И имя ему — Принц Альберт

             Ксавье шумно и резко выдохнул, отпружинив от матраса, когда его толкнули в грудь. Запрокинул голову, смотря снизу вверх, и шумно сглотнул.              — Уэнс-пф-тх-фр-дей...              Часть слогов зажевал вместе с краем футболки, отплёвываясь, когда Аддамс-Торп решительно потащила ту прочь с его тела. Скомкала ткань, отбросила вон и тут же с нажимом огладида обнажённую кожу плеч. Попробовала несколько раз ногтями, оставляя красноватые царапины-дуги, и довольно хмыкнула.              Его жены не было дома два месяца из-за чёртового затянувшегося тура с презентацией новой книги. Ксавье не то чтобы жаловался — безумно популярного писателя мог понять только безумно популярный художник. Разъезды были данностью, с которой так или иначе приходилось мириться.              Но что категорически нельзя было спускать на тормозах — это дерьмовую организацию с принимающей стороны. Уэнсдей готова была переубивать всех, когда вместо положенных четырёх недель приёмы откладывались и затягивались. И повлиять на процесс даже со всеми связями толком не получилось.              В итоге домой Уэнсдей вернулась позже запланированного, измотанная и голодная.              Проще говоря, Ксавье нужно было быть готовым к тому, что его затрахают прямо с порога.              И сейчас эти попытки заземлить её и охладить пыл желания оказались встречены некоторым... непониманием. На самом деле, Уэнсдей просто игнорировала слабые протесты, продолжая раздевать его и затыкать поцелуями.              Своей острой коленкой растолкала его ноги, заставляя сесть шире, и встала между, чашечкой упираясь в край матраса. Пальцами пробежалась от линии плеч вдоль шеи вверх и стянула резинку с расхлябанной шишки на его затылке. Зарылась всей пятернёй в волосы, потянув у корней. Предвкушающе коротко улыбнулась, когда услышала тихий протяжный стон. И за пряди дёрнула наверх, к себе.              Жадно вжалась в чужой рот, толкнулась языком, заставив разомкнуть губы, и поцеловала так глубоко и влажно, что из головы разом выдуло все мысли. Не отдавая себе отчёта, Торп вскинул руки и огладил её бока и бёдра, стискивая до отметин пальцев на коже.              Ему повезло, что его жене хватило выдержки не наброситься на него прямо у входной двери, а для начала переодеться и даже принять душ. Правда, ужин, очевидно, уже не входил в её планы. А вот завалить его в постель и кататься на нём до потери пульса — его, конечно же — вполне.              Ещё один поцелуй, такой, что чужой язык ощущался в собственной глотке, и Ксавье окончательно потерял связь с реальностью. Оттянул резинку её чёрных пижамных шорт, сжал в ладонях зад, застонал и закашлялся, подавившись. Чёрт, Уэнсдей и правда по нему соскучилась.              Он позвал, с трудом отрываясь от её губ, и лбом вжался в лоб, закрывая глаза:              — Слушай, Уэнс... слушай, давай я сегодня просто отлижу тебе и мы ляжем спать, хорошо? Я имею в виду...              — Просто сделаешь что? — недовольство и сталь в голосе заставили поёжиться.              Ксавье с опаской приоткрыл один глаз, щурясь. Аддамс-Торп смотрела на него так, будто собиралась разделать на стейки для барбекю голыми руками. Если все его протесты до этого момента она старалась не замечать, то такие заявления уже порядком напрягали.              Между ног тянуло и было мокро. Настолько, что пропитываться начало не только бельё, но и хлопок шорт. Это, чёрт возьми, было не место и не время для дискуссии, почему её муж вдруг перестал её хотеть. Уэнсдей скрипнула зубами.              Недовольно вцепилась ногтями в его плечи и с силой царапнула вниз, проходясь по груди и задевая соски. Ксавье до вскрика выгнуло от внезапной боли. Пока он убрал от неё руки, потирая раздражённую кожу, Уэнсдей не долго думая плюхнулась перед ним на колени, ударившись об пол. Благо, ковёр с высоким ворсом смягчил падение.              Да и не до разбитых коленок было сейчас, потому что какую бы чушь ни нёс рот Торпа, грёбанная палатка между его ног весьма красноречиво говорила сама за себя. Уэнсдей невольно облизала губы и потянулась к ремню на тёмных джинсах, выпутывая его из шлёвок.              