Жить вместе оказалось интересным квестом

Ваня закрыл дверь на верхний замок, трижды провернул нижний и оставил ключи в замочной скважине. Зачем и почему — Глеб решил не спрашивать. Его мнения никто не спрашивал, но он и так понял, что обижаться глупо — выжить бы. В последний раз, когда Глеб тут был, в Москве находился один пришелец, и тот Харитон. Теперь их стало резко больше, причём, как Глеб понял из сбивчивых объяснений всё того же как-то выжившего Харитона — сейчас в Москве бегали, рыская как собаки, даже не сами его соплеменники, а костюмы с базовым ИИ, которыми управляли с корабля на внеземной орбите. И искали они не кого-то абстрактного, а Юлю из-за контакта с Харитоном и какими-то их технологиями. А заодно и всех близко причастных. Глеб внезапно оказался в этом числе «причастных», то есть ему тоже грозила опасность. Всё это Глеб узнал самое позднее два часа назад на импровизированном военном совете у Лебедевых. Харитон рассказывал свой странный, но, очевидно, продуманный план, который состоял из трёх пунктов: разделиться, свалить из города и залечь на дно на некоторое время. Минимум связи с внешним миром, никаких телекоммуникационных систем — ничего, что могло бы выдать их местоположение. И сказал ещё так ультимативно: «Юля пойдёт со мной. Ей так безопаснее». Прямо в лицо Валентину Юрьевичу. И не дрогнул даже, когда полковник за грудки его встряхнул. Хотя, конечно, Глеб мог его понять: вместо дочери Лебедеву в «компаньоны» достался Артём. Глеб не знал всех подробностей «штурма», но не заметить, как ранее здоровый и сильный парень теперь осунулся, прихрамывал на левую ногу при ходьбе и старался не улыбаться, было невозможно. Так или иначе, расклад у полковника получался не радужный. А вот Глебу достался Ваня. Вернее, Глеб достался Ване. Ваню никто, кроме Лебедева, не знал, но полковник представил его как человека надёжного, исполнительного и ответственного. Который уж наверняка справится с охраной вчерашнего школьника. Ваня выглядел внушительно и во время совета ни сказал ни слова. Даже когда Юля из вежливости предложила чай, на вопрос «сколько сахара?» головой покачал. Глеб предположил, что Ваня тоже военный и находится, видимо, непосредственно в подчинении Валентина Юрьевича. И, судя по всему, он был в курсе всех дел: и падения Сола на Чертаново, и нынешнего прилёта не-товарищей по разуму. Как будто Глеб всё узнал последним. Сперва предстояло закупиться вещами первой необходимости. Глеб свой рюкзак оставил дома (если б знал, так взял бы, конечно!), но оказалось, что у Вани есть свой, военный. И он уже наполовину был собран. Оставались продукты и вещи по мелочи. Первые слово Ваня сказал только когда они вышли от Лебедевых. Он остановился возле мотоцикла, залез в рюкзак, достал оттуда шлем, не глядя вручил его Глебу и сказал: «Держись». Глеб сперва повоевал со шлемом, потом кое-как затянул на плечах лямки рюкзака, по молчаливым указаниям Вани сел на мотоцикл… Держаться за Ваню было непривычно и неудобно. Глеб всё норовил удариться ему между лопаток лбом, хотя водил Ваня вроде как неплохо. В ушах немного свистело (шлем был Глебу великоват), ветер пробирался под куртку и кусал поясницу… Но, в принципе, Глебу понравилось кататься. Пока они не съехали на бездорожье. Но даже так, по ухабам, грязи и колеям, до чьей-то дачи всё-таки добрались. Ваня открыл дверь ключами, которые нашёл в кармане рюкзака, вошёл первым, осмотрелся, кивнул Глебу, чтобы тот заходил… И вот, закрыл дверь на все замки. Неделю им предстояло выживать тут одним. Из плюсов: на даче было электричество, газ и водопровод. Из минусов: генератора хватало лишь на освещение комнат и работу двух розеток, плиту ещё надо было почистить, а вода периодически была только холодная. Также нашлось несколько относительно чистых комплектов постельного белья (затхлых, но тем не менее), а в двух потенциально жилых комнатах как раз были две кровати. Дверей между этими комнатами не было, связаны они были общим коридором, в одном конце которого как раз была кухонька с обеденным столом, а в другом — дверь в тамбур и лестница на закрытый на замок