На пороге души

      Шпион, как настоящий профессионал, демонстрировал обширнейший спектр лиц, но никогда не оголял настоящее. Оно было спрятано глубоко, не только за маской, но и за каждым его словом, каждым жестом, каждым вдохом и ударом сердца. И неважно, насколько вы близки, расстояние до его нутра никогда не будет равно нулю. Если люди, для которых это было не так, когда-либо существовали, они наверняка уже мертвы. Следующим на очереди в этом краснокнижном списке был Инженер.       Всем на базе было очевидно: в вопросах Шпиона он обладал значительными привилегиями. Почему – не знает никто, даже сам Инженер. Просто так получилось.       Всё началось с мелочей. Вернувшийся с ночной миссии Шпион застал Инженера у костра, перебирающим струны старой гитары. В Би-Кейве он любил встречать рассвет на улице, и эту привычку взял с собой в Туфорт. Шпион попросил присесть рядом. Инженер не отказал. Они сидели молча. Костёр трещал, солнце выплывало из-за горизонта. Шпион задумчиво замычал под нос какую-то мелодию. Инженер попытался подобрать её на гитаре. Шпион посмотрел на него с благодарностью и напел пару строк на французском. Они съели сэндвич на двоих. Следующим утром всё повторилось.       По вечерам сослуживцы нередко видели Инженера на пороге комнаты Шпиона с бумагами в руках. Дело было в том, что на полях всех украденных из вражеской базы чертежей Инженер непременно находил пометки на французском и считал необходимым перевести их, на всякий случай. В этих пометках никогда не было ничего важного. Но у Шпиона в комнате было вино. А у Инженера – французский словарь в ящике стола. Это повторялось почти каждый вечер.       Утром они делили музыку и сэндвичи. Вечером – вино и приятные беседы. А ночью – кровать.       Безо всякой пошлости: Шпион, по работе спавший с множеством женщин, был уверен в своём отношении к мужчинам, Инженер, никогда не спавший ни с кем, не думал об этом и не собирался. Просто так получилось.       Никто не знал Шпиона лучше, чем Инженер. Он в шутку называл это своей двенадцатой докторской степенью. Шпион всегда недовольно цокал в ответ на эту шутку, а уголок губ предательски подрагивал. Но двери в его душу были заперты даже для Инженера. Однако его пустили на порог. В курительную комнату Шпиона.       Место более эстетичное сложно себе представить. Кусочек аристократичной Европы среди сухой и грубой пустоши. Здесь запрещалось говорить с австралийским акцентом, дышать шотландским перегаром, думать с американским уровнем IQ. Но с недавних пор, курительная комната выработала толерантность к простодушной техасской улыбке.       Полутьма, кожаное кресло, камин, немного алкоголя и очень, ОЧЕНЬ много табака. Курение для Шпиона не было обычной вредной привычкой, он не просто так завёл для этого отдельную комнату. Это обряд, особый тип наслаждения, удовлетворение от причастности к элитарному кругу. На полочках, рядом с пепельницами разных форм и цветов, были расставлены всевозможные марки сигарет, чуть ниже ¬– сигары. В ящиках, на бархатных подушечках, хранились массивные трубки и утонченные мундштуки, а в углу, на отдельной тумбочке, даже стоял кальян с набором турецких табаков. И хотя кальян был не совсем во вкусе Шпиона, Инженер видел, как он курил всё вышеперечисленное, в зависимости от настроения. И выглядело это крайне завораживающе.       Но, в силу профессиональной деформации, особенно интересно Инженеру было посмотреть на систему вентиляции этого помещения, потому как Шпиону нужно было очень постараться, чтобы в комнате висел смог. Инженер никогда не задыхался при входе в курительную комнату, дым не клубился, а почти сразу рассеивался и уходил, в воздухе оставался лишь стойкий аромат табака и французского одеколона. При этом было достаточно тихо, чтобы спокойно наслаждаться треском дров в камине и лёгким звоном от ударов кубиков льда о стенки стакана для виски. Инженер так и не услышал шума вентилятора, и только сила воли и уважение к Шпиону сдерживали его оттого, чтобы пуститься на поиски вентиляционной решётки.       