Кожей почувствовала заворожённый взгляд мужа на себе, который даже при всём своём иррациональном желании обойтись сегодня без плотских утех не смог бы остановить её в этот момент. Нетерпеливо потёрла бёдра друг о друга, облегчая спазмы в самом низу живота, и потянула собачку на золотистой молнии. И именно в ту секунду, когда она хотела огрызнуться и попросить Ксавье оторвать свою задницу от матраса, чтобы она могла стянуть мешающие тряпки и наконец-то отсосать ему, он подал голос:              — Уэнс...              Понимая, что помощи не дождётся, Аддамс-Торп цокнула языком, и приспустила ткань как можно ниже, освобождая полутвёрдый член. Хныканье откуда-то сверху донеслось как сквозь плотный слой ваты:              — Уэнс, не... не надо.              Поздно. Ксавье боялся посмотреть вниз. Зажмурился на мгновение, а потом возвёл глаза к потолку, разглядывая ввинченные в него по кругу небольшие лампочки. Поджал губы, слушая гулкие удары своего сердца и напрягающую тишину внизу.              Вцепился в покрывало по обе стороны от себя, когда раздалось звенящее и разрезающее:              — Ксавье.              — Да? — отозвался тут же, покорно, послушно, невинно.              — Я требую объяснений.              Пересилив себя, всё-таки опустил взгляд, застав потрясающую картину: Уэнсдей Аддамс-Торп, его до безумства прекрасная жена, неловко сидела на коленях между его ног, держалась обеими руками за расстёгнутые края штанов и таращилась на его член так, будто видела впервые. Если бы не угроза жизни из-за её недовольства, он бы даже засмеялся от абсурдности ситуации.              Однако самой Уэнсдей, кажется, было совсем не до смеха. Не отрывая внимания от твердеющей сильнее плоти, она процедила сквозь зубы:              — Что это такое?              Связка ругательств где-то между этими словами подразумевалась сама собой. Смущение и веселье клокотали в груди. И ещё более идиотский бред выпорхнул изо рта легко и непринуждённо:              — Это мой член, Уэнсдей, если ты вдруг забыла, как он выглядит. Хочешь типа поздороваться или пожать его, или...?              — Ксавье.              — Ладно-ладно, — сдался он позорно быстро, нервно усмехнувшись. И подавился вдохом, когда напоролся на суровый взгляд жены исподлобья, — Это... ну, сюрприз.              — Сюрприз? — Уэнсдей взвилась сиюминутно. Добавила таким тоном, что непонятно было, в восторге она или хочет его убить, — У тебя торчит металлическая скоба из пениса.              Она оставила его одного на чёртову пару месяцев. А он взял и сделал... это.              — Это пирсинг, Уэнсдей.              Ей же, чёрт возьми, нравился его член. Он был в меру длинным и толстым, обрезанным, полностью подходящим для неё и с эстетической и анатомической точек зрения красивым. Какого, нахрен, дьявола он решил, что нацепить на него серёжку — это хорошая идея?              Аддамс-Торп многозначительно посмотрела на мужа. Поёрзала на месте, не в силах игнорировать тот факт, что от вида двух блестящих бусин на кончике и под головкой в и без того вымокшую ластовицу белья хлынул новый поток влаги.              Ксавье же непонятно зачем решил поделиться ещё одной сокрушающей подробностью:              — Это Принц Альберт.              Аддамс-Торп посмотрела на него как на клинического идиота. Коим он, впрочем, и являлся. Фыркнула, выгнув бровь. Её раздражение всё равно не имело никакого смысла — она всё ещё сидела перед ним на полу и её лицо было на одном уровне с его торчащим из штанов членом.              — Пока меня не было, ты решил дать своему пенису имя?              Ксавье рассмеялся. Так открыто, так искренне. Запрокинул голову и задрожал в плечах, словно она рассказала самую смешную шутку. Оторвал одну ладонь от постели и в каком-то идиотском и нелепом покровительствующем жесте опустил ей на макушку. Уэнсдей пообещала себе, что если он вздумает потрепать её по волосам, она оторвёт ему руку. А потом и детородный орган. Даже если он у него теперь... с украшением.              