чердак. Посреди коридора, аккурат между жилыми комнатами, ютилась печь. Настоящая такая, с юшками. На вид даже рабочая. Глеб приоткрыл заслонку, убедился, что там никого нет (а кому там быть, впрочем?) и вздрогнул, когда Ваня грохнул рюкзаком по столу. Вещи разобрали буквально за десять минут, причём в гробовой тишине, и после, когда Ваня методично разделял запасы сменных одинакового оливкового цвета трусов (видимо, они с Лебедевым в буквальном смысле собрали в рюкзаки всё необходимое), осмелился завести разговор. — Иван? — Ваня повернул голову и выразительно двинул бровью. — Ваня, да, извини. Можно вопрос? — кивок в ответ. — Ладно, я понимаю, что дело в Юле. В Валентине Юрьевиче. В Артёме тоже. Но я-то тут причём? — Ты научил его говорить, — впервые за время знакомства Ваня произнёс фразу длиннее, чем одно слово, и Глеб убедился, что у Вани всё в порядке с речью. — Они считают, что ты опасен. — Они? Кто, НИИ военной медицины? Ракетно-космические войска? Министр обороны?! Ваня посмотрел на Глеба более чем выразительно, отложил вещи в сторону и постукал пальцем по голове. Глухо. — Те, кто отправили сюда Харитона. — И невозмутимо передал Глебу стопку белья, которое успел рассортировать. — Ты спишь тут, — и указал на ближайшую комнату. — Нет, мне не жалко кровати, но так я смогу услышать, если кто-то проберётся в дом. Глеб, в общем-то, и не собирался уточнять, но на объяснение кивнул. Ваня вроде как оттаял и разговорился, и будущая неделя один на один перестала казаться удручающе-пугающей. *** Жить вместе оказалось интересным квестом. В первую ночь Глеб уснуть не смог. Привыкал к шорохам, запахам и ощущению нового дома, который почему-то казался живым. Хотя в нём вряд ли даже тараканы или мыши водились. Кровать казалась неудобной, одеяло колючим, подушка слежавшейся… Короче, всё было неудобно. На вторую ночь Глеб проснулся от того, что его крепко вжали лицом в подушку, оставив немного пространства для дыхания. Ночь была безлунная, не видно было ни зги… и лишь знакомый шёпот не позволил Глебу истошно заорать. — Молчи, — рука перестала давить на голову, и Глеб беззвучно вдохнул, повернувшись в кровати. — Тут кто-то есть. Глеб прислушался и услышал… ничего. В доме даже не трещали доски, несмотря на внезапный ночной морозец. Единственное, что в такой тишине улавливал слух — это смешанное дыхание двух находящихся рядом людей. Чуть погодя Ваня шумно выдохнул, щёлкнул чем-то и присел на край кровати — она под ним прогнулась и коротко скрипнула пружинами. Нашарив на тумбочке рядом зажигалку, Глеб крутанул колёсико — и в быстрой вспышке искр увидел направленный на себя пистолет. Вскрикнуть даже не успел, зато резко дёрнулся назад, ударился спиной в оголовье кровати и по инерции снова щёлкнул зажигалкой. На этот раз удачнее — пламя загорелось, и в темноте возник Ваня. На Глеба он смотрел откровенно ошарашено, а пистолет придерживал рукой на коленях. — Ты чего? — поинтересовался осторожно. — Меня боишься? — Н-нет, — Глеб указал рукой на оружие и пламя зажигалки покачнулось, заставив тени в комнате на миг ожить, — П-пистолет убери. — Он разряжен. Уже. — Ага, — Глеб протёр глаза и сел, стараясь прикрыть голые ноги одеялом. Ваню, похоже, это не смущало, а вот Глебу было прохладно. — Вань, а ты спишь вообще? — в огне зажигалки как-то внезапно ярко стали заметны мешки под глазами и какая-то дикая усталость, которой Глеб не видел днём (или Ваня успешно маскировал). — Третью ночь. Две тут и одна со сборов, — Ваня пожал плечами, а Глеб внутреннее поёжился. — Ерунда, пройдёт. Ладно, пойду я, — и тяжёлой ладонью вдруг хлопнул Глеба по колену так, что даже сквозь одеяло чувствовалось, встал и ушёл к «себе» так, будто знал дом наизусть. С утра Глеб постарался вести себя как мышь-ниндзя — в кои-то веки он не только проснулся рано, но и раньше Вани, которого, видимо, ночное бдение доконало. Из-за какой-то неправдоподобной тишины грешным делом Глеб заподозрил недоброе и заглянул-таки в комнату — но Ваня правда спал, его грудь под тонким пледом равномерно поднималась и опускалась в такт дыханию. Тогда Глеб впервые готовил завтрак в