Один - белый, другой - серый

      На Новый год Антон захотел елку. Настоящую, с бархатными зелеными иголками и одуряющим запахом хвои. Даже украсил сам, ужасая и восхищая Арсения яркими шариками с изображениями танцующих дедов морозов, обильно нацепил мишуру, дождик, а сверху еще и гирляндой обмотал – десятиметровой, чтоб наверняка. Арсений с затапливающей его нежностью следил за увлеченным Антоном, который даже язык высунул от усердия, равномерно развешивая блестящие игрушки, а потом и сам цеплял на самую макушку работающую от батареек звезду.              Елка слегка кренилась под весом всего этого добра, но все равно радовала глаз. Звезда мигала.              Антон задумчиво чешет нос и прислушивается к доносящимся из коридора звукам. Арсений слышит только их дыхание, хотя моментами кажется, что еще секунда – и снова раздастся зловещее шуршание иголок с мишурой.              Арсений первым нарушает негласный режим тишины.              – Напомни, почему мы здесь сидим? – он выразительно обводит взглядом полутемное убранство спальни и стул с высокой спинкой, подпирающий дверь.              – Потому что там, – выразительный жест в сторону ведущей в комнату двери, – оно.              – И мы ничего не можем с этим сделать? – продолжает допытываться Арсений.              – Можем, – покладисто кивает Антон и грустно добавляет: – Но жалко.              Вздыхают они в унисон.              Новый год для Арсения давно перестал быть любимым праздником. Здорово верить в волшебного мужика, приносящего подарки, когда тебе пять, но с годами все волшебство последнего дня года истаяло, сменившись рутиной. Не такой уж серой и скучной – когда владеешь магией, то и сам вполне можешь исполнять роль волшебного мужика, но того детского трепета уже давно нет.              Антон, как оказалось, Новый год обожает. Отсюда и елка, и приклеенные к окнам на скотч собственноручно вырезанные снежинки, и дождик, обнаруживающийся в самых неожиданных местах квартиры. И Арсений невольно сам стал проникаться всей этой атмосферой, что с кристальной четкостью осознал, когда вечерами они пересматривали все части Гарри Поттера. Даже история про магов, которые скрываются от обычных людей, практически не пользуются новыми технологиями, а вместо посохов используют волшебные палочки, переставала казаться такой глупой, когда в углу мягко мигает гирляндой елка, а Антон лежит головой у него на коленях и произносит фразы одновременно с персонажами фильма.              Тридцать первого Арсений возвращался с работы в приподнятом настроении, с тремя килограммами мандаринок без косточек, которые так обожает Шастун, и бутылкой детского шампанского – из алкоголя тот уважает только пиво, а Арсений уверен, что пить пиво в Новый год кощунственно.              А еще мультяшный лабрадор в мишуре, нарисованный на этикетке, слишком сильно напомнил одно кудрявое горе, колдующее дома над миской оливье. В переносном смысле, конечно.              Хотелось надеяться.              По привычке поздоровавшись с обвешанной заклинанием дверью, которое на его присутствие с некоторых пор реагировало радостным свечением, Арсений оставил пакет из супермаркета рядом с обувной тумбочкой, нагнулся, чтоб снять облепленные подтаявшим снегом ботинки. Шастун из кухни напевал что-то подозрительно похожее на Мэрайю Кэри, блики гирлянд переливались на стене коридора и улавливались боковым зрением, а новогоднее настроение, казалось, можно было пощупать. Поймав себя на абсолютно блаженной улыбке, Арсений беззвучно посмеялся, отставил ботинки и выпрямился.              Чтоб в следующий момент с чувством выругаться.              Посреди коридора, прямо напротив гостиной, стояла елка.              Украшенная, та самая, которую Антон припер с абсолютно нелегальной точки продажи елок в соседнем дворе и установил в засыпанное песком большое эмалированное ведро. Арсений тогда долго присматривался, но так и не смог вспомнить, где видел его раньше. Приклеенный на ведро дождик радостно переливался серебром.              Из кухни, как белка из дупла, высунулся Шастун – в слишком коротком для его роста фартуке с рюшиками поверх свитера и с огромным тесаком в руках, который исключительно по недоразумению звался в их квартире ножом.              – Чего буянишь? Привет.              – А ты нахера елку в коридор вынес? – Арсений обличительно ткнул в дерево пальцем.              – Я не... – начал Антон и замолчал, абсолютно круглыми глазами уставившись вслед руке.              Потому что елка вздрогнула всеми лапами сразу и посмотрела в ответ. У нее не было глаз, но Арсений мог поставить свой посох на то, что пара желтых шариков с красными танцующими дедами морозами вполне осознанно повернулась в их сторону. Чувство, что на тебя очень внимательно смотрят, окатило с ног до головы.              Какая первая реакция опытного мага, у которого за плечами больше десяти лет работы в Магведе? Правильно, сначала нейтрализуй угрозу, а потом разбирайся. Но не успел Арсений перетечь в боевую стойку, как Антон, у которого подобного опыта за спиной явно не было, схватил его за руку и потащил мимо подозрительного дерева в спальню, где не просто закрылся, а и подпер дверь стулом.              Елка просто так ждать их не собиралась. Она стучала ведром по линолеуму, подбираясь ближе, шуршала иголками и мишурой по закрытой двери и даже пару раз аккуратно попыталась открыть дверь, дергая ручку. Страшно представить, чем именно, потому что рук у нее точно не было.              Чем-чем, хуем, пробормотало сознание голосом Антона.              Воображение, к счастью, забуксовало.              – Антох, скажи честно, что ты сделал с елкой? – Арсений дожидается, пока шуршание в очередной раз затихнет, чтоб задать мучивший вопрос.              – Почему сразу я? – неубедительно протестует тот.              Арсений смотрит тем самым пристальным взглядом, который Шастун однажды обозвал типично магведовским, и он сдается.              – Ну, допустим, я немного поколдовал над гирляндой. Там батарейки слишком быстро садятся, и она светит не так ярко, это же невыносимо!              Елка, словно соглашаясь, снова шуршит ветками о дверь, пару раз даже стучит пластиковым елочным шариком о дерево.              – А я говорил, что надо было брать ту, которая питается от сети, – злорадно напоминает Арсений.              – Это небезопасно!              – А елку оживлять безопасно?              – Я не оживлял елку! – запальчиво шепчет Антон, косясь в сторону двери. – Я просто сделал так, чтоб батарейки подзаряжались от остаточной энергии заклинаний и наших аур. Между прочим, еще три дня назад, и все нормально до этого момента было.              – Сам придумал? – Арсений дожидается согласного кивка. Конечно, кому бы еще в голову пришло напитывать батарейки магией? Его бы смекалку да в нужное русло... – Молодец. Хотел зарядить гирлянду, а ебнулась в итоге елка.              Антон тяжело вздыхает.              – Мы можем легко от нее избавиться, – в очередной раз напоминает Арсений.              Опасность для них елка, которая чуть более живая, чем принято думать о деревьях, вряд ли представляет – за все время она только внимательно смотрела глазами-шариками и в лучших традициях хоррор-фильмов шуршала ветками по закрытой двери. У Арсения же за спиной опыт работы в Магведе и вредный темный маг, отказывающийся признавать себя магистром, так что все закончилось бы одним заклинанием, но Антон внезапно запротестовал.              – Это уникальный экземпляр! Вот ты слышал когда-нибудь про зарождение сознания в растениях? А у нас такое в коридоре трется. Оно еще и без корневой системы, срубленное же, а все равно живое! Мы просто обязаны все разузнать детально.              – То есть это оживший труп, – констатирует Арсений.              – Ожившее срубленное дерево!              – Как зомби, только елка. Если с нашей квартиры начнется елкопокалипсис, Шастун, я тебя убью.              – Нет, ты меня любишь, – довольно улыбается это наглое создание. – И поможешь вернуть все как было. Убираю стул?              Арсений привычно занимает место за спиной Антона, создавая щит вокруг них, пока темный маг убирает импровизированную баррикаду, уже держа наготове неизвестное заклинание. Сколько времени они вместе, а Арсению до сих пор тяжело определять тип магии, которую использует Шастун. Он просто обожает иллюзии и спецэффекты, из-за которых творимая им магия выглядит порой пугающе и завораживающе не только для неискушенного зрителя, но, как оказалось, и капитана Магведа. По работе ему не раз приходилось заранее определять, использует застигнутый врасплох подозреваемый обычный файербол, от которого не сложно увернуться или отгородиться слабым щитом, или же применит сейчас запрещенное заклинание, но с Антоном все эти знания и умения из раза в раз оказываются бесполезными. Арсений чувствует сгустившуюся вокруг его кистей магию и просто надеется на то, что он не планирует развлекать слишком активную елку фейерверками в миниатюре.              