Но её муж только запутал пальцы в небрежном пучке, выбивая ещё несколько чуть вьющихся после душа прядей из-под резинки. Она почти ждала, что он надавит ей на затылок, заставив опуститься ниже. Но Ксавье только игрался с её волосами, смотрел со всей своей глупой неиссякаемой любовью и рассеянно улыбался. Указал вниз, объясняя:              — Это название прокола.              Уэнсдей вдумчиво кивнула, как будто понимала, о чём речь. Наверняка с этим была связана какая-то дурацкая история, после которой все недалёкие побежали просовывать себе посторонние предметы в гениталии, считая, что это круто. И настоящим сюрпризом оказалось то, что её муж тоже относился к такому вот типу дураков.              Она посмотрела на него, вывернулась из-под ладони и задала свербящий с самого начала вопрос, машинально поглаживая чужие колени:              — Зачем?              Торп поджал губы, почесал подбородок и заявил с такой уверенностью, как будто это не он сидел с расстёгнутыми штанами и светил своим достоинством на всю комнату — ни капли стеснения, ни грамма стыда:              — Во-первых, это круто смотрится.              Осёкся, прикусив язык, когда порезался о взгляд жены — Уэнсдей уже не знала, сколько оттенков презрения в глазах ему продемонстрировать, чтобы он понял, что вся эта затея от начала и до конца посетила его только по той простой причине, что у него в голове огромное нахрен беличье дупло. Причём пустое. Всё живое и разумное давно ретировалось оттуда подальше, в места получше и поспокойнее.              Для неё «круто смотрится» не было аргументом. По крайней мере, не тем, о котором она сказала бы вслух. Да, две небольшие металлические бусины чертовски сильно притягивали внимание. И мириться с собственным возбуждением выходило из ряда вон плохо. Но она скорее пойдёт с дядей Фестером на сеанс лоботомии, чем признается в этом своему идиоту-мужу!              Возможно — но только возможно! — этот его пирсинг действительно смотрелся горячо. Вот только самому Ксавье знать об этом было совершенно необязательно.              Он же помычал, обдумывая следующие слова, и сказал уже более вкрадчиво, понижая голос:              — А ещё это добавляет новых ощущений в... ну, в процесс.              Сначала Аддамс-Торп хотела спросить, когда ему перестало хватать с ней обычных ощущений, что он пошёл на такие радикальные меры. Потом может быть она открутит ему голову — он всё равно ею не пользуется. Ксавье что-то ещё лепетал про то, что удовольствие будут чувствовать оба партнёра, что для них это будет интересный опыт, что он всегда может снять штангу (что это вообще такое?), если кто-то почувствует дискомфорт.              Уэнсдей не выдержала.              Не отрывая глаз от заметно упавшего члена, отняла одну руку от чужого бедра и двумя пальцами ухватилась за бусину на кончике головки, потянув.              Ксавье всполошился так, будто она держала у его паха циркулярную пилу.              — Эй-эй-эй, осторожнее!              Рванул корпусом к ней, перехватил за запястье, заставляя отпустить маленький блестящий шарик. Задышал так часто и загнанно, что на висках в секунду проступил пот. Он не на шутку испугался, и его обнажённая грудь ходила ходуном. Уэнсдей невольно засмотрелась.              Сам же Торп упрекнул её, обиженно шмыгнув:              — Без резких движений, Уэнс. Прокол ещё свежий.              Его жена только многозначительно закатила глаза и отступила. Откинулась на пятки, отдаляясь, и хмыкнула. Локтём упёрлась в его колено, подпирая голову, и длинно выдохнула. От потока воздуха плоть едва заметно дёрнулась, но ей хватило. Резче и нетерпеливее планируемого она спросила, второй рукой неосознанно теребя край шорт, потому что от мокрой ткани между ног было в высшей степени некомфортно:              — Когда ты это сделал?              — Пару недель назад. Может чуть больше, — поджал губы Ксавье, дёрнув плечом. И добавил, где-то на середине осекаясь и закашливаясь, пытаясь не проболтаться и выровнять ситуацию, — Но мне Мо... кхм, э-э, мой мастер, который делал прокол, дал специальную заживляющую мазь.              