полевых условиях. Судя по Ване, который встал только через полтора часа, молча съел всё, что Глеб ему оставил, и ушёл досыпать, яичница с гренками вышла нормальной. Третья ночь могла бы быть лучше двух предыдущих, если бы Глебу не захотелось попить. Ночного сушняка у него никогда не было, но всё, видимо, бывает в жизни в первый раз. Очередная бутылка питьевой воды так не вовремя закончилась. Поэтому Глеб прошёлся по коридору, чтобы поставить бутылку в ящик, куда они с Ваней складывали всю пустую тару, и на пути обратно замер напротив распахнутых дверей в комнату Вани. Он буквально метался в постели, бесшумно, но крайне энергично. Глеб подошёл ближе и даже рискнул позвать Ваню по имени — но на оклики Ваня не реагировал. Веки его вздрагивали, дышал он тяжело, а постельное под ним было тёмным от пота. Глеб осторожно забрался на кровать, взял Ваню за плечо и потряс, но эффекта никакого не достиг. Ваня не проснулся даже после лёгкого похлопывания по щеке. Глеб вдохнул, выдохнул и решил, что его реакции хватит. Щека у Вани была колючая от чуть отросшей щетины, и Глеб почти сразу пожалел, что выбрал привести товарища в чувство именно таким способом, но зато Ваня наконец-то распахнул глаза. И тут же схватил Глеба за запястье, крепко сжав. Несколько секунд они молчали, а потом Глеб высвободился из хватки и потёр руку. — Тебя кошмарило. Я пытался тебя разбудить. — Кошмарило? — Ваня держался за щёку, по которой ему только что неожиданно ощутимо прилетело, и привыкал к темноте. Глеб лишь пожал плечами, слез с кровати и поёжился от холода: по полу тянуло из-за уже местами рассохшихся окон. — Ага. А ещё воды тёплой нет. — Что? — Ты мокрый весь. А воды горячей нет. Бойлер сломан — сам говорил. А огонь не разводили, чтобы подогреть. — Да я привык, — на самом деле холодный душ Иван терпеть не мог, но выбора особо не было. — И так сойдёт. — Как знаешь. Но ты бы это… — Глеб неопределённо помахал рукой в воздухе. — Воды попей, что ли. Спать лучше будешь. *** В таком ритме прошла первая неделя. Глеб приноровился с утра готовить, даже если вставал позже (у Вани почему-то с готовкой не сложилось), и чаще всего после завтрака зависал в своей комнате, где находился книжный шкаф. Книг было вдоволь и все они были разные — за неимением других развлечений Глеб осторожно, вдумчиво и не спеша поглощал одну за другой. Ваня предпочитал этому физический труд. На четвёртый день маеты от безделья (в поленницу уже не вмещались наколотые им дрова) он плюнул на всё и на глазах у откровенно восхищённого Глеба сломал навесной замок на чердаке. Там, кроме хлама, нашлось ещё несколько стопок книг — что обрадовало Глеба — а слуховое окошко оказалось отличным наблюдательным пунктом — что уже понравилось Ване. В итоге каждый занимался делом, более-менее его удовлетворяющем. А на седьмые сутки Ваня уехал. За топливом, вещами, новостями. Оставил только Глебу пистолет на предохранителе. В одиночестве даже днём дом казался вымершим и пугал. Глеб порадовался, что его комната возле кухни и ему не приходится пересекать показавшийся внезапно длинным коридор. Даже в туалет не хотелось, хотя от волнения пил Глеб в полтора раза больше точно. Ваня вернулся в половину третьего ночи, а Глеб даже не пытался спать, просто ждал. Как оказалось, им ещё по-крупному повезло. В плане удобств: у Юли и Харитона, например, со светом были постоянные перебои и не спасал даже генератор, а уж чем там они занимаются в свободное время, Глеб старался не думать, чтобы не расстраиваться. И в плане развлечений: Ваня с каким-то детским восторгом пересказывал, что у Валентина Юрьевича и Артёма натуральная холодная война в масштабах деревенского домика, и как Лебедев Артёма на второй день едва не прибил (по случайности или специально — Ваня умолчал) при попытке сбежать. Глеб мысленно представил себе Артёма, уложенного полковником лицом в пол, и вздрогнул — Лебедев мог. Даже не со зла, а профилактики и блага ради. Из плохих новостей был прогноз погоды — обещали похолодание и заморозки — и необходимость продержаться ещё неделю вдали от цивилизации и общества. Это, в принципе, Глеба не