Та наверняка слышала шевеление в комнате, а то и весь разговор, так что, когда дверь открывается, она смирно стоит напротив прохода. Если бы Арсений не побоялся показаться самому себе совершенно поехавшим, он бы все поставил на то, что это хвойное недоразумение задержало дыхание и чего-то ждет.              Танцующие деды морозы смотрят на них абсолютно несчастно.              – Мужики, а вы совсем ебнутые, да?              Отчетливый мужской голос звучит вроде бы со стороны елки, но, по ощущениям, он не преодолевает расстояние в пару метров, а словно сразу появляется в ушах.              Антон, совершенно не переживая за свою спину, поворачивается к Арсению с горящими восторгом глазами и тут же возвращается обратно к говорящему дереву. К думающему дереву? Транслирующему свои мысли дереву? К дереву, из которого получилась бы отличная бумага, на которой стоит отпечатать направление на лечение нервов в санатории для одного конкретного магведовца?              Арсений явственно ощущает, что елке становится неловко от такого пристального внимания.              Антон продолжает разглядывать елку таким взглядом, словно проснулся среди ночи и застал с поличным Деда Мороза, не успевшего сбежать с места преступления. Если бы елка могла, она бы неловко переступила на месте и развела руками, но особенности древесной анатомии тут явно не на ее стороне, так что она лишь покачивается со стороны в сторону и ерзает эмалированным ведром по линолеуму – коридор покрывают неровные следы рассыпавшегося песка.              Заряженная магией гирлянда бодро переливается на хвойных ветках, игриво покачивая коробочкой с батарейками при каждом нервном движении дерева, цветные огоньки отражаются от пушистой мишуры и ярких шариков. Мигающая звезда на макушке довершает этот температурный бред.              – Ты живая, – заключает Антон таким потрясенным голосом, словно они не обсуждали это досадное недоразумение последние двадцать минут.              Елка замирает.              Арсений решает, что нужно взять ситуацию в свои руки, пока уровень идиотизма не превысил критическую отметку.              – Капитан Магического ведомства Попов Арсений Сергеевич, – протокольным тоном начинает он, поравниваясь с Антоном. – Представьтесь, пожалуйста.              Антон у уха сдавленно хрюкает и тут же пытается скрыть смешок за кашлем.              Елка мнется на месте, шевелит ветками и вертит туда-сюда глазами-шариками. Еще немного, и дедов морозов на них начнет тошнить.              – Я это... – вновь врывается в уши чужой низкий голос. – Ну. Витёк я.              – Витёк, – тупо повторяет Арсений.              – Ага. Мужики, вы это... У вас выпить есть?              Когда Арсений был маленьким, ходил последний год в садик и усердно готовился к поступлению в интернат вместо обычной школы (а для этого нужно было аж знать все буквы и в нужный момент постоять смирно, когда секретарь в приемной директора будет с помощью хрустального шара считывать его ауру), он начал видеть призраков. Никому не сказал об этом, потому что вдруг взрослые посчитают такой незаурядный случай веской причиной не учиться самой настоящей магии и оставят на домашнем обучении, а этого маленький Арсюша боялся больше, чем злого дяди, который заберет его у родителей и съест, если он будет себя плохо вести. Поэтому тихо играл с умной призрачной овчаркой и общался с ее хозяйкой, девочкой Лилей, когда никого из родных не было рядом.              Так продолжалось до тех пор, пока мама вечером не вернулась с работы пораньше и не застала сына бодро рассказывающего пустой комнате о том, как ему не понравился суп с рыбными консервами на обеде в садике. Тогда-то он, захлебываясь слезами после получасовой истерики, признался маме о своем необычном умении и ткнул пальцем в угол, где терпеливо сидела умная немецкая овчарка. Мама в тот момент облегченно рассмеялась, погладила его по голове и пообещала, что это останется их маленьким секретом.              