Едва ли это сработало бы с Уэнсдей. Подозрительно сощурив глаза, она дёрнула подбородком и отчеканила, не скрывая язвительного тона:              — Давай без этого кашляющего спектакля одного актёра, милый. Договаривай. Мо..?              Демонстрируя всю серьёзность своих намерений она пальцами свободной руки обхватила кольцом его член у основания, ощутимо сжимая. С мстительным удовольствием почувствовала, как напряглось всё тело Ксавье. И приготовилась слушать, коротко одарив его до ужаса непривычной обворожительной улыбкой, в которой из искреннего было только безмолвное обещание смертельной угрозы.              Её муж шумно сглотнул. Со свистом выпустил воздух сквозь плотно сцепленные зубы. Сжал до побелевших костяшек в кулаках покрывало. И признался, зажмурившись:              — Мортиша дала мне специальную мазь. По какому-то своему рецепту.              Уэнсдей от неожиданности аж вогнала ногти в его мягкую плоть:              — Ты пришёл с этим к моей матери?!              Ксавье взвизгнул так, что она сама перепугалась, разжав хватку:              — Ай, Уэнсдей, ну больно же!              Шипя от боли, он приподнялся, стянув штаны и бельё до щиколоток. Недовольно засопел, рассматривая низ живота. Его детородному органу в этот вечер уделялось слишком много внимания, буквально всё. Просто немыслимо.              Аддамс-Торп глубоко вдохнула. И выругалась на испанском. Ксавье не очень хорошо знал язык, но даже со своим скудным словарным запасом прекрасно понял, кто он, чей сын, куда ему следует пойти и как именно закончится его существование.              Попытался успокоить, дотянулся до бледного плеча и сжал, большим пальцем проводя вдоль ключицы. Улыбнулся жене, на самом деле откровенно забавляясь её эмоциями:              — Всё в порядке, Уэнс... Твоя мама была рада помочь.              — Ты...              Она осеклась. Прикрыла глаза, мысленно проклиная его ещё с десяток раз. Дозированно выпустила воздух из лёгких, очевидно, чтобы не вцепиться ему в горло прямо сейчас. Устало потёрла переносицу и неопределённо махнула рукой:              — И что, ты теперь не можешь заниматься сексом?              Торп сглотнул, облизав губы. Отвёл глаза на мгновение, почесал подбородок и задумчиво пробормотал:              — Нет, я могу, могу, просто... Не знаю, немного волнуюсь.              — Хорошо.              Хорошо? Что она вообще имела в виду под «хорошо»? Хорошо, мы будем аккуратны? Хорошо, мы подождём ещё неделю-другую, чтобы прокол абсолютно точно и наверняка зажил, даже несмотря на чудодейственную мазь от миссис Аддамс?              Он не успел спросить: Уэнсдей наклонила голову, обхватила его член губами и одним резким движением погрузила в своё горло больше чем на половину.              — Ох, блять, Уэнс-сдей! Что ты... м-мх.              Ксавье ахнул, громко протяжно застонал и выгнулся дугой от неожиданности и интенсивности ощущений. Машинально положил ладонь на затылок жены, но надавить не решился. Позволил ей двигаться самой, пробуя и изучая.              Она посмотрела на него исподлобья, оценивая реакцию. Опустилась ещё немного, беря глубже, сложила язык буквой «U» и начала медленно подниматься. Маленькие металлические шарики чувствовались... интересно. Необычно. Интригующе.              Уэнсдей сделала ещё несколько движений вверх и вниз, поднялась до головки, обвела по кругу и отпустила. С вызовом дёрнула подбородком и прошипела, специально играя на нервах:              — Мне остановиться?              Ксавье смотрел её любимым мрачным взглядом. Его глаза потемнели от вернувшегося возбуждения, крылья носа раздувались от частого глубокого дыхания. Рука в её волосах сжалась жёстче.              Он ответил полурыком, несвойственно грубым и хриплым:              — Открой шире свой грёбаный рот.              Милостивые оккультные силы, вот по этому она действительно скучала. Предвкушающая ухмылка тронула губы. И она успела только выхватить порцию воздуха перед тем как чужие пальцы запутались в чёрных прядях сильнее и потянули, побуждая вернуться к прерванному.              Уэнсдей послушно разомкнула губы. Обвела вены вдоль ствола, провалила язык и опустилась снова, на этот раз — ещё дальше. Втянула щёки, когда начала подниматься, и — специально не доходя до конца совсем немного — одним движением взяла до упора, так, что носом уткнулась в тонкую полоску тёмных волос.              