пугало, тем более, что Ваня, прислушавшись к просьбам, привёз ему комплекты нательного белья с майкой, чтобы было чуть теплее. А настораживало Глеба то, что сейчас Ваня выкладывал тёплые вещи на двоих из рюкзака. Ваня уже которую ночь не спал спокойно. Глеб, который никогда не замечал за собой особой чуткости, вдруг стал просыпаться часа в два или три ночи, чтобы попить воды, и не мог долго уснуть из-за того, что Ваня у себя в комнате бесновался во сне. Днём было лучше, и всё чаще они с Ваней находили какие-то нейтральные общие темы для общения. Семья, друзья, учёба, увлечения — внезапно семь лет разницы не были преградой для того, что обсудить супергеройское кино (Ваня посетовал, что никогда не успевал на премьеры и поэтому смотрел обычно несколько новых фильмов сразу) и сравнить туристический опыт (Глеб проиграл в пух и прах, с Африкой никакой Сочи сравниться не мог). Само собой, обсуждение плавно перешло к девочкам. — Тебе же Юля нравится, — в лоб сказал, даже не спросил Ваня. — Но ты ведь понимаешь, что там совсем ловить нечего? Глеб вздохнул, кивнул и от внутренней обиды губу закусил. А Ваня на вопрос про семью только чуть улыбнулся и рукой махнул: служба. Какие тут девочки. Глеб хотел было возмутиться, что тому же Лебедеву служба семьёй обзавестись не помешала, но, видимо, длительная командировка в Африку и общение с местными диктаторами-педофилами отбивают всякое желание. Живой и активный днём, ночью Ваня видел какие-то кошмары, которые заставляли его, против всякой конспирации и маскировки, шуметь на весь дом. Глеб хотя и пытался игнорировать, но хватило его на две ночи. Ваня мало того, что не давал спать Глебу, так ещё и отказывался просыпаться, несмотря на просьбы, уговоры, потрясывания за плечо и даже стягивание одеяла. Затихал Ваня как-то сам, успокаивался постепенно и медленно, и всегда, что самое обидное, в разное время. Так что просто перетерпеть было не вариант. Зато Глеб, убедившись, что его беспокойный сосед наконец-таки решил спать тихо, возвращался к себе и засыпал с чистой совестью. — За нами кто-то следит, — однажды на двенадцатый день совместного проживания поделился Глеб и уверенно повертел головой в стороны. И рассказал всё от и до. Ваня сперва не поверил, судя по его взгляду, но в итоге решил, что нужды врать у Глеба нет. И пообещал что-нибудь сделать со своим сном. И сделал. На следующую ночь Ване кошмары не снились. Он всего лишь выкрикнул что-то неразборчивое, так громко, что Глеб едва не выронил ставший привычным ночной стакан с водой, а потом внезапно затих. Дыхание его вдруг стало совсем бесшумным. Реаниматолог из Глеба был так себе, технику знал, но теоретически. На практике у Вани была как будто каменная грудь, широкая, крепкая. И сердце в ней наверняка было большое, с кулак ведь. И сейчас почему-то билось слишком медленно для нормального состояния. Но Глеб успел только пристроить руки, когда Ваня резко пришёл в себя. Они таращились друг на друга добрую минуту, затем Глеб осторожно сел на кровати, подтянув к себе ноги, чтобы не мёрзли. — Опять? — Ваня приложил руку ко лбу, поморщился и проморгался. — Что «опять»? Ты меня разбудил? Нет. Напугал? Да. Знаешь, если честно, ты задолбал умирать. — Умирать? Глеб всплеснул руками, отодвинулся спиной к стенке и отобрал у Вани одеяло, укрывшись. — Ну, а что ты там делаешь, я не знаю. То кричишь, то дышать перестаёшь, то, наоборот, дышишь, как будто гонишься за кем-то. Объяснение у Вани вышло долгим, неприглядным и, на взгляд Глеба, иногда чересчур подробным. Впрочем, он даже не предполагал, что военных могут отправлять на задания в Африку, подобное этому. — Если бы мог — я бы этого вождя голыми руками задушил, — Ваня сжал кулаки и Глеб без сомнений поверил — этот — может. — Сперва кастрировал их же ритуальным каменным ножом, а потом задушил. Он так этих девочек… — Ваня замолчал, а Глеб не стал уточнять. — Угадай, сколько их было? — Десять? — цифру Глеб назвал наугад, уже зная, что Ваня пробыл в Африке достаточно долгое время. — Сорок. И семь из них после этого умерли. Понимаешь? Дети. Совсем маленькие девочки. И — к нему. Постель