Сам Инженер никогда не курил и не был фанатом такого времяпровождения в целом, но курительные привычки Шпиона всегда были искренны. Они никогда не врали. Если Шпион курит любые сигареты кроме тех, которые хранит в портсигаре, значит ему скучно, если в его зубах сигара – случилось что-то хорошее. Мундштук он доставал в моменты особого драматизма, а трубку – когда хотел, чтобы его не трогали. Запах табака тоже мог сказать о многом: горький – он зол, сладкий – тоскует, сухой – напряжён, мягкий – в раздумьях…       И всё же, по личному мнению Инженера, не в курительной комнате он был ближе всего к настоящему лицу Шпиона.       Это случалось крайне редко, но бывало, что Шпион просыпался раньше рассвета. Инженер спал чутко, поэтому чувствовал, как тот убирал его руку с плеча, клал её на подушку, бесшумно выбирался из-под одеяла и открывал дверь на балкон. Тогда Инженер ещё минуты две притворялся спящим, а после поднимался и шёл следом за ним.       Человек вроде Шпиона просто обязан был спать в бархатном халате и мягких тапочках, но на балконе Инженер всегда находил его в майке, трусах и носках, один из которых на треть сполз с ноги. Только маска на нём была неизменна. Он стоял лицом к луне, отбрасывающей свет на сонные морщины вокруг глаз, и подносил к губам сигарету из портсигара, который небрежно валялся на стуле рядом. Голова Шпиона была оглушительно пуста в такие моменты. Может, это и делало его таким искренним.       Инженер вставал рядом, облокачиваясь о перила, и поднимал голову к луне. Луна приветственно молчала в ответ. То же делал и Шпион, лениво потирая икру одной ноги пальцами другой. Носок сползал ещё сильнее.       – Разбудил? – наконец, спрашивал Шпион.       – Нет, – врал Инженер, пожимая плечами. – Не спится?       – Non, – выдыхал Шпион, и дым уносил с собой любезную ложь. – Захотелось покурить.       – Дело важное, – согласно кивал Инженер, обращая взгляд на Шпиона. – Только не выкашляй лёгкие на подушку.       – Так-то ты относишься к моим подаркам? – улыбка проскальзывала по уставшему лицу, и он сдержанно кашлял в кулак, будто в подтверждение слов Инженера.        – С такими подарками будь добр к Медику.       Неосторожная шутка повисала в воздухе без ответа. Шпион поджимал тонкие губы, взгляд затуманивался мыслью. Сделав глубокую затяжку, он невзначай прикладывал три пальца к шее, оставляя пламя сигареты в опасной близости к щеке. Большая ладонь Инженера ложилась на острую, как лезвие ножа-бабочки, скулу, защищая её от ожога.       – Я отведу тебя в постель, когда ты закончишь. Не торопись.       Дым выходил из лёгких с шумным выдохом. Вместо осмысленного ответа, Шпион мычал что-то невнятное, рука с сигаретой соскальзывала по груди на перила. В голове снова становилось приятно пусто. Порой не думать ему хотелось ещё больше, чем курить.       Инженер терпеливо ждал, пока сигарета кончится, забирал её из руки Шпиона и тушил окурок о пепельницу, которую недавно пришлось завести. Шпион податливо следовал за ним обратно в комнату, а когда Инженер сажал его на кровать, прислонялся лбом к его груди, устало закрывая глаза. Инженер ласково поглаживал его по спине, присаживаясь рядом, и Шпион утыкался ему в шею, касаясь её губами, обдавая дыханиям. Без цели, без умысла, без единой мысли. Это была не эротика. Это было доверие.       Они ложились вместе. Шпион обнимал Инженера. Инженер укрывал их обоих одеялом. А утром они брали гитару и сэндвичи и шли встречать рассвет. Шпион ничего не скажет об этом. А Инженер не спросит. Просто так получилось.       Возможно, поэтому только его и пустили на порог.