Зажмурилась, контролируя дыхание, и сглотнула, чувствуя обилие слюны. Гнущийся и стонущий Ксавье был лучшей наградой, ради которой можно было бы потерпеть и дискомфорт в глотке.              Он шептал какой-то грязный бред, ругался, хныкал о том, как ему хорошо и как ему нравится её рот. Удерживал её голову на месте, но не пытался быть дерзким больше дозволенного. Только нетерпеливо ёрзал по постели, желая отхватить как можно больше удовольствия.              Уэнсдей отстранилась. Обхватила рукой, помогая, и сосредоточилась на этой нелепой причине, из-за которой она потратила столько времени, сидя перед мужем на коленях и рассматривая его член вместо того чтобы заставить его заниматься делом.              Лизнула сначала бусину на кончике головки, обвела острым языком и опустилась ниже. Надавила, чувствуя под скользкой плотью твёрдость металлического штыря. Выдохнула и плашмя прижала небольшой шарик под головкой, вызвав ещё один скулящий стон у Торпа.              Довольная собой продолжила играть и изводить его. Полностью больше практически не брала, только позволяла толкаться в свой кулак. Уделяла всё внимание этому пирсингу, в полной мере награждая Ксавье за его идиотский порыв. Отмечала его отзывчивость на каждое её движение и, в какой-то момент не удержавшись, свободной рукой скользнула под резинку своих пижамных шорт, отчаянно желая получить хоть какую-то разрядку.              Пальцы захлестнуло тёплой влагой. Аддамс-Торп коротко застонала, и Ксавье подбросило от вибрации. Он откинул голову, дыша через рот, и длинно бессвязно выругался, дёрнувшись бёдрами навстречу.              Закусил губу, замычал, когда Уэнсдей ускорилась, насаживаясь и снова погружая его всё глубже в свою глотку. Он мог видеть, как двигаются по кругу её пальцы под тонкой чёрной тканью, и от этого, всего этого, его затрясло. О, он так любил её...              Удержал, когда она начала отстраняться, и пару мгновений наслаждался влажным жаром. Когда она сглатывала, чаще обычного, он чувствовал, как легко скользят бусины по передней стенке её горла, щекоча. Массирующими движениями провёл по затылку, распуская пучок совсем уж беспорядочно.              Уэнсдей строптиво дёрнула головой, ослабляя его хватку. Последний раз остановилась, посасывая головку, и отпустила с влажным хлопком. От подбородка к нижнему шарику тянулась толстая нить слюны. Торп большим и указательным пальцами кольцом сжал член у основания, заземляя себя, чтобы не кончить от такой картины.              Его жена, раскрасневшаяся, распалённая, возбуждённая до предела, смотрела на него голодным взглядом. Она шумно сглотнула и подалась вперёд, прижимаясь губами под пупком.              Вывела неровную дорожку поцелуев по животу и наверх, особенно долгим задержалась под бешено колотящимся сердцем — неслыханная романтика! — и языком прочертила дугу в надключичной ямке. Всё это время старалась смотреть мужу в глаза, купаясь в его безраздельном внимании. И чёрта с два она бы призналась ему, что ей это нравится. Но он, кажется, и так это знал.              Все его мышцы под её жадным ртом были напряжены, натянуты и напружинены, как у хищного зверя перед прыжком из засады. И это случилось — ровно в ту секунду, когда Уэнсдей потянулась поцеловать его в губы.              Торп грубо схватил её, сжал выше локтей до белых отметин его пальцев на коже и силком затащил на кровать. Бросил к изголовью, утопив в мягких простынях, и сам, наспех скинув на пол джинсы с бельём, взвился сверху, такой нетерпеливый и большой в изломившемся освещении. Уэнсдей готова была взвыть от того, как это отдалось в низ живота. И от вида поблёскивающего украшения на самом важном — вдвойне. Сдержалась только чудом, не иначе.              Желая на всякий случай спасти себя от наиглупейшей демонстрации слабости, издевательски хмыкнула:              — Что ты будешь делать, когда полетишь на очередную выставку? Тебя вообще пропустят через металлодетектор?              