греть и не только. Они смотрят на тебя, плачут, они к мамам хотят, а ты ничего сделать не можешь. — Тебе это всё снится? Или что? Как ты их спасаешь? Как тебя к нему ведут? Ваня замолчал, хмуро взглянул на совсем уже не сонного Глеба и рухнул обратно на спину. Некоторое время они молча боролись ногами за одеяло, пока не нашли удобного для обоих расположения. — Если ты собрался лезть мне в душу, — спать Ване, судя по виду, уже не хотелось совсем, — то не надейся. Не пущу. — А у тебя душа будто есть, — Глеб фыркнул, и на такую наглость Ваня аж на локте поднялся. И как будто только теперь заметил следы недосыпа и на Глебе: синяки под глазами, бледная кожа, покрасневшие глаза. Классический студентик-задрот, если бы не взгляд. Слишком взрослый для глебовских девятнадцати лет. Слишком много дерьма повидал. Хотя откуда, семья благополучная, полная, нормальная, все с высшим образованием. И Глеб должен был стать таким же, если бы не. — Ну и отвали тогда, — ещё один тычок ногой, и Ваня, демонстративно повернувшись спиной к Глебу, потянул одеяло на себя. — Я тебя с кровати скину. — Сломаешься. Это было Ваниной ошибкой. Очень грубой, стратегически не выверенной, да и просто глупой. Обижать единственного человека, который из-за него последние пару дней нормально не спал и к тому же пытался кое-как обеспечивать совместный быт, явно не стоило. Гугл резко упёрся ногами Ване в бок и толкнул. Ваня не упал. Но в нём в мгновение проснулся некий звериный азарт, как ответная реакция. Тот, в ком он в любом другом случае не заподозрил бы и капли агрессии или желания вступать в конфликт, вдруг проявил характер. Накатили воспоминания, которые он так опрометчиво парой минут раньше достал. У вождя был сын. Мальчишка лет десяти, может, меньше — там все они взрослели гораздо раньше. В его неожиданно умных глазах Ваня в какой-то момент рассмотрел сочувствие и понимание ситуации. Однако попытка завести диалог окончилась даже не ничем — ночью мальчишка приставил нож к горлу Вани (тот самый, ритуальный, каменный) и на ломаном русско-английском прошипел, чтобы Ваня не смел даже думать причинить боль вождю. Кинжал в руках мальчонки дрожал, рукоятка то и дело выскальзывала из мокрых пальцев — Ваня видел, как он постоянно сжимает руки — и Ваня понял, что все его объяснения напрасны. У мальчика была своя система ценностей, и ничто не могло её изменить. И он первым сделал ход, которого Ваня от него не ожидал. Теперь его жизнь зависела от того, хватит ли этим слабым ручонкам сил, чтобы не уронить нож острейшей кромкой прямо Ване в шею. Наверно, тогда Ваня и научился отключаться от реальности, воспринимать её в совершенно другой интерпретации. И в ней мальчишка не был угрозой, а был любопытным, но диким зверёнком, который пытался защищать свою семью. Именно в таком состоянии Ваня бесстрашно убрал кинжал от горла и поговорил с мальчиком как на равных — впоследствии это помогло ему выжить. Глеб, конечно, не был дикарём и уж точно не собирался причинять Ване серьёзную боль. Но он сделал свой ход первым, обозначая намерения более чем прозрачно. — Ты попал, — совершенно серьёзно ответил Ваня, схватил ногу, которой Глеб упёрся ему в бок, откинул одеяло и пощекотал ступню. Действенный метод, между прочим, древняя пытка, если всякие сайты не врут. А если и врут, то с Глебом всё равно именно так и вышло — он внезапно звонко высоко вскрикнул и попытался отобрать ногу. — Нет! Не смей! — Поздно, — Ваня произнёс это максимально угрожающе и низко. — Всё. Раньше надо было думать, — и рывком поднялся, сместился ближе, сбрасывая одеяло на пол. — Моя месть будет страшна, — и принялся щекотать Глеба по всему телу. Глеб щекотку не любил. И не потому, что был к ней чувствителен… А потому, что, скорее, был к ней сверхчувствителен. Этот досадный факт выяснился случайно, когда Глеба пригласили друзья друзей друзей… В общем, компания молодых лбов лет четырнадцати-пятнадцати получила в своё распоряжение на все выходные родительскую дачу. И не то, чтобы Глебу нравились такие тусовки, но там было несколько его хороших знакомых, и, да, там была Юля. Глеб даже особо не