Уже в школе-интернате Арсений узнал, что не существует ни одного достоверного факта существования призраков, а те, кого он видел, оказались просто воображаемыми друзьями, которых наколдовала ему слишком развитая фантазия.              Глядя на елку по имени Витёк, которая скромно стоит у дивана, Арсений думает о том, что даже самому живому воображению пятилетнего ребенка еще очень далеко до реальной жизни.              – Есть семидесятипроцентный этиловый спирт, – встрепанный Шастун появляется на пороге гостиной после того, как какое-то время хлопал дверцами тумбочек на кухне. – Еще с пандемии стоит, я из него антисептик мутил.              – Получалось?              – Всего раз что-то взорвалось, – отмахивается маг. – Так подходит? Могу немного разбавить водой.              – Давай, не будем рисковать.              Антон кивает и снова пропадает на кухне. Арсений снова смотрит на елку и вздыхает – игнорировать слона, стоящего посреди комнаты, вечно не выйдет.              – Итак... Витёк. Я в растерянности. Вы – елка? Или маг, накосячивший с заклинанием? – На этих словах Антон заходит в гостиную с полулитровой бутылкой из-под минералки и наигранно-недовольно складывает руки на груди. – Или человек, которого кто-то заколдовал?              Дерево нетерпеливо косится на заветную жидкость в пластиковой бутылке и вздыхает всей кроной – именно так Арсений интерпретирует его дерганное движение вверх-вниз.              – Бля, ну ель я, конечно. Мужик, ну глаза разуй, ты ж на меня в упор смотришь!              – Приличные елки обычно стоят тихо и с помощью телепатии не общаются, – Арсений поджимает губы. Будет ему еще это несчастное хвойное рассказывать, как с фигурантами дела общаться!              Только вот дела никакого нет. Есть только Витёк и Антон, который наверняка читает на арсеньевском лице написанное крупными буквами желание это самое ожившее недоразумение дезинтегрировать и спокойно встретить новый год – вечер тридцать первого декабря как-никак, а у них еще не все крабовые палочки в салат нарезаны.              – Витёк, а скажи, если ты ель, то как понял, что тебе нужен алкоголь? Ни разу не видел, чтоб деревья употребляли. Может я, конечно, не там хожу...              – Да мужики со стройки как-то несколько бутылок беленькой недалеко от меня уронили и разбили, гололед тогда был нихуевый... Потом типу, который упал, еще и лицо разбили заодно. Только кровь невкусная оказалась, а вот от áлкоголя так хорошо сразу стало, тепло... Правда, потом иголки весь день аж скручивало, но все равно зашло, – в звучащем в ушах голосе проскальзывают мечтательные нотки. – Мужик, ну не тяни, лей!              – А где у тебя, э-э, рот?              – Нет рта, давай сразу в песок, только прям рядом возле ствола.              – Работа со стволами, все же, ближе Арсению, – бормочет Антон, наклоняясь и раскручивая крышечку.              Арсений подозрительно щурится, выискивая все смыслы этого заявления, но решает промолчать и не испытывать психику и так не то чтоб стабильного хвойного. То нетерпеливо притоптывает ведром на одном месте, пока Антон аккуратно льет разбавленный спирт на песок.              – Весь не лей, вдруг для него этого много, – останавливает его Арсений.              – Ты серьезно веришь в алкогольную интоксикацию у дерева? – хмыкает Антон, но полупустую бутылку убирает на стоящий у дивана столик и с кряхтением поднимается.              – Я, скорее, ее боюсь.              Елка мелко вздрагивает и довольно вибрирует всеми иголочками. Даже шарики с дедами морозами разворачиваются картинкой внутрь, пока хвойное удовлетворяет естественные потребности во вредных привычках, отчаянно всасывая разбавленный спирт из песка. Антон с видом опытного исследователя разглядывает кайфующее дерево, мягко прощупывает магией на предмет изменений общего фона, даже касается пальцами иголок, на что Витёк совершенно не обращает никакого внимания.              – Хорошо еще, что снеговики не оживают, – тихонько говорит Антон, наконец оставляя того в покое и краем глаза наблюдая за довольной елкой. – А то было бы как в «Докторе Кто».              – А как было в «Докторе Кто»?              Взгляд у Антона делается нехороший, грозящий совместным просмотром всего вышедшего за последние годы контента.              – Там снеговики оживали, – очевидно отвечает он и неожиданно кровожадно заканчивает: – и жрали людей!              Елка становится временно непригодна к дальнейшему диалогу, поэтому Антон утаскаивает практически не сопротивляющегося Арсения на кухню и вручает нож и свежие огурцы, пока сам расправляется с крабовыми палочками. Те после снятия пленочки оказываются какими-то подозрительно склизкими, но Антон, придирчиво обнюхав пачку, пожимает плечами и просто споласкивает каждую палочку под водой, прежде чем резать в салат.              Арсений малодушно решает этот салат даже не пробовать.              – Ты знал, что крабовые палочки делают не из крабов? И все делают вид, что так и надо.              – Ты тоже вполне себе человек, – фыркает Антон. – Но иногда такой козел!              – Обзываешься, – сдерживая улыбку бубнит Арсений и пересыпает нарезанные огурцы в яркую желтую салатницу. – А я тебе, между прочим, мандарины купил и детское шампанское.              Антон вытирает вымытые руки полотенцем и подходит ближе, подлезая прохладными пальцами под теплый свитер – по коже несется табун мурашек. Арсений откладывает нож и жмется ближе, чувствуя спиной тепло, пока Антон крепче прижимает его к себе, положив руки на живот. Уже привык, что Арсений использует его в качестве грелки, по ночам коварно обхватывая всеми конечностями. Сейчас даже тяжело вспомнить, как он спал раньше в кровати один, когда Шастун не сопел рядом своим вечно заложенным носом, не пинался, пока поворачивался на другой бок, и не будил нарочито слюнявым поцелуем в ухо.              Ладно, без последнего все же жилось вполне неплохо.              Он откидывает голову назад и натурально плавится, когда Антон начинает греть своим дыханием его макушку.              – Я так рад, что сегодня здесь с тобой, – тихо признается Арсений. – Представить не мог, что все будет так.              – Я тоже. Чуть не умер от волнения в тот день, когда предложил тебе ритуал. – Антон аккуратно поглаживает кончиками пальцев оставшийся на ребрах шрам. – А ты потом еще взял и согласился. Совершенно безумный.              – Все из-за тебя. С тобой я чувствую себя не взрослым магом с приличной работой, а мальчишкой, который готов согласиться на любую безумную авантюру – главное, чтоб вместе.              – У нас в гостиной стоит ожившая елка-алкоголик, это достаточно безумно?              – Как раз наш уровень, – важно кивает Арсений. Антон смеется и чмокает его в макушку.              На приготовление салатов и бутербродов уходит еще несколько часов. В квартире пахнет подозрительными крабовыми палочками, хвоей, чей запах смешался со спиртом, и мандаринами, добрых два десятка которых Антон стоптал пока суетился на кухне. Арсений, посмеиваясь себе под нос, аккуратно выкладывает на порезанном квадратиками хлебе с маслом икринки, чтоб получилась надпись «С Новым годом!» – на каждом кусочке своя буква.              Витёк приходит в себя, когда они двигают стоящий у дивана столик и раскладывают на нем тарелки и мандарины, ставят шампанское с забавным лабрадором и настоящие хрустальные бокалы к нему, оставшиеся у Антона еще от бабушки. На фоне тихо работает телевизор, на котором Кевин раскладывает по всему дому ловушки для незадачливых воришек.              Елка наблюдает за ними яркими глазами-шариками и стоит почти ровно.              – Спасибо, мужики, – хрипит он.              – Здорово, Витёк, – машет рукой Антон и коварно крадет с тарелки кусочек с восклицательным знаком.              – Не ешь, это на Новый год! – вопит с порога Арсений, идущий из кухни с приборами и заставший его за эти дерзким преступлением.              Антон со злорадным хохотом кладет канапешку в рот.              – Все, что говорят о коварной натуре темных магов – чистая правда, – скорбно заключает Арсений и усаживается на диван, охая. Все же день, начавшийся с дежурства на работе и продолжившийся потрясениями с елкой и готовкой, дает о себе знать.              Антон усаживается рядом, строит ему те самые глазки, как у кота из Шрека, и, дождавшись, пока Арсений бессильно махнет на него рукой, возвращается к елке.              – Ну что, Витёк, рассказывай, как ты докатился до жизни такой?              – Меня срубили, – просто отвечает тот.              – И ты всегда имел сознание? Осознавал себя? – Арсений заинтересованно подается вперед, сам не замечая, как отбросил все формальности при общении с живой елкой.              – Бля, ну сложно объяснить, – кажется, если бы он мог, то задумчиво почесал бы себе затылок. – Я, типа, был. Рос, скидывал иголки, чувствовал, как на меня садятся птицы, белки частенько захаживали. Потом в лесу строить что-то начали, пансионат какой-то, хуе-мое, люди появились, строители в основном, нормальные мужики – ну, я их слушал, что-то новое узнавал, язык понимал. Точнее, я как будто сразу его знал, но от них что-то новое подцепил, термины всякие, словечки.              – Так вот откуда такая, мм, богатая речь, – аккуратно произносит Арсений.              – Ага. А потом стройка эта хуева расширяться стала, ну и срубили меня. Много наших тогда полегло...              Арсений явственно видит, как Антон вцепляется пальцами в обивку дивана, чтоб сдержать неуместный смех. Так-то трагедия у че... у ели.              – А потом Тоха меня купил, – продолжает Витёк, – домой принес, и я спустя время осознал, что прям думаю. Типа все это время мог, а тут внезапно получилось это понять. А там и пошевелиться вышло. Вот, думаю, выйду, поздороваюсь, мне ж недолго совсем осталось, поблагодарю за подгон такой, а вы сразу шарахаться от меня стали.              – Подожди, в смысле – недолго? – хмурится Антон.              – Так меня ж срубили, ты че. Корней нету, постою еще недельку-две и до свиданья.              – Мы что-то обязательно придумаем, – серьезно обещает маг, кидая взволнованные взгляды на Арсения. Тот согласно кивает.              Не факт, что у них получится. Но должна же быть хоть какая-то вера в новогоднее чудо? Кажется, Антоновой хватит на них троих.              – Да все четко, мужики. Никогда и подумать не мог, что по-настоящему встречу Новый год. Даже не знал, что это, только строители постоянно трепались про него. А есть какие-то традиции?              – Быть счастливыми – самое главное правило, – уверенно произносит Арсений, обхватывая руку Антона.              Свет гаснет, повинуясь щелчку пальцев, и комната освещается только гирляндами на елке и на стенах. До полуночи остается не так много времени, и Арсений чувствует оставленные еще где-то в детстве предвкушение и трепет перед неизвестным, что ждет их в следующем году. Он знает, что будет разное, и хорошее, и плохое, но все же немножко верит, что все складывается так, как надо. А вместе, рука об руку, они смогут абсолютно все.              Шипит в бокалах детское шампанское.              – Арс, я... – Антон закусывает нижнюю губу и неловко улыбается. – Не умею говорить длинные речи совершенно. Просто... вот.              Он тянется к своей шее, возится некоторое время, снимает с нее бабушкин медальон и протягивает на раскрытой ладони.              – Ну ты дурак? – улыбается Арсений, легонько ведя пальцами по его руке. – Он же только с твоей аурой совместим, я не смогу его надеть.              – Не нужно надевать, просто возьми. Открой.              Арсений аккуратно подхватывает теплый от контакта с кожей медальон, проводит подушечками по гравировке и, потратив несколько секунд на защелку, раскрывает. В первом слоте все так же обнаруживается фото Антона с цветами, которое там оставила Эвелина Георгиевна, а пустой второй... больше не пустой. Потому что там теперь вставлена фотография Арсения, прячущегося за миниатюрной декоративной сосной – Антон сфотографировал его дурачащимся, когда они поехали за покупками в торговый центр.              – Антон. – В груди разливается большое и теплое, что невозможно держать в себе. Он еще раз смотрит на обе их фотографии, соседствующие в медальоне, который позволяет им быть вместе, не рискуя потерей огромной части себя, и закрывает половинки бесценного украшения. Отдает его обратно и порывисто обнимает, утыкаясь Антону в шею. – Спасибо. Это лучший подарок.              Антон прижимает его к себе.              – Такие вы сладкие, мужики, еще пососитесь, – хихикает Витёк. – А где ваши жены, кстати?              Арсений хмыкает, слегка отстраняется от теплого плеча, чтоб кинуть смеющийся взгляд на живую елку, и смотрит в глаза Антона, где тоже пляшут смешинки. А потом они подаются вперед и под сдавленный ох дерева целуют друг друга: медленно, вдумчиво, нежно. С обещанием.              Бьют куранты.