Ксавье фыркнул, клацнув зубами. И как ей только хватило сил на такую длинную фразу... Многозначительно поднял брови, наблюдая, как его жена, красуясь, вытянула руки вдоль головы и изогнулась в спине. И пробормотал, поддевая большими пальцами резинку на шортах:              — Уэнс, Господи, оно из хирургической стали. И снимается.              Аддамс-Торп удовлетворённо кивнула, безотчётно поднимая бёдра, чтобы помочь ему стащить прочь лишнюю одежду. И раздосадовано прикусила щёку с внутренней стороны, когда увидела хитрющие глаза, плавившие её снизу вверх, и шкодливую улыбку. Ну да. Конечно.              — Ты всё это время делала вид, что тебе не нравится, но посмотри-ка... — Ксавье укоризненно цокнул языком, оглаживая ладонями нежную кожу под коленями. Нарочито громко вздохнул, неотрывно смотря между её ног, — Боже мой, Уэнсдей, ещё чуть-чуть и ты бы затопила нам подвал!              — Заткнись.              На самом деле, это была абсолютно точно не её вина. Потому что это была всецело его вина. Он тот, кто заставил её хотеть так сильно. Нечего было лепить на своё нижнее достоинство грёбанные побрякушки.              Торп только мягко усмехнулся на эту жалкую попытку огрызнуться. Вытянул её ноги, забрасывая себе на плечи. Звонко чмокнул в щиколотку, весело посмотрев на неё. И начал опускаться ниже, закусив губу.              Уэнсдей поторопила, не удержавшись и заелозив по постели:              — Прекрати.              Говорила отрывисто, резко, не в состоянии больше ни плеваться ядовитым сарказмом, ни даже просто здраво мыслить. В придыхании угадывалось что-то похожее на «если твой член сейчас же не окажется внутри, я тебя уничтожу». Нетерпеливо потянулась, желая ухватиться всей пятернёй за длинные каштановые пряди и потащить на себя, выше, чтобы больше без промедлений, чтобы здесь и сейчас.              Ксавье не дался. Уклонился, как ещё совсем недавно делала она, перехватил за запястье и медленно поцеловал в центр ладони. Прижался щекой, ласкаясь и улыбнулся так, что от нежности защемило под рёбрами.              Аддамс-Торп подумала, не вцепиться ли ему ногтями в скулу за излишнюю медлительность. Но её муж наконец-то прекратил смотреть, вздыхать и ничего не делать.              Устроил её поудобнее, притянул распахнутые бёдра поближе и толкнулся вперёд. Проскользил членом по её плоти, собирая и смешивая влагу. Закусил губу, замычал, когда бусины задели клитор и покрепче перехватил её ноги, потому что Уэнсдей вздумала заметаться по простыням от прострелившего удовольствия.              Торп дозированно выдохнул сквозь зубы, зажмурившись, точно собирался с разбегу прыгать в воду. Огладил бедро выше колена, дотянулся, сжал зад, совершенно не отказывая себе в этом желании, и обхватил себя, направляя. В точке соприкосновения вдруг замер и спросил с таким участием, как будто это был их первый раз:              — Готова?              Уэнсдей готова была убить его. Уже без шуток. Зашипела разъярённо и отчаянно, дёргаясь навстречу:              — Если ты ещё хотя бы секунду... М-мх-а-ах!              Он вошёл внезапно и сразу глубоко, так, что её голос сорвался в стон. Большая редкость — услышать подобное от неё. Ксавье мог гордиться собой.              Не медля, он подался вперёд ещё немного, сам застонал от того, насколько твёрже и жарче ощущалось проникновение, и расставил шире колени для большей устойчивости. Прогнул жену в пояснице, находя тот восхитительный угол, при котором на изнанке век взрывались фейерверки и раскалённым добела возбуждением топило до самых ресниц. И взял издевательски тягучий медленный ритм.              Его самого трясло от нетерпения, но он с упёртостью мула продолжал смаковать новое чувство, неспешно отдаляясь и тут же глубоко толкаясь навстречу. Каждый рывок сопровождался бесстыдным влажным хлюпаньем и короткими скулящими звуками от Уэнсдей.              Она прикусила костяшки и зажмурилась. Была такой непривычно ранимой и открытой, но всё равно до одури любимой. Ксавье сглотнул и бёдрами подался особенно глубоко, так, что с её искусанных губ слетел надсадный визг. Внутренние мышцы обхватывали его плотно, малейшее движение било высоковольтным разрядом — пирсинг задевал стенки, скользил вдоль них и от этого так сладко рвало крышу, что... ох.              