пил — ему и не предлагали, зная, что он не будет мешать творить безумства. Но тогда Глеб их даже поддержал — ибо именно такой безумной идеей было играть в Твистер. И ладно бы рост был преградой — Глеб, несмотря на внешнюю невзрачность, занимался в спортивной секции, и потому растяжка у него была что надо. Хуже было другое. После нескольких партий Глеб оказался с Юлей в своеобразном финале. Причём Юля, которая знала, что Глеба можно выгнуть гораздо сильнее, чем её саму, делала всё возможное, чтобы победить. В итоге Глебу пришлось сперва стать в мостик через всё поле, а потом принять пресловутую позу крабика. Поддаваться он не собирался… Кто в итоге додумался его щекотать — Глеб до сих пор и не узнал. Но вряд ли сама Юля подсказала. Однако всё так и случилось: кто-то сразу в четыре руки начать его щекотать по рёбрам. Пару секунд Глеб выдержал, ворочаясь — а потом рухнул на бок с громким криком. Поражение ему засчитали тут же и единогласно, и никто особо даже не обратил внимания, как он еле поднялся, держась за стенку, и исчез в направлении ванной. Левое плечо болело, знакомо ныло — о том, как и что делать с растяжением плечевого сустава, Глеб хорошо был знаком. Но вот что делать со внезапным стояком… Тогда обливание холодной водой помогло. Заглушило боль в плече и кое-как уняло неизвестно откуда взявшееся возбуждение. С утра наиболее трезвые ребята проводили Глеба до ближайшего травмпункта, где с растяжением разобрались медики, а вот с последствиями своей неожиданной реакции пришлось разбираться уже самому и дома. Глеб очень надеялся, что все друзья были достаточно пьяны, чтобы заметить реальную причину, по которой он упал. Юля потом даже позвонила. Узнать, всё ли хорошо. Но Глеб, занятый изучением собственной неадекватной реакции, тогда с ней даже толком не поговорил — так, отмахнулся, что всё нормально. И вот теперь Глеба снова поймали и щекотали. Ваня был сильным, очень сильным, держал уверенно, крепко, и ему на руку играла их разница в росте. Глеб извивался ужом, пытаясь спастись от горячих широких ладоней со внезапно тонкими пальцами, которые были везде — пролазили под майку, касались рёбер, боков… Ваня умудрился прижать ноги Глеба своим коленом и иногда касался его ступней, вызывая ещё большее сопротивление. У Глеба сперва покраснели щёки, а потом и кончики ушей. Он перестал выкрикивать заведомо бесполезные «отпусти» и «перестань», попытался уткнуться лицом в подушку и замолчать. Ваня расценил это по-своему — зажал Глеба между колен и навис, улыбаясь. — Сдаёшься? — с ухмылкой поинтересовался Ваня и ровно в этот момент Глеб попытался повернуться на бок. Когда Ваня понял, что именно он ощутил собственным коленом в районе чужого паха, в его глазах на миг промелькнуло что-то, что Глеб не смог понять. Он лишь уткнулся лицом в подушку и глухо глубоко дышал. — Глеб, — Ваня протянул, и в голосе его было что-то совершенно иное от прежней игривости и задора. — Так ты вот так, да? Ты для этого приходил? Глеб отчаянно замотал головой, продолжая скрываться в подушке, но его ответ Ваню уже мало интересовал. Всё, что надо было, он уже увидел — хлопковые трусы совершенно не скрывали эрекции Глеба. — Тихо, — Ваня не сказал — приказал, и Глеб затих, перестал дёргаться и как будто стал дышать реже. — Молчать, — и с этими словами он уселся сбоку, обхватил Глеба поперёк тела и поднял, усаживая между ног спиной к себе. Глеб тут же закрыл лицо руками, но этому Ваня не препятствовал: он был занят более интересным делом. Держать Глеба одной рукой было легко, он даже не сопротивлялся. Зато вторая была свободна, и ею Ваня сперва накрыл пах Глеба, чтобы убедиться, что ему не показалось (убедился: не показалось очень даже), а затем медленно провёл ладонью выше, по животу, с удивлением для самого себя обнаружив там неплохой пресс, и дальше к груди. Глеб весь зажался, но попыток выбраться не предпринимал, понимая, что это заведомо бессмысленно. А Ваня развлекался. Направлял насильно подавленную игровую энергию в изучение того, что оказалось так близко и внезапно интересно. Когда Ваня случайно задел пальцами соски, Глеб хныкнул