нужно разговорить его, чтобы тому стало легче. Хоть немного. — Ты прекрасно знаешь, как он был дорог мне, — резко бросает Дилюк на одном дыхании, одновременно скрещивая на груди руки. — Ну, ну. Не защищайся, я ведь не наврежу тебе, — легкий смешок слетает с его уст, вызывая неодобрительный взгляд со стороны Дилюка. Да, пожалуй, не в тему. Кэйа собирает снимки, выпавшие из альбома и разбросанные по полу, складывая их в одну пачку. — Знаешь... Я давно хотел с тобой поговорить о кое-чем, — пачка фотографий аккуратно ложится на стол. — О чем же?, — Дилюк выглядит так, будто уже успокоился, но Кэйа знает, что внутри него бушует пожар, в который лучше не лезть. Он рискнет. — Всего лишь один маленький секрет, — легкая нервная улыбка трогает его губы на миг, но потом спадает, и его лицо приобретает более сосредоточенно-тоскливое выражение, — который я держу уже очень и очень давно.

———

Дилюк молча выслушал монолог Кэйи, сидя на диване в гостиной и попивая свой виноградный сок, подготовленный ранее братом. Даже если ему хотелось что-то вставить, что-то спросить или осудить, он сдерживался, чтобы не прерывать собеседника. Они оба уже достаточно настрадались за этот день и чертовски вымотались. Но все же, когда речь подошла к концу, у него остался один вопрос. — ...Почему ты не сказал мне раньше?, — вот так, коротко и ясно. Казалось бы, простой вопрос. Но Кэйа мялся. — Я боялся, — в конце концов выдал он. — Нет, — отрезал Дилюк, прерывая брата. — Что?, — в его взгляде читается истинное недоумение. — Я говорю, что ты не сказал, потому что ты просто идиот, — легкая улыбка и надменный смешок. — Что? Какого черта от тебя это звучит как факт?, — дуется Кэйа, складывая руки на груди и надувная губы. — Ага, и ведешь ты себя так же. Звонкий смех двух парней заполняет комнату, унося все тревоги и печаль всё дальше. Они справятся вместе. Вдвоём.

———

Этот тяжелый день еще больше сблизил души названных братьев. Крепус же был похоронен рядом с винокурней ими же, а на его могиле было каллиграфически выбито: «Он был любимым и любящим отцом.

Крепус Рагнвиндр,

умер 30 апреля в возрасте 40 лет».

В день совершеннолетия своего родного сына.