Торп сжал в кулаке тонкую ткань пижамной футболки и рванул на себя.              Уэнсдей упёрлась затылком в матрас, оторвала лопатки, удерживаясь ногами за его бока. Позволила потащить одежду наверх и обнажить грудь.              Сдавленно застонала и в попытках скрыть эту слабость зубами вцепилась в скрученную жгутом ткань, едва не задев длинные пальцы. Её муж фыркнул, давя смех. Накрыл ладонью, стискивая мягкую плоть, и наклонился сам, согнулся до ломоты в шее, но дотянулся и на второй полусфере сомкнул рот. Обводил языком, кусал до лиловых отметин зубов, сам постанывал от удовольствия и закатывал глаза.              Его вдруг ускорившиеся движения ощущались иначе. То ли из-за самоубеждения, то ли и вправду два маленьких шарика на его члене выворачивали её нервы и добавляли остроты и интенсивности, но Аддамс-Торп запрокинула голову, зажмурилась и что есть силы сцепила челюсти, вгрызаясь в ткань. Вытянула и скрестила за его спиной ноги, не давая отстраниться. Надавила, побуждая погружаться ещё глубже с каждым толчком, и навстречу выгнулась так, что хрустнули позвонки. Ухватилась за плечи, ногтями провела к лопаткам до саднящих следов и придавила себя чужим телом.              Ксавье остановился, переместил вес на одну руку, удобнее устроился и выпутал её из остатков одежды, не желая, чтобы её сковывало хоть что-то, когда она будет корчиться от удовольствия под ним. Огладил кончиками пальцев линию челюсти и за подбородок притянул к себе, целуя пылко и требовательно.              Дразняще провёл языком по её тупым клыкам, углубляя касание и посасывая нижнюю губу. Не переставал толкаться бёдрами, тёрся низом живота и шумно дышал, чувствуя зарождающуюся дрожь. Пока неряшливо целовал, отвлекая, пробежался пальцами по рёбрам и просунул руку между их телами, с настойчивостью принимаясь ласкать по кругу.              Уэнсдей под ним завибрировала, хаотично расцарапывая ему спину, открыла горло, прижалась к пальцам и бёдрам, и неразборчиво выругалась на испанском и английском вперемешку. От неосторожного движения член внутри неё сместился так, что бусины задели особенно чувствительное место и это стало спусковым крючком.              Её как будто захлестнуло с головой: из-за быстрых глубоких толчков, из-за картинок-обрывков недавних воспоминаний на задворках сознания, из-за чужого тепла, из-за собственных полыхающих ощущений. Перемололо, выбросило, выкрутило, так, что с губ стон сорвался уже совсем несдержанно, совсем искренне.              Она задрожала, сильно, крупно, застывая в судорогах. Держалась за его плечи, оставляя на коже отметины-полумесяцы, и вся её поза — будто накрыло очередным видением.              Напружиненные мышцы расслаблялись, кости плавились и растекались. Ксавье тоже замер в наслаждении.              Выждал немного. Восстанавливая дыхание, потёрся носом о её шею, вдоль неистово колотящейся линии пульса. Чмокнул в стык с плечом и отстранился, принимая позу получше.              Усмехнулся, когда заметил, что Уэнсдей смотрит осоловелым взглядом и вяло пытается вторить его движениям. Цокнул языком, потому что в месте их соединения было мокро настолько, что аж текло. Подтянул её повыше. И перешёл на темп ещё быстрее и жёстче, прекрасно понимая, что из-за дополнительной стимуляции не продержится и десятка толчков.              Сорвался, кажется, ещё раньше. Вошёл особенно глубоко, закусил нижнюю губу до боли и хрипло выдохнул. Низ живота дрожал, влажный жар чужого тела выдаивал всё до последнего. Ему было так хорошо, так великолепно, что он чуть не пропустил второй оргазм Уэнсдей, ударивший по ней сразу вслед за его собственным.              Она его удивила. Громким протяжным стоном, который никогда и ни за что не слетел бы с её губ при других обстоятельствах, потому что это немыслимая потеря контроля, невиданная слабость и неслыханная беспомощность перед ним. Глубокими царапинами от её ногтей в его плечах, таких, что кажется где-то ещё чуть-чуть и проступит кровь.              А ещё тем, как всё её возбуждение выплеснулось плотной полупрозрачной струёй, пачкая его живот.              