и дёрнулся. Ваня опыт повторил и получил идентичную реакцию. И это его позабавило. Но всё же самое интригующее находилось ниже, и Ваня, не без задних мыслей о том, что всё это несколько странно, осторожно просунул ладонь под резинку трусов. Руки коснулось влажное — он мысленно содрогнулся, но обхватил рукой член. Соразмерный, кстати. На этот раз Глеб ахнул и упёрся ладонями Ване в колени, принимая более устойчивое положение. Его мелко трясло раз в пару секунд, но на такие мелочи у Вани уже не было настроения обращать внимания: он, вовсю захваченный новыми для себя реакциями, отрешённый от всего окружающего мира, буквально экспериментировал на Глебе, откровенно наслаждаясь безропотностью испытуемого. Испытуемый издавал забавные звуки, когда Ваня сжимал ладонь сильнее, и задышал чаще, когда Ваня начал водить рукой по стволу. Ваня невольно сравнивал эту реакцию со своей собственной, и приходил к мысли, что всё довольно похоже. Хотя голос у Вани грубее, и так звонко стонать у него явно не выйдет. Ну, и у него длиннее, если сравнивать ощущения… Глеб внезапно запрокинул голову Ване на плечо, и тем самым заставил его вынырнуть из придуманной лаборатории. Потом издал какой-то сдавленный писк, затрясся, и на ладонь Ване попало горячее и густоватое на ощупь семя. Он ещё осторожно провёл пальцами от основания к головке, большим пальцем стёр особо большую каплю и погладил живот Глеба, размазывая попавшую туда сперму. — Пусти, — раздалась тихая, похожая на кошачье мяуканье, просьба, и Ваня убрал руку. — Я тебя не держу. Глеб сдвинулся не сразу. Повернул голову к Ваниной шее (что-то внезапно кольнуло Ваню в ключицу), поднялся, посидел немного и медленно сполз с кровати. Обернулся Глеб только у дверей, и Ваня даже в темноте заметил, как у того блестят глаза и щёки. Опустил взгляд — и заметил слезинку, которая осталась у него на коже. Ваня так и не услышал, чтобы Глеб включил воду, когда уходил мыться, и, ведомый нехорошими мыслями, он через семь минут тишины без стука вошёл в ванную. Глеб сидел в чугунной ванне, даже не сняв испачканного белья, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. Услышав Ваню, он только сильнее обнял себя, но не сказал ни слова. — Глеб, — Ваня догадывался, что после такого Глеб с ним долго ещё не заговорит. — Глеб. Ты… забей. Это ж ничего. Не страшно это. — Вань, — голос Глеба внезапно прозвучал так хрипло и отчаянно, что Ваня невольно замолчал. — Вот скажи, почему ты не зовёшь меня Гугл? Меня все так зовут. Даже Валентин Юрьевич. Почему ты меня так не зовёшь? — Но ведь ты не Гугл, — Ваня присел на корточки и положил руки на бортик ванной для удобства. — Это же кличка. А у тебя есть имя. Я тебя по нему и зову. — А почему тогда то, что произошло, ты зовёшь «ничего», а не… — Глеб снова крупно вздрогнул. — Это ведь было насилие. — Так тебя именно это смутило? — Ваня несколько оторопел. — Смутило?! А что же ещё! Ваня рассмеялся — диковато, и в тишине его смех показался довольно зловещим. — Я уж подумал, что ты загоняешься из-за того, что гей. Глеб шмыгнул носом и поднял голову от колен. — В каком смысле? — Ну, у тебя же на меня встал. Значит гей. Хотя, как тебе при этом Юля нравится, я не понимаю. — Потому что я не гей, — Глеб фыркнул, и в этом звуке Ваня чётко услышал разницу в их кругозоре. — Я бисексуал. И я знаю. И это нормально, а если ты гомофоб, то зачем ты ко мне лез тогда? Мог бы и ударить просто. — Я не бью… — Ваня хотел бы сказать «слабых», но Глеб таким определённо не был. Как и «невинных», впрочем. — Не бью за такое. Это же глупо. Глеб даже немного заинтересовался, хотя с места не сдвинулся. Но взгляд уже не отводил. — Когда застаёшь друга со школы, — продолжил Ваня, — который шпёхается с нашим командиром в самолётном ангаре… И понимаешь, что по доброй воле, не насильно! На всё это начинаешь смотреть по-другому. — Это с Лебедевым, что ли?! — Ты дурак? — Ваня посмотрел на Глеба в упор, вздохнул, понимая, что хуже уже не будет, и продолжил, — Лебедев же чудовище в этом плане. Он… он притягивает к себе. Привязывает накрепко, морским узлом. Поверь, он про это знает. И поэтому