О... Ого.              Такого раньше никогда не было.              Ксавье изумлённо смотрел на свою жену, на её блестящую от неё же кожу, на огромное мокрое пятно под ними. И не испытывал желания сильнее, кроме как бухнуться перед ней на пол, подтянуть к краю кровати и вылизать дочиста. Уэнсдей явно не совсем осознавала, кто она и где находится, качаясь на волнах посторгазменного удовольствия. Он всё ещё был в ней, чувствовал, как смягчающийся член обволакивает их смешанная влага, и отчаянно хотел, чтобы это неповторимое зрелище выжглось на изнанке его век. Этот вид Уэнсдей Аддамс-Торп определённо нравился ему больше всех прочих.              Разложенная перед ним, разобранная, довольная, она измученно выдохнула, чувствуя себя смехотворно опустошённой и бескостной. Прижала одну ладонь к потному лбу, а другой на ощупь потянула мужа обратно к себе, вниз, в несвойственные ей объятия. Издала короткий скуляще-хнычущий звук, когда член внутри неё задел всё ещё пульсирующие стенки и слабо дёрнулся. Тяжело дышала, пытаясь вернуть воздух в лёгкие, и содрогнулась, когда Торп подался бёдрами назад, выходя.              Он скатился с неё и лёг рядом, тоже весь взмокший и в крайней степени довольный. Прикрыл глаза, выравнивая дыхание, и облизал зацелованные губы.              Вслепую нашёл руку жены и сжал, переплетая пальцы. Усталость давила свинцовым прессом, заставляла оседать в ворохе мятых простыней желеообразным месивом. Торп надеялся, что им хватит сил через пару минут хотя бы дойти до душа и привести себя в порядок... и поменять постельное бельё, очевидно.              Уэнсдей оторвала предплечье ото лба. Лениво провела по своей груди, небрежно сжимая, и опустила ладонь между ног. Обвела по кругу, машинально выгнулась навстречу, и испачканными пальцами оставила неровные следы до пупка. Слабо торжествующе усмехнулась, когда услышала восхищённый «ах!» со стороны мужа.              Она могла бы сказать ему, что он дурак. Или прошептать, как ей было хорошо. Настолько, что он сделал с ней... что-то, чего до сих пор ни разу не случалось. Им бы поговорить об этом. Уэнсдей не знала, стоит ли ей извиниться за тот неконтролируемый выплеск жидкости или это в порядке вещей, когда внутри тебя двигается член с металлическим украшением. Не то чтобы она вообще собиралась когда-нибудь извиняться за что-либо, но мельком выхваченный восхищённый взгляд Торпа, когда она окатила его в момент падения за край, на самом деле убивал все остаточные сомнения. Проклятье, конечно же он был от этого в восторге.              Какие-то ядовитые шутки и издёвки ворочались на задворках сознания, но ярким светом била только одна чёртова мысль:              У Ксавье пирсинг на члене.              И пресвятые мощи церковного блядства, ей это нравится.              Едва ли она призналась бы в этом вслух. Да и язык совершенно не ворочался, причём не только у неё. Её муж всё ещё был не самым умным человеком, раз спонтанно решил воткнуть металлическую скобу в свой детородный орган, но...              Но.              При воспоминании о том, как это ощущалось внутри её тела, мышцы сжались вокруг пустоты. Аддамс-Торп нахмурилась, ругая своё никчёмное самообладание, но всё-таки призналась самой себе, что нуждается в продолжении.              Скосила глаза на притихшего Ксавье, который, кажется, и вовсе задремал рядом с ней, разморенный и уставший.              Пробежалась пальцами по его груди, задела ногтём сосок, выбив от секундной боли резкий выдох. Дошла до низа живота, огладила тазовые кости. И обхватила основание члена, с нажимом проводя в кулаке вверх и вниз и размазывая остывшую влагу.              Позвала, выдержав паузу и проигнорировав чужой шумный выдох от внезапного прикосновения:              — Ксавье... Я хочу ещё.              Он страдальчески застонал. Но так наигранно, что едва ли ему кто-то мог поверить. Толкнулся бёдрами в её руку, когда она большим пальцем обвела головку, специально задев одну из бусин. И это было красноречивее любых его слов.              Ох...              Да будет благословлена и проклята кровь семьи Аддамс.