старается не допускать в свой адрес ничего подобного. А то был у нас один. И так, и эдак, и когда на вас Харитон рухнул, вокруг Валентина Юрьевича всё крутился, помочь пытался, страховал. С Юлей ещё знаком был. — И что? — Я точно не знаю, как там было, но он Лебедеву то ли сдуру, то ли спьяну признался, а Валентин Юрьевич его как по стенке размазал. Не ударил, а словами всё объяснил, развернулся и ушёл, невозмутимый как кирпич. А я с утра товарища потом из петли доставал: из шнурков сделал. Отдыхает уже второй год в психушке. — Печально, — Глеб устроил голову на коленях поудобней. — Но при чём тут я? Зачем ты это сделал, Вань? Ты же не такой. Ваня замотал головой и потянулся к крану, чтобы включить воду. — Так получилось. Я не хотел. Извини. Глеб айкнул, вода оказалась неожиданно горячей для ночи, обычно с вечера бойлер они отключали для экономии энергии, и вытер лицо руками. — Меня просто не надо щекотать. Иначе будет… вот так. — Разберёмся, — пообещал Ваня, улыбнувшись искренне, мирно и как-то даже мило. — Кто-то обещал меня с кровати скинуть. — Да я к тебе вообще больше не подойду, — Глеб снял майку, вытер ею живот и, ничтоже сумняшеся, метнул её в голову Ване. — И завтрак не сделаю, и книжку не посоветую, и… и… Ваня кивал. Он буквально лицом поймал брошенную в него вещь — с неё пахнуло потом и спермой, впрочем, не остро, а как-то легко, — и соглашался со всеми кознями, которые ему обещал Глеб. И мыло подал, когда Глеб прервал своё гневное перечисление. На завтра Ваня уехал с утра пораньше — Глеб отсыпался после мучительной ночи, так что Ваня и так остался без завтрака. Зато к его возвращению всё совпало как нельзя лучше: Глеб выспался и сделал поесть (для себя, конечно, но Ваня заметил вторую порцию, заботливо накрытую тарелкой, чтобы остывало медленней). А по сведениям Харитона, им с Юлей удалось перенаправить сигнал с браслета куда-то в космос, и инопланетная угроза перестала быть актуальной. А, значит, можно было возвращаться домой. Глеб эту новость воспринял радостно, хотя, когда взглядом встретился с Ваней, глаза тут же опустил и чуть покраснел. К психотерапевту Ваня согласился пойти с третьего раза и с условием, что Глеб пойдёт с ним. Валентин Юрьевич, краем уха заслышав эти разговоры (встречаться у Лебедевых дома стало какой-то традицией, как будто проверка «свой-чужой» и «жив-в порядке»), даже заинтересовался и выпросил адрес и телефон. Глеб не допытывался, но Ваня сам поделился: после неудачной попытки убийства во время «изоляции», Лебедев к Артёму внезапно проникся какой-то добродетельностью и настойчиво возвращал Ткачёва к нормальному образу жизни, не считаясь с желаниями последнего. Юля, узнав об этом, даже не удивилась (чем здорово удивила Глеба) и объяснила, что отцу жизненно необходимо нести за кого-то ответственность. А поскольку она планировала отчалить из Москвы в какие-то интересные Харитону камчатские дали, а по совместительству свалить из-под всевидящего ока полковника Лебедева, то Артём показался ей хорошей заменой. Всё складывалось даже подозрительно хорошо, но Глеб устал искать подвох. Хватало проблем текущих, среди которых самая большая помогла Глебу с переездом от родителей в служебную двухкомнатную, которую Ване под какие-то очень хорошие условия дали за операцию в Африке. Проблема сейчас собиралась куда-то в штаб и искала в общем шкафу свою форменную рубашку. Глеб отвлёкся на миг и вздрогнул, когда Ваня рассмеялся. — Ты что, в армию собрался? Глеб обернулся и легко нашёл причину, которая так развеселила Ваню — камуфляжные шорты. — Я? Ну… теоретически. Если надо. Как вариант. — Нет, тебе не надо, — Ваня спрятал шорты обратно и зарылся обратно. — Я за тебя уже отслужил. Ты только Лебедеву в таком не показывайся. — Почему?.. — А он не фанат камуфляжа на гражданских. Скажет тебе ещё что-нибудь… нехорошее. — Переживу. Глеб умолчал, что буквально накануне видел Артёма в сопровождении Валентина Юрьевича, и на плечах Ткачёва висела явно не его уставная куртка. Но кто Глеб такой, чтобы осуждать? Тем более, что он сам теперь спал